Уникальный организм/подопытный/жертва. Предвестник мира/бог войны. Герой/Ходячий мертвец. Легенда

      Два дня Ник ждал встречи с президентом и маршалом, где президент занимался договором, в котором были описаны все описанные требования Ника, а сам Ник думал о том, что он мог упустить в своих требованиях, после чего вдруг вспомнил, что он мало что сказал про обязанности военных в плане этих технологий, поэтому он сразу решил, что если он и согласится работать здесь, то военные должны как-то ограничить свою связь с этими технологиями, поскольку Ник не хотел, чтобы все эти технологии были использованы в военных целях, поэтому он решил ещё и потребовать такое условие для своего сотрудничества. Он решил, что потребует сохранить все технологии в комплексе, а не вывозить всё в другую лабораторию в стране, а проконтролировать он это решил обычной проверкой всего того, что есть их этих техногиий на объекте, поскольку ещё в ноябре во время экскурсий и исследований ему рассказали и показали все доступные технологии и металл на данный момент, кроме самого корабля, в котором ничего не было. Он понял, что если военные и скопируют все данные, то они всё равно ничего не смогут проверить на практике, поскольку весь металл будет заперт в этом подземелье, хотя он даже подозревал, что военные всё равно что-нибудь утащат, однако от такой идеи он решил не отказываться, поскольку в таком случае они не будут использовать эти технологии, а он будет спокоен за то, что этот металл не превращают в оружие, а поэтому он потребует такое требование, которое будет отражено в договоре.       А уже 30-го января утром Ник сидел за столом и играл с кубом, ожидая маршала и президента, поскольку вчера вечером майор сказал ему, что уже сегодня президент снова будет говорить с Ником, а утром в десять часов он услышал открытие двери и увидел маршала, за которым дверь сразу закрыли. — Здравствуй, Ник. — Здравствуйте. Что новенького? — Ничего. Договор будем обсуждать, — ответил маршал, позвонив президенту и открыв на ноутбуке сам договор, после чего он развернул ноутбук, и Ник увидел договор и президента в окне в углу экрана. — Здравствуйте, Ник. — Доброе утро. Это он и есть? — Да. Прочитайте, — сказал президент, и Ник начал внимательно читать, осматривая каждую строчку по нескольку раз, чтобы ничего случайно не пропустить. — То есть… У меня будет статус подопытного. — Да. Всё-таки нужно как-то вас обозначить. — Ладно. А что под этим подразумевается? Здесь написано, что я всё-таки живой кибернетический организм? Что я что-то могу требовать, а не быть предметом, который будут использовать, а меня самого не будут спрашивать? — Нет. — Тогда ясно. Помечаем. Мы к этому вернёмся. Идём дальше, — ответил Ник и продолжил читать, где он задержался на своих обязанностях, которые в принципе его устраивали, кроме пункта о юрисдикции. — Так… Я буду под юрисдикцией военных. Я бы хотел это изменить. Я не желаю оставаться здесь вечно. — Можно изменить на юрисдикцию учёных. — Близко, но не совсем. Я хочу, чтобы я подчинялся исключительно учёным. Я не собираюсь работать именно с военными. Ладно с военными учёными, но не с самими военными. — Почему? — Потому что я не хочу выполнять их приказы. Неизвестно, что они могут потребовать. Я согласен только на юрисдикцию учёных. Мы все увидели, к чему приводит моё участие в каком-нибудь бою или в чём-нибудь ещё. — Да, но ведь был и ваш бой в офисном здании в Зверополисе. Вы хорошо себя показали, хотя знали все риски. — Я даже это повторять не собираюсь. Тем более это была постановка. В реальном бою меня бы подорвали через минуту. Так что я не собираюсь быть задействованным в деятельности военных. Чего бы они не хотели. Хотя если учёные у них что-то потребуют для целей своих исследований, то я согласен. А напрямую я им подчиняться не собираюсь. Никаких боевых испытаний и проверок, никакого использования меня в чём-либо. Я не желаю неожиданно превратиться в монстра и записать на свой счёт ещё кучу трупов. Мы договорились? — спросил Ник, от чего президент на некоторое время замолчал, обдумывая это требование. — Хорошо. Можете изменить этот пункт. Вы будете подпадать под юрисдикцию учёных. — В качестве научного сотрудника, — добавил Ник, чему удивились все звери в изоляторе, в комнате наблюдения и в другом месте страны по другую сторону экрана. — Научный сотрудник. Вот, что мне нравится. У меня будет статус научного сотрудника. Я буду равного статуса с учёными этого места. Хотя нет. Просто равным им. Здесь или в любом другом месте. Необязательно мне платить или готовить еду. Просто статус и всё. Никакого статуса подопытного. Подопытным я буду для учёных и при этом я буду их коллегой, но именно для всех я буду находится в статусе учёного. Для вас и для военных я буду учёным и подчиняться я буду также учёным. Это моё требование по поводу статуса. — Хорошо. Почему вы хотите именно это? — Чтобы я не был некой собственностью. Подопытного может использовать кто угодно, но будет ли это так, если этот подопытный считается полноправным и настоящим учёным? Нет. В противном случае это будет нарушение прав зверя. Я, конечно, понимаю, что вы все государство и военные, и вам всем насрать на свои же законы, если это мешает вашим целям, однако в данном случае речь идёт о потерпевшем, который находится в крайне невыгодных для себя условиях, но в то же самое время он является очень важной персоной, которую могут использовать в различных… Нежелательных целях. Ведь при достижении этих целей этот подопытный может нанести различного рода вред. Поэтому его нужно обеспечить соответствующим статусом, чтобы исключить использование этого подопытного всеми, кто не относится к научному персоналу. Понятно? Я согласен работать на учёных, но мне нужны гарантии того, что меня не будут использовать военные. И что учёные не будут выполнять приказы военных, если они захотят, чтобы я перешёл под их юрисдикцию или просто по приказу учёных был куда-то отправлен против статей воли. — Вы хотите неприкосновенность? — Верно. Статус это может обеспечить. Однако всё в любом случае зависит от этих самых военных и от меня. Если я не хочу в чём-то участвовать, то я не буду в этом участвовать. Мы все знаем риски. Тем более нельзя исключать риск того, что я окажусь в каких-нибудь условиях, при которых я могу сбежать. Мой побег не входит в мои и ваши интересы. Поэтому предлагаю просто исключить главную причину — самих военных. Я могу просидеть здесь долго под контролем учёных, но только им одним я буду подчиняться. Договорились? — спросил Ник, поскольку он был серьёзно настроен, что обескуражило всех и особенно генерала, который был крайне возмущён такими требованиями от ходячего трупа. — Хорошо. Можете изменить статус. Измените прямо сейчас. Я прочитаю, — сказал президент, и Ник сам изменил текст, а президент же с записи с экрана в изоляторе на своём экране увидел эти изменения текста. — Нравится? — спросил Ник, когда он изменил текст на одной странице. — Да. Теперь другая страница, — сказал президент, а Ник открыл другую страницу, изменил текст и стал ждать ответ. — Хорошо. Читайте дальше, — сказал дверь, и Ник продолжил читать, изучая каждую строчку. — Ладно. С вашими требованиями я согласен. Теперь самое вкусное, — с улыбкой сказал Ник и стал читать список своих требований, где действительно были описаны все условия, которые он озвучил, но в более деловой форме, чем он сказал на той встрече. — Ясно. Меня текст устраивает. Я надеюсь, что здесь нет каких-нибудь невидимых чернил, где написано, что все мои условия теряют силу, если я, например, оскорблю генерала? — Нет. Ничего такого нет. Всё написано на бумаге и всё видно, — ответил президент, и Ник продолжил читать, где остановился уже на нарушениях выполнения договора. — Ага. Значит, в случае моей излишней агрессии мои права теряют силу на неопределённый срок. Сразу вопрос. Кто будет определять этот уровень агрессии и на какой срок меня ограничат? — Всё будет зависеть от обстоятельств. Если вы попробуете кого-нибудь убить или сразу убьёте, то договор сразу же теряет силу. Там написано, что в случае принудительного расторжения договора до того момента, как вы выполните свои обязанности, вы будете полностью переданы военным. Весь текст изначально не подразумевал, что вы будете подчиняться именно военным, однако в случае его досрочного расторжения вы подпадаете под юрисдикцию армии. Я предполагал, что вы об этом будете говорить снова, поэтому и решил такое условие вам поставить. Это, скажем так, наша гарантия на то, что вы будете выполнять свои обязанности. И, как я вижу, я оказался прав. Если вы не хотите работать на военных, то вам придется выполнять свои обязанности. — Рычаг давления. Я понял. Ладно. Спасибо. Я понял этот пункт. Но всё-таки. Кто будет определять уровень моей агрессии? Вот если я с генералом сцеплюсь, и мы начнём без всяких границ материться и орать друг на друга. Это будет считаться моей агрессией? Меня на месяц всего лишат? — Нет. Считаться будет только физическая агрессия. — Ладно. Но я надеюсь, что я не буду виноват в том, что кто-то уронил себе на ногу молоток, если я этого зверя случайно задел? — Такого нет, но суть не меняется. Разбираться будут во всех ситуациях. В случае ваших нарушений будут приняты соответствующие меры. Например, в качестве наказания и научного интереса вас могут на время отдать под юрисдикцию военных, и они могут провести свою проверку вашего тела. И вы поймите. Если вы действительно хотите добиться своих целей, то вы должны именно плодотворно работать с учёными. В наших же интересах, чтобы вы всё это делали добровольного, однако и меры противодействия вам мы обязаны обеспечить. Помимо постоянно находящегося с вами в одном помещении генератора вас за нарушения поведения могут наказать работой на военных, к которым вы так не хотите идти. Поэтому мы просто обязаны иметь возможность оказывать на вас влияние. — Я понял. Хорошо. Тогда какое будет моё влияние на вас? Или у нас договор не на равных условиях? Какие у меня будут рычаги влияния? — Никаких, — ответил президент, и Ник сразу же засмеялся. — Извините. А вы не охренели? — Простите, но у вас действительно нет рычагов влияния. Вы будете под постоянным надзором и контролем. У вас есть право на свои условия, но ничего больше. Вам не разрешается выходить на поверхность, нельзя подходить к выходам и входам. Вам закрыт путь к дуговой камере. Вам закрыт путь к самому инопланетному кораблю до особого распоряжения. Если перейти в крайности, то можете считать себя пленником. Ваши условия — это всё, что мы можем себе позволить. — Прекрасно. Значит, он действительно односторонний. То есть я даже в случае ваших нарушений не смогу ничего сделать. Например, если эта генеральская рожа просто ради смеха захочет меня вырубить, а он это потом будет объяснять тем, что это я на него кинулся. — Такого не будет. В каждом помещении и коридоре этого объекта есть камеры. Всё будет зафиксировано. — Допустим. Но неужели я вообще никак не могу на что-то повлиять? — К сожалению, нет. Мы согласны с вами работать, но только если вы сами будете хорошо выполнять свои обязанности. Напомню, что вашей целью является смерть. И в наших же интересах дать вам свободу, поскольку вы являетесь проблемой для нас. Однако у вас есть возможность добиться своего. У нас с вами не равные условия договора, однако я могу дать слово, что вы всё равно добьётесь своего. — Извините за откровенность, но забавно слышать про слово от политика, который обязан врать. — Я понимаю, но ничего другого у вас нет. Все наши меры предосторожности исключают вашу инициативу. Вы не сможете что-либо сделать без нашего ведома. Поэтому решитесь, что для вас важнее всего, — сказал президент, и Ник стал смотреть на договор и думать, но через пару минут он всё-таки понял, что он должен добиться своих целей, чтобы больше не терпеть этот кошмар, однако ему придётся терпеть все эти условия, зверей и то, что он никак и ничем ни на кого не может надавить по договору. — Да пошли вы все, — просто ответил Ник и продолжил читать, но все не поняли такие слова. — В смысле? — Не отвлекайте. Я читаю. И мечтаю порвать здесь всё на молекулы, чтобы всё это дерьмо никому в руки не попало, — уже сдержанно сказал Ник, продолжая читать, а президент решил промолчать, поскольку понял, что Ник принял то, что ему сказали. Спустя некоторое время Ник закончил читать и откинулся на стуле, молча смотря на президента, маршала и камеры в изоляторе, представляя, как на него сейчас смотрят два командира и Иван Львович, после чего он вспомнил про своё новое требование. — Что ж. Договор меня удовлетворил. Но я здесь ещё об одном пункте подумал. Мне кажется, что я нашёл одну гарантию для себя. Рычаг давления на наших дорогих военных. Все технологии останутся на этом объекте на время моей работы, — сказал Ник и наклонился к экрану, а таким словам удивились все присутствующие и даже Иван Львович, который не совсем понял, что сказал Ник. — Поясните. — Буквально. Все технологии останутся здесь на время моей работы. У военных не будет права в любой момент забрать хоть один кусочек этого металла ради своих целей. Скажем так… Это гарантия того, что все исследования в этой яме будут проводиться исключительно в интересах науки. Просто науки, а не военной науки. Все технологии просто останутся здесь. — Вы хотите ограничить доступ армии к этим технологиям? — Не ограничить, а лишить вообще. Например, как-то раз мой рабочий день сделали бесплатным. Я работал у мамы, и там я устроил приличный бардак. С порчей товаров и имущества. Меня лишили премии и не оплатили весь день, который я проработал. Вот и теперь я хочу военных лишить этих технологий за плохое поведение и ущерб имуществу и за пострадавших и погибших гражданских в следствии действий военных. То есть да. Военные эти технологии не получат, пока я здесь работаю. Это ради меня. Чтобы я работал спокойно и без мыслей о том, что в другой подобной яме военные мастерят оружие из этого дерьма. Ну? Как идея? — Я считаю, что это уже радикальное решение. — Согласен, но чего вам это стоит? Пары месяцев без игрушек ради этих же игрушек? Тем более... Держать в плену случайную жертву, который к тому же ещё и страдает от того, что он является зверем из пробирки другой лаборатории, тоже радикально. — Допустим. И как вы это планируете контролировать? Или вы решили нам на слово довериться? — Никак нет. Я всё помню. Спасибо, Игорь Николаевич. Спасибо, что разрешили мне здесь погулять и узнать все технологии и металл, которые были вне того корабля. Поэтому вот мой контроль. Я помню всё. Если какого-то металла не будет, то это будет нарушением условий договора. Это нарушение против меня и моих интересов. Всякие данные и прочее пусть копируют. Пускай хоть всю армию заставят учить всю эту историю и науку длиной в десятки лет. Чего они сделают на практике без самого металла? Даже если они там уже бомбу придумали, то хрен они что сделают без самих технологий. Чего. Мы о летающих машинах мечтаем, но на практике ничего нет. Вот и здесь. Все технологии будут под моим присмотром. И даже не надейтесь, что я что-то забуду. Я помню, какими именно зубами я тут зверям головы грыз. Так что я буду помнить всё. Короче, если вы запутались. На время моей работы здесь военные эти технологии не получат. А когда я сдохну, то пусть всё берут. Хоть конец света пусть устраивают. На срок моей работы никого конца света не будет. Ясно? — спросил Ник, а президент погрузился в размышления, поскольку такое требование стало для него неожиданностью, майор и Иван Львович просто были шокированы таким треьовнием, генерал злился, а маршал также был удивлён, от чего даже захотел вмешаться. — Дмитрий Алексеевич, это слишком. Мы не можем на такое согласиться. — А что? Боитесь, что весь этот мусор чихнёт, а вы не успеете это использовать, как оружие? — с издёвкой спросил Ник у маршала. — Нет. Просто это перебор. В первую очередь мы должны понять, с чем имеем дело. И… Одних лишь исследований на этом объекте может быть мало. Здесь может быть полезен военный подход. — Ага. Мы все знаем этот ваш военный подход. Для чего сразу начали использовать атомную энергетику? Разве для открытия какого-то нового источника энергии, который может быть лучше, чем газ, уголь, дрова, нефть и прочее? Нет. На основе таких знаний создали атомные бомбы. Поэтому нет. Идите вы нахрен со своим подходом. В шахматы идите. Там больше военный подход нужен, чем в науке. — Хватит. Ты опять несёшь бред. — Виктор Алексеевич, — сказал президент, так как всё обдумал. — Подождите. Допустим, что мы согласимся на такое требование. Тогда какая у вас выгода? Просто мысль, что эти технологии ещё при вашей жизни не будут изучать и использовать в военных целях? — Именно. Так сказать, это моя эмоциональная поддержка. Моё успокоительное. Я буду спокоен, если буду знать, что весь этот мусор останется на своём законном месте. В этой помойной и проклятой яме, которая сожрала не один десяток жизней. В таком случае эти помои никто использовать не будет. Так что? Согласны? — спросил Ник, а президент ещё несколько секунд подумал и решил, что придётся согласиться на такое условие, которое они всё равно попробуют обойти. — Хорошо. Согласен. Можете добавить этот пункт прямо сейчас в тексте. — Спасибо, — ответил Ник, нашёл свои требования и добавил этот пункт в список, после чего президент посмотрел на текст, потом немного его изменил на своём компьютере и показал более правильный текст Нику. — Ага. Ясно. Тогда всё. Можете в печать отправлять. — Хорошо. Тогда уже сегодня я прибуду к вам на подписание. — Давайте. Я подожду. Чего мне ещё делать в этой норе. Обоим до свидания. Спасибо за визит. А теперь у меня по плану медитация, — ответил Ник, расслабился, наклонился на бок и с грохотом упал на пол, смотря на ноги маршала и видя, как тот уходит с ноутбуком из помещения, после чего он расслаблено сел и понял, что он молодец, поскольку добился принятия такого своего требования, хотя он всё равно думал, что военные найдут способ обойти такое требование, поскольку все эти технологии слишком важны, чтобы отказываться от них, если даже это запрещено договором, который подписал лично президент. Однако он всё равно надеялся на успешное соблюдение этого договора всеми сторонами, за что ему всё-таки дадут такую желанную смерть.