Вашей чести мое бесчестье

Эстебан сильнее сжал зубы и потянулся к стоящему на краю стола бокалу в надежде, что в полумраке комнаты не заметно, как сильно трясутся у него руки. Один глоток чистого виски не спас ситуацию, в которую он сам себя же и загнал, но в голове хотя бы немного прояснилось. В комнате было душно и накурено. Возможно, будь тут дамы, кто-нибудь из них уже бы потребовал открыть окно, но их, к несчастью, тут не было. Поэтому Эстебан сделал еще один глоток и отставил стакан в сторону – напиваться сегодня было не с руки, хоть и очень хотелось. Причина, все же, была. Если бы Эстебан знал, чем обернется его дружеский визит на очередное сборище джентельменского клуба, он бы предпочел на полной скорости выкрутить руль до упора и гордой птицей вылететь с моста. Это был бы скандал — во всем Петербурге не было и двух десятков автомобилей, а уже самоубийство. Но Эстебана бы это уже не волновало. Впрочем, даже это было бы гуманнее, чем в целости и сохранности добраться до поместья Савиньяков, чтобы, зайдя в гостиную, первым делом наткнутся взглядом на знакомый профиль. Который не видел уже полтора года и предпочел бы не видеть еще вечность. Бестолковое сердце, обычно вполне приемлемо справляющееся со своей нехитрой задачей – перегонять кровь по телу, – вдруг встрепенулось и заныло, заставляя Эстебана сделать позорный капитулирующий шаг назад. Но рядом тут же материализовался улыбающийся Арно, поэтому пришлось натягивать на лицо вежливый оскал и пожимать руку. А потом спешно скрываться за спинами офицеров. Закуривая третью сигарету и перебрасываясь уже с другим Савиньяком – Лионелем,– общими фразами и обоим давно известными фактами о готовящихся реформах, Эстебан почувствовал на себе тяжелый взгляд. Привычно обжигающий, заставляющий сбиться с мысли и захлопнуть обычно говорливый рот. Ричард появился из-за плеча Лионеля неожиданно, словно материализовался из воздуха, который тут же и отобрал у Колиньяра. Вежливо улыбнулся хозяину дома, коротко кивнул ему и снова посмотрел на Эстебана. Рукопожатие вышло крепким и коротким. Взгляда никто так и не отвел. Кажется, Лионель еще пару минут пытался вывести их на диалог, но потом, клыкасто усмехнувшись, оставил тщетные попытки прервать это безмолвие и ретировался, напоследок сочувственно похлопав Колиньяра по плечу. Будто хоть что-то понимал. — Как прошли переговоры в Париже? – кашлянув, спросил Эстебан, скользя взглядом по заострившимся чертам лица. Под глазами Ричарда залегли тени, а тонкие губы вблизи оказались сухими и обветренными. Окделл за каких-то полтора года сильно повзрослел. Эта мысль обожгла враз вспыхнувшим языком пламени, до этого еле тлеющим и почти позабытым – во всяком случае, Эстебан старательно пытался его потушить. Сколько бы он не ловил случайные слухи о Ричарде, сколько бы не натыкался на его имя в сводках новостей, он теперь навсегда лишен вот этого, кажущегося уже тогда, в Лаик, единственно правильного сосуществования. Пусть не рядом, пусть не близко, но параллельно. Колиньяр хмыкнул. Для кого-то студенчество было единственным свободным и счастливым временем в жизни из-за опьяняющей свободы и молодости. Для него же это было временем, когда он жил в одном мире с Ричардом и не знал, каково будет, когда оно закончится. — Не так гладко, как хотелось бы, — ответил Ричард и, кажется, легко улыбнулся. Эстебан замер. Возможно, это был первый раз, когда Окделл улыбнулся именно ему, отчего сердце тут же притихло и, отдышавшись, понеслось вскачь. – Вы, наверное, не следили? Эстебан отрицательно мотнул головой, с некоторых пор он упорно пролистывал все внешнеполитические новости. Не столько из-за бесконечных разговоров о надвигающейся войне, сколько боясь случайно зацепиться взглядом за имя Ричарда. Эстебан надеялся, что вернется к чтению газет когда отболит, но его сердце не собиралось сдаваться. Ричард же понимающе кивнул, будто бы разделял желание Эстебана избавить себя от этого муторного дипломатического кардебалета, и принялся пересказывать суть прошедшего заседания. Кажется, даже иногда сносно шутя – во всяком случае, незаметно подошедший Придд довольно улыбался. Эстебан помнил Ричарда растерянным, отчаянно храбрящимся, юным, как и он сам. Помнил, как было легко выводить Окделла из себя, как хватало пары едких фраз – сначала и правда из-за острой неприязни, а потом уже от жгущего нутро едкого чувства, распознать и искоренить которое вовремя не удалось, — чтобы тот вспыхнул как спичка, чтобы серые глаза потемнели и заполыхали гневом. Помнил, как они оба горели, практически пылали от с ума сводящей ярости и ненависти, превращая годы в Лаик в беспрерывную баталию. Так странно, они оба сумели избежать военной карьеры, но все свое обучение превратили в войну. Впрочем, довольно скоро сошедшую в стадию холодной, практически безмолвной, а позже и вовсе превратившейся в вооруженный нейтралитет. Демократия, как-то сказал Валентин, это когда два вооруженных джентльмена пытаются договориться. Эстебан же не пытался договариваться с Ричардом. Он договаривался с собой. И не то, чтобы у него это сильно хорошо получалось, все же дипломатом из них двоих стал Окделл. Окделл, теперь стоящий перед ним. Взрослый, собранный, спокойный. С лица которого наконец ушел жертвенный испуг и отчаянная решимость. Им на смену пришла маска ледяного спокойствия. Ричард теперь казался непоколебимой глыбой — широкий разворот плеч, идеально ровная спина и прямой, пугающий, решительный взгляд светлых глаз. Эстебан был бы рад превратиться в лед под его натиском, но, к собственному ужасу, каждый раз плавился все больше. Это началось давно. Кажется, еще в Лаик, когда праведный гнев поугас, а отцовский голос перестал преследовать по пятам. На место чужих слов, резких, обидных, насмешливых, пришли сомнения. А вместе с ними странное тяжелое чувство, заставляющее вновь смотреть на Окделла – безотрывно, изучающе, пристально. Понадобилось много времени, чтобы Эстебан разобрался в этом жгучем желании коснуться – пусть кулаком по лицу, пусть коленом в живот, пусть раздирая короткими ногтями бледные предплечья. В животной потребности видеть сверкающие глаза – пусть яростью, пусть бессильной злобой, пусть мокрые от обидных слез. В душащей нужде быть замеченным, важным, незаменимым. Эстебану потребовалось так много времени, чтобы сначала понять, а потом принять собственную зависимость от Ричарда Окделла. Эстебан не назвал бы это чувство влюбленностью – ему хотелось вонзить зубы в беззащитную шею, заломить руки до сдавленного стона, сжать бедрами широкую талию, — скорее, одержимостью. Это не прошло ни через год, ни через два, ни после выпуска из Лаик. Эстебану хотелось верить, что немного притупилось за время, но вспыхнуло вновь, стоило перешагнуть порог комнаты. Кажется, ему все же не нужно было так глупо впадать в рефлексию посреди вечера, потому что в следующее мгновение он нашел себя сидящим за небольшим столом в соседней от зала комнате. Эстебан попытался натянуть на лицо скучающее выражение, надеясь, что никто не заметил его минутной слабости. И принялся внимательно следить за тем, как Валентин достает фишки из тяжелого деревянного ящика. Скорее всего, кто-то предложил сыграть в покер. Возможно, даже вездесущий Придд. Эстебан нахмурился. Валентин, спрутом вьющийся между ними полвечера и загадочно поблескивавший хитрыми глазами, не предвещал ничего хорошего. Но, во всяком случае, в трех проигрышах подряд Эстебан обвинить его не мог. Только себя и сидящего напротив Окделла, кажется, ни разу даже не взглянувшего на карты. — Раз уж мы оказались за одним столом, я бы хотел отыграться, — внезапно протянул Ричард, небрежно откладывая от себя карты и ловя заинтересованный взгляд. — За все годы в Лаик, — пояснил он. Эстебан демонстративно выгнул бровь. Нервный смешок еле удалось сдержать — Колиньяр бы тоже за многое хотел бы отыграться. За измотанные нервы, истерзанное сердце и годы невозможности вытравить прочно засевшего в голове Окделла. — Будете сейчас три часа мне рассказывать наиболее удачные ответы на мои остроты, которые не сумели вовремя придумать? – как можно беспечнее спросил Эстебан, жестом показывая стоящему недалеко мужчине, что неплохо было бы обновить виски. — Обижаете, — насмешливо ответил Ричард, тоже указывая на свой бокал. — Я не настолько злопамятен. — Конечно, для этого нужны когнитивные способности, — кивнул Колиньяр и сделал глоток, старательно игнорируя усмешку Арно, закатившего глаза. — Вы не меняетесь, Эстебан, — качнул головой Ричард, все же растягивая губы в подобии улыбки и вдруг передавая колоду карт Савиньяку. Тот пожал плечами и вышел из-за стола, тесня крупье с его места и вставая во главе. На Эстебана волной накатило холодное чувство дежавю. Точно такой же компанией они собрались за неделю до выпуска, даже сидели также. По телу прошла дрожь от фантомного сквозняка, тот был постоянным спутником их жизни в Лаик – холодном, каменном и сером. — Ну вы же хотели вспомнить былое, — моргнув пару раз и сбрасывая наваждение, отозвался Эстебан, делая еще один глоток. — Пытаюсь соответствовать. Он мысленно взмолился, чтобы то нехорошее предчувствие, расползающееся по телу, оказалось всего лишь проделками расшатанной нервной системы. С одной стороны, вновь хотелось оказаться там, в том вечере, с немного хмельной головой, полной дурацких мыслей и решимости. С другой, эти воспоминания были его проклятьем – он так много думал о том, что могло тогда случиться, но не произошло, что, кажется, сам себя загнал в ловушку. — Я хотел предложить снова сыграть на желание, — подтвердил опасения Ричард, смотрящий прямо и открыто. Вообще не понимающий, что сейчас делает с Эстебаном – практически выворачивает внутренностями наружу. — Помнится, в прошлый раз нас бесцеремонно прервали. Именно так. Эстебан будто наяву вновь услышал тяжелую поступь ректора Арамоны, скрип двери и зычный голос, не скупящийся на оскорбления. Удивительно, за четыре года они попались всего раз – именно тогда. — А жаль, — выпалил Эстебан прежде, чем смог понять, что говорить этого не стоило. Во взгляде Ричарда промелькнуло удивление. — Впрочем, давайте, — тут же поспешил согласиться Колиньяр. — Раз уж у нас сегодня ностальгический вечер. Правда, я не думал, что он случится так скоро. Рядом сидящий Валентин довольно усмехнулся и кивнул Арно, все это время задумчиво тасовавшему колоду и с какой-то отстраненностью разглядывающего тонкий желтый месяц, виднеющийся из широкого окна. Перед Эстебаном легли две карты. В горле пересохло. Все и правда было как тогда, с одним лишь отличием – теперь Эстебан не просто подозревал у себя влюбленность, а был всецело уверен в ее наличии и в том, что вытравить эту гадость никакими способами не представлялось возможным. Ричард смотрел прямо на него. С того самого момента, как Придд, по лисьи усмехнувшись и вальяжно откинувшись на спинку стула, кинул карты на стол, выходя из игры. И оставляя их один на один. Эстебан подозревал, что все так и будет, но все равно чувствовал, как паника сухим комком застряла где-то в горле и душила с каждой минутой все больше. Фрак был давно скинут, но даже белая, почти невесомая рубашка сейчас, казалось, облепляла тело и давила. Эстебан потянулся рукой к воротнику и расстегнул пару пуговиц, обнажая шею и наконец вдыхая полной грудью. Ричард так и не отвел взгляд, тонкие губы лишь дрогнули в призрачной улыбке. — Эстебан, — мягко сказал Ричард, заставляя Колиньяра наконец оторвать глаза от выложенных перед ним карт и наконец встретиться взглядами, — не страшно? По спине пробежал холодок. Эстебан ненавидел нового Ричарда – пугающе спокойного, властного, от одного голоса которого хотелось рухнуть на колени и скулить. Ненавидел и его, и себя за подобную слабость. — Ричард, — Эстебан ухмыльнулся и откинул волосы со лба, не отводя взгляда от Окделла, — я вас не боялся даже когда вы размахивали шпагой как ветрогенератор в шторм. Тем более, — Колиньяр внимательно проследил как Арно выложил последнюю карту на стол, — буйной фантазией вы никогда не отличались, не думаю, что в случае проигрыша меня ждет что-то совсем кошмарное, — Эстебан кинул короткий взгляд в сторону Придда, внимательно следящего за всем происходящим со своего места. — Конечно, если наш общий друг Валентин не начнет вам давать советы. Краем глаза Эстебан увидел, как на лице Придда промелькнуло довольное выражение, а Арно, одним движением растянувший на столе колоду веером, прикусил губу, сдерживая рвущийся наружу смех. Ричард же глубоко вздохнул, сделал глоток из своего стакана и вдруг подался чуть вперед, понижая голос и смотря Эстебану прямо в глаза. — Позвольте вас удивить, — и в одно движение перевернул карты. — Флэш, — сказал он, уже обращаясь ко всем. И улыбнулся. Эстебан улыбнулся в ответ. Скользнул взглядом по расслабленному Ричарду, по лежащим картам на столе, по тому, как тонкие пальцы касались прозрачного стекла полупустого стакана и вздохнул, на секунду прикрывая глаза. Врожденное упрямство и необузданный азарт, разливающийся по венам каждый раз, когда на горизонте маячила битва – будь то словесная баталия, карточная игра или спарринг, — внезапно схлынули, уступив любопытству. Эстебан не считал себя жадным до тайн, скорее наоборот. Он умел вовремя останавливаться, намеренно не слышать не предназначающиеся для его ушей секреты и держать рот на замке. Во всяком случае, пока ему это было выгодно. Но тут была другая ситуация. Ричард ни за что бы не стал вспоминать тот вечер просто так, значит, тоже думал. От этой мысли по телу прошла горячая волна – Эстебан был уверен, что его предполагаемые сюжеты о том, как могла бы закончиться та игра были далеки, от того, что мог предложить Окделл. Но серые глаза напротив так хитро блестели в отсветах тусклых желтых светильников, что впервые в жизни захотелось уступить. И посмотреть, что из этого выйдет. Эстебан глубоко вздохнул. Если бы Ричард знал, какой властью обладает над ним, то вряд ли бы разменивался на какие-то дешевые карточные долги. — Ваша взяла, — улыбнулся Колиньяр, вытаскивая портсигар и щелкая крышкой, — загадывайте, — и прикурил. Ричард выдержал паузу, смотря как Эстебан с наслаждением глубоко затягивается, после чего перевел взгляд на так и лежащие перед Колиньяром рубашкой вверх две карты и с усмешкой поинтересовался: — Даже не вскроетесь? – и подвинул прозрачную стеклянную пепельницу ближе к Эстебану, на что тот благодарно кивнул, стряхивая пепел. — Поверьте, там ничего хорошего, — с усмешкой ответил тот, беря карты в руки и ловким движением возвращая их куда-то в середину колоды, все так же лежащей перед Арно, тут же легко ударившего Эстебана по запястью. Валентин, глядя на все это, устало вздохнул. В этом звуке отчетливо слышалось невысказанное «как дети». Арно и Эстебан переглянулись, что-то всегда оставалось неизменным. — Верю, — вдруг сказал Ричард, привлекая к себе внимание. И когда Колиньяр перевел на него взгляд, то пожал плечами и пояснил: — Вы же человек Чести. Эстебан вздрогнул, разом растеряв всю напускную браваду, во все глаза смотря на Ричарда в надежде найти на его лице хотя бы тень насмешки. Но ее там не было, наоборот, Окделл был предельно серьезен. Смотрел незнакомым, тяжелым и темным взглядом. Будто бы извинялся за все сказанные за время обучения обидные фразы, летящие вместо и вместе с ударами. У Эстебана же в голове образовалась звенящая пустота. Если бы это была дуэль, то Ричард только что обезоружил его одним движением. Эстебан практически слышал звон шпаги, улетевшей в сторону и теперь покоящейся на каменном полу. Только никакого оружия не было, как и сражения, но Колиньяр все равно чувствовал себя беззащитным и побежденным – одной фразой. — Я напишу вам, — наконец нарушил молчание Ричард, поднимаясь из-за стола и одергивая фрак, а потом протягивая руку Эстебану для рукопожатия. Тот протянул свою в ответ. – Обсудим детали лично. И трезвыми. Эстебан заторможено кивнул, наблюдая как Окделл простился с друзьями, а потом, кивнув на прощание остальным, скрылся за дверями. Рядом сидящий Валентин довольно улыбался.

***

Эстебан прошел вглубь дома следом за молчаливым управляющим. Тому хватило одного взгляда на фамильную печатку, чтобы вежливо склонить голову, приветствуя Колиньяра. — Вас ждут, — сухо сказал он, снимая с Эстебана черное пальто аккуратно убирая его в шкаф. – Пройдемте за мной. Поднимаясь по широкой деревянной лестнице, Эстебан безуспешно пытался договориться со своим разволновавшимся сердцем, сейчас отчаянно бьющимся о прутья грудной клетки. Со вчерашнего вечера, с того момента, как ему пришло короткое сообщение с адресом и временем, Эстебан не мог ни на чем сосредоточиться больше минуты. А утром распахнул глаза, когда еще не было даже семи, и не сумел больше заснуть. К обеду Эстебан чувствовал себя вымотанным и выжатым, терялся в догадках, что же Ричард придумал. Окделл никогда не отличался особой изобретательностью и фантазией. Это скорее была прерогатива его друзей, Эстебан себя этим и утешал. Тем более, им давно не по семнадцать, и даже не по двадцать, чтобы маяться какой-то дурью вроде разрисовывания портрета Арамоны или свиных забегов по коридорам Лаик. Во всяком случае, Эстебану очень сильно хотелось в это верить. То, как бы он сам распорядился проигранным желанием, Эстебан старался не представлять. Точнее, задвинуть подальше все бесконечные варианты, надуманные с момента того самого вечера. Он ведь тогда и вправду намеревался сделать что-нибудь отчаянное и глупое. Например, залившись еще большим количеством спиртного, наконец зажать Окделла где-нибудь подальше от любопытных глаз вездесущих однокурсников. Коротко прижаться к губам, может быть даже прикусить их до крови, запустить руки под форменную рубашку, укусить в основание шеи и услышать короткий тихий стон. В голове Эстебана Ричард был бы не против, отвечал бы на поцелуи, задыхался от ощущений горячих рук на своих бедрах и цеплялся за его плечи. На деле, Эстебан знал, он бы получил по лицу сразу же после поцелуя. Но сумел бы все перевести в злую шутку и карточный долг. У Эстебана был план, который так обидно провалился под натиском нелепых случайностей и потонул в пучине времени. Сейчас бы он ни за что не осмелился на подобное. Им с Ричардом теперь было что терять. И пусть проклятый Окделл думает, что будет делать со своим желанием. И зачем оно вообще ему сдалось. Эстебан замер перед массивной дверью, возле которой его оставил молчаливый управляющий, тут же растворившийся в тишине коридора. Глубоко вздохнул, повернул ручку и наконец сделал шаг вперед, окончательно отпуская ситуацию и вверяя этот вечер в руки судьбы. Все же, хуже, чем сейчас, уже просто не могло быть. Ричард сидел за столом, склонившись над какими-то бумагами и с хмурым выражением лица вчитывался в текст. Эстебан замер на пороге. Просторный кабинет заливало осеннее закатное солнце, подсвечивая золотым все пространство вокруг. Ричард поднял глаза, откидывая взметнувшейся вверх рукой светлые волосы, упавшие на лоб и сейчас будто вспыхнувшие в ярких лучах. У Эстебана перехватило дыхание – Окделл смотрел прямо на него, тепло, открыто и, кажется, даже радостно. Или это все были игры света, кто знает. Эстебан сделал шаг вперед, прикрывая дверь и стряхивая с себя наваждение. Он даже опомниться не успел, как язык сам по себе начал молоть язвительную чепуху. — Я всегда думал, что гостей принято встречать лично, — Эстебан услышал свой голос будто со стороны. — Впрочем, ничего удивительного, я помню, как вы сладко спали на уроках по этикету. Взгляд Ричарда тут же потух. Он выпрямился, повел плечами, разминая их, и со вздохом отложил документы в сторону. Эстебан следил за его движениями неотрывно. — Только один человек во всей Империи может вместо приветствия начать хамить, — насмешливо отозвался Окделл, снова переводя на гостя взгляд. — Рад тебя видеть, Эстебан. — Взаимно, — кивнул тот, проходя дальше и опускаясь в кресло, стоящее возле окна, и закидывая ногу на ногу, закрываясь. Отчаянно хотелось убрать подрагивающие руки в карманы, но это уже было бы слишком очевидным, поэтому Эстебан сцепил пальцы в замок. — Нужны еще расшаркивания и светские беседы, или сразу перейдем к обсуждению главного блюда, Ваша Светлость? Ричард вышел из-за стола и в два шага оказался рядом с Колиньяром, занимая место напротив в точно таком же кресле. Эстебан жадно проследил за тем, как Ричард закатал рукава темной рубашки, открыв запястья и предплечья. — Прекращай, — поморщился Окделл. И, заметив удивленно выгнувшуюся бровь Эстебана, пояснил: — Я серьезно, мы с тобой разве что воду из одной лужи не пили. Ты можешь хотя бы в приватной обстановке перестать вести себя... так? Эстебан открыл уже было рот, чтобы уточнить, это когда они напивались до такого свинского состояния, но поймав усталый взгляд Ричарда, захлопнул его. И вместо этого просто пожал плечами, окончательно капитулируя. Он глубоко вздохнул, нервным движением зачесал волосы назад и, чуть расслабляясь, спросил, наконец, нормальным голосом, чуть хриплым и низким: — Так что ты придумал? Ну, или если быть точнее, ты и твои бессменные друзья, — Эстебан честно не удержался. Слишком довольные лица были у провожающих его Придда и Савиньяка. Да и след от копыт и щупалец в этой всей истории был более чем очевиден. — Валентин и Арно тут не причем, поверь, — Ричард мимолетно улыбнулся, словно что-то вспоминая, но тут же снова посерьезнел. Отвел взгляд в сторону, в окно, вздохнул, словно набираясь решимости, и снова заговорил. – Ты же знаешь, что всегда можешь отказаться? Это все затевалось как глупая шутка. Попытка вернуть то время, так что я не буду настаивать, чтобы ты относился к этому долгу серьезно. Эстебан хмыкнул, ну кто бы сомневался. В груди неприятно кольнуло – видимо, такие как Ричард никогда не смогут принять, что новое дворянство играет по тем же правилам, что и они. Что вековые традиции и данное слово для них не пустой звук. — Идешь на попятную? Уже забыл, что там болтал про человека Чести? – Эстебан постарался сказать это как можно более небрежно, нечего Ричарду думать, что тот мог его задеть. Но, кажется, все же чем-то себя выдал, потому что Ричард раздраженно вздохнул. — Я даю тебе пространство для маневра, Колиньяр, — кинув на Эстебана короткий взгляд, пояснил Окделл. — Мог бы и поблагодарить. И замолчал. Эстебан выждал пару минут, но Ричард никак не реагировал, лишь смотрел на тускнеющее солнце, скрывающееся за кронами засыпающих деревьев и, кажется, сам того не замечая, кусал губы. Они не обветренные, внезапно понял Эстебан, они истерзанные. — Ты бы хотел? – осторожно спросил он, вырывая Ричарда из мыслей. Тот непонимающе хлопнул пару раз глазами и перевел взгляд на Эстебана. В светлых глазах застыла тоска. — Чего? – непонимающе спросил Ричард, чуть хмурясь. — Чтобы я относился к этому всему серьезно, — все так же аккуратно, чувствуя будто ступает по очень тонкому льду, сказал Эстебан. Окделл на секунду еще больше нахмурился, поджал губы и, кинув взгляд в окно, повел плечом: — Да, — уверенно ответил он и, кажется, неожиданно даже для самого себя, добавил: — Больше всего... – но тут же осекся. Вновь повисло неуютное молчание. Эстебан подождал еще пару мгновений, после чего раздраженно выдохнул и легонько пнул носком ботинка Ричарда по голени. Тот мгновенно перевел осуждающий взгляд на дебошира. — Ну так что ты придумал? – нетерпеливо поинтересовался Эстебан и, считав сомнения на лице Окделла, раздраженно вздохнул: — Да ладно тебе, Ричард, я вторые сутки жду хотя бы намека на то, что выдумал твой набитый официозными фразочками и горой бесполезных закостенелых политических традиций разум. Эстебан никогда не был эталоном смирения и терпеливости. Наоборот, Колиньяр требовал всего и сразу не только от других, но и от себя. Кипел от бессильной злобы, когда не выходило получить желаемое в рекордно короткие сроки, становясь совсем невыносимым. Ричард знал это как никто другой – прочувствовал на собственной шкуре, но, видимо, так ничему и не научился. Потому что продолжал изводить Эстебана с профессиональным садизмом, словно жестокий дрессировщик особо дикого медведя. Других объяснений, почему Окделл так упорно жал на тормоз, у Эстебана не было. — Мне вот всегда было интересно, ты хоть когда-нибудь затыкаешься? – вместо ответа вздохнул Ричард, отзеркаливая позу и тоже закидывая ногу на ногу. Эстебан прошелся голодным взглядом по изгибу голени, зацепился за острую коленку и одернул себя только когда начал разглядывать натянувшуюся темную дорогую ткань на крепком бедре. — Бывают ситуации, — отрывая взгляд от ног Ричарда, ответил Эстебан, скользя выше и наконец перехватывая нечитаемый взгляд. — Но мы с тобой не настолько близки. — А жаль, — тут же отозвался Окделл, растягивая губы в делано вежливой улыбке. С Эстебана разом слетела вся спесь. В горле пересохло, а только успокоившееся сердце радостно затрепыхалось вновь. Эстебан мог поклясться, что покраснел как мальчишка. — Я все еще жду, — кашлянув, напомнил он, старательно уводя тему с опасной дорожки. Ричард понимающе улыбнулся, и вдруг чуть подался вперед, смотря Эстебану прямо в глаза. Чуть помедлил, а потом тихо, но очень четко произнес: — С захода солнца и до рассвета. Сегодня. Ты мой, — и замолчал, не отводя взгляд. Эстебан совершал в своей жизни много необдуманных и рискованных поступков. И перед каждым из них, за пару мгновений до, его сердце будто замирало, а потом летело вниз, оставляя тело разбираться с непослушными конечностями и разливающейся по венам паникой. Но ни один из тех разов не мог сравниться с тем, что Эстебан чувствовал сейчас. Пульс бился где-то в районе горла, пальцы, вцепившиеся в подлокотники кресла, не слушались, а в ушах шумело. Он смотрел на замершего напротив Ричарда и не шевелился. Пусто. В голове было девственно пусто, лишь эхом разносился хриплый голос Окделла. — Ричард, — выдохнул Эстебан, внимательно вглядываясь в напряженное лицо. — У тебя все еще есть возможность выбора, — почему-то шепотом сказал тот. Но тут же кашлянул и продолжил уже в полный голос: — Мы можем сделать вид, что предыдущих пяти минут не было в нашей жизни. Как и всей ситуации, как и той игры. Ты просто выйдешь из этого кабинета, заберешь свое пижонское пальто и уйдешь в закат, — Ричард судорожно вздохнул, на его лице промелькнуло что-то тоскливое и незнакомое. — И в следующий раз мы увидимся на каком-нибудь светском приеме через много лет, будучи оба глубоко женатыми. — Ричард, — повторил Эстебан, не двигаясь с места. Ричард еще несколько секунд внимательно вглядывался в его лицо, но, видимо, не найдя там того, что искал, разочарованно поджал губы и откинулся в кресле, поворачивая голову к окну. Эстебан все еще молчал. — Дверь открывается на себя, Колиньяр, — спустя минуту тихо сказал Ричард, так и не повернув головы. Эстебан прикрыл глаза, судорожно втянул носом воздух и поднялся на ноги. В три шага оказался около двери и, взявшись за ручку, усмехнулся. Внутри все дребезжало и звенело. Но тугая, причиняющая боль, заржавевшая пружина, уже кажется вросшая в грудную клетку, будто начала медленно распрямляться. Эстебану было страшно. Он отпустил ручку, подушечками пальцев провел по холодной бронзе, очерчивая плавные изгибы, опустил руку ниже, касаясь замка. И с тихим щелчком запер дверь. За спиной раздался громкий выдох. — Не принимай решения за других, Дик, — тихо сказал Эстебан, разворачиваясь и смотря в потемневшие глаза. На лице Ричарда застыло удивление. — До захода солнца еще есть время, — делая шаг вперед улыбнулся Колиньяр и беспечно кивнул на резную коробку шахмат, лежащую на широком подоконнике. — Сыграем? Ричард неуверенно кивнул. Улыбка Эстебана стала еще шире. Это была не игра, а механическое перемещение фигур по правилам. Эстебан не особо следил за происходящим на доске – в груди бешено колотилось сердце, а руки подрагивали. В голове же разрастались сомнения, те слова можно было трактовать по-разному, что если он просто принимает желаемое за действительное. От Окделла и правда можно было бы ожидать, что они вот так и просидят до рассвета – за шахматами, разговорами или еще какой-то бестолковой чушью. Это ведь Ричард – до ужаса правильный, холодный, недосягаемый, который точно никогда бы не разделил то безумие, в котором уже наглухо увяз Колиньяр. Занятый всеми этими мыслями Эстебан в первые же две минуты после вывода на поле коня потерял его, затем съел пару пешек Ричарда и завис, глядя на доску и силясь хоть что-то понять. Но не получалось ни придумать стратегию игры, ни разгадать, что будет дальше. Они не смотрели друг на друга. Эстебан в какой-то момент не выдержал, кинул один короткий взгляд на Окделла, но тот, нахмурившись, сосредоточенно испепелял взглядом своего ферзя, словно тот хоть что-то сейчас решал. Когда с шахматной доски полетели сначала оба слона, а потом король оказался загнанным в угол — Эстебан чувствовал себя сейчас ровно также, — комната уже погрузилась в сумерки. Ричард одним ударом сбил фигуру с шахматной доски и наконец поднял взгляд. — Время пошло, — хрипло выдохнул Эстебан, пытаясь за усмешкой скрыть волнение, но и без зеркала мог сказать – вышло очень плохо. Он вздохнул, откинулся в кресле и медленно стянул с себя белые перчатки, складывая их на край стола. Промелькнула шальная мысль кинуть одну из них в лицо Ричарду, просто чтобы посмотреть на его ошалевший вид и может быть хоть так разрядить обстановку – в кабинете висела вязкая неприятная тишина, больше напоминающая духоту перед грозой. Эстебан отчаянно ждал грома и молний, но они никак не свершались. Ричард судорожно вздохнул и с громким скрежетом поднялся из-за стола, чуть сдвигая свое кресло в сторону, после чего подошел к столу, зашелестел бумагами, собирая их в одну стопку. Эстебан слышал его напряженное сопение, но никак не комментировал. — Если хочешь, ты все еще можешь уйти, — неуверенно сказал Ричард, сваливая все бережно собранные документы в один из верхних ящиков и с шумом его задвигая на место, а потом поворачиваясь к Эстебану, — Я правда не знаю, зачем это все затеял. Мне тогда казалось это хорошей идеей, — он обошел стол и устало прислонился к нему бедром, скрещивая руки на груди и запрокинув голову наверх, невидящим взглядом упираясь в потолок. Эстебан раздраженно хмыкнул и поднялся на ноги. Внутренности обожгло разочарованием и обидой. Неужели он и правда подумал, что Ричард способен на что-то более рискованное, чем прогулять день учебы. Неужели и правда рассчитывал, что мог его заинтересовать. — Хватит, — Эстебан сделал шаг к Окделлу и остановился прямо перед ним, выдыхая слова ему в лицо: — Я устал от тебя уже, Ричард. Я уже дал свое согласие. А ты унижаешь меня, подвергая мои слова сомнению. Если хочешь, чтобы я ушел, просто укажи на дверь, — он призывно выгнул бровь, внутренне подбираясь и готовясь к удару – убирайся, Эстебан, прочь из этого дома и надежды свои забери. Вместо этого Ричард чуть помолчал, скользнул внимательным взглядом по лицу Колиньяра и тихо ответил: — Я не хотел тебя оскорблять. Извини, просто... – он поджал губы, нахмурился и замолчал, словно пытаясь найти правильные слова. Эстебан выждал несколько секунд, но ничего не произошло. — Просто до сих пор не считаешь себе равным, я понял, — устало выдохнул он и сделал шаг назад, откидывая волосы со лба и разочарованно усмехаясь: — Странно, как ты вообще вытерпел столько времени в моей компании. — Прекрати, — Ричард подался вперед и перехватил Эстебана за запястье, не давая тому развернуться к двери. Эстебан, ненавидя себя, послушно остановился. Ричард сделал еще несколько глубоких вдохов, поднял взгляд на Эстебана и потянул его на себя. Тот шагнул вперед и вздрогнул, когда их лица оказались слишком близко. Подумать Эстебан ничего не успел, губы опалило жаром чужого дыхания, за ним последовало мягкое прикосновение. Ричард целовал его осторожно, почти целомудренно, до боли вцепившись второй рукой в плечо, будто он мог куда-то убежать. Колиньяр прикрыл глаза и, притянув Ричарда ближе, ответил. В груди разорвались тысячи пороховых бочек, заставляя прижаться к горячему телу еще ближе. В голове не осталось ничего, только затапливающее сознание желание и потребность убедиться, что это не сон. Потому что наконец-то Ричард был в его руках. Эстебан же, напротив, целовал глубоко и жарко, полностью перехватив инициативу и вжав Ричарда в край стола, на котором тот вскоре и оказался, сбив бедрами какие-то письменные принадлежности. Но это было не важно. Они оба задыхались. Эстебан вылизывал чужой рот, ловя ответные движения языком, и плавился от того, как Ричард иногда забывался и начинал прикусывать его губы, чуть оттягивая и заставляя тихо скулить от яркости чувств. Эстебан не видел и не слышал ничего кроме хриплого дыхания Ричарда, его поплывшего темного взгляда и то, как правильно он откидывал голову, позволяя спускаться поцелуями по шее вниз к изгибу плеч и ключицам, сейчас виднеющимся из-под полурасстегнутой рубашки. Эстебан чувствовал под своими руками крепкие мышцы и жар тела, то, как Ричарда била мелкая дрожь и как он дрожащими руками пытался стянуть с Колиньяра тяжелый фрак. — Снимай, снимай, снимай, — шептал он, помогая Эстебану выпутываться из одежды и тут же принимаясь развязывать черный платок и расстегивать непослушными пальцами рубашку. – Черт побери, — раздраженно выдохнул Ричард, пытаясь вытащить небольшую пуговицу из петли. Эстебан откинул душащий платок куда-то на пол, к фраку, и накрыл ходящие ходуном руки Ричарда, успокаивая. Тот замер, выдохнул и поднял на него взгляд – голодный, просящий, отчаянный. И в этот момент Эстебана накрыло осознанием. Ричард хотел всего этого не меньше. Окделл сейчас сидел перед ним широко разведя ноги, так, чтобы Эстебан мог удобно устроиться между ними, цеплялся пальцами за воротник его рубашки. Встрепанный, встревоженный, с зацелованными губами и лихорадочным румянцем на щеках – открытый и честный. И если Эстебан думал, что вот эта пауза даст им немного остыть, то он в очередной раз ошибался. Смотря на Ричарда, часто дышащего и цепляющегося за его пальцы, с каждой секундой он все больше хотел разложить его прямо на этом столе. Или лечь самому, послушно подставляясь и позволяя делать с собой все, что Ричарду взбредет в голову. Эстебан собирался последовать этому восхитительному плану, но Окделл отмер и, на секунду прикрыв глаза, чуть толкнул его в грудь, опуская ноги на пол и поправляя на себе рубашку. Эстебан ошарашенно отступил на шаг. И тут же закрываясь, собрался уже нагнуться, поднять наспех скинутую одежду и, поджав хвост, позорно сбежать. Но Ричард, мягко усмехнувшись, поймал его за руку и покачал головой. — До рассвета, — выдохнул он, смотря Эстебану прямо в глаза, — ты только мой, — и мягко улыбнулся, хотя серые глаза разом погрустнели. Сердце Эстебана пропустило удар. Он судорожно сглотнул, смотря как Ричард просто перешагнул через валяющуюся на полу одежду и направился к деревянной двери, спрятанной между стеллажами с книгами. Толкнул ее и, обернувшись, приглашающе кивнул. Эстебан ничего не понимал. Голова гудела как литой чугунный колокол после сильного удара. Его тянуло вслед за Ричардом, опаливший тело холод после того, как тот отстранился, казался невыносимым. Но тихий, еле слышный за всей этой какофонией звуков голос разума уговаривал бежать как можно дальше. Потому что потом будет больнее. Эстебан же просто отмахнулся от него - и до этого было невыносимо, ему уже ничего не поможет. В спальне было темно. Ричард направился прямиком к трюмо, тут же сосредоточенно принимаясь зажигать небольшую лампу. Эстебан еще несколько секунд постоял на пороге, прикрыл глаза и, вздохнув, прошел в комнату, тихо притворив за собой дверь. От былой страсти осталось только нервное послевкусие и огнем горящие места там, где касались чужие руки. Но накрутить себя окончательно он не успел. Ричард снова оказался перед ним и, словно прочитав мысли, притянул к себе ближе, поднимая руку и кончиками пальцев проводя по острым скулам. Эстебан шумно выдохнул и снова прижался к губам Ричарда, позволяя утянуть себя в сторону кровати и толкнуть на мягкий матрас. Внутри вновь начало закипать жгучее желание. Дыхание перехватило только от одного взгляда на нависающего над ним Ричарда, сейчас завороженно ведущего рукой по тонкой ткани рубашки вниз, до самого края, вытягивая ее из брюк и забираясь рукой под нее. Короткие ногти царапнули поджавшийся живот и Эстебан не смог сдержать судорожного выдоха. Ричард же довольно усмехнулся и наконец перестал издеваться, быстро расстегнул пуговицы и потянул рубашку с плеч. — Ты никогда не давал никому себя касаться, — тихо выдохнул Окделл, кладя руку Эстебану на грудь и поднимая на него изучающий взгляд. – Мастерски уходил от всех касаний. Даже эти чертовы перчатки, — он недовольно поморщился. – Они сводили меня с ума. — Просто этикет, — задушено прохрипел Эстебан, чувствуя горячую волну, собирающуюся внизу живота. Прохладный воздух холодил обнаженные ребра, от чего касания Ричарда чувствовались еще острее. — Хорошая попытка, — хмыкнул Ричард, кладя вторую руку Эстебану на грудь и провел ладонями вниз, оглаживая бока и заставляя тело вздрогнуть. – Но, кажется, причина в другом, — и склонился, прикасаясь губами к бледной шее, вырывая из Эстебана тихий стон. Его мелко потряхивало от того, как нежно Ричард выцеловывал ключицы, коротко касался горячим языком кожи и неумолимо спускался вниз. Смотреть на это было решительно невозможно, поэтому, когда горячее дыхание опалило живот, Эстебан со стоном откинул голову, чувствуя как сильные руки сначала на секунду вцепились в его бедра, а потом Ричард, помедлив еще пару секунд, принялся расстегивать его брюки. Эстебан посчитал бы это сном - одним из тысячи, которые ему являлись, - но ни в одном из них у Ричарда так отчаянно не дрожали руки, не было лихорадочно распадающегося румянца на щеках и подрагивающих губ. Ричард перед ним был живым, настоящим, сводящим с ума. Окделл удивительно ловко вытряхнул его из брюк, стягивая заодно и исподнее, Эстебан так и не понял, в какой момент оказался перед Ричардом полностью голым, до боли возбужденным и открытым. Ричард смотрел на него голодно и внимательно, лаская тело взглядом, словно пытаясь запомнить каждый изгиб и каждую деталь. Эстебана бросило в жар – он часто представлял себе как бы они могли оказаться в одной постели, но никогда это не было настолько откровенно. Он попытался свести ноги, но Ричард тут же отмер и, недовольно хмыкнув, ухватился за колени Эстебана, раскрывая его еще больше. Колиньяр прикрыл глаза, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, но не успел сделать и вдоха, как почувствовал прикосновения на внутренней стороне бедер и снова задохнулся. Ричард, кажется, поставил себе задачу вылизать его целиком, другого объяснения его кусачим поцелуям вокруг тазовых косточек – Эстебан подумал, что там обязательно останутся следы, и эта мысль отозвалась горячим удовольствием в груди, — на ребрах и плечах, у него не было. Ричард вновь навис над ним, мягко улыбнулся и тихо выдохнул в губы: — Пусть хотя бы так, — и не дав ничего ответить, поцеловал его, одновременно с этим наконец коснувшись горячего текущего члена Эстебана. Тот вздрогнул всем телом и застонал в губы, цепляясь за крепкие плечи и вскидывая бедра вверх, навстречу уверенной руке. У Эстебана плыло перед глазами – всего этого было так много - касаний, запаха, жара тела. Но в то же время так правильно, что Эстебана выгибало и плавило. Он жарко дышал Ричарду в губы, подавался бедрами вперед и тихо скулил. Ричард остановился резко, убирая руку с члена Эстебана и поднимаясь. Колиньяр судорожно вздохнул и, махнув рукой на стыд и приличия, протестующе застонал, пытаясь ухватиться за руки Окделла. — Перевернись, — задыхаясь, приказал Ричард, смотря на Эстебана поплывшим взглядом. Тому ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Эстебан послушно завозился, пытаясь совладать с негнущимися конечностями, и развернулся, все еще не понимая, что задумал Ричард. Окделл лишь хмыкнул и, чуть помедлив, потянул Эстебана за бедра, ставя его на колени. И тут же надавил на спину, заставляя лечь грудью на постель. Эстебан вспыхнул, понимая, как выглядит и насколько сейчас открыт. Хорошо, что ему хватило ума сегодня утром привести себя в порядок. Конечно же ему и в голову не пришло на что-то такое надеяться, но за столько лет он хорошо себя изучил. А поэтому отлично понимал, что как только вернется от Окделла, то ничего не сможет поделать с собой – снова, ненавидя себя, будет до хрипов насаживаться на пальцы, вспоминая взгляд серых глаз и скупые движения. О том, что творилось с ним вчера вечером, даже вспоминать было стыдно. Кто же знал, что сегодня он окажется вот так перед Ричардом – на коленях, раздвинув ноги, дрожа от осознания самой ситуации и горячих рук на ягодицах. Эстебан вздрогнул, когда Ричард склонился и поцеловал его поясницу, но был готов к этому. К чему он уж точно не был готов, так это к тому, что тот продолжит движение вниз, а потом и вовсе коснется языком сжатого кольца мышц. Горячая волна возбуждения прошила все тело, заставляя задохнуться. Эстебан вцепился пальцами в простыни и пытался удержаться - голова закружилась, а ноги тут же свело судорогой. Это было какое-то сумасшествие. — Дик, блять, — зашептал Эстебан, пытаясь вывернуться, но Ричард крепко схватил его за бедра, не давая пошевелиться и отползти, — ты что творишь? Ричард не ответил, лишь хмыкнул и начал широкими мазками вылизывать Эстебана, теряющего всякий контроль. Эстебана трясло, он чувствовал как горячий язык осторожно раскрывает его, толкаясь внутрь и это было так нереально, так неправильно и в то же время невероятно, что он мог только тихо скулить на одной ноте, еле держась, чтобы не подаваться бедрами назад. Щеки горели огнем. С ним никто никогда так не поступал. Ни в одном борделе, ни один мужчина, с которыми Эстебану довелось разделить постель. Прежде всегда было быстро, скомкано, даже неловко - они доставляли друг другу удовольствие и расходились, чтобы через время вновь сойтись и на короткий миг удовлетворить эту животную потребность быть по-правильному нужным. Эстебан не знал, почему с женщинами было не так, он пытался, правда. Ричард же вел себя так, как бы это делал Эстебан, будь он на его месте. Пытался изучить, запомнить любимое тело, насытиться, чтобы хватило на всю жизнь. Доставить удовольствие, буквально присвоить, пусть на короткий миг, пусть всего на одну ночь, но стать для него центром всего. Однако, во всей это ситуации между ними было одно огромное отличие: Эстебан был до безумия влюблен. Эстебан цеплялся ускользающим сознанием за эту мысль, но с каждым прикосновением становилось все труднее держать себя в руках. Кажется, это заметил и Ричард. Он чуть замедлил движения и, отстранившись, хрипло выдохнул: — Отпусти себя, прошу, — и широко мазнул языком от поджавшихся яиц до кольца мышц. Эстебан закусил губу. Голос Ричарда, сбившийся от быстрого дыхания, тихий, с незнакомыми отчаянными нотками, был последним ударом. Дальше глупо было сопротивляться и воевать с самим собой, пытаясь сохранить лицо. Поэтому Эстебан прикрыл глаза, вздохнул и наконец позволил себе сорваться. Эстебан пораженно склонил голову, падая щекой на холодную простынь и позволяя громкому стону сорваться с губ. Ричард же поудобнее перехватил его бедра, развел ноги еще сильнее и толкнулся языком внутрь. Это было безумием. Эстебана выгибало на постели, он терся голой грудью о шершавую ткань, подавался бедрами назад и горел. Он так и не понял, когда именно окончательно двинулся крышей и вцепился одной рукой довольно стонущему Ричарду в волосы, вжимая в себя сильнее и умоляя трахать глубже. Зато отлично помнил, как вцепился зубами в запястье, пытаясь заглушить вой, когда Ричард коснулся его члена рукой и принялся дрочить в такт толчкам языка. И кончил, цепляясь ногтями за деревянное изголовье кровати. В себя Эстебан приходил долго. Дрожали не только подкосившиеся ноги, но и все тело. Перевернуться казалось чем-то из разряда невозможного, но он усилием воли заставил себя это сделать, как только оглушительный звон в ушах стих и он различил тяжелое дыхание Ричарда за спиной. Отчаянная потребность увидеть его, удостовериться, что это все реальность, перекрывали все остальное. Ричард сидел на коленях, прикрыв глаза, и тяжело дышал. Взмокший, с распухшими красными губами, мелко дрожащий, без рубашки и все еще в наглухо застегнутых брюках, явно причиняющих боль каменному стояку. Эстебан неловко поднялся, больше на чистом упрямстве и желании коснуться Ричарда, чем имея на это силы, даже как-то сумел подползти ближе и вцепился дрожащими пальцами в пуговицы, пытаясь их расстегнуть. — Не надо, — тихо попросил Ричард, смотря на войну Эстебана с брюками, — не стоит. — Заткнись, — также тихо посоветовал Колиньяр, с силой дергая последнюю пуговицу на себя и отрывая ее, — хочу тебя. Ричард вздрогнул. То ли от слов, то ли от того, что Эстебан положил руку на скрытый под тонким исподним горячий член и несильно сжал. Он застонал сквозь зубы, на что Эстебан довольно усмехнулся и потянул шнурки вниз, наконец добираясь до голой кожи и обхватывая ствол рукой. Тихий стон и небольшой толчок в руку заставили Эстебана осмелеть и придвинуться ближе, затягивая Ричарда в кусачий поцелуй и начиная двигать рукой, сразу беря бешенный темп. Ричард же бестолково двигал губами, цеплялся за скользкие влажные плечи Эстебана и отчаянно жмурился, подставляя шею. Его хватило ненадолго, вскоре Ричард замер, шире раздвинул колени, и, толкнувшись в руку последний раз, кончил с тихим стоном, выдыхая его прямо в ухо держащему его Эстебану. У Эстебана в голове было блаженно пусто. Он с сожалением отпустил Ричарда, напоследок легко прижавшись в мягком поцелуе, и отполз назад, прислоняясь спиной к изголовью и переводя дыхание. Ричард, покачиваясь, встал, стянул с себя мешающую одежду и небрежно отбросил ее на пол. Достал откуда-то платок и кинул его в сторону Эстебана, после чего и сам начал стирать с живота белые следы. Эстебан же, не отрывая взгляда от медленных, ленивых движений Ричарда, неспешно вытер руки. Ему подумалось, что вот такой Ричард - затраханный, лохматый, с заторможенными движениями и поплывшим взглядом, - это то, к чему можно очень быстро привыкнуть. А еще присвоить, забрать в единоличное пользование и никогда никому не показывать. — Прости, — тихо сказал Ричард, отбрасывая в сторону грязный платок и забираясь обратно на кровать. Он немного повозился, накидывая себе на бедра скомканное одеяло, будто стеснялся своей наготы и замер в нерешительности, оглаживая взглядом голого, раскинувшегося в полный рост Эстебана. – Я слишком много думал об этом. Мне всегда было интересно какой ты, когда теряешь контроль. Эстебан удивленно выгнул бровь, разминая напряженные плечи и чувствуя, как легкая эйфория начинает отпускать, а реальность постепенно снова наваливается мертвым грузом. Никаких чувств, что ты там придумал себе, Колиньяр? Это просто твоя любовь решила потешить свое эго, ничего более. — Беззащитный. Уязвимый. Жалкий, — делано равнодушно пожал плечами Эстебан, стараясь скрыть горечь. Но все же не удержался от ехидного: — Понравилось? Ричард устало вздохнул и прикрыл глаза. Эстебан повернул голову вбок, смотря на расслабленного Окделла, на лице которого снова невозможно было что-то прочесть. — Ты всегда пытаешься защищаться. Даже там, где это не требуется, — через паузу отозвался тот. — Жизнь научила, — хмыкнул Эстебан. Немного помолчал и все же поинтересовался: — Зачем это все? К чему все эти нежности, разговоры и, — он на секунду сбился, прокручивая в голове все, что произошло, но так и не смог найти правильное слово, поэтому отделался лаконичным: — прочее. Трахнул бы меня, уткнув лицом в подушку, потешил бы свои задетые чувства и все. Я вообще не понимаю, чего ты хочешь. Ричард молчал долго. Эстебан отстраненно подумал, что не дождется ответа и даже успел с этим смириться, как тот открыл глаза и тяжело вздохнул: — Эстебан, — голос был усталым и немного осуждающим, Колиньяру даже стало немного не по себе. — Ты как был слепым придурком, так и остался. Тебя, — Ричард повернул к нему голову, встречаясь взглядами. — Я хочу тебя. Сердце Эстебана пропустило удар. Так не бывает, не с ним. С кем угодно, но не с ним. Его невозможно любить, просто не за что. И уж точно не Ричард. Эстебан кивнул самому себе, тут же соглашаясь что да, такое невозможно. Мысль привычная, пережитая, пусть и до сих пор отдающая тупой болью в сердце. Да и мозг тут же услужливо напомнил, что хотеть и любить это две разные вещи, не стоит в одну кучу сваливать соленое и горячее, обманываясь. Поэтому Эстебан лишь ухмыльнулся, пожал плечами и махнул на себя рукой: — Бери, что сидишь? - И, злясь непонятно на кого, добавил: - Силенок уже не хватает? – улыбка получилось болезненной и кривой, о чем говорил все такой же бесцветный взгляд Ричарда. — Ты невыносим, — вздохнул он и чуть повернулся, садясь удобнее. — А ты зачем согласился? – и вернул Эстебану знакомую ухмылку. — Я человек Чести, я отвечаю за свои слова, — упрямо ответил Колиньяр, для убедительности еще и кивая. Это была его любимая телега. Говорить о чести, достоинстве и праве сильного он мог часами в любом состоянии. Однако, в этой ситуации Эстебан мысленно дал себе подзатыльник, потому что настолько частичная правда легко могла бы причислиться ко лжи. Будь вместо Ричарда кто-то другой, он бы нашел лазейку, договорился бы, выторговал что угодно. Это Окделлу он подчинился беспрекословно и покорно. Потому что по-другому просто не мог. — Врешь прямо в глаза и не краснеешь, — покачал головой внезапно ставший проницательным Ричард. — Эстебан, ты же тоже этого хотел, — он протянул руку и коснулся предплечья Колиньяра, вновь обжигая касанием. — Никто бы не лег под другого мужчину только из-за идиотских принципов. Просто признай. Ричард смотрел прямо и выжидающе. Эстебана пугал этот взгляд - внимательный и понимающий, говорящий, что Ричард знает то, что не должен. Словно от того, что скажет Эстебан, зависит их жизнь. Эстебан никогда не был трусом. Он не страшился драки, не боялся рисковать акциями компании, вкладываясь в довольно сомнительные, на взгляд всех остальных, затеи. Он не боялся ядовитых змей, медведей и умереть. Но сейчас холодный, сковывающий все нутро страх сжал его горло и не давал вздохнуть. Ему было страшно чувствовать, разбираться в этом сложном, непонятном, запутанном. И он ничего не мог с этим поделать. Поэтому Эстебан лишь закатил глаза и, старательно скрывая дрожь в голосе, хмыкнул: — Давай ты просто меня поимеешь, и мы разойдемся как в море корабли, а, Дик? Не вовремя тебя на лирику потянуло, — и рывком стянул с Ричарда одеяло, оставляя того обнаженным. Окделл грустно усмехнулся. — Нет, — он покачал головой, тряхнул головой, будто сбрасывая оцепенение и в одно плавное движение перекинул ногу через Эстебана, садясь ему на бедра. — Сегодня будет так, как хочу я, а не ты. Тревога, бьющаяся где-то на уровне горла, так и не хотела уходить. Наоборот, смотря на теплое сильное тело перед ним, Эстебан чувствовал, как уже не хочет его отпускать. Он наклонил голову и, повинуясь нежному порыву, провел языком по ключице, чувствуя соль и горечь вспотевшей кожи, так по-животному приятно оседающие на языке. Ричард коротко вздрогнул и положил руку ему на затылок, зарываясь пальцами в волосы и прижимая к себе сильнее. Эстебан скользнул губами выше, к шее, проводя языком по заполошно бьющейся вене, линии челюсти и, наконец, жарко выдыхая прямо в ухо: — И чего же ты хочешь? – Эстебан коснулся руками коленей Ричарда, нежно поглаживая их, от чего тот снова вздрогнул. — Я хочу не просто тебя, — ответил Ричард, поворачивая голову, касаясь губами кончика острого носа и чуть отстраняясь, чтобы сказать, глядя Эстебану прямо в глаза: — Я хочу принадлежать тебе, - и поцеловал, требовательно раскрывая губы Колиньяра языком, подчиняя себе. Эстебан все еще чувствовал тупую боль где-то внутри, но Ричард в его руках был такой теплый и отзывчивый, так нежно целовал, что ему ничего не оставалось кроме как запихнуть все свои разочарования куда подальше и ловить каждое мгновение. Ричард же разорвал поцелуй и потянулся в сторону, беря в руку какую-то склянку. Эстебан судорожно вздохнул, уже готовясь сползти вниз, снова развернуться спиной и позволить Ричарду коснуться его пальцами - да, пожалуйста, да, - так, как обычно делал он сам. Но Окделл лишь приподнялся, густо зачерпнул пальцами прозрачную субстанцию и завел руку назад, насаживаясь на них. У Эстебана перехватило дыхание. Эта картина, Эстебан был уверен, навсегда осталась у него в памяти. Голый, восхитительный Ричард в отблесках мягкого теплого света, сидящий в его ногах и кусающий свои губы в попытке скрыть рвущиеся наружу вздохи. — Что ты... – прохрипел он, смотря на ритмичные движения руки Ричарда, прикрывшего глаза и вцепившегося свободной рукой в плечо подавшегося к нему Эстебана. Невозможно красивого. Эстебан одной рукой впился в бедро Окделла, а второй схватил Ричарда за запястье, заставляя вытащить пальцы только для того, чтобы самому скользнуть внутрь. Ричард был смазан и растянут. — Я же сказал, — усмехнулся тот, двигая бедрами назад и насаживаясь на пальцы Эстебана до упора, шумно втягивая воздух и замирая, — хочу принадлежать тебе. И, размазав оставшуюся на пальцах смазку по вновь вставшему члену Эстебана, звонко шлепнул по его руке, призывая убрать ее и не мешать. Колиньяр тут же вытащил пальцы и, чуть помедлив, положил руки Ричарду на талию, во все глаза смотря как тот, помогая себе рукой, медленно опустился на его член. Ричард обхватывал его так плотно и тесно, что перед глазами плыло. Эстебан чувствовал, как дрожат бедра и изо всех сил держался, чтобы не податься ими вверх, еще плотнее, глубже. Но Ричард цеплялся руками ему за плечи и кусал губы, жмурясь и пытаясь привыкнуть. Поэтому Эстебан не шевелился, только шумно дышал и вглядывался в напряженное лицо, такое знакомое и любимое. Первые толчки были издевательски медленными, такими, что Эстебан не выдержал, откинул голову и тихо простонал. Ричард в его руках вздрогнул и вдруг наклонился, цепляя подбородок Эстебана, заставляя опустить голову. Колиньяр увидел перед собой глаза – знакомая серость практически скрылась за огромным черным зрачком, смотрящие сейчас с таким отчаянием и безумием, что бросило в жар. Эстебан распахнул рот и высунул язык, проводя им по кончикам пальцев и смотря, как и так красные скулы Ричарда алеют еще сильнее. Если бы Эстебан мог сейчас думать о чем-нибудь кроме жара тела Ричарда, он бы обязательно вспомнил - такое тоже было впервые. Когда глаза в глаза, голыми не только физически, но и морально. Вверяясь в руки друг друга без оглядки на весь остальной мир, и то, что будет потом. Впервые с любимым человеком. Но все это пронеслось жаркой лавиной по телу, ударяя в голову и застилая глаза. Эстебан зарычал и, толкнув Ричарда в грудь, заставил удивленно отшатнуться и вздрогнуть. Схватив за широкие плечи, Эстебан толкнул его вверх, выходя из напряженного тела и опрокидывая Ричарда на спину. Вид перед Эстебаном открылся невероятный – тяжело дышащий, ничего не понимающий и слегка встревоженный Ричард лежал перед ним, широко расставив ноги и цепляясь пальцами за сбившееся одеяло, — но по достоинству оценить он был его не в силах. Зато, схватившись за бледные бедра, подтянуть Ричарда к себе, нависая над ним и одним движением входя в тело вновь, вполне. Ричард сдавленно охнул, но тут же прогнулся в пояснице, отзываясь на жадные касания. А потом немного подумал и закинул ноги Эстебану на поясницу, скрещивая их за спиной. Колиньяр довольно усмехнулся и двинул бедрами. Эстебан вбивался быстрыми глубокими толчками, заставляя Ричарда скулить на одной ноте, иногда сбиваясь на тихий шепот, разобрать который никак не получалось. Эстебана размазывало, скручивало изнутри, все это – стонущий Ричард под ним, вкус его кожи, касание, — было так единственно правильно, что становилось до боли хорошо. Вместе с подкатывающим горячим удовольствием к глазам подступили слезы – Эстебан был эгоистом и собственником, он хотел Ричарда себе навсегда. Не только такого – выгибающегося и почти безумного, но и вредного и язвительного после сложного дня; сонного и уставшего, засыпающего над очередной речью; властного и сильного, как за трибуной; тихого и мягкого, только проснувшегося. Он хотел себе всего Ричарда, целиком и полностью. Он кончил, впиваясь зубами в беззащитную шею и вырывая из Ричарда хриплый стон, все равно ни в какое сравнение не идущий с чувством разбивающегося сердца. От чего-то было до одури больно, и вместе с тем хорошо. Эстебан замер глубоко внутри Ричарда, чувствуя, как мелко трясутся его бедра, как он тяжело дышит ему на ухо, дрожащими руками обнимая его плечи. Эстебан еще несколько мгновений слушал бешеный стук чужого сердца, медленно приходя в себя. Он извиняющееся провел языком по месту алеющего укуса, не удержавшись, нежно поцеловал в основание шеи и, сморгнув влагу с глаз, поднялся на ватных руках, выходя из Ричарда. А потом, повинуясь отчаянному порыву, глядя на растрепанного взбудораженного Ричарда, опустился вниз, сначала накрывая рукой стоящий член, а потом опускаясь на него ртом. Ричард тут же непроизвольно вскинул бедра, толкаясь глубже, и вцепился Эстебану в волосы. — Прости, — будто в бреду выдохнул Ричард, попытавшись выпутать пальцы из волос Эстебана, но тот выпустил член изо рта и, усмехнувшись, вернул руку на место, позволяя сгрести пряди в кулак. — Давай, — выдохнул Эстебан, кончиком языка касаясь текущей головки, и, услышав рваный вдох, опустился практически до конца, расслабляя горло. Ричард со стоном подался бедрами вверх, а Эстебан прикрыл глаза, плотнее сжимая губы и стараясь следить за зубами. Он чувствовал, как член во рту начинает напрягаться, как все сильнее дрожат ноги Ричарда, как тот пытается оттянуть его за волосы, но упрямо склонял голову вниз. Чувствуя, что Ричард совсем на грани, Эстебан выпустил член из горла, практически отстранился. А потом опустился вновь и кончиком языка потер головку, вырывая из Ричарда совсем уже отчаянный скулеж, наконец чувствуя теплую горькую сперму во рту. Тело Ричарда расслабилось, и Эстебан с сожалением отстранился, смотря как тот медленно приходит в себя, положив руки на пылающие щеки. Он из последних сил отполз к изголовью и вытянулся рядом с Ричардом, утыкаясь мокрым лбом ему в плечо. Тут же навалилась приятная усталость, а медленно выравнивающееся дыхание Ричарда успокаивало. — Что ты шептал, — еле слышно спросил Эстебан. Ричард тут же зашевелился, лениво подтягивая откинутое в сторону одеяло и накрывая их вместе. И тут же прижался к Эстебану, пряча лицо в изгибе шеи. У Эстебана не было сил анализировать все это, ругать себя, что так расклеился и разнежился. У него вообще не было никаких сил. Поэтому он просто повернул голову, прижимаясь губами к мягким волосам Ричарда и прикрывая глаза. Эстебан уже не надеялся получить ответ на свой внезапно вырвавшийся вопрос, но на грани сна услышал тихое: — Пожалуйста, будь моим, — после чего Ричард опустил руку на его грудь и затих.

***

Эстебан проснулся резко. Распахнул глаза от того, что почувствовал холод, и тут же зашарил рукой в поисках ускользнувшего тепла, но наткнулся на спину Ричарда. Тот сидел на постели, отвернувшись и сгорбившись. Комнату заливал яркий дневной свет, видимо, они проспали чуть ли не до полудня. Тело приятно ныло, поэтому Эстебан потянулся, зевнул и приподнялся на руках, наконец нормально открывая глаза и скользя взглядом по крепким плечам Ричарда, сейчас опущенным и напряженным. У него там была свежая россыпь укусов и полукруглых красных отметин от ногтей, вызывающая в Эстебане глухое удовлетворение, да и сам он выглядел встрепано и растерянно – явно тоже только проснулся. Эстебан уже было хотел потянуться, чтобы прижаться грудью к широкой спине, обнять Ричарда, прижаться губами к теплой коже и потереться носом о плечо, но вовремя успел остановится. И вспомнить. Ночь уже закончилась, а значит и их время. Эстебан прикрыл глаза, тяжело вздохнул и выбрался из кровати, принимаясь собирать свои вещи. Дорогая ткань сейчас чувствовалось едва ли не мешковиной, больно царапающей кожу. Настроение стремительно портилось, а от утренней легкости не осталось и следа - хотелось побыстрее убраться из этого дома, города, страны. Куда-нибудь к морю, зализывать вновь открывшиеся и кровоточащие раны. Смотреть на Ричарда было больно, но взгляд нет-нет, да и цеплялся за медленные движения высокой фигуры. Окделл стоял у распахнутого шкафа, медленно одевался и с каждой новой вещью словно обратно заворачивался в свой кокон – непробиваемый, холодный, отстраненный. Замерев возле двери, смотря, как Эстебан судорожно пытается застегнуть пуговицы на помятой рубашке, Ричард наконец заговорил: — Предлагаю так, — его голос звучал тихо и надломлено, от чего сердце Эстебана болезненно сжалось. — Сейчас мы выйдем отсюда и навсегда забудем все, что тут было. Просто пари. Просто карточный долг, — и чуть помолчав, добавил практически неслышно. - Если хочешь, конечно. Эстебан не хотел и не планировал ничего забывать. Он поднял глаза на Ричарда, тот стоял как статуя, неподвижный, бледный, с трагическим изломом светлых бровей на лице и тусклым взглядом. Он перехватил взгляд Эстебана и вдруг шагнул к нему, собираясь что-то сказать. Но замер, не решаясь. Эстебан поднял руку, прикасаясь к теплой щеке, и легонько улыбнулся когда Ричард, прикрыв глаза, притерся к ней ближе. Эстебан не хотел забывать все это, но и помнить тоже было невыносимо. Ему бы сейчас сделать еще один небольшой шаг и вновь сцеловать эту холодную маску с красивого лица. Ему бы снова ощутить под пальцами часто бьющееся сердце, уронить Ричарда на кровать. Притвориться, что не было этого неловкого молчания и начать это утро правильно - с задыхающегося под ним Ричарда, плавящегося от медленных касаний и теряющего голову от нежности. Ему бы чуть больше смелости, чтобы поверить в то, что это возможно. Ричард коротко прижался сухими губами к запястью Эстебана, рвано выдохнул и отступил назад, распахивая дверь и выходя в кабинет, и тут же чуть не спотыкаясь о валяющийся на полу фрак. Осторожно поднял его и с непроницаемым лицом отдал Эстебану. Тот только криво усмехнулся и перекинул его через локоть. — Приятно иметь дело с человеком Чести, Колиньяр, — сказал Ричард совершенно другим голосом – твердым и уверенным, словно это не он минуту назад был готов рассыпаться Эстебану в ноги осколками. — Вы сами доберетесь или попросить карету? Только глаза. Только серые глаза выдавали бесконечную тоску. И Эстебана накрыло волной злости. Он вообще ничего не понимал. Ричард вел себя так, будто это он пострадавшая сторона. Будто не только Эстебану предстоит сейчас дойти до собственной спальни, рухнуть на пол и постараться склеить вдребезги разбитое сердце. Будто... Осознание накрыло внезапно. Эстебан во все глаза уставился на Ричарда, который, не понимая, что происходит, нахмурился и сделал шаг вперед. Жгут, сжимающий сердце, начал медленно ослабевать. Неужели он сам так сильно погряз в своей уверенности в нелюбви, что пропустил нечто очень важное. Ричард все это время пытался сказать. Ведь так? Иначе бы он не был так болезненно нежен, иначе бы не наговорил всех этих глупостей. Воспоминания о тихом шепоте пробежали электрическими разрядами по телу, а в груди екнуло. К черту, все к черту. Эстебан откинул мешающийся фрак на стол и в два шага оказался рядом с напряженным Ричардом, притягивая его к себе ближе. — Я не хочу, — выдохнул Эстебан ему в губы, — Не хочу забывать, — и попытался поцеловать Ричарда, но тот ловко отвернулся, делано хмурясь. Но даже не попытался выкрутиться из рук, только сделал небольшой шаг вперед, прижимаясь еще ближе. — Мы договаривались, — строго сказал он, тут же поворачиваясь обратно, заглядывая в зеленые глаза. — Это ты там трепался, — хмыкнул Эстебан, — я ни о чем с тобой не договаривался, — и тут же опустил голос, становясь серьезным: — Я не хочу забывать. Да и не смогу. Я влюблен в тебя так долго, что это уже не смешно, — и уже менее уверенно добавил: — И ты, кажется, тоже? Ричард выгнул бровь, выдохнул и истерично рассмеялся, прикрывая глаза. Эстебану пришлось слегка встряхнуть его за плечи, чтобы Ричард прекратил этот спектакль. У него сердце билось где-то в горле, он впервые за много лет говорил о чувствах, он держал в руках того, кто этим чувствам был причиной. Он буквально сейчас сходил с ума. — Тебе кажется? – насмешливо спросил Окделл и обвиняюще ткнул Эстебану пальцем в грудь: — Ты идиот, Колиньяр. Интересно, чтобы тебе перестало казаться, мне нужно заявить о чувствах к тебе с трибуны международной арены? Или предпочтешь официальный документ в трех экземплярах, подписанный Императором? Эстебан немного помолчал и, опустив глаза, выпустил Ричарда, отступая. Теперь, сложив все в единую картину и допуская, что Ричард все это время тоже, — Боже правый, тоже, — был к нему неравнодушен, эта ситуация казалось нелепой и абсурдной. Подумать только, они оба рисковали всем, прикрываясь идиотским долгом. — Наверное, мне нужно извиниться, — вздохнул Эстебан. Ричард насмешливо хмыкнул и скрестил руки на груди. — Неужели, за что же именно? – протянул Окделл, смотря как Эстебан раздраженно закатывает глаза. Кажется, они вновь начинали ссориться. Но Эстебан лишь скрипнул зубами, глубоко вздохнул и признал: — За то, что я наговорил там, — он нервно пожал плечами и поднял взгляд на Ричарда: — Я не верил. — А сейчас? – осторожно спросил Ричард. Взгляд Колиньяра стал растерянно-виноватым. – Эстебан, — тяжело вздохнул он, — я повторю это еще раз предельно серьезно. Я влюблен в тебя так сильно, что мне было больно дышать, когда я увидел тебя позавчера. Это чувство не прошло ни через полгода после выпуска из Лаик, ни через год и даже ни через полтора. А еще, — Ричард протянул руку вперед, цепляя Эстебана за воротник и возвращая на место. Ближе к себе, так, чтобы между их телами не было ни сантиметра пространства, — я думал до тебя дойдет раньше. Сейчас, смотря Ричарду в глаза, казалось, что нет ничего логичнее и проще. В комнате, наполненной сотней людей, они бы все равно видели только друг друга. Эстебан почувствовал такую пьянящую и кружащую голову легкость, что пошатнулся, цепляясь пальцами за предплечье Ричарда - он нужен. Он не один. — Когда ты понял? – спросил Эстебан, поднимая взгляд на губы Ричарда, — что я тоже? — С щелчком двери, — тихо ответил тот, обнимая Колиньяра за шею, — никто не остается просто так. Целовать Ричарда было восхитительно и раньше. Но сейчас, вот так – нежно, медленно, взаимно, — стало еще лучше. Ричард льнул к его рукам и чувствовался как единственно правильное в его жизни. Его Ричард. — Эстебан, — между поцелуями спросил тот, — что у тебя было? Колиньяр на несколько мгновений замер, пытаясь понять, что Ричард имел в виду, но, смотря на его лукавый взгляд, быстро сообразил. — Каре, — довольно усмехнулся Эстебан, смотря как Окделл с серьезным лицом понимающе кивает. — Значит ты выиграл, — с видом знатока оповестил его Ричард. Эстебан только покачал головой и, прежде чем, снова поцеловать его, выдохнул честное: — Несомненно. Эстебан знал, что бардак, творящийся у них в головах, они будут разбирать еще не один день. Что ему придется многое объяснить и за многое извиниться. Но теперь у них было на это время не только до рассвета.