Как стеклышко

Думать о будущем было приятно. Может, с деньгами станет настолько худо, что Сосею придется переквалифицироваться в бродягу. Будет ходить себе по горам да питаться всякими корешками, своей беззаботностью подражая другу детства. Потом он постареет, ходить ему станет сложно даже при помощи трости, так что придётся лечь и умереть голодной смертью. Красота. Так он думал, пока не оказалось, что их отряд всё-таки не будут расформировывать. Как было сказано в распоряжении, хватит носиться за мифическими змеями, теперь нужно поймать множество сбежавших преступников и столкнуться с последствиями разрушений. Например, помочь местным восстановить их дома. Если коротко, работы стало в разы больше. А учитывая, в насколько потрепанном состоянии находился весь отряд, выполнять ее получалось из рук вон плохо. И тем не менее, никто не жаловался, просто в редкой тишине чей-то скрип зубов можно было расслышать особенно четко. Свободного времени не осталось от слова совсем. Поэтому Сосею приходилось использовать несвободное для своих походов в храм, где проживали братья Кумо. Он же по-прежнему наставник среднего из них, — так он говорил себе, когда ехидный голосок в сознании напоминал, что больно уж он зачастил с этими самыми походами. Хотя оправдываться не хотелось ни перед собой, ни перед другими. Зачем? Разве плохо приходить в место, где ему всегда рады? Слишком рады, он подобного не заслуживал. Поэтому так отчаянно стремился дать хоть что-то взамен. — Тенка, сегодня снова не обойтись без твоей помощи, — сказал Сосей, скорчив свою самую постную мину, будто подобные заявления ему правда давались с трудом. Тенка в свою очередь просиял и подозрительно резво поднялся с татами. Готовый следовать за ним куда угодно. Сердце сжалось неожиданно болезненно. Тенка покидал границы храма не часто. Улыбался братьям солнечно, как и раньше, только пить стал гораздо больше. Но не в дни, вроде этого. Когда приходил Сосей, Тенка всегда был трезв, как стеклышко. Не сказать, что без него Сосей бы правда не справился. Обычно они направлялись черт пойми куда прогулочным шагом, как по волшебству находили там очередного преступника, и Тенка отправлял его в нокаут ударом веера. Почему-то смотрел победно на Сосея, а потом улыбка на его аккуратных губах становилась натянутой. Сосей в свою очередь ничего не говорил, только уже машинально придерживал друга за плечи. Возвращались домой они уже менее размеренным шагом. Тенка на него больше не смотрел. Тогда Сосей думал, что стоит видеться с ним пореже. Это ведь при нем Тенка пытается казаться сильным, на это и тратя последние силы. Потом он думал, что всё-таки никаких пореже, Тенке в присутствии братьев тоже тяжело. И эти их… прогулки? Не могут же нравиться ему одному, да? В этот день впервые за несколько недель снова пошел дождь. Поначалу погода Сосея даже радовала. Ровно до тех пор, пока он, мокрый до нитки, не добрался до храма. Почему-то было очень сложно вспомнить, зачем он вообще сюда шел. Может, не поздно пойти обратно? Поздно. Тенка сидел на пороге и смотрел на него, слегка наклонив голову. Взгляд у него был серьёзным, и это заставило улыбнуться самого Сосея. Как-то криво, иначе он не умел. — Иди, чего в луже стоишь, — Тенка махнул рукой в сторону дома, отворачиваясь. — Попросишь сменную одежду у Сорамару. Глупо. Как же это все глупо. Но отрицать, что сменная одежда ему нужна, было бы еще глупее, поэтому Сосей молча пошел делать то, что ему сказали. Правда, скоро он об этом пожалел. Просто в сухой одежде младшие братья его отпускать отказались — простудитесь ведь, Сосей-сан! Пришлось ждать, пока закипит вода в чайнике, и возвращаться к Тенке уже с полной кружкой в руках. Он сидел на том же месте. Сосею показалось, что так же смотрел на дождь, но нет, вряд ли Тенка видел перед собой хоть что-то. Он странно вытянул вперед руку, будто пытаясь схватиться за что-то. Сосей знал, за что. За кого. Он никогда не отличался особой внимательностью к другим, но сейчас чувствовал чужую боль так явно, будто с грозового неба тяжелыми каплями падала она. Вдалеке послышался раскат грома. Он не придумал ничего лучше, кроме как сесть рядом. Тенка резко опустил руку, несколько раз удивленно моргнул и медленно повернулся к нему. Сосей предпринял еще одну попытку улыбнуться. Не получилось. На это Тенка только покачал головой. И вдруг потянулся к его волосам. — Они так никогда не высохнут, — зачем-то начал объяснять он, когда хвостик Сосея свободно рассыпался по плечам. Наверное, отстраниться от этого простого жеста было бы странно, поэтому Сосей только крепче сжал кружку, глядя на мутную жидкость в ней. Нишики любая готовка давалась все еще сомнительно. Тенка не убрал руку. Он провел ею по его щеке, смахивая маленькую капельку, и нежно прикоснулся к скуле, где начинался шрам от ожога. Может, через какое-то время он побледнеет и станет не таким заметным. А может, и нет. В любом случае, сейчас он слишком кидался в глаза, напоминая о недавних событиях. Если бы Сосей сейчас посмотрел на Тенку, он бы увидел точно такой же. Но он не смотрел. Он пытался убедить себя в том, что ему на лицо капает вода с его мокрых волос. — Сосей, — голос Тенки прозвучал мягко и слишком близко. — Ты не обязан это делать. — Что? — было странно поймать себя на том, что страшно услышать совершенно любое продолжение. — Проводить со мной время. Я же знаю, что тебе это в тягость. — Почему ты так думаешь? — Ты не любишь всего, — Тенка замолчал, подбирая слова, и только сейчас убрал руку, — бесполезного. Я знаю. Сосей мог начать убеждать его, что он не бесполезный. Перечислить все его заслуги, в прошлом и настоящем, но все это прозвучало бы так фальшиво, что он не сказал ни слова. Зато заставил себя посмотреть на Тенку. Его образ был размытым за пеленой слез и продолжал ускользать куда-то дальше, будто бы Сосей уже опоздал, и ничего изменить было нельзя. И кому еще из них двоих нужно, чтобы с ним проводили время… — Не уходи, — он потянулся у чужому рукаву, привлекая к себе внимание. — Хотя бы не сейчас, хорошо? Я этого не выдержу во второй раз. В первый было достаточно больно. — А по тебе и не скажешь, — впервые за все время в голосе Тенки послышалось обычное тепло. — Тогда не было времени об этом думать. Но сейчас приходится. Каждый день. Я будто бы жду, готовясь к худшему, и молитвы всем богам ничуть не помогают. Пожалуйста, скажи мне ты. Скажи, что этого не будет. — Вряд ли я могу равняться со всеми богами, — Тенка убрал его руку со своего рукава, и внутри будто что-то оборвалось. — Но я продолжу стараться. Сосей с удивлением посмотрел на их переплетенные пальцы и едва сдержался, чтобы не всхлипнуть. Ну да, конечно вода. С волос. — Наверное, мне лучше пойти, — он поспешил переменить тему. Было совершенно непонятно, сколько еще его голос не будет дрожать. — Если под зонтиком… — Я не дам тебе зонтик. — Тогда я пойду так. — И никуда я тебя не пущу. Гроза только надвигается, видишь? — Не вижу. — Особой наблюдательностью ты никогда не отличался, — Тенка вдруг потянул его на себя, так, что Сосей уперся лбом в чужое плечо, — поэтому так странно иметь с тобой дело сейчас. Тебя будто подменили. — Может, в этом вся правда, — за спиной сомкнулись сильные руки, но Сосей и не пытался отстраниться. В приоритете сейчас сочинение истории о собственной подмене, чтобы хоть как-то оправдать свое жалкое поведение. Неужели это погода делает его таким сентиментальным? — Или это ты теперь сосуд Орочи, — Тенка шутил, но Сосей задумался над его словами довольно серьёзно. — А ты проверь, — посоветовал он. — Как там обычно делают, раздевают и ищут на груди чешую? — Ты даже стал меньше походить на знакомого мне зануду, — пораженно прошептал Тенка. — Ну нет, если я буду тебя раздевать, то явно в других целях. — Если, — в привычной недовольной манере проворчал Сосей, вспоминая, что он может обнять в ответ. Так они и продолжили сидеть. Слишком спокойно, чтобы предпринимать что-то еще. Слишком хорошо, чтобы пошевелить еще хоть пальцем. Даже слова на ум теперь приходили слишком лениво и бессвязно, их заглушала стена ливня. — Ты прав, мне не нравится всё бесполезное, — прошептал в чужое плечо Сосей. Он был уверен, что Тенка сейчас улыбается. Как раньше, а не вымученно, пытаясь снова скрыть за этим, насколько ему плохо. А может, он задремал и его признаний не услышит. — Но тебя я всё-таки люблю. — Дуракам везет, и я сейчас не про тебя. Спорить с этим утверждением было невозможно. Чай в кружке безнадежно остыл. Сосей и так знал, что точно не простудится.