Его отражение

⠀⠀Леви думает, что будущее будет прекрасным: Босс будет становиться всё сильнее, Вария — крепчать, а он сам — верно служить. Это его маленькая мечта, а чего-то большего ему и не нужно. Приятно представлять, каким будет будущее, особенно после того, как воспоминания о битве с Бьякураном, которая уже никогда не случится, появляются в памяти. Теперь для каких-то идей есть вполне реальная основа, но, неожиданно для самого себя, новые знания, помимо воодушевления, несут в себе тревожные звоночки. И Леви молчит, не желая разводить лишних волнений. Предупреждён, значит вооружен. Он не допустит для себя плохого исхода. ⠀⠀В таких мыслях проходит чуть больше года. А потом, как по чёртовому закону Мёрфи, жизнь катится в невообразимые днища, точнее в то самое будущее, так греющее сердце раньше. ⠀⠀Встреча с самим собой кажется неприлично болезненной, отягощающей. Уже вне поле боя, на соседних койках, он чувствует, как ему то ли душно, то ли страшно, какая-то адская каша из чувств и самое непонятное – часть эмоций не его. Буквально за час до прихода Леви, его же из этой временной ветки, из ощущений только непроглядная пустота, какая накатывала, да ещё с такой силой, только после неудачного переворота. Жизнь кажется совершенно непонятной и сбитой. При всём желании, чтобы почувствовать хоть что-то, ему тогда понадобилось несколько месяцев и профилактическая драка до полусмерти, только убить всерьёз его уже никто не пытался. Но стоит только появиться старшему-старшему офицеру, как от чайной ложечки эмоциональный диапазон внезапно увеличивается до полноценного сервиза. И, глядя на другого себя, Леви с уверенностью может сказать: это его дерьмо, потому что он так и выглядит — на грани эмоционального срыва, рядом лежит, смотрит в потолок и молчит, не скрывая ни мешков под глазами, ни щетины, ни кашля с кровью. Видно понимает, что бесполезно прятать. Хочется расспросить, разобраться, где, в каком месте, его, их жизнь пошла под откос. Но сил ни на что нет, и остаётся только накрыться с головой одеялом да постараться побыстрее заснуть. ⠀⠀Ситуация не проясняется ещё недели две. К сожалению, за это время подтверждается лишь мысль, пришедшая Леви на койке: пока они вместе, то волей-неволей перенимают ощущения друг друга. Это было темой их первого разговора, если не считать мелкие склоки, которые они устраивают по поводу и без. Леви не знает, почему мысль про странную связь между ними пришла первой, если только в ней самой и не кроется ответ. Но долго морочить себе этим голову не хочется – главное, этот вопрос закрыт. Теперь заводить новые, нормальные беседы уже проще, хоть все они ещё проходят в гнетущем напряжении, с щемящим чувством в области груди и редким кровавым кашлем. Леви не требуется уговаривать самого себя подтверждать опасения. Стоит только заикнуться, как старший сам показывает всё вместо бесконечных объяснений. Он стягивает гольф с длинным горлом, снимает неаккуратный бинт – видно, сам перевязывается. Кроме десятка новых шрамов, которых младший ещё не успел заработать, можно заметить, как кожа в некоторых местах зеленеет, на руках выбиваются небольшие зеленоватые почки, а где-то вместо сосудов отчётливо виднеются тонкие выпуклые корешки, опасно приближающиеся к сердцу и горлу. Леви, считая себя далеко не доктором, вполне может понять, что это за симптомы, и даже спрашивать не собирается, кто доводит его до такого состояния. Причина большинства их радостей и горестей всегда одна, это давно признанный факт. И сейчас ничего не поменялось. ⠀⠀Леви смотрит на него чуть-чуть виноватым, но совершенно смиренным взглядом. Лицо его спокойно. Они уже «отбомбили» нужную череду атак, чтобы теперь не волноваться. Но, в течении всего этого времени, то, что по неаккуратности другими принималось за последствия ран, на деле было неминуемым ухудшением левиного здоровья. Как он сам поясняет: не хочет лишней паники. Вария – его, их жизнь. Какой толк от тяжелобольного офицера? Поэтому остаётся молчать и скрывать, зная, что с каждым днём остаётся всё меньше. ⠀⠀Очень скоро это становится их общими буднями. ⠀⠀Леви уже привычно тайно встречается с поставщиками в городе. Взять деньги за таблетки – единственное, что облегчает состояние, – и отсыпать совсем немного себе в карман, отдельно. Он уже почти год так делает, где-то в глубине понимая, что ему они понадобятся тоже. ⠀⠀Старший офицер, не глядя на инструкции, глотает сразу по половине упаковки, пока легче не станет. Леви смотрит на это и понимает, что скоро они не будут тянуть с этими закупками. Думает, что это всё бессмысленно и бесполезно, но уже год послушно перебинтовывает другого себя, пытается выправить ему здоровье усиленным режимом и рекомендациями врачей. Он видит напротив себя, свои же черты, стареющие молниеносно, а ещё эту чёртову безуминку в глазах, когда он отмахивается от всего и говорит: «Не старайся». Хочется взять его за плечи и трясти, трясти до потери сознания, и Леви бы так и делал, если бы не знал – это лишь раззадоривает болезнь. Каждая драка приближает к смерти чуть больше, чем спокойная размеренная жизнь. А Леви всё бросается в самое пекло, как это всегда и бывало, как будто он здоровее быка, а потом чуть не выхаркивает себе лёгкие, а вместе с ними и несколько бутонов. Если бы не их связь, офицер бы провалялся однажды под деревом неизвестно сколько, а может и умер бы, не дождавшись никого. ⠀⠀За своё спасение Леви получает лишь несколько тяжёлых взглядов и долгое молчание – слабых надо бросать. Не было никаких оснований думать, что офицер видит себя, что нормального, что младшего, хоть чем-то большим, чем формальную боевую единицу. Подрались, на босса посмотрели и жить можно. По ощущениям, так всё и происходит: в бесконечном замкнутом круге, где есть место для чего угодно, кроме себя самого. Поэтому и умирать не страшно, а просто неудобно, как какая-то неприятная условность, с которой приходится мириться. Прямо как и со своей молодой версией. Что-то небольшое и мешающее, так усиленно пытающееся что-то поменять, но при этом ничего из себя не представляющее. Даром что бубнит что-то да зубы скалит, главное – язык за зубами держит. Всё остальное можно вписать в новый график да перетерпеть. Не впервой. ⠀⠀Леви смотрит на это и, какова бы ни была его преданность, самое родное, что есть в новом для него другом мире – далеко не новая-старая Вария, а он сам, медленно умирающий. Каждый день бледнеющее лицо на соседней койке напоминает, что надо бороться за свою жизнь. За их общую. Поэтому он встаёт раньше всех ста двенадцати будильников и тащит их на зарядку. Потом на завтрак – по всем нормам, полноценный, Луссурия никак не нарадуется такому новому подходу, – потом ещё куда, где они нужны по долгу службы. Всё что угодно, даже многочасовые словесные перепалки, лишь бы как-то взбодрить и себя, и другого себя, выкинуть мысль о чём-то неминуемом. Даже перевязки и приёмы таблеток иногда спасают – с его появления ситуация толком не меняется, поэтому оставлять надежды на лучшее ещё не поздно. ⠀⠀Леви иногда кажется, что делает он это только ради себя. Ведь поверить в то, что он, пусть в будущем, но уподобится тряпке, невыносимее. И на какое-то время ему кажется, что это работает. ⠀⠀Однажды Леви будит его сам – выкидывает из кровати смачным ударом в бок и заявляет, что они опаздывают на пробежку, потому что «кто-то, кто бы это мог быть, даже не знаю», спит как убитый. Тогда, наверное, впервые поднимается рука шарахнуть себя же жёстким таким разрядом пламени, чисто профилактическим, чтобы не высовывался лишний раз. Они ругаются без перерыва и на пробежке, и за завтраком. Леви впервые узнаёт на чужом лице свою ехидную улыбку, которой они вдвоём, почти синхронно, одаривают расшумевшегося Скуало. Тот передёргивается, но лезть больше не пытается. Надо ему с идиотами ещё спорить, вот правда. А «идиоты» тем и довольны. Даже таблеток тогда, кажется, тратят на порядок меньше – такой сильной боли нет, чтобы это глотать. Единственное, что пугает Леви, на деле должно бы успокаивать: такой гладкий их эмоциональный фон. Уже как полтора года он давит все волнения своей старшей версии, мало-помалу насаждая на него свои ощущения. Когда спасаешь себя, наверное, невольно начинаешь чувствовать хоть что-то, чтобы подавить чужой эмоциональный груз. Но, вдруг, внезапно, ни с того ни с сего, несколько дней уже тишь да гладь. Когда такое было в прошлый раз, где-то около месяца назад, ни с того ни с сего Леви своё поведение не менял, а даже наоборот, казалось, вот-вот что-то должно случиться. Тогда, к их счастью, не случается ровным счётом ничего, а состояние их общее временно ухудшается – выматывающие были деньки. ⠀⠀Леви смотрит на Леви, наконец спокойного и занятого работой, и сердце как-то неприятно сжимается. ⠀⠀«Такой человек пропадает». ⠀⠀Разделять себя и его, дурака с соседней койки, они учатся быстро – с первых дней знакомства, как только всплывают их различия. Поэтому Леви смотрит на другую свою версию, как на другого человека, а в голове всё ещё одна фраза: ⠀⠀«Такой человек пропадает». ⠀⠀Прогнав эту мысль в голове где-то раз десять, Леви с трудом, но отгоняет её – нельзя так думать. Какое-то чувство, заменяющее обычным людям интуицию Вонголы, подсказывает, что ничего хорошего это ему не даст. Поэтому он и не думает – нечего тревожить их нервы. Всё ведь неплохо, не так ли? ⠀⠀Леви ещё неделю ходит довольный как слон, поднимая младшего и как будто заново внося хоть какой-то огонёк в отношения с коллегами. Драка со Скуало, безмятежный трёп с Луссом, обмен любезностями с иллюзионистами и Бельфегором. Леви чувствует, что на минуты возвращается туда, в свой родной мир и смотрит на себя со стороны. Это именно то будущее, к которому он стремился столько времени. ⠀⠀Потом Леви удаётся затащить их обоих к Занзасу. Непонятно как, но Босс вернувшийся запал оценивает – короткая улыбка и несколько фраз. Достаточно, чтобы продержать их настроение нерушимым на недели вперёд. ⠀⠀Но, увы, в реальности, Леви хватает лишь до следующего утра, когда он просыпается не от чужих пинков, а от громкого кашля прямо под ухом. Перед глазами сонная пелена, но и сквозь неё видно кровь на полу, и на кровати, и на самом Леви. А посреди этой кровавой мешанины они – бутоны. Крупные, как у нормальных цветов. Почти распустившиеся. ⠀⠀Бодрит лучше любых будильников. ⠀⠀Леви подрывается почти мгновенно, а в голове лишь обрывки фраз. ⠀⠀Кричать не хочется, ничего не хочется. Особенно – видеть виноватый взгляд, прямо как тогда, в первые их разговоры. Хотя именно в тот момент какие-то вещи встают на свои места. Даже спрашивать не надо, чтобы понять – эти бутоны уже не первые. Этот идиот потому такой спокойный, ведь знает, ему всего ничего осталось. Он этого ждёт. ⠀⠀– Я взял нам отпуск, – говорит он как-то невпопад, оттирая рот от крови. – Через час отъезжаем. ⠀⠀И они правда уезжают через час, как будто всё нормально. Как будто никто из умнейших наёмных убийц не понял, что происходит. Они уезжают, чтобы умирать Леви не пришлось ещё более позорно – прикованному к постели. ⠀⠀Леви теперь также спокойно, как и его старшей версии – поддался, решил не портить себе нервы. Они тихо ходят сначала по городу, забивая на весь режим и лечение, тратя почти всё на счету на бесполезную сентиментальную ерунду, просто потому что могут. Максимально глупое времяпровождение, но почему бы и нет? Только к ночи они доходят до пляжа, уже пустого, и останавливаются там, пока луна освящает им песок под ногами. ⠀⠀– Приляжем? – Леви кивает на удобно оставленные лежаки. На улице достаточно тепло, чтобы спокойно поваляться какое-то время. Не дождавшись ответа, офицер просто подходит и ложится, а второму ничего не остаётся, как лечь рядом. ⠀⠀Леви чувствует, что чертовски устал за этот странный день, хотя впервые за долгое время ему так спокойно. Он прикрывает глаза на «пять минут» и просыпается, по ощущениям, где-то через час. ⠀⠀Он смотрит в небо, всё такое же лунное. Дыхания рядом не слышно. Сквозь лёгкую одежду и изо рта пробились большие белые цветы, словно набирающиеся сил от ночного светила. Возвращается старое привычное опустошение, которое теперь уже никем не давится. И никогда давиться не будет. ⠀⠀Леви смотрит на луну с прищуром, хмурится, а потом переводит взгляд на предплечье. Там, около вены, кожа позеленела и виднеется небольшой, молоденький корешок.