Кто из нас сгорает

      С потолка капает какая-то белая гадость похожая на молоко или разведенную известку. Я вижу как набухают капли и изредка падают вниз. Кап. Прицельно на лоб. Вздрагивают веки. Вторая скатывается по исцарапанной моими же ногтями, зацелованной его губами ключице, другая ползет вниз по указательному пальцу на ладонь. В комнате совсем пусто, как до или после ремонта и голоса отдаются, если заговорить. За окном такое же белое, как потолок, такое же, как стены, как моя, твоя кожа. Когда я спускаю ноги с постели, они оказываются по щиколотку в мутной воде, и только тогда возникает смутная догадка, что я не у себя дома, не у тебя, а "в ничейном мире". Но я помню кое-что. Точнее, помнит тело, или, скорее, до сих пор ощущает то, что было некоторое время назад, продолжает существовать в том моменте, размазавшемся во времени. Когда я стою, вцепившись в микрофонную стойку, откинувшись назад, покачиваясь и подергиваясь в своем шаманском трансе, до которого раз за разом с упорством самоубийцы и особым наслаждением довожу себя, Гуаньшань оказывается рядом. Так близко, что меня обжигает исходящим от него волнами жара и его запаха, усиленного разгоряченной кровью. Он вдруг склоняется и целует мой левый сосок в распахнутом вырезе прилипшей к груди и бокам прозрачной черной рубашки. Всего одно мгновение. Взрыв света и музыки через одну... две... Такой прохладный скользкий язык, по сравнению с моей измученной воспалённой кожей. Вспышка - и мы становимся видимыми. Выхваченными из темноты прожекторами, обрисовавшими рельеф твоих жилистых рук. *** Рыжий стоит, прислонившись к стене. Отсюда не видно как он дышит, но я ощущаю движения его грудной клетки. Грудной клетки, в которую мне хочется пробить, разломать в приступе ярости. Разломать, в отчаянии продавливая ребра и добираясь до сердца непрямым массажем, спасая его жизнь любой ценой, если понадобится; грудной клетки, в которой мне хочется жить. Сказочными розами или змеями, что будут выпадать у тебя изо рта, когда ты материшься как сапожник или говоришь добрые слова; болезнью - я согласен уже на что угодно. Разноцветное бездонное головокружение каждый бессознательный удар затылком о стену противоположную ему. В такт тому, как он облизывает запёкшиеся губы. Облизывает. Облизывает. Этот замечательно-отвратительный металлический привкус и запах раздирает мозги, хочется ещё больше, ещё раз. Так хочется, что, невозможно удержаться, чтобы не влепить себе ещё одну пощёчину рассекая щёку о зубы. Вот так - и рот наполняется свежей жидкой, пока не свернувшейся кровью, просачиваясь между зубами, что видны в кривой улыбке. - Помогимнепомогимнепомогимне... Короткие вдохи. Короткие, резкие, быстрые выдохи. Я так хочу поцеловать тебя. Поцеловать тебя. Поцеловать. *** Этот коридор кажется бесконечным, я иду, иду, - он все не заканчивается, и, вроде как, часа два назад мы шли по нему же, но в противоположном направлении. В голове у меня слайд-шоу, в ней включают и выключают яркий свет каждое мгновение. Можно было бы заорать, но для этого надо сделать хоть какое-нибудь усилие - и я молчу. И почти вижу себя со стороны. То, как иду нетвердой походкой, согнувшись, шаркая плечом об стену, когда начинает мотать уж слишком сильно. А шнурки на ботинках у меня развязались и я рискую наступить на них и рухнуть. Я слышу и чувствую лучше, чем даже хотелось бы. Лучше, чем вижу. Чувствую нити эмоций людей, которые еще здесь, пронизывающие этот небольшой клубешник. Их души, светящиеся как радиация. Когда стена совершенно неожиданно заканчивается, лишившись опоры, я проваливаюсь влево. То, как падаю и чем ударяюсь - не знаю, потому что прихожу в себя уже в процессе подъёма с пола. - Постой вот так... Стой, пожалуйста! Тянь, да подержи его! - вокруг сразу несколько голосов, включая и мой собственный, что-то нечленораздельно хрипящий. Совершенно не могу держаться спокойно, мне надо двигаться, да, хотя бы вот так пошатываться и дергаться. Когда я останавливаюсь, внутри моих мышц происходит что-то ужасное, что-то такое, чего совсем невозможно выносить, поэтому я просто продолжу, ладно? Хэ крепко держит меня, не замечает с какой силой его длинные красивые пальцы впились в меня, удерживая чуть ли не на весу, пока наша рыжуля, согнувшись, пытается зашнуровать мой ботинок. Слишком горячие пальцы. Эй, твою мать, мне уже слишком больно. И ещё, ты будто только что вышел из душа и не вытерся - мое плечо скользит по твоей груди, - ты весь мокрый. Самое худшее продолжение - это если меня сейчас начнет тошнить. Поднимаю руки к лицу. О, как же долго я поднимаю их. Я совершенно не чувствую времени - оно идет скачками, дергано, рвано, неравномерно, как попало. Поэтому, сколько я просидел так, закрыв лицо, я тоже не знаю. Когда становится вроде ничего себе так, приемлемо для того, чтобы сердце не пропускало удары, только тогда я вдруг улавливаю какой-то аромат и Гуаньшань убирает от моего лица мою же ладонь. Приятный аромат - это, скорее всего, кофе. Да ты, видимо, смерти моей хочешь, предлагая мне его, когда мое сердце проделывает разнообразную хуйню. Но, веришь, из твоих рук я приму смерть с радостью. - Пей, ну. Подаюсь вперед - и мне об зубы, о весь торчащий из губ пирсинг, ударяется край чашки. Глотаю теплое, безо всякого вкуса. Просто какая-то дрянь льется мне в горло. Я не поверю, что кофе бывает таким мерзким. Тяжело моргать, но мне очень хочется разглядеть расплывчатое пятно в полуметре от меня, которое представляет собой сейчас Рыжий, но вижу только черное небо и пару крошечных, микроскопических звездочек за его спиной. Вдруг понимаю, что я же ведь могу что-нибудь сказать. Наверное. Но теперь любая попытка - пытка. - Эй, - сиплю и пытаюсь прокашляться. - Вот, возьми. Блять! Коленке теперь тепло и мокро. Приятно. - Почему я тебя не вижу? - и этот мой голос считают красивым? - Я вообще почти ничего не вижу... - Это пройдет, ты же знаешь, - спокойно отзывается он и аккуратно отклеивает с моих век длинные накладные ресницы. - Отвратительно ощущение, - морщусь я недовольно. - А выглядишь ты еще хуже, поверь. - Рад стараться для тебя, рыжуля. - Это сам снимешь или помочь? - Что? - Пирсинг. Свинчиваю длинные шипы, вытаскиваю гвоздики. Удивительно, как это у меня получается трясущимися руками. Опершись на подлокотники кресла по обеим сторонам от меня, Рыжий наблюдает за моими действиями. Интересно, у него глаза не косят, так близко смотреть? Вокруг него пахнет сигаретами и сладкой пудрой для лица. - Сейчас я решу, что ты специально так склонился. Хочешь поцеловать меня? - Ну конечно. Только и делаю, что мечтаю об этом. - Но, согласись, это не так романтично, когда я уже угадал? - жизнь меня ничему не учит, буду ерничать даже при смерти. - Такой придурок ты, - вздыхает он, понижая тон до уставшего шепота, но раздражения в нем нет. - Согласен, тайное желание должно оставаться тайным, тогда оно, хм, сильнее заводит. Или слаще мучает. Ну, тут по-выбору. Тебе что больше нравится? - По-моему, эти два пункта почти одно и тоже. - Ну, раз я тебя разоблачил и все равно тебя не вижу, можешь потом сказать, что ничего не было. - Да на кой ты мне сдался-то? - и интонация у него такая, что веришь, - и правда, ни на кой не сдался. В окне за его спиной уже можно разглядеть куда больше чем десяток звёзд, но меня снова начинает ощутимо трясти и я тянусь провести тыльной стороной ладони по губам. - Стой, - вдруг прерывает меня Шань. И приподняв мою голову вверх, Рыжий кончиками пальцев стирает остатки черной и красной помады с моих губ, но она просто размазывается в стороны. Тогда он проводит по ним своим языком. Сначала осторожно, едва прикасаясь, от уголка к уголку и очерчивая по контуру, потом сильнее, проникая в рот. Я зависаю на вдохе в ожидании продолжения, но он тут же отстраняется и вновь принимается вытирать эту чертову помаду. - Вот так, уже лучше... Собираюсь ответить каким-нибудь ругательством, но вместо этого просто резко выдыхаю и, схватив за расшитый перламутровыми цветами пиджак, дергаю его на себя, вниз, и он как-то слишком податливо опускается на пол между моих колен. Между правым, вылезшим из дырки в джинсе, и левым, облитым недавно кофе. - Ещё раз. Сделай. Я знал, от его поцелуев до оргазма - рукой подать. Как иронично. Рыжий издает глухой короткий стон, чуть дергается, пытаясь отстраниться. Разжимаю зубы и только сейчас замечаю его руки на своем поясе. Запуская прохладные пальцы между джинсой и моей кожей, за ремень тянет меня ближе к себе. Проводит ногтями по моей спине под черной блузкой, процарапывая по четыре дорожки от лопаток и вниз: - Так? - Сильнее. - Нравится? - прикасается влажными губами чуть ниже мочки уха. - Что хочешь, чтобы я еще сделал? - и его руки перебираются на мои бедра. Я не могу поверить в происходящее, охуевая от шока и кайфа, а на его лице вдруг расплывается улыбка. Веселая и издевательская. - Да я же, блин, прикалываюсь! - он поднимается с пола, держась за меня. - О, вот как... Ну ладно… да, - еле выговариваю я, не в силах повысить голос. - Рискуешь найти приключение на свою задницу, Рыжий. - Так легко ведешься, - посмеиваясь над растерянным мной, он прикуривает две сигареты подряд и протягивает одну мне. - Еще неизвестно кто кого трахнет. Вскидываю правую бровь, стараясь не лыбиться как последняя идиотина и не делаю ни единого движения, дожидаясь, пока ему надоест держать сигарету передо мной и он вложит мне ее в губы. А потом, зажав фильтр в углу рта, Шань хватает меня за руки и я легко, словно воздушный шарик, встаю. Но запинаясь о свои же ноги, делаю два-три шага и, едва прижавшись к нему, теряю равновесие. У меня чешутся десны, чешутся зубы. Мне хочется кусаться. Мои глаза настолько хреново видят, что лучше бросить попытки рассмотреть что-то и положиться на ощущения. Вытягиваю руки вперед, вниз - и касаюсь тебя. Провожу ладонями, запоминая. Ты что-то шепчешь. Или я шепчу. Безостановочно. На выдохе, на вдохе. Дорвавшись, облизываю твой живот. Закатываются глаза. Ты выгибаешься и мои руки скользом перемещаются на твою поясницу, подхватывают тебя. Трещит, сопротивляется ширинка - и вот я уже облизываю головку твоего члена так же, как некоторое время назад облизывал микрофон. Губами. Языком. Беру его в рот. Мне, тебе хватает всего несколько минут, до тех пор, пока я не вытираю мокрое с подбородка, до тех пор, пока мы снова не становимся видимыми. *** Что-то новое начинается совершенно неожиданно, разбивает мне голову чем-то тяжелым. Я падаю на кровать и кровь из раны справа, где-то около затылка, течет по шее, заливает простыню. У меня открыты глаза, пока я уже в "ничейном мире", а потом наступает весна и я остаюсь жить.