Болтливый остролист

      Дора была странной – единственная вещь, которую Джеймс мог с уверенностью сказать о подруге.       Начать стоит хотя бы с имени.       Эйва Холли Вонд.       – Зови меня Дора, – говорит она во вторую встречу. И когда Джеймс, глупо хлопая глазами, спрашивает, откуда взялось такое странное сокращение, она, почёсывая в задумчивости щёку, говорит, что составила его из букв своего имени. Поттер тогда важно и умно кивнул, лишь ночью, в полудрёме понимая, что там нет буквы «Р», чтобы составить «Дора», и думая, что тётя Гермиона была бы очень разочарована его тугодумством.       Наверное, ей просто не нравится своё имя. От Холли Вонд она и вовсе смеётся до икоты, приговаривая, что это самый смешной мем в её жизни. Джеймс юмора не понимал, но молчал. Ал вот тоже стеснялся своего имени, а Лили не любила, когда её звали по полному – миф про ящик Пандоры её напугал ещё в детстве.       Джеймс, наверное, единственный был доволен, хотя то, что «Сириус» достаётся ему из-за спора, тоже не лучший факт. Как бы мальчик ни любил своих заботливых родителей, стоило признать, что воображение – это не про них.       Эйва… нет… Дора была странной.       Начиная с первого впечатления в очереди у Распределяющей Шляпы. Она подходит к нему, осматривает с ног до головы, задумчиво пожёвывает нижнюю губу и выдаёт звонкое: «Похож». Не трудно догадаться, о чём она. Об отце. Джеймс привык, что люди вечно ищут в нём, брате или сестре отголоски того самого Избранного. Правда, привык. Но не мог не чувствовать раздражение, когда волшебник не оставлял мысли при себе, а начинал сравнивать или, наоборот, подмечать разочаровывающие отличия.       Джеймс действительно похож на отца – и деда – взяв лишь пару мягких черт от Джинни, но несмотря на огромное сходство, почти каждый тыкал его в тот факт, что глаза его – совсем не такие, как у мальчика-который-выжил. Всего-то карие, не ведьмовские изумрудные, как у Гарри Поттера или бабушки. Или как у…       Этой девочки, что подошла к нему. У неё светлые пушащиеся волосы и невероятно зелёные глаза, зеркально похожие на отцовские, настолько, что Джеймс в растерянности даже не огрызается на замечание про сходство. А там уже и Шляпа его вызывает, заставляя весь зал затихнуть в предвкушении.       И уже позже, сидя за столом Гриффиндора, мальчик прослеживает взглядом, как названная Эйва Вонд весёлой прыгающей походкой направляется к своему факультету барсуков.       Тогда Джеймс мелочно позлорадствовал, что они не будут часто пересекаться… Он ещё не знал, что за эту неделю они вместе устроят переполох на лекции профессора Бинса, случайно разгромят кабинет на четвёртом этаже и получат совместную отработку, на которой, весело хохоча, станут настоящими друзьями.

***

      Дора – за два месяца он привык так её называть – была странной. И если бы Джеймс попытался уместить все её странности в одном списке, у него бы непременно разболелась голова от попытки всё систематизировать.       У Доры был странный юмор, необычные фразочки – будто из словаря тёти Луны, хотя порой даже хлеще – которые мало кто понимал, и странные привычки. А ещё она умещала в себе удивительные парадоксы.       У Доры хорошая память. Она знает замок как свои пять пальцев. Попроси её нарисовать карту, Джеймс уверен, она не забудет ни один мелкий коридорчик, не перепутает повороты и обязательно зарисует секретный проход, о котором не знал ни один из преподавателей.       Но при этом... Дора заблудится даже по пути из столовой до кабинета зельеварения. Словно помнить наизусть замок и ходить по нему – разные вещи. Джеймс не сразу к этому привыкает, зато помогает девочке, провожает какое-то время, заостряет её рассеянное внимание на нужных коридорах и показывает, куда ей надо свернуть. Со временем Дора начинает путаться меньше, но к тому моменту у Джеймса укоренится привычка прогуливаться вместе с ней. Ведь теперь он жалел, что они учатся на разных факультетах и что не получается сидеть вместе на каждом занятии – уроки, сдвоенные с Хаффлпаффом, теперь по праву у него были самыми любимыми.       У Доры, опять-таки, хорошая память. Она в разговоре с ребятами может вспомнить название магловской рок-группы, имя режиссёра какого-то неизвестного Джеймсу фильма, автора учебника по трансфигурации за шестой курс. Она ориентируется в датах, событиях, феноменах как волшебного, так и магловского мира. Но тесты пишет на «Удовлетворительно» и «Выше ожидаемого», и не получает ни одного «Превосходно», даже если знает тему лучше остальных. Слишком много суетится, отвлекается и отмахивается, говоря, что ей учёба не очень интересна, но при этом она всегда помогает Джеймсу с заданием, которое он не понимает. Словно его оценки были важнее.       У Доры хорошая память. Действительно выдающаяся, но она каким-то образом вечно забывала свою палочку. То в комнате, то на столах. И ведь нельзя сказать, что Дора неряшлива, за своей волшебной спутницей, которую иногда сквозь зубы ругала, она ухаживала, протирала чаще кого бы то ни было – Джеймса тоже заставляла – но всё равно умудрялась забыть или потерять, потом непонятливо смотря на Флитвика, который просил повторить заклинание. Или объясняя Макгонагалл, что без палочки так-то колдовать лучше.       И заявляла так гордо и уверенно, что Джеймс верил – Дора станет сильнейшей беспалочковой волшебницей в истории. С её-то талантом в одиннадцать лет чуть-чуть да творить без палочки страшно представить, что будет к концу школы.       У Доры хорошая память – Джеймс почти устал это повторять. Однако девочка умудрялась забывать про еду. Ладно, она часто пропускала завтрак, так как любила спать – в этом факте Поттер тоже был уверен, не зря же за совместными уроками в библиотеке она часто задрёмывала у него на плече, что-то забавно болтая сквозь сон. Вот только порой казалось, Дора забывала, что есть вообще необходимо. Что организм не может выжить без пищи.       Она могла проспать завтрак, забыть сходить на обед и потом спокойно пропустить ужин, словно не чувствуя голод. Первые её обмороки доводили Джеймса до ужаса, когда он бегал в поисках старшекурсника или профессора, чтобы попросить помощь донести подругу до лазарета. После них мальчик зарубил на носу – надо за ней приглядывать. Ладно, на завтраки он не мог её вытащить, но обед и ужин стабильно ходил вместе с Дорой.       Дора была странной. Тогда, в первую встречу, она кажется ему одной из многих, одинаковых магов, для которых он – тень отца. Большинство учеников смотрят на него в ожидании подвигов, пророчеств, разглядывают несуществующий шрам на лбу, спрашивают про зрение, про семью. А вот Доре это словно и не важно. Словно она сразу знает, Джеймс – другой.       Она необычно фривольно зовёт его отца просто Гарри. Шутит и смеётся, когда речь заходит о невероятном и непоколебимом герое, который никогда не ошибался и был лучшим во всём. Совсем не боится вспоминать Волдеморта.       – Ты – это ты, Джеймс, – говорит Дора, замечая, как друг хмурится вслед старосте, поставившего его отца в пример. – Вы не похожи, это правда. Но ты не хуже. Будто Гарри не ошибался никогда, не проживал эти неловкие подростковые годы и не позорился, пфф. Просто никто не хочет знать правды.       Она мягко улыбается, поправляет лямку сумки и берёт Джеймса за руку, сдвигая его с места.       – Они поймут это. Поймут, что не видят дальше своих глупых иллюзий.       – А если нет? – глухо спрашивает он.       – Если нет, то… И пусть. Зачем они тебе? Каждому не угодишь и не понравишься. Да и нечего водиться с глупцами, верно же? Всегда найдутся те, кому нравится Джеймс, а не сын Гарри Поттера.       И где-то внутри у него теплеет.       Джеймс сам не знал, что ему так необходимо это услышать.       – Спасибо…       Она непонимающе склоняет голову к плечу, словно не видит причин для благодарностей.       – К тому же ты явно более рассудительный и ответственный, – пробормотала девочка. – Кхм. Пойдём лучше наедимся карамельных бомбочек!       – Только после ужина.       – Дотошливее родной матери…       – Что-что? Повтори?       Дора надулась, что заставило Джеймса весело расхохотаться.

***

      Да, Дора была странной, но что Джеймс мог сказать с ещё большей уверенностью, так это:       – Она классная, – чуть смущаясь, заканчивает он.       Ведь не только он что-то делает для Вонд – провожает по замку, следит за её палочкой и напоминает поесть, но и Дора так много делает для него. Она рядом, когда это так нужно.       Дора была забавной, с ней никогда не соскучишься. Она всегда найдёт совет и мудрые слова, а потом на вопросы, откуда она берёт это, девочка обязательно скажет, что на самом деле она – переродившийся Дамблдор. Она была надёжной, доброй. Никогда не позволяла кому-то ставить под сомнение, что Джеймс был не просто сыном того самого Поттера. И пусть Дора вечно шутит, что ей далеко до львят с Гриффиндора, она никогда не бросала его, даже если Джеймсу взбредало что-то бестолковое и рисковое. Пыталась отговорить? Да. Но если не получалось, всегда шла с ним, вытащить из передряги, если понадобится.       Эйва Холли Вонд – для всех. И Дора – для друзей.       Причудливая, гиперактивная. Но такая настоящая.       Его лучшая подруга.       Мама тянется к нему и треплет по волосам, радуясь рассказу о первом курсе своего сына. Джинни гордится тем, что Джеймс не влип в серьёзные неприятности – один поход в запрещённый лес, несколько розыгрышей, один перелом и с десяток отработок, не считаются. Отец смотрит с добродушной улыбкой, слушая с интересом. Ал, кажется, отвлёкся, ведь ему любопытнее знать про саму школу и уроки, а вот Лили, обожающая заводить новые знакомства, сияет от историй про Дору.       – Пригласи её к нам!       – Хорошая идея, – кивает Джинни. – Если не получится этим летом, так как вы заранее не договаривались, то можно будет на следующие каникулы.       Джеймс смотрит на отца, немного волнуясь.       – Можно?       Зелёные – теперь знакомые ему иначе – глаза блестят невероятным теплом. Гарри отвечает немного странно, но уверенно и даже гордо:       – Дора будет отличным другом.       Джеймс это принимает за «да». А большего сейчас ему знать и не надо.