Глубина

Controlling my feelings for too long… (c) Muse

Когда Джон Митчелл, рядовой британской армии, первый раз убил человека, то ему показалось, что он падает. И с каждым убитым солдатом ему казалось, что он падает еще ниже, в самую бездну ада. Когда Джон Митчелл, новообращенный вампир, первый раз выпил человека, он знал, что до самого дна ада еще далеко. Но он продолжал падать. Ему никогда не доставляло удовольствие убийство. Он относился к этому скорее как к необходимости. Мерзкой, страшной необходимости. Он думал, что прожив столько лет и убив стольких людей, дальше падать некуда. В тот день, когда он увидел эту чертову запись, он понял, как сильно ошибался. Митчелл достал из мусорной корзины диск. Его глаза были полностью черными. Он ненавидел себя. За то, кем был. За то, что он уже сделал и за то, что собирается сделать. Митчелл поднялся к себе в комнату и закрыл дверь на ключ. Вставил диск в проигрыватель, сел на кровать и нажал кнопку пуска. Раньше он относился к подобным вещам брезгливо, и помыслить не мог, что его это привлечет. Нет, не так. Ему по-прежнему было противно, ему было тошно, но он смотрел, не отрываясь, и чувствовал, как его сердце все быстрее гонит по венам проклятую, испорченную кровь. - Блять, - выдохнул Митчелл, когда на экране конвульсивно задергался мужчина. Разумом, остатками своей человечности он понимал, что это омерзительно, но его тело реагировало на запись совершенно противоположным образом. Митчелла трясло, словно в лихорадке. Возбуждение, болезненное, острое, пронзало его снова и снова. Он сдернул майку, прилипшую к спине. Неизменные перчатки тоже полетели на пол. Митчелл расстегнул джинсы и обхватил ладонью полностью вставший член. Похоть и голод делали восприятие ярче, четче. Митчелл коротко застонал и провел рукой вниз, чуть сжимая член у основания. Его тело словно горело – испарина покрыла лоб, грудь часто вздымалась. Митчелл задвигал рукой быстрее, потом приподнял бедра, стягивая мешающие джинсы вместе с боксерами. Полностью обнаженный, раскинув широко ноги, он дрочил на то, как Лорен выпивает какого-то несчастного парня. Он хотел, о, видит Бог, кончить быстро и забыть о том, что делает сейчас. Но это нечто новое, этот безумный коктейль из стыда, возбуждения, жажды и вины заставлял его балансировать на грани наслаждения и боли. И как их отличить, Митчелл не знал. Он обвел пальцем головку, размазывая капли смазки. Другой рукой подхватил мошонку, несильно сжал. Еще одна острая игла удовольствия прошила его до самого затылка. Митчелл застонал и резче задвигал рукой, одновременно чуть оттягивая кожу на яичках. Тугой, обжигающий ком наслаждения рос в паху, и ему было почти больно. И он все еще не мог отвести взгляд от экрана. Его словно затягивало в водоворот. Воздуха критически не хватало, и разум пылал от недостатка кислорода и безумной жажды. По позвоночнику словно текло расплавленное железо. Митчелл чувствовал, что еще немного – и все закончится. Он был на пределе. Совсем немного, ну же! Движения Митчелла стали рваными, он подавался бедрами вверх и бессознательно прикусил ладонь другой руки, чтобы не закричать. По подбородку потекла струйка крови – он прокусил ладонь почти насквозь. Мелькающие кадры, быстрые движения и вкус собственной крови – это все вместе бросило его за край. Яркий, слепящий, пульсирующий шар лопнул, и Митчелл кончил, вздрагивая всем телом. На экране застыл мертвый мужчина. После того, как Митчелл пришел в себя, он, честно, хотел выбросить этот диск. Но не смог. Просто потому, что когда-нибудь ему вновь захочется это попробовать. Это последняя его глубина.