На озере

      Дрова в костре щёлкают, в турке вот-вот закипит кофе. Джонни подполз поближе к огню и заглянул в неё, наблюдая за пенкой и готовясь взяться за деревянную ручку. Пенка заваливается набок, из-под неё таким обильным роем выпрыгивают пузырьки, что топят её в кипятке и бегут по стенкам вверх. Джонни быстро снимает турку с огня и наливает кофе в жестяную кружку. Он поднимает глаза на Джайро, который с любовной аккуратностью проводит щёткой по бокам Валькирии, стоящей в озере, в нескольких шагах от берега. Вода здесь Джайро не достаёт до колен, и он подвернул штаны и снял шляпу, положив её возле бревна у костра, за которым лежали рюкзаки. Длинные волосы мешают ему мыть лошадь, он трясёт головой, откидывает их плечами назад и фыркает. Он сам в таком положении похож на недовольную лошадь, которой вода затекает в ноздри. Валькирия же абсолютно равнодушна и смотрит на противоположный берег озера. Вечер. Нагретая за день вода потихоньку остывает, но, если закончить водные процедуры вовремя, простуда никому из стоящих в воде не грозит.        Джонни руками упирается перед собой и чувствует тепло от не так быстро остывающего рыжего песка. Он выдыхает шумно и насыпает в джезву песок, а кружку ставит поближе к огню, чтобы кофе не остыл. Джонни отползает от костра и, держа в одной руке турку, ползёт к берегу, помыть её. Ему не нравится песок, это совершенно неудобно. Ползти тяжело, песчинки горстями засыпаются в сапоги, руки проваливаются, становятся сухими и пыльными. Но вот и вода. Джонни старательно трёт внутреннюю сторону горлышка пальцами, потом высыпает импровизированные и мыло, и губку, начинает промывать турку чуть прохладной водой. Посуда вымыта. Джонни снова глядит на Джайро, успокаивающе гладящего Валькирию по её массивной гнедой шее. Теперь он берёт поводья и ведёт её на берег. Они ступают медленно по дну из рыжего песка вперемешку с илом. Кончики волос Джайро чуть намокли, ибо он оставил попытки их убрать. Теперь они свободно спадают, такие густые и волнистые. Даже девушка наверняка позавидует такой гриве. Цепелли выходит на берег, собирая на мокрые ноги песок, его путь повторяет лошадь. Джонни с закипающим раздражением берёт ручку от кофеварки в зубы и ползёт обратно, снова проваливаясь руками в песок.       Валькирия привязана рядом со Слоу Денсером и хвостом отгоняет москитов, Джайро разворачивает штаны, Джонни, не скрывая недовольства, вытряхивает песок из сапог. Цепелли, подхватив шляпу и нахлобучив её по дороге, подходит к Джонни и садится на корточки. Последние три часа они просто молчали. Тишину Джайро не решился нарушить и молча натянул Джонни сапог, с которым он так мучился. Со вторым сапогом он проделал то же самое, в абсолютном молчании, с абсолютно привычным видом.       «Спасибо, » — Джонни нащупывает позади себя бревно и, взявшись двумя руками, поднимается и садится на него. Джайро берёт себе кружку с кофе и присаживается рядом. Темнеет. Костёр всё горит, кажется, слышно, как лошади дышат. Джайро отпивает кофе первым и подаёт кружку Джонни. Тот тихо делает глоток. Оба так и смотрят на озеро в чёртовой дюжине шагов от лагеря. Оно небольшое, округлой формы. С одной стороны противоположного берега скала, отражающаяся холодно-оранжевым пятном в воде. Джонни делает ещё глоток. Джайро здесь, рядом с ним, но словно далеко-далеко от него. Он смотрит незрячим взглядом на береговую полосу. — Джайро? — М? — Цепелли помахивает светлыми ресницами. Они сидят так близко, что различимы отдельные реснички. — Тяжело спрашивать тебя об этом… Ты всё ещё думаешь о том, что случилось позавчера?       Джайро отводит взгляд. Лицо заметно омрачается. Он поднимается так, будто это стоит ему невероятных усилий. Он выдыхает шумно и печально. Цепелли делает пару шагов вправо, вставая, сложив руки за спиной, к Джонни боком. Он смотрит на уже потемневшую озёрную гладь.        «Джонни, — он начал так, — Я помню прекрасно, как однажды осознал, что так волнует меня. Тело мужчины, было мне не в меньшей степени привлекательно, чем женское. И если женское тело пускай и вызывало во мне трепет, я чувствовал какое-то спокойствие. Я всегда знал, что должен жениться, что у меня будут дети. И потому, несмотря на юношеский трепет, это казалось мне таким простым.       Совсем иначе дело обстояло с мужчинами. Я осознавал это так незаметно для себя, что однажды просто схватился за голову и чуть не заплакал. Ей богу, чуть не расплакался. Я всегда гнал эти мысли прочь, всегда отвлекался. Это такое запретное, такое невыносимое, пугающее желание. Желание прикоснуться, что-то прошептать, ощутить тепло другого мужчины на себе. Дарить нежность, чувствуя запах. Я ненавижу себя за эти моменты слабости, я ничего не делаю с этим, просто забиваю голову чем-то сторонним. И вот, будучи палачом, под отцовским надзором, мои раны на сердце, всё, за что я себя корил, перестали кровоточить, покрылись коростами. А наше столкновение, наша неловкая минута, содрала эти коросту с ран. Швы разошлись и красное тёплое мясо снова пульсирует, как сердце овцы, которой вот-вот перережут горло. Отец всегда был зол на меня за мои эмоции, которые палач никогда не должен испытывать. Его рукой управляет закон, и она не должна дрогнуть под чувствами. А здесь моя рука не просто дрожит, она опускается, и я кладу руку виноватому на лицо. И почему? Потому что моё сердце воет и зовёт? Всем вокруг наплевать, чувствую ли я что-то. Со стороны другого человека я просто слаб. Мои эмоции здесь только мешают. Потому я в принципе здесь, из-за собственных эмоций, чувств. И ты не просто чувствуешь мои руки у себя на лице, ты целуешь их, Джонни. Целуешь мои руки, оставляешь свои частицы любви. Они просачиваются внутрь, превращаются в тиски и зажимают моё сердце ещё сильнее. Зачем я должен винить себя ещё сильнее, грызть и ковырять свои переживания? Что бы я ни чувствовал, всегда есть нерушимые правила. И плевать, что я думаю о них. Мне никогда не простит моя семья, если мы останемся живы, и я тебя представлю как: «Здравствуйте, это Джонни Джостар, прекрасное создание бога, которое растопило моё сердце». «Разве ты представляешь себе нечто подобное?!» — Джайро повернул голову и от того, что он повысил голос, Джонни услышал едва слышимую дрожь. Его голубые глаза намокли, спина будто виновато согнулась. «Я не собираюсь брать клочок сена и поджигать его об эту искру. Она превратится в пламя без возможности затихнуть. Я не остановлюсь, Джонни. Не знаю, в каком мире мы должны родиться, чтобы наши губы слились в поцелуе нежности. Мы с тобой лишь двое мужчин, сведённых судьбой. Неважно, какие чувства просыпаются во мне, когда я вижу тебя. Этому не бывать никогда, » — на этом Джайро замолчал. Молчание дало слово дровам, которые заполнили тишину однообразным треском.        «Джонни Джостар, любовь моя. Я мог бы обнажить своё израненное сердце перед тобой, но разве мы дадим друг другу гарантию, что не захотим просто нежно накладывать швы на сердца друг друга? У тебя самые прекрасные глаза, Джонни. Я люблю тебя всем сердцем, » — Джайро отвернулся, показывая, что договорил. Слоу Денсер щёлкнул зубами. Джонни осталось только опустить голову и зажмуриться, чтобы слёзы затекли обратно.