«— Вот, приехала в родной город, в котором, что не день, то шахматная партия на выбывание. — О, похоже, кто-то попал по адресу».
Утро, к глубочайшему сожалению Джанетт, началось не с кофе. Прошлое утро явно выигрывало. — Нетт, тебе нужно передохнуть, — по раздавшимся неподалёку шагам и звучащему рядом голосу Джанетт определила, что папа вошёл в гостиную.— как насчёт прогулки? Шаги звучали теперь совсем близко, и краем глаза можно было увидеть, как Джон садился на диван — Джанетт, стиснув зубы, прошептала: — Пап… если не видишь… то мне немного не до… прогулок. — от напряжения шёпот прозвучал словно какое-то шипение. Выдохнув весь углекислый газ своим шипящим ответом, Джанетт неглубоко вдохнула. Воздух с тяжёлым свистом ворвался в лёгкие, но количества оказалось недостаточно: Нетт чувствовала, как в голове раздавалась пульсация. Организм словно бил тревогу, требуя больше кислорода. Но это казалось непозволительной роскошью: глубокое дыхание ослабляло напряжение и боль в теле — их требовалось прочувствовать. Нужно было ощутить, как мышцы — именно те, которые являлись необходимыми — напряженно застыли, горя от усталости и удерживая нагрузку. Внимательные глаза то и дело пробегали сосредоточенным взглядом по дисплею телефона, где отсчитывал время секундомер. По лбу катились капли пота. — О, мой маленький тайпан, как я уже говорил, тебе пора отдохнуть, — с долей усмешки в тоне проговорил Джон. Осознание поразило сознание Нетт быстрее, чем на экране сменилась секунда. Если для любого другого, услышавшего эти слова, они показались бы очередным прозвищем, бывшим обычным для родителей, то для неё нет. «Мой маленький тайпан» — означало — «как я узнал, моя маленькая интриганка опять что-то затеяла» или же «пора поговорить о делах». Во рту резко пересохло. «Только вот о какой из моих идей папа узнал подробности или как? Хотя, нет, торопиться не надо: вдруг это об их общем деле в Мистик-Фоллс? — быстро думала Джанетт, не заметив, что руки дрогнули, сдвигаясь в сторону, и её планка опустилась, — Нет, торопиться ни к чему. В этой ситуации, как и в Мистик-Фоллс, лучше осторожно разведать всё и уж пото…». Цепочка мыслительного процесса оборвалась внезапно. Судорожный вдох, рефлекторно совершённый Нетт, послужил последней каплей на фоне потери концентрации и правильной устойчивой позиции рук. Слегка поморщившись, Джанетт с тихим: «ох…» перекатилась в сторону и легла на спину. Потянувшись и взяв в руки телефон, ей едва удалось сдержать на кончике языка желавшее выскользнуть ругательство: 8:02 — гласили числа секундомера после паузы. — Если убрать приблизительно десять секунд, которые прошли до того, как я остановила счётчик, то можно понять, что мне до восьми минут оставалось немного. Это был бы мой личный рекорд, — вслух подытожив и недовольно поджав губы, Нетт хмуро посмотрела на папу. Прежде чем обратиться к нему напрямую, она отложила телефон и сняла с рук защитные налокотники, — Раз уж я всё равно упала, то, хорошо, давай прогуляемся, только возьмём с собой ходунки. И так слишком долго отдыхала: день.***
— Что за цирк ты устроила вчера? — спросил Джон Гилберт, открыв переднюю пассажирскую дверь и придержав её. — А? — Нетт посмотрела на папу с прищуром в глазах, медленно, но верно вытаскивая ноги из машины, и, схватившись руками за дверце, поднялась, — Так, допрос касается моих «игр»? Про какой именно цирк идёт речь? — А много ты их вчера устраивала? — уловив подозрительный тон папы, Джанетт перевела взгляд с дверцы на его лицо, подмечая нахмуренность бровей. — Ну, обработка рук антисептиком с вербеной — скорее шалость, — слабо усмехнулась Нетт, быстро находя альтернативный ответ, позволявший ей скрыть истинный мотив беседы с Пирс. Вот только зрение говорило ей — подозрительный взгляд никуда не делся, чему Нетт ничуть не удивилась: Джон на то и папа: слишком хорошо знал её, чтобы поверить способность дочери на шалость без подоплёки. Удивление вызвало бы обратное. — Ладно — не просто шалость, — со вздохом призналась, — но после рассказа про то, как ты начинил антисептик вербеной в тайне от меня, убедить Ленни в моей непричастности стало куда легче. Даже этот Сальваторе поверил, и это при всём, что ему сделала Кэтрин. — Джанетт не стала сдерживать насмешливую интонацию, рвущуюся наружу при упоминании нового знакомого, — Хотя, вероятно, катализатором для его веры послужило моё печальное упоминание, что, к моему сожалению, ты своим трудным характером сам настраиваешь против себя весь город. Если вначале высказывания в глазах Джона начинало проглядывать успокоение, то в конце он беззвучно смеялся. Положив голову на руку, обхватывающую край двери, он трясся от смеха, к неудовольствию дочери. Конечно, Нетт обычно радовалась хорошему настроению папы, особенно смеху, учитывая его закрытость. Но в список обыденных ситуаций на входило то, что из-за смеха качался предмет, на который Джанетт опиралась. «Это, что — истерический смех?», — мысленно удивилась собственной догадке Нетт. После чего она, поджав губы и отставив ногу в сторону, для большего равновесия, кашлянула, тем самым привлекая внимание. — Да… Прости, — придя в себя, извинился и подошёл к дочери Джон, и взяв за руку, подвёл к ходунку, стоящему чуть поодаль. Попутно охотник объяснился: — Просто очень смешно осознавать твои слова, зная, что это ты, на самом деле, сидела со шприцем в руке, наливая воду с вербеной в наполовину пустой флакон с антисептиком. А ещё назвала мой характер сложным, который ничто, по сравнению с твоим — непредсказуемым. Обхватив руками чёрные резиновые подложки под ладонь, удобно встав, Джанетт на слова папы улыбнулась. Улыбка была уместна: она прекрасно понимала, что родителя, действительно, не расстроила ситуация. Об этом свидетельствовал не только смех, а ещё и мимика, подтверждавшая хорошее расположение духа. Вот за что Нетт ценила их отношения: Джон Гилберт всегда принимал её любой, поддерживал и понимал все её начинания. Ну или почти все. — Елена не доверяла мне, и потребовались такие меры, — сделав шаг, отвечала Нетт. Колёса, со слабым дребезжанием тормозных крючков, двигали ходунки за ней. — Это ожидаемо, — тонкие губы Джона изогнулись в усмешке. — Но изначально меня волновало иное. К примеру, то, как девушка, научившаяся с тринадцати лет падать специально на бок, согнувшись, или прижав голову к груди и сгорбившись, чтобы избегать серьёзных травм, вчера разбила локти в кровь? А ещё сообщение: «Папа. Помоги. Срочно». Настало время усмехаться Нетт на папин манер. На сердце ощущалось умиротворение от того, что тот не узнал про договор с Кэтрин. — Вероятно, девушка совершила это нарочно, чтобы показать сестре, как чревато последствиями податливость влиянию вампира, особенно когда это касается сестры с ограниченными возможностями, дабы она почаще находилась в моём прекрасном обществе. Не дожидаясь ответа папы, как и его самого, Джанетт слегка приподнимая ходунки, повернула их и направилась в сторону тропы. Её догонят быстро. Позади себя она услышала обрывки нескольких восклицаний что-то вроде: «маленький тайпан отращивает клыки» и «отвёл на свою голову на курсы актёрского», а потом стало тише. Колёса по пути то и дело натыкались на различные кочки, неровности земли и камешки, — накреняясь то вправо, то влево, то назад, то вперёд. Камни, даже сквозь кроссовки впиваясь в стопу, ощутимо создавали неудобств; при ходьбе. Нетт приходилось идти осторожно, — слегка поддавшись телом в противоположную сторону от наклонения ходунков, — сдерживать равновесие. Любой другой бы подумал: «А где папа? Срочно нужна помощь — едем домой», но не Нетт, испытания приносили ей удовольствие. К тому же ходунки являлись удобными, что играло на руку. Ходунки имели особое, комфортное для Джанетт строение: металлическое, изогнутое в полукруге, объединение двух сторон находилось сзади: в районе бёдер, а перед — свободен. Благодаря чему Нетт не чувствовала себя птицей в клетке, как это бывало при ходьбе с другими моделями: с передним объединением. Да, может быть, страховка при падении вперёд отсутствовала, но нужды в этом Джанетт не ощущала. К тому же колёса катились только вперёд, а крючки на задних двух — не давали укатываться назад, а передним колёсам не давали крутиться по кругу клапаны торчащие над ними. Всё это дарило чувство безопасности. Выйдя на более ровную лесную тропу, Нетт выдохнула с облегчением, отпустив подложку, и приподняв правую, подрагивающую от волнения руку, вытерла пот со лба. Дрожь успокоилась стоило только вновь коснуться ходунков. Оглядываясь с присущей писателям внимательностью, Джанетт насладилась красотой лесной опушки. Особенно впечатлило, как впечатляюще возвышались деревья, такие крепкие они казались неуязвимыми охранниками местности, листья которых пропускали не каждый солнечный луч. Только при ближайшем рассмотрении территории можно было заметить, что не у всех деревьев прорезалась листва, а опавшие прошлогодние всё ещё временами похрустывали под подошвой. Где-то над головой распевала свою песню, сидя на ветвях, птица, и ей спешили вторить остальные, а вместе они создавали дивную мелодию. Ветер дул слабо и редко, но и этого хватало, чтобы пустить в полёт сорванную листву. Глядя на всё это и сохраняя в памяти, Джанетт с толикой грусти размышляла о том, что деревья — растения, но стояли крепче неё; птицы — звери, но были свободнее; и единственный ветер обладал схожестью: так же быстро уставал нести листву, как ноги — её. — Ты ускоряешься с каждым днём, — донёсся баритон Джона Гилберта, который быстрым шагом догнал Нетт и прервал размышления. Вместо ожидаемого укора за нетерпеливость, слух уловил нотки гордости. — Совсем скоро я не догоню тебя, а потом и бегать уже без них будешь. — Тогда тот день будет самым знаменательным, — с улыбкой кивнула Нетт, покосившись на папу краем глаз, — Будь уверен, с того самого дня я начну заботиться о тебе так же, как и ты все эти семнадцать с лишним лет, хоть и сейчас стараюсь отплатить как могу. — Нетт, мне это всё ни к чему. Ходишь ты сама или с ходунками, или костылями, главное для меня, чтобы ты могла сама о себе позаботиться, — эти слова должны были вызвать какие угодно чувства, будь то воодушевление или умиление, но никак не тревогу: слишком печальным стал голос, как будто… — На случай, если меня вдруг не станет, ведь ж… «Так вот оно что…», — осознание накатило ледяным потоком. Сердце Джанетт сжалось, стоило услышать продолжение. Так, как сжалось бы сердце любого любящего дитя при мысли о смерти родителей. Не желая слушать дальнейшие маразматические рассуждения, Нетт, освободив одну руку, ударила Джона в первое дотянувшееся место: предплечье. — Не смей! Папа, не смей говорить так! Да, ты умрёшь, как и все люди, но это наступит не через день, не через год, а много-много лет спустя! — голос Джанетт сорвался на крик, но, взяв себя в руки, насколько смогла, она продолжила чуточку тише и спокойнее — голос до сих пор звучал немного выше, — Я буду ходить — у тебя к этому времени будут внуки. Возможно, это случится в настолько глубокой старости, что ты к этому времени поседеешь, покроешься морщинами, старческими пятнами, будешь изнывать от боли в суставах и терять память… Да что угодно! Но не сейчас… Нет! Нет! Джанетт мотала головой из стороны в сторону, пытаясь скинуть из мыслей образ, нарисованный воображением: мёртвое тело Джона Гилберта. Начиналась истерика. И, похоже, Джон это понял: через какие-то секунды и пару шагов она почувствовала отцовские крепкие, надёжные и такие успокаивающие объятия. В них Джанетт ощущала защиту от всего мира и такой неповторимый покой. Гилберт что-то шептал неуверенно и сбивчиво: так и не научившись подбирать слова поддержки с первого раза. Но это стало неважным: главное — он рядом. Папа находился с ней. Успокаивающие объятия действовали даже тогда, когда она не могла заснуть от страха пять с половиной лет назад. Они убаюкивали. И вот сейчас Джанетт в очередной раз пряталась от мира в кольце папиных рук. Будь, она хоть тысячу раз тайпан, но нуждалась в нём: даже змеи в начале пути ощушали потребность в родителе. Прижимаясь к папе, обняв в ответ, Нетт пыталась отвлечься от неприятных мыслей. Тема потери папы болезненно отзывалось в душе у той, для кого он стал самой сильной опорой и одним из самых близких людей в мире, а в этом проклятом городе — единственным. Ей не хотелось допускать даже мысли о смерти столь родного человека, в идеале, лучше бы, обратить в вампира, но если к маме он относился благосклоннее из-за былых чувств, то сам себя будучи вампиром возненавидит точно. Оставалось Джанетт смириться с осознанием того, что в будущем смерть Джона Гилберта неминуема. — Нетт… Джанетт, послушай… я ведь… — Т-ш, пап, — тихо прервала Нетт, — Я знаю… Ты хочешь подготовить меня к… ко всему… Только я и так всё понимаю, где-то глубоко в душе… Но ты не умрёшь ранней смертью, нет. Твоё кольцо, которое у моего недо-отчима… Оно поможет. Его нужно вернуть! — подняв взгляд на лицо Джона, заговорила увереннее. — Нужно будет — сама повторю трюк няни и отрежу ему пальцы, но верну. К Джанетт вернулись прежние твёрдость и спокойная — даже холодная — решительность. Это сквозило даже в глазах. Если бы её нынешний взгляд видел Аларик, то вопреки всей своей смелости, предпочёл бы отдать кольцо мирным путём. Объятия отца явно помогли обрести успокоение. А Джон сам не сильно отличался от дочери, только его выдавали задумчиво приподнятые брови и блеск в глазах. Нетт поняла: он и сам что-то задумал — это быстро подтвердилось: — Милая, я ценю твоё рвение, только у самого есть планы по возвращению своего имущества. Узнаешь на приёме исторического общества, куда мы оба отправимся, как потомки основателей. — быстро ответил, — А пока, давай, ты мне расскажешь подробности вчерашних «шалостей». В доме, как ты и сама заметила, бывают много людей и нелюдей — теперь там небезопасно, — тоном, присущим разве что для обсуждения погоды, констатировал факт Джон, — для разговоров по душам отца и дочери. А на обратной дороге куплю кофе. Нетт искренне улыбнулась. Настроение восстановилось окончательно, если не стало даже лучше. Джон Гилберт всегда знал, как обрадовать дочь.***
— Джанетт, ты дома, как я рада, — облегчённо вздохнула Елена, не скрывая радостной улыбки. Впервые в жизни, возвращаясь домой, Елена боялась, что её новоявленный биологический отец уехал. Конечно, в его отсутствие и без того запутанная жизнь стала бы проще, а нахождение дома — приятней, но в этот раз ситуация усложнилась прибытием Нетт. Существовала большая вероятность того, что уедь Джон и Джанетт — с ним. И самое пугающее — неизвестно насколько. В прошлой раз их разлука длилась слишком долго. Именно это являлось основной причиной, по которой Гилберт не давала Стефану прогнать «дядю», как тот сделал в предыдущий приезд Джона. Однако эта самая причина и вызывала вопросы и подозрения. Слишком многому научило её знакомство с братьями-вампирами и их злобной бывшей, которая по-совместительству двойник и предок Елены. Если подозрения о причастности Нетт в делам Джона окончательно рассеялись ещё прошлым вечером, то теперь появился новый вопрос. А не специально ли Джон привёз Нетт, как прикрытие? Тогда кузина-двойняшка сама того не ведая стала оружием в руках отца. — А я разве могу далеко укатить на коляске? Или уйти на ходунках? — жёсткий сарказм, разрезал и тишину, и раздумья Елены, вгоняя в ступор и чувство дискомфорта. Двойник поправил рукава кофты, прежде чем вновь взглянуть на кузину и приблизиться к дивану. Джанетт, как и вчера, сидела на диване, только сегодня — в позе лотоса. На диване она обложилась косметичкой, палетками, расчёской и двумя рюкзаками. Держа левой рукой то и дело наклоняющееся зеркало, а правой — пушистую кисть, Нетт наносила макияж, оставаясь абсолютно невозмутимой, несмотря на свой юмор. А у Елены сумбур в голове только усилился от этой картины. В воспоминаниях Нетт сохранилась, как юная, внимательная к мелочам, весёлая девочка, которая любила проводить время за игрой и боялась одного слова: «лечение». Девочка, которая, хоть и любила общение, но опускала взгляд, поджимая губы от любых ненароком сказанных слов, а глаза могли блестеть от сдерживаемых слёз. И сейчас двойник размышляла: а что должно было произойти за время разлуки, чтобы Нетт из ранимой перевоплотилась в мастерицу чёрного юмора? — Ох, Джанетт… Я не то имела в виду… Я хотела сказать… — Что рада моему нахождению дома без папы? — не дослушав, Нетт докончила фразу за неё. Набирая на кисть тени, ещё добавила: — На самом деле он в нашей комнате готовится к приёму у Локвудов: насколько помню, хотел принять душ, поэтому, если хочешь посекретничать без папы, то лучше поторопиться. Стоило услышать ответ, как в голове Елены сразу возникла мысль: «Нетт и в детстве была сообразительной и внимательной, кажется, эти качества только усилились». — Да, знаешь… — двойник слегка помялась с подбором слов, запуская руки в задние карманы джинс и подходя ближе. — Я… мне сложно находится дома, когда здесь Джон, хотя это не относится к тебе… Тебе всегда рада. Просто трудно с ним. И мы со Стефаном хотим поехать в загородный дом. А ты не хочешь с нами? Как раз будет время поговорить, узнать, как кто жил, может… Может, сможем восстановить прежние близкие отношения. В висках стучало от волнения и лёгкого напряжения. Елена заметила, что уже второй день путалась словах при разговоре с той, с кем когда-то очень хорошо ладили. И даже невозможно было определить первопричину сбивчивости речи. Могло ли это быть связано с тем, что столько времени прошло и попросту сложно подобрать слова? Или она просто боялась нарушить хрупкий мост их отношений, как-то оттолкнуть? С этими переменами даже не знаешь, когда новая Нетт пошутила, а когда сказала правду. А ещё возможно… Всё. Вариантов было слишком много — от них раскалывалась голова. — Ленни, я понимаю твои чувства и ценю приглашение, — Нетт, опустив руку с зеркалом и отложив кисточку, улыбнулась своей ангельской, полной света, улыбкой. А голос напоминал по тону снисхождение. — Мне бы тоже хотелось провести с тобой время, поговорить, но поехать сегодня, с тобой и Стефаном, не могу. Не могу оставить папу на второй день после возвращения в город, наполненным людьми и нелюдями, которых он сам настроил против себя. Но есть ещё две причины: первая — не хочу быть третьей лишней и слушать стоны вместо музыки, а вторая — за папой кто-то должен же следить, чтобы он не помчался следом. Елена опешила окончательно, услышав последнюю причину. Правда, не ясно, как ещё можно было отреагировать на то, что кузина а-ля сестра сама предложила своё содействие в побеге. Пытаясь скрыть смущение, вызванное тонким намёком Нетт, приёмная Гилберт постаралась взять себя в руки. Для этого сконцентрировала своё внимание на первой части ответа. — Да, Джон для тебя по-настоящему папа, точно, — выдавила улыбку, произнеся, — И всё же ты помогаешь мне практически сбежать от него. Почему? — Ну, не знаю. Может, потому что сама понимаю, как тебе хочется личной жизни? Я ведь сама иногда отправлялась на свидание под мирное папино сопение во сне. — Нетт подмигнула с некой заговорщической улыбкой. Елена приоткрыла рот от удивления, но прокомментировать ей не дали шанса: Нетт продолжила: — И я просто хочу показать тебе, что желаю доверия между нами. В любом случае, тебе пора собираться, пока папа не спустился. Но перед этим возьми вот этот браслет, пожалуйста. Только сейчас двойник заметила, что Джанетт сжимала в руке какой-то браслет. Вероятно, она не заметила, как Нетт его достала, из-за своего удивления и погружённость в мысли. Подойдя к дивану, Елена осторожно взяла браслет из рук кузины, которую до сих пор трудно было воспринимать, как сестру-двойняшку. Присмотревшись, Гилберт отметила красоту серебряного украшения: оно было довольно изящным и выполнено в виде двух переплетённых стебельков, а посередине красовались бутончики роз. — О, Нетт, спасибо! — Елена обняла Джанетт. Отстранившись, двойник с грустью осознала, что за это короткое время Нетт Гилберт сумела вызвать так много светлых чувств, в то время как сама Елена раз за разом оставляла её. Не избежала расставания вновь, но на этот раз — ненадолго. Под гул воспоминаний в голове о ссоре братьев Гилбертов шестилетней давности, Елена Гилберт спешила собрать вещи. Времени было не так много.***
Лёгкое шуршание следовало за вытаскиванием влажной салфетки из упаковки. А в следующую секунду в наклонённом под странным углом зеркале показалась рука с зажатой в ней салфеткой, оттирающая правый висок от тонального крема. Сосредоточенный взгляд каре-зелёных глаз чётко следил за этим процессом через отражение. Вот и всё: последний штрих её макияжа завершался. Удовлетворённо подмигивая себе, Джанетт отложила использованную вещь на диван и перехватила освобождённой, правой рукой зеркало, выпрямляя. «Я прекрасна как божество», — пронеслась в сознании с нотой самодовольства Гилберт мысль. Всё-таки не зря по возвращению приняла решение срочно собираться: макияж хотелось наносить, не торопясь, тщательно и аккуратно. Во время спешки отсутствовало наслаждение процессом нанесения теней и чувство гордость за то, что переборола себя и смогла научиться краситься. Не то чтобы Нетт красилась как-то профессионально, а наоборот предпочитала подчёркивать свою естественную красоту и затемнять маленькие погрешности. Обходилась тональным кремом, тенями пастельных тонов с лёгким блеском, тушью, блеском для губ и чуть заострёнными карандашными стрелками. Последнее являлось единственным, чему Нетт училась, проливая слёзы: неполностью налаженная мелкая моторика знатно потрепала нервы. К слову, стрелки проявления хитрого нрава — неизменная часть макияжа. Самолюбование прервали шаги, доносившиеся с верхнего этажа. Услышав которые, двойняшка стала спешно убирать косметику в один из рюкзаков. — Джанетт, прости, меня задержал телефонный звонок, — спустившись по лестнице, Джон вошёл в гостиную. — Изобель спрашивала, как успехи в освобождении Кэтрин. А ещё упомянула, что ещё раз посетила твою школу и внушила преподавателям не задавать тебе домашние задания на онлайн-домашнем обучении. Телефонный разговор явно спас Елену, так как прошло от силы минуты две-три, как машина Сальваторе увезла её. Решив, что пока нужды в посвящении папы нет, Джанетт сохраняла молчание. К тому же ей поступила новость получше. Освобождение от домашних заданий. — Прекрасно, — не сдержала улыбки Нетт, хоть и успела определить в папином голосе неодобрение при произношение последнего предложения. — Надо по дороге к Локвудам написать SMS с благодарностью. — хмыкнув, Гилберт поспешила перевести тему, пока терпение родителя не кончилось и не пришлось выслушивать нотации. — Да, пап, я свою сумочку нашла, вот здесь, — похлопала по рюкзаку, в который она начала складывать косметику. — А вот платье сзади застегнуть не смогла. — Ты знаешь, как я к этому отношусь, но пока это единственный выход, — покачал головой Джон, подойдя ближе, а Джанетт развернулась на бок, чтобы папа смог дотянуться до замка. Когда молния быстрым движением руки застегнулась, он продолжил. — Я сейчас заведу машину, пригоню ближе и положу в багажник твою прогулочную коляску, потом заберу тебя, подождёшь? — Да, конечно, мне самой нужно прибрать на диване до конца, — улыбнулась Джанетт, мысленно подумав, что это ей даже на руку. Стоило за папой закрыться входной двери, как она вытащила из второго рюкзака сумку среднего размера, открыв застежку, Джанетт проверила содержимое. Убедившись, что всё на месте, она поместив телефон во внутренний карман, отложила сумку в сторону, а оставшиеся лишние вещи распределила по рюкзакам. Внутри них приберётся по возвращению.***
Защёлкнув замок туалетной двери, Джанетт выдохнула. Большая часть сегодняшнего плана уже выполнена, теперь главное доиграть эту партию без осечек. Основную партию. А шахматным полем этой основной партии являлось поместье Локвудов, где сейчас проходил приём исторического общества. Желание Джанетт с порога зайти в уборную не вызвало у Джона подозрений благодаря употреблению кофе. Хотя ей пришлось убеждать папу отправиться на добычу кольца, не поджидая у дверей. «Соберись, Нетт, соберись. Осталось немного — потерпи: нельзя терять время. Да, сейчас придётся тяжеловато, но ты сможешь. Ты — потомок Гилбертов и Петровых. Кто как не ты?», — внутренне разговаривая с собой, Джанетт дополнительно представила, как будет бегать по залитому светом двору дома, придав так себе силы. Преисполненная решимости, Нетт подкатила коляску к раковине, поставила тормоза, выдвигая рычаги вперёд. Только после этого Джанетт быстро открыла сумку, которая с трудом вмещалась между ногой и боками коляски, и достала из одного внутреннего кармана маленькую заколку. Зажимая предмет в зубах, Гилберт осторожно подобрала передние пряди правой рукой и передала их левой — освободившаяся рука, — взяв заколку, скрепила пряди. Джанетт проделала это не глядя в зеркало: сейчас важна была не красота. Нетт убедилась, что ничего не лезло в глаза, и наклонилась, согнув ноги, после чего руками установила подставки для ног, подножки, в вертикальном положении. Спустив ноги на кафельный пол и выпрямившись в кресле, она взялась руками за мраморные края раковины и поднялась. В зеркале, обрамлённом золотыми краями, отразилось нахмуренное от усталости и напряжённости лицо. Волосы, к слову, оказались собраны вполне прилично, если не считать хохолка в зоне макушки. Устойчиво встав, Джанетт правой рукой приподняла до бёдер облегающее платье, пока на левой — сконцентрировался упор. Открыв водный кран для фонового шума, Нетт осторожно начала опускаться на кафель. При соприкосновении коленей с холодной поверхностью пола в голове автоматически проскользнула благодарность Локвудам за чистоту. Спустив к себе на колени сумку, Джанетт вытащила сложенную рулоном тёплую шаль. Подняв сумочку обратно на кресло-коляску, двойняшка Гилберт развернула рулон и явила свету свёрток. Наклонившись под не самым удобным углом, Нетт всё же смогла расположить средних размеров бумажный свёрток с твёрдым содержимым под тумбой раковины. Спрятав вещь, Джанетт со спокойной душой, приподнялась, возвращаясь в сидячее положение. Руками потирая заболевшее место под рёбрами, куда врезался при наклоне край подножки, Гилберт облегчённо вздохнула. После чего, оперевшись одной рукой за коляску, а другой — за раковине, поднялась. Стоя, Нетт, подправив платье, распустила волосы и пригладила их. Выключив воду и расположившись в своём кресле на колёсах, Джанетт вытащила из сумки телефон. На экране высветились сообщения от Лестрейндж 2.0 и Папуля. «Надо же, как интересно сложилась ситуация…», — мысленно хмыкнула Нетт, прочитав первое сообщение и быстро напечатав ответ: «Ок. С тебя причитается». И только потом открыла переписку с папой. Последнее сообщение от него было две минуты назад. 12:39 р.м. Папуля. Джанетт, у тебя все хорошо? 12:39 р.м. Папуля. Я разговариваю с Зальцманом. Нужно подходить? Джанетт усмехнулась своим мыслям, набирая ответ, но прежде, чем она кликнула «Отправить», пришло ещё одно сообщение. 12:41 р.м. Папуля. Нетт12:42 р.м. Пап, не волнуйся я ещё не разбила себе голову:) 12:42 р.м. Выкатываю. Помоги проехать порог.
12:43 р.м. Папуля. Ок. 12:43 р.м. Папуля. Иду12:43 р.м. Да, и потом хочу поговорить с отчимом :)
Отписав последнее сообщение и положив телефон в сумку, и достав из неё листочек, Джанетт сняла тормоза. Приблизившись к двери, она подкрутила защёлку, открывая её. Маленький листок спрятала под ногой: оттуда легче достать. — Зачем тебе Аларик? — прозвучал полушёпотом вопрос, стоило Джону показаться у двери. — Нужно же кому-то наладить с ним контакт, — пожала плечами Нетт, невинно улыбнувшись, — На случай, если твои методы не сработают.***
— Я думал, что разговор окончен, — холодно прокомментировал Аларик, заметив приближение Джона, который ещё и катал коляску с Джанетт. Нетт даже на расстоянии чувствовала, насколько неприязненным являлся взгляд охотника на вампиров. К счастью для юной Гилберт, взгляд был адресован не ей. Возможно, будь Зальцман василиском, то пришлось бы выносить труп. — Наш — да, — таким же тоном отозвался Джон, остановившись напротив Аларика, — Но с тобой хочу поговорить не я. — А я. Наше знакомство ведь получилось спутанным, — с улыбкой вмешалась Нетт: не хватало ещё, чтобы два борца с вампирами устроили перепалку, помешав планам. Поэтому решение отправить одного на прогулку пришло мгновенно. — Пап, принеси, пожалуйста, апельсиновый сок. Даже не видя его лица, Нетт догадалась, что перед уходом Джон Гилберт усмехнулся. Подтверждением догадке послужило удивление в глазах Аларика, которое быстро сменилось пониманием и настороженностью, стоило ему перевести внимание на Джанетт. — Думаю, твой папа догадался об истинной причине, — с весельем высказал своё мнение Зальцман, однако от цепких глаз не укрылось, что он помимо не только насторожен, но и слегка растерян. — Хотя я удивлён такому порыву: меня разве не выставляли в плохом свете? — Конечно, я бы удивилась, если бы папа не понял, — спокойно кивнула Нетт, повторно оглядывая недо-отчима, глаза на секунду задержались на кольце, а после перебежали к лицу. — Да, будь я дочерью только Джона Гилберта, неприязнь, возможно, передалась бы по генам и воспитанию. Признаю, папа любит отталкивать и настраивать против себя всех. Однако я ещё и дочь Изобель, — нарочно опуская взгляд, снизила голос, — женщины, которую я не знаю… Живой. — на ходу исправила себя, делая интонационно упор на последнее слово, намекнув. Всё из-за приближения опекуна Елены, замеченное из-под опущенных ресниц. — Папа не любит рассказывать, а Вы прожили с ней много времени, любили и знали… — она удержала драматичную паузу, приподнимая взгляд, выглянула исподлобья, отмечая, как застыла перед ней Дженна, — Поэтому я подумала, может, Вы как-то расскажите? — поджимая губу и заламывая пальцы, вновь смотрела на колени, — Хотя, конечно, Вам наверное будет трудно… Джанетт продолжала заламывать пальцы настолько быстро, насколько только могла для создания эффекта. Но уже через пару секунд на её оголённое плечо опустилась широкая мужская ладонь с кольцом, слегка сжимая. А лицо — на уровень с её лицом. — Не переживай, — голос Аларика звучал сочувственно, — я обязательно тебе расскажу, только не здесь, хорошо? Тем более сейчас подойдёт твой папа. Джанетт представила, будто ей говорили, что она встанет на ноги через неделю, а потом и собственную реакцию для того, чтобы как можно натуральнее изобразить эмоции. Медленно, как случилось бы при настоящей радости, с долей сомнения, как человек, желавший верить в какое-то счастье, но побаивавшийся, подняла голову. Осторожным взглядом смотря на Аларика, замедленно улыбнулась. — Правда? — постепенно улыбка становилась шире. — Спасибо, но как мы свяжемся? — Я дам тебе номер, — с улыбкой вступила в разговор Дженна, — Я понимаю… Дальше Нетт даже не выслушивалась: заметила, как в их сторону направлялись Деймон Сальваторе и мужчина в классическом тёмном костюме. Незнакомец шёл на два шага впереди вампира. Однако если судить по чётко выраженным, даже острым, скулам, красиво очерченному подбородку, статной осанке, горделивому взгляду и коротким тёмным волосам, которые слегка спадали на лоб — то всё это подходило под описание Кэтрин одного вампира. Первородного. Джанетт готова была завыть от негодования, когда осознала, насколько хорошо мужчина подходил под описание. Только сейчас до неё дошло осознание, что изначально разговор с Риком, особенно такой продолжительный, не входил в план, максимум — должно было быть повторное короткое знакомство. Но случившиеся ранее события спровоцировали отклонение от курса. Это ещё при том, что она задержалась в туалете дольше: не рассчитав до конца кое-какие мелочи. Опустив голову так, чтобы лицо скрылось за водопадом волос, Джанетт произнесла что-то неразборчивое в адрес собеседников, что-то вроде: «Да… спасибо… мне приятно и важно, и, в общем…». В любой непонятной ситуации легче всего давалось изображать смущение, чем потом придумывать оправдания. В этот момент Джанетт прокручивала в сознании: «Умница, Нетт, ради одного спектакля с недо-отчимом отогнала единственного человека, кто без лишних вопросов опознал бы Элайджу. Теперь думай, срочно!». В голове сразу начали разыгрываться предварительные сюжеты. Первый: попрощаться с парочкой и, подкатив к Сальваторе, буквально, конечно, осторожно поинтересоваться собеседником. «Вызову лишние подозрения». Второй: преградить дорогу, устроив какое-нибудь происшествие. «А как устроить? Что устроить?». Третий: использовать Дженну. «Без сценария, не вызвав подозрения? Прекрасный план». Тут Гилберт заметила, что незнакомец, предположительно первородный вампир, к этому моменту уже дошёл до неё и находился близко, за спиной. Отбросив мысли: «а если это не он?», решила использовать только что появившийся четвёртый сюжет. — В общем, посмотрю, где папа, — чуть громче бормотания произнеся фразу, Джанетт начала действовать. Нетт резко завернула колёса назад, и коляска спиной врезалась в незнакомца. Деймон быстро останавился, не сдерживая усмешку: — Элайджа, простите, забыл предупредить, что в городе появился водитель-лихач на вездеходе. — потом обратился к Нетт, — Джанетт, советую установить зеркала. Гилберт едва не закатила глаза от такого юмора, но вовремя отдёрнула себя. Быть может, она не видела, что происходило после столкновения, но могла предположить, что удар не сбил с ног. Было неудивительно, раз этот незнакомец являлся тем самым первородным, а это значило, что из роли выходить нельзя: рано. По сценарию сейчас ей полагался несколько секундный ступор, а потом… — Ох, простите, мистер Элайджа, я… Я на эмоциях была; хотела побыстрее найти папу и… — Ничего страшного, мисс… Джанетт, верно? — спокойной, умиротворяющий, дипломатичный тон вампира очень хорошо подходил под описание благородного джентельмена, особенно учитывая тот факт, что на него был совершён наезд. — Мне приятно познакомиться со столь юной особой, даже несмотря на кое-какие недоразумения. Уверяю, боли не было, ну, разве что чуть-чуть. Я — Элайджа Смит. Первородный легко обошёл кресло-коляску и подал руку Нетт, представляясь. — Джанетт Гилберт. — Нетт слегка улыбнулась, нежно, будто застенчиво, подавая свою в ответ, — Из семьи основателей, но вернулась недавно. Короткого рукопожатия с последующим поцелуем тыльной стороны ладони хватило, чтобы незаметно для второго вампира передать клочок бумаги. Его она взяла, когда притворно шокировано сжимала подол платья. Глаза Элайджи, как заметила Нетт, на секунду расширились, должно быть, от удивления, но он, не дрогнув ни одним другим мускулом лица, отстранился с той же улыбкой. А рука быстро отправилась в карман. Джанетт отметила всё, улыбаясь той же улыбкой. Спектакль нужно было продолжать, даже если для Элайджи он окончен — для Деймона, Аларика, Дженны и окружающих нет. — Вы упомянули отца, — начал первородный. Голос был тем же, а вот глаза, взгляд, переменились. — должно быть, он где-то здесь, как его зовут? — Джанетт дочь… — заговорила Дженна, не дав старшему Сальваторе прокомментировать, но её прервали. — Что тут происходит? — Джон Гилберт спешным шагом приблизился к толпе и встал позади дочери, притягивая ей стакан с апельсиновым соком.***
Наступали сумерки. В комнате, освещённой лишь сумеречным светом из окна, на кровати лежала молодая девушка. Зажатый в руке телефон прижимался к уху. Джанетт, откровенно говоря, отдыхала после насыщенного событиями, утомительного дня. Приём у Локвудов завершился для неё ещё к двум часам дня. Джанетт после быстрых представлений под названием: «кто кому отец», уговорила папу вернуться домой, сославшись на взвинченность. По возвращению пришлось, правда, придумывать подходящую версию для Джона и рассказывать ему потом, но это так, мелочи. Больше часа времени заняли приём душа и обустройство кабинки под подростка с ограниченными возможностями. А оставшись наедине, Нетт связалась с Пирс и проинформировала про события дня. Только после всего этого Гилберт решила заняться нормальным занятием подростка. — Моника, скажешь тоже, — уставшим голосом проговорила Нетт, как оказалось разговор со сверстниками — один из тех немногих обычных вещей, что сохранился в жизни. — Ну какие у меня могут быть новости с личного фронта? Только вот, приехала в родной город, в котором, что не день, то шахматная партия на выбывание. И то, это, скорее, новости с места активных военных действий. На откровенную иронию, Моника с того конца связи лишь звонко рассмеялась, чем вызвала фырканье собеседницы: — О, похоже, кто-то попал по адресу. — Очень смешно, тут не школа — здесь всё серьёзнее, и я уже чуть не испортила планы. — осевшим голосом возразила Гилберт. — Называется — на ходу импровизацией спасать ситуацию. Джанетт волновало то, что она едва не просчиталась, когда в уравнение под названием «план» добавила неизвестную «Аларик». Да, всё обошлось, но это было тревожным звонкои о том, что впредь такой просчёт мог стоить большего. От этого сердце Гилберт сжималось. Кто знал сумеет ли она избежать ошибок в будущем? И кто знал чего это будет стоить? Может быть, чья-то жизнь, а может быть и репутация. — Слушай, Гилберт, прекращай сомневаться в себе, — Моника оторвала от раздумий, — Ты, блин, вундеркинд по части интриг, а то, что случилось сегодня — не беда: ты всегда учишься на ошиб… — девушка с той стороны не договорила: стали слышны и другие голоса, — Нетт, прости, я перезвоню. Недолгое погружение в жизнь обычного подростка завершилась. Прикрыв глаза, Джанетт не заметила, как заснула.***
Комната, освещённая тусклым светом энергосберегающих лампочек, была довольно небольшой квадратуры. Из мебели находились только шкаф, настенные часы, столик с расположенными на нём различными приборами и, конечно же, больничная койка. И то кровать явно подверглась изменениям. Над койкой крепился дугообразный металл, обхватывая всю ширину. Всё бы ничего, только к этому металлу прочными не эластичными лентами ткани были привязаны выпрямленные ноги. В отличие от веревок ткани не оставляли после себя следов. Стопы плотно зафиксировали в состоянии, когда их тыльная сторона максимально сгибалась, притягиваясь к голени. Завершали жуткий образ подвешенные к ногам гири, а специальный механизм помогал расширять расстояние между ними каждый день. Создавалось впечатление, что это был такой изощрённый метод растяжки до шпагата, а жертвой являлась юная девочка не больше, а скорее даже меньше восьми лет. Не по годам цепкий взгляд, как у загнанного зверя: метался из стороны в сторону. На часы и на ноги. «Осталось немного. Нужно торопиться», — подумала она. Девочка, как дикая кобыла на привязи, лихорадочно дёргалась, не оставляя попыток освободить хотя бы руки. Они были привязаны к бокам кровати теми же тканями что и ноги. Предпринималась уже не первая попытка, поэтому запястья покраснели. Ранее приходилось, к сожалению, брать перерыв, чтобы набраться сил, и теперь с новыми силами боролась с путами. Пусть другим и могло показаться, что это бесполезно, если бы эти кто-то присутствовали бы, но не она. Девочка не сдавалась. Она верила, что нужно пытаться вновь и вновь, ради достижения результата. По крайней мере, так подсказывал прошлый опыт. Сердце взволновано билось в груди. От предвкушения того, когда она сумеет освободить руки: тогда девочка сможет биться с мучителями. Только вот атмосфера в комнате спешила помешать, потому что это не считался её домом. Девочку душил затхлый воздух комнаты, мешая вдохнуть полной грудью. Свет, вернее — практически его отсутствие давил в голову, режа глаза, нагнетая. Из звуков доносился только гул вентиляции. Если бы она уснула крепким сном, то он мог уже сниться в кошмарах. Но крепкость сна покинула её. Тяжесть и боль в затёкших ногах, мышцы которых напряженно тянулись, мешали заснуть крепким сном, затерявшись в грёзах. Тут вентиляционный шум нарушился шагами. Они звучали отдалённо и едва слышимо. Но в этой обстановке девочка навострила свой слух, научившись прислушиваться к любым шорохам. Девочка замерла, затихнув. Мысленно радуясь тому, что успела чуть-чуть ослабить обхват правой руки. Оставалось выждать момент, не подав виду. Одиночество нарушилось. Дверь с противным, скрежещущим скрипом, распахнулась. Внутрь вошли три человека в медицинских халатах. В этих дьявольских белых одеяниях. «Почему белый цвет добра? Это цвет зла, тайного зла», — зло размышляла пока внутри нарастало нетерпение. От этого до боли знакомого и противного скрипа и последующих шагов сердце девочки забилось, как заведённое. Но она убеждала себя ждать. — Добрый день, милая. Как твоё самочувствие? — проклятый до боли знакомый голос раздался над головой, вызывая лишь волну гнева и ненависти. Девочка упрямо молчала. — Сегодня мы увеличим расстояние ещё на три дюйма и нужно расслабиться. Расслабься и дыши, тогда не будет так больно. — ложь. Она пыталась в первые дни. От этого пытка становилась медленнее, мучительно растягиваясь. Два других человека начали настраивать гири и крепления. Детский разум с недетскими умозаключениями подсчитал количество ожидаемой боли. Сердце от этого забилось сильнее. Одной лишь мысли о том, что её ждало, хватило девочке, чтобы испытать муки. От нарастающего страха она слегка дёрнулась. — Успокойся, родная… — на сдатый кулак опустилась ладонь. Девочка среагировала быстро, развернув руку, со всей своей силой вцепилась в кожу мужчины. Шипя от боли, врач отступил назад, с трудом освободившись. Двое сопровождающих людей отвлеклись от ног, подскочили к девочке и прижали её к кровати. Третий приблизился вновь и уже сам схватил маленькую руку. — Милая, это для твоего счастливого будущего, для твоего блага. Продолжайте, господа. — Нет! Пустите меня! Вы пожалеете! — голос сорвался на крик. Отчаянный крик. Осознав, что больше шанса помешать или оттянуть момент нет, девочка начала кричать и брыкаться. Благодаря ослабленным креплениям, ноги удалось освободить, но их схватили и теперь пытались привязать вновь. — Тише, успоко… Не слушая, девочка всё дёргалась и моталась из стороны в сторону. Ноги уже привязали, но она не хотела мириться. — Ненавижу! Я ненавижу вас всех! — Голос срывался, становясь безумным. По щекам катились горькие слёзы. — Папа узнает! Он придёт и никого не простит! — Доктор Грейсон…***
Джон прибежал в комнату, так и недоговорив с Дженной. Стоило Гилберту услышать крик со второго этажа, как он всё понял. Душераздирающий, горестный вой был красноречивей любых других слов. Ужасные воспоминания дочери давали о себе знать во снах. Стремительно вбежав в спальню, Джон убедился в этом. Джанетт бормотала что-то неразборчивое, дёргалась, пиналась и кричала во сне, но никак не просыпалась. Погружённая в кошмар своих воспоминаний она не могла даже самостоятельно выбраться, пробудившись. Покрывало под ней измялось. А сама Нетт извивалась у самого края постели. Джон подскочил к кровати и, поднимая дочь, уложил её к середине, а сам лёг рядом, обнимая. В грудь врезались удары, ногти ощутимо царапались даже поверх футболки. Но Гилберт сильнее прижимал к себе дочь, глядя свободной рукой по волосам. — Нетти, доченька, всё хорошо, я рядом. Джон не мастер поддержки, но учился этому вот уже несколько лет ради единственного существа, продолжающего любить его. Она любила просто за всё. Хотя когда дочь находилась в таком состоянии и едва не бредила во сне, подбирать слова, особенно, тяжело. Неважно — умел или нет. Всегда приходилось начинать с нуля.***
Тем временем в уборной поместья Локвудов Элайджа разворачивал бумажный свёрток. Зеркало, висевшее перед раковиной, отражало сосредоточенное лицо напротив. Ещё секунда, и в обрывках бумаги показалась рация. Быстро опустив руку в карман, первородный достал скомканный лист бумаги, раскрывая который, увидел помимо указанных ориентиров внизу числа и буквы. В первое прочтение смысл до него не дошёл, но сейчас Элайджа осознал: радиоволна и детали настройки. Процесс настройки прошёл быстро. Вампиру, с подогретым интересом к таинственной Гилберт, не терпелось связаться с ней. Вопросов к Джанетт накопилось немало. — Джанетт Гилберт, на связи Элайджа. Джане… — Сегодня её заменяю я. — Катерина…