***
Когда Ло Бинхэ, внутренне негодующе бормоча что-то о несносных логистах и неугомонных демонах, передал Мобэй-цзюню согласие Шэнь Цинцю на посещение Северного дворца, ледяной демон ликовал, внешне став похожим на все еще лицом безэмоциональную, но сверкающую довольством сосульку. Ло Бинхэ, однако же, отказался отпускать любимого в одиночку. Таким образом, запланированное на выбранный день собрание было территориально перенесено в резиденцию Мобэй-цзюня. Пока их человеческие вторые половинки будут заняты несомненно увлекательным задушевным разговором, Ло Бинхэ в компании своих генералов будет раскатывать окаянных демонических чиновников по стенам зала совещаний. Не увлекательно, но крайне душевно.***
— Твой муж ворвался к Бинхэ, потому что, по его мнению, тебе нужно мое присутствие в роли службы экстренной психологической помощи, — с порога заявил Шэнь Цинцю, стоило двери за ним закрыться. Пусть лицо владыки Цинцзин и было скрыто за веером, изгиб бровей передавал всю степень его озадаченности ситуацией. Шан Цинхуа в ответ на такую проповедь просто открыл рот и не выдал ни звука, захлопывая его обратно. — День добрый, братец-Самолет. Будь со мной откровенен. Что должно было случиться, чтобы такой непробиваемый демон, как Мобэй-цзюнь, настолько озаботился твоим состоянием. — Он вообще-то мой муж! Что странного в том, что он заботится обо мне? — пискнул лорд Аньдин. — Я, конечно, рад тебя видеть, братец-Огурец, но мне кажется, психологическая поддержка оказывается не так! И, стоп, зачем мне она вообще нужна? Мобэй-цзюнь, конечно, предупредил мужа, что у того будет гость, но вот о цели его визита и словом не обмолвился! Какая к чертям психологическая помощь? И, минуточку. Что сказал братец-Огурец? Мобэй-цзюнь сделал что?! Последний вопрос он произнес вслух. — Он пришел к Бинхэ и упрашивал его отпустить меня в Северный дворец, чтобы провести с тобой время, потому что тебе нужна компания друга. Он сказал, что не знает, как тебе помочь, а ты ведешь себя не как обычно. — Мой муж бесстрашный, — промямлил Шан Цинхуа, поочередно белея и краснея. Лорд Ло, пусть и был сыночком Самолета, внушал ужас при непосредственном контакте с ним. Мобэй-цзюнь поистине великолепен: пошел говорить о Шэнь Цинцю с полудемоном, помешанном на Шэнь Цинцю, выжил и даже не был покалечен. Шан Цинхуа обратился в трепет. А потом покрылся краской смущения: его чудесный супруг был настолько внимателен к нему, что заметил даже маленькие изменения в поведении! И этих изменений, глубоко в душе, Самолет не отрицал. Они были. И причины тоже – глупые, вероятно, надуманные – были. Казалось бы, живи и радуйся: основной сюжет новеллы кончился, он больше не был под угрозой смерти от руки своего любимого сына, даже больше – он смог стать мужем Короля Севера! Мобэй-цзюнь готовил ему лапшу, исполнял любую прихоть и всячески пытался показывать свои чувства (зачастую, следуя демоническим традициям, отчего многие знаки внимания наводили страху на лорда Аньдин, но все же)! Однако в какой-то момент что-то внутри стало колоть Шан Цинхуа. Не физически, но ощущалось явственно: он чувствовал, что заврался. Нет, конечно, он всегда был максимально честен! Настолько честен, насколько мог быть, чтобы не убиться о своего Короля, о лорда Ло, о главу школы Юэ или о Лю Цингэ. Рядом с этими товарищами зачастую нужно было держать язык за зубами и не сбряцнуть нечто, что ускорит творящийся хаос, сводя весь мир в общую братскую могилу. Но сюжет кончился. И Мобэй-цзюнь стал ближе, чем собственная семья Цинхуа в другом мире. Даже Система перестала угнетать Самолета одним своим присутствием, сопровождающимся кучей угроз. Шан Цинхуа, без скромности говоря, знал если не все, то очень многое о своем муже – о, небожители, он его буквально создал как Самолет, Стреляющий в Небеса, и сделал тем, кто он есть сейчас, как лорд Аньдин Шан Цинхуа. Но сам Мобэй-цзюнь о нем многого не знал. Не то, чтобы Цинхуа было, чем гордиться: он не был кем-то выдающимся в своей прошлой жизни. У него не было высокооплачиваемой должности, шикарного дома и даже отношений – что говорить, даже с собственными родителями он давно не ладил. Он питался лапшой, жил в маленькой квартирке, получая гроши. Даже как хороший автор состояться не смог: все его сюжеты были обезображены в угоду читательским желаниям. Конечно же, это произошло не от хорошей жизни Шан Цинхуа: он просто пытался заработать себе на еду и оплату счетов. Критика братца-Огурца всегда била не в бровь, а в глаз, потому что Шан Цинхуа сам знал о плохих сторонах своей работы, знал, что его главный критик гневается на реально существующие ошибки. Все эти однообразные сестрички для гарема главного героя: Самолет прекратил продумывать уникальность их личностей уже после пятнадцатой – сил не было на такую неблагодарную работу. Ужасные па-па-па, которые и писать-то не хотелось, и упоминать не стоит. Сюжетные дыры и хвосты нераскрытых линий: он постоянно бросал те повороты сюжета, которые меньше всего нравились читателям. Самой большой ошибкой сам Шан Цинхуа считал судьбу Мобэй-цзюня. Она казалась прекрасной, когда тот был строчками текста на экране. Эта судьба была тщательно продумана Самолетом, как и Северный Король в целом. Шан Цинхуа искренне наслаждался, описывая эпизоды с Мобэй-цзюнем. Но теперь Мобэй-цзюнь – не персонаж. Он такой же реальный, как и его создатель. Самолет увидел его глазами не автора, но сожителя по миру. Слуги. Возлюбленного. Супруга. И с тех пор, как лорд Аньдин задумался об этом, как увидел в Мобэй-цзюне его собственную волю, его желания и поступки, не продиктованные запланированным сюжетом, что-то незаметно для всех – даже для него самого – сломалось в Шан Цинхуа. Они сделали три поклона, делили быт и ложе. Они стали двумя частями одного целого. Два существа, равные друг другу. Видя искренность Мобэй-цзюня по отношению к себе, Шан Цинхуа все чаще ощущал уколы этого нечто в груди. Когда мыслей об этом стало слишком много, он… немного захандрил. И сейчас, вываливая всю эту мешанину из мыслей на Шэнь Цинцю, он старался не смотреть на него, чтобы не заметить какого-нибудь сбивающе-насмешливого выражения на лице братца-Огурца. — Подведем итоги. Ты хочешь рассказать ему, кто ты на самом деле? — сократил поток сознания собрата Шэнь Юань, преобразовав его в одно предложение. Тот в ответ измученно кивнул. — Неужели тебе самому никогда не хотелось рассказать моему сыну о себе? — спросил он, нервно теребя подол ханьфу. — Хотелось, — через несколько мгновений молчания сказал Шэнь Цинцю, захлопывая веер. — Система не дала. Все пищала о штрафах и наказаниях. Может быть, когда-нибудь найдется способ, из-за которого меня не отправит в мир иной. Пока что я просто пытаюсь не зацикливаться на этом и наслаждаться жизнью. Рот Шан Цинхуа принял форму маленькой задумчивой буквы «о», пока он переваривал столь необычно откровенный ответ своего критика. — Но тебя, насколько я понимаю, Система почему-то не донимает? — с намеком поднял брови лорд Цинцзин, напрашиваясь на подробности. Что, черт возьми, сделал этот писака, чтобы заткнуть этот трескучий ящик?! — Она молчит. В основном. Раньше часто предлагала отправиться домой. Ну, знаешь, в прошлое тело. Со временем это происходило все реже, пока это сообщение просто не зависло в фоновом режиме. — У нас явно разные Системы, потому что моя продолжает давать мне квесты чуть ли не каждую неделю, — скривив лицо, проворчал Шэнь Юань. — А что ты хотел, связав жизнь с главным героем, — развел руками Самолет. Собрат-попаданец недобро сверкнул в его сторону глазами, но от комментариев воздержался, ограничившись кратким фырком. — Так что, в итоге, мешает тебе рассказать Мобэй-цзюню правду, если Система не обещает тебя покарать за это? — Вероятно… возможно, я думаю, страх?***
Мобэй-цзюнь, проявив поистине недемоническое терпение, выждал всю ту часть собрания, на которой его присутствие было обязательным. Когда Цзюнь-шан дал отмашку, отпустив нервного в душе демона на все четыре стороны, Король Севера еле удержался от перехода на бег. Разум на секунду затмил эмоциональный штурм, под которым не полегло разве что его нейтральное выражение лица, и Мобэй-цзюнь вспомнил, что наделен способностью к телепортации. Зачем бежать, если можно буквально шагнуть с первого этажа на второй через один портал. Призраки предыдущих Королей Севера с укором бы посмотрели на него со звезд, пристыжая неразумного отрока. Ибо подслушивать – не королевское дело. Мобэй-цзюнь, однако, нашел бы чем возразить. Дабы не посрамить предков, его намерение подслушать разговор мужа с другом Мобэй-цзюнь назвал бы готовностью на радикальные меры в связи с беспредельным беспокойством о королевском супруге, которое ведет к хвори и быстрому затуханию всей линии наследования Северного престола. Таким образом, Мобэй-цзюнь застыл соляным столпом, приникнув к двери комнаты, где сидели лорды Цанцюн. То ли невиданное ранее волнение придало слуху Северного Короля остроту, то ли просто звукоизоляция во дворце прохудилась за десятилетия – даже столетия – эксплуатации без намека на капитальный ремонт, но слышимость была хорошая. Тем не менее, задачи Мобэй-цзюню это не упростило: сходу понять услышанное удавалось с трудом. — Страх?.. Какой к демонам страх? — раздался голос супруга Цзюнь-шана. — А ты считаешь, что мне вообще нечего бояться? Какая реакция должна последовать на мои откровения? Братец-Огурец, даже ты! Ты хотел прикопать меня на ближайшей грядке Му Цинфана, поняв, кто я! Как прикажешь реагировать тем, кто жил здесь с рождения?! — возмущенно вскричал Шан Цинхуа. Мобэй-цзюнь не видел его, но представлял, как человек размахивает руками, словно крыльями, и подскакивает. — Не у всех должна быть реакция, как у меня, — со вздохом уставшей матери тупого ребенка ответил Шэнь Цинцю. — Поставь себя на мое место! Мне была уготована роль злодея, который сбросил бедного ребенка в Бездну и кончил из-за него жизнь как человеческая палка! Ты думаешь, я мог не хотеть тебя где-то прикопать?! Мобэй-цзюнь искренне ничего не понимал, но продолжал слушать. Эти люди всегда говорили загадками. Однако желание прикопать Цинхуа ему не понравилось. — Ладно, твоя взяла! У тебя были причины! Так ведь и у моего Короля будут такие же! Я виноват во всех его психологических травмах детства! Во всех ранениях! Даже в том, что у него отвратительные родственники, виноват я! Ты думаешь, он не захочет прибить меня?! Демон по-птичьи склонил голову, с недоверием косясь на дверное полотно. Что, о великие демоны Севера, несет его человек? Каким образом он мог быть виноват в отвратительности его родственников? И детстве? Он же не писарь судеб… — Я гребаный бог этого мира! — воскликнул лорд Аньдин, и пришло время Мобэеву рту раскрываться озадаченной буквой «о». — Ты пересмотрел «Тетрадь смерти», будь менее драматичен, Кира, — фыркнул лорд Цинцзин. — Да, ты его создал. Да, ты создал весь этот мир. Не без косяков, конечно. Но все не так плохо – теперь, когда основной сюжет кончился, я готов это признать. — Не верю… — Не смотри на меня так! Я же говорил тебе, разве нет? Мне нравится этот мир! Все эти животные! Растения, среди которых можно было сделать на две трети меньше афродизиаков! Я читал твою писанину только ради них и Бинхэ! — Я сейчас расплачусь, братец-Огурец, — простонал Шан Цинхуа таким тоном, будто готов кинуться на друга с объятьями и задушить его в них. — Не расслабляйся. Па-па-па все еще отвратительны, как и размер Небесного Столпа. Я не буду вдаваться в подробности и говорить об этом, но раньше у меня была длинная линейка, как раз охватывающая размеры листа А4. К чему я веду. Небесный Столп больше! — Если тебе так не нравится, поменяйтесь, — проворчал Шан Цинхуа, защищая свое нежное авторское брюшко от ударов ядовитого языка критика. — В какой-то момент так определенно и случится, — не стал артачиться лорд Цинцзин, и Шан Цинхуа кончился как личность, представив эту дивную картину. — Что? Нет! Я же не всерьез! О, нет! Ты не нагнешь моего сына! Он мой герой-жеребец! Мобэй-цзюнь продолжал молчаливо диву даваться, пытаясь понять откуда у его мужа сын, и почему тот спит с мужем Цзюнь-шана. Это были какие-то слишком хитрые схемы, оттого общая картина не складывалась. — Он сам предлагал еще в первую нашу ночь. Нет, я не про тот случай с вероятным концом света, а про нормальный! — Не верю… Ты сломал моего сына… — Я сломал твоего сына еще тогда, когда он в меня влюбился в пору ученической юности, вместо того, чтобы бегать за Нин Инъин и Лю Минъянь. — То есть, ты этого даже не отрицаешь, братец-Огурец! — В отличие от тебя, я стадию отрицания пройти успел. Я могу уверенно сказать, что мой муж меня любит, как и я его. А теперь замолкни, прекрати развивать эту тему, мы должны говорить о тебе. Сын Шан Цинхуа учился на Цинцзин, стал мужем Шэнь Цинцю, и они любят друг друга? У мужа Цзюнь-шана есть еще один супруг? Что-то определенно не сходилось в этих сложносочиненных вычислениях. — А что говорить? Я уже все сказал. Я создатель этого мира, я прописал моему Королю… моему мужу ужасную судьбу, из-за чего его предал собственный дядя, отцу было наплевать на него, мать и вовсе умерла. Я создал ему пожизненную травму – недоверие, ожидание удара в спину, ненависть к людям, боязнь людей… и отдаление от всех вокруг, лишь бы его снова не ранили. Он был так одинок… Он не посчитает это предательством, а?! Что я, которому он смог довериться, на самом деле виновен во всех его бедах?! Что-то щелкнуло: возможно, метафорические ледяные пласты стукнулись друг о друга, выдавая демону ответ на его вопросы. Шан Цинхуа… действительно был богом? Шэнь Цинцю был ни капли не удивлен, он спокойно поддерживал диалог – знал, о чем говорит, знал, о чем говорят ему. Это же не было бредом? Не могло быть безумием, в которое окунулись эти двое, не посвятив остальной мир? Это была… правда? И его Цинхуа… Его человек действительно решил, что ему подходит именно такая жизнь? Такое детство? Все подлости дядюшки Линьгуана? В Мобэй-цзюне закипала ярость. Он не знал, на что именно злится, но от возмущения хотелось рычать и разносить все в прах. Разговор тем временем продолжался, и демон не хотел потерять его нить, так что постарался угомониться и сосредоточиться на голосах. — Успокойся, братец-Самолет. Я не верю, что занимаю именно эту позицию в данном вопросе, но… Посмотри с другой стороны. Если бы не ты, твоего идеального любимого ледяного сына не существовало бы вовсе, — голос Шэнь Цинцю обрушился на лорда Аньдин и Мобэй-цзюня ведром холодной воды. — Ты сам мне говорил, что Мобэй-цзюнь всегда был твоим любимым персонажем. Ты продумывал его детальнее, чем всех остальных. Ты буквально вложил в него свое понимание об идеальном человеке, ты помнишь об этом? Король Севера окончательно затих: ярость отходила все дальше и дальше, прекращая зудеть в зубах. Он является любимым сыном Шан Цинхуа? О, как же странно это звучало. Но Мобэй-цзюнь чувствовал какое-то светлое легкое чувство от этого «странно». Шан Цинхуа считает его идеальным. Он создал его – не кого-то другого – идеальным. — Да, — вяло отозвался лорд Аньдин, будто бы не смея верить в убеждения друга. — Мобэй-цзюнь – это все, что я хотел иметь, но… не имел, по тем или иным причинам. И его внешность, и даже рост… и суровый характер, чтобы нельзя было помыкать, чтобы смело давать отпор врагу… У меня никогда этого не было. Я создал его и… сам не заметил, что влюбился в несуществующего человека… демона. Даже его одиночество, если честно, было порождено моими корыстными планами. Эгоистичными порывами. Мне не хотелось, чтобы кто-то был с ним. Даже от мысли противно было. И это, ну, знаешь, хорошо подходило сюжету, да? Все женщины принадлежат Ло Бинхэ, а его верный подчиненный лишь надежный соратник, но не соперник, замешанный в дворцовых интригах. В конце концов, если быть откровенным, даже Шан Цинхуа, это пушечное мясо… Было много причин, чтобы убить его. Возможно, мне не хотелось, чтобы такой мерзкий человек продолжал находиться рядом с моим Королем. Так что я решил, мм, ты знаешь. Убрать его руками Мобэй-цзюня, чтобы тот окончательно раскрыл его гнилое нутро и не сожалел о гибели слуги. Как-то так… Мобэй-цзюнь не мог поверить в то, что слышал. Шан Цинхуа убили? Мобэй-цзюнь убил Шан Цинхуа? Шан Цинхуа – отвратительный гнилой человек? Кто этот Шан Цинхуа? Он никогда не знал такого Шан Цинхуа! Его человек совершенно не такой! Кто он?! Кто его муж?! Где Шан Цинхуа, если он говорит о нем в третьем лице? — Тогда просто сделай глубокий вздох и постой на коленях в каком-нибудь храме, вознося благодарные молитвы Высшим силам, себе самому, и, несомненно, мне! Ведь мы не допустили повторения канона твоей дурацкой писанины, а твой идеальный сын сейчас, о, ты не поверишь, замужем за тобой. Он какой угодно, но не одинокий. Минус грех на твою черную душу, не так ли? Прибавь то, что убивать предателя-слугу ему не пришлось, потому что им стал ты, а не оригинальный Шан Цинхуа. Еще один грех летит в Бездну с твоих плеч! Можешь, кстати, порадоваться и тому, что у Бинхэ один любящий муж, а не неисчислимый гарем из бабочек-однодневок. С детством Мобэй-цзюня ты ничего поделать не мог, так как познакомились лично вы намного позже. Что не можешь исправить – отпусти. — Ты удивительно щедр на слова сегодня, братец-Огурец, — воскликнул Самолет. По голосу было слышно, что он заметно приободрился. — Я буду взимать с тебя почасовую оплату за свой умственный труд, — фыркнул Шэнь Юань, раскрывая веер. Мобэй-цзюнь, испытав самые невероятные эмоциональные горки в своей жизни, пришел к состоянию внутреннего покоя и просветления. Отлипнув от двери, он глубоко вздохнул и сделал для себя определенные выводы. Все же, Цзюнь–шан был мудр в выборе супруга: не услышь он его речей, еще долго бы гневался и не пришел бы к тем заключениям, что Шэнь Цинцю. Возможно, через какое-то время, за которое успел бы что-то натворить и ухудшить отношения с Цинхуа. Но Высшие силы этого мира – Северный Король почти начал невхарактерно прихрюкивать от мыслей, что эти Высшие силы буквально сидели по ту сторону двери – смилостивились над Мобэй-цзюнем и дали понимание. Если его Шан Цинхуа был ответственен за ход его жизни, его следовало бы поблагодарить за одну только возможность жить. И быть счастливым сейчас. Ведь в этом тоже заслуга его человека. На ум невольно пришел крик лорда Аньдин из тех времен, когда он защищал Мобэй-цзюня от нападения дяди. Этот крик пощечинами впивался в Северного Короля в ответ на его протесты об уходе человека, пускай этого и нельзя было разглядеть, не заглянув в глубину демонической души. — Что смотришь, у тебя есть какие-то возражения?! Нет, главный здесь я – твой настоящий отец! Можешь звать меня папочкой! Хмыкнув, Мобэй-цзюнь пошел обратно в зал совещаний. Мало ли Цзюнь-шану понадобится его помощь. Решение же его собственной проблемы, пускай и странное – в духе Шан Цинхуа – у Короля Севера уже появилось.***
Когда Ло Бинхэ с супругом удалились из Северного дворца, в округе вновь наступила тишина. Ни беготни слуг, ни криков натягиваемых властной императорской рукой на ножку стула демонов. Ох уж эти сложные пути выстраивания дипломатических отношений в Царстве демонов. Пришло время готовиться ко сну. Шан Цинхуа, твердо решив, что он хомяк не обычный, а бронированный, сжал всю свою храбрость в кулак, готовясь рассказать мужу правду о сотворении мира. Мобэй-цзюнь, заметив на лице человека этот сложный мыслительный подготовительный процесс, не стал отвлекать его. И заклинатель, наконец вспомнив, что мысли транслируются не телепатией, а словами через рот, наконец начал свою речь: — Мой Король, я хочу тебе кое-что рассказать, — протараторил он, не давая себе и шанса пойти на попятную. Северный Король, умилившись взволнованно блестящими глазами супруга, положил руки ему на щеки, чуть сжимая. — Мой Король?.. — Не нужно. Просто дай мне поцеловать тебя, папочка, — сказал демон и, не ожидая осознания его слов мужем, накрыл чужие губы своими.