Попробую поверить

      Озноб — первое, что ощущает Ниванс, приходя в себя: морозный воздух холодит щеки, а сырая земля под спиной высасывает тепло даже через несколько слоев плотной ткани. Чувствуя, как колючие мурашки ползут от лопаток к шее, он открывает глаза. Кругом сплошная тьма. Пирс не видит ни единого просвета даже как следует проморгавшись, и пусть времена, когда он прятался под одеялом и просил отца, уходя, оставить ночник включенным, давно позади, внутри зарождается тревожное предчувствие.       Пирс пробует пошевелить окоченевшими пальцами; поначалу те поддаются неохотно, но спустя несколько попыток, все же удается заставить их слушаться. Найдя в себе силы приподняться, он садится и тут же шипит от резкой боли, хватаясь за бок. Ребра с правой стороны неестественно вогнуты, от прикосновения на ладони остается липкий след. В темноте лейтенант подносит руку к лицу и коротко вдыхает: в нос проникает кислый запах металла, не оставляя сомнений. Он раздосадовано сжимает челюсти: за несколько лет службы ни одного серьезного ранения, а сейчас вон как — до потери сознания. Голова тяжелая, в ушах тоненько звенит, и висок болезненно пульсирует — будто ударился затылком, потеряв равновесие, или получил прикладом, — но вот когда или от кого, вспомнить так и не получается.       Боль от прикосновения расходится в стороны горячей волной, концентрируясь у плеча, но Ниванс не обращает на нее внимания. Больше волнует другое — желудок сводит от голода, а в горле сухо. Пирс тяжело сглатывает и, поддавшись странному желанию, открывает рот. Дыхание учащается, когда язык касается ладони у кромки вязкого пятна... Он одергивает себя в последний момент и стряхивает кровь в сторону.       Пустота в руках ощущается неправильно. Дезориентированный и оттого наиболее остро ощущающий нужду в оружии Ниванс шарит вокруг в поисках верной снайперской винтовки. Поиски заканчиваются ничем: он не находит ни ее, ни пистолет: кобура, болтающаяся на бедре, оказывается пуста. Тяжело поднявшись, Пирс передвигает ногами, не разбирая дороги, в попытке выбраться хоть куда-нибудь. Хорошо бы к свету.       Темнота давит со всех сторон тяжелым покрывалом, в голову лезут логичные, но совершенно непрошенные, мысли: что случилось, как он оказался здесь и где вообще это «здесь» есть? Куда подевались остальные, в порядке ли? Почему Крис оставил его одного, растерянно блуждающего в темноте? Неужели подумал, что лейтенант Ниванс погиб, и оставил гнить на поле боя... Нет — Пирс трясет головой, — капитан никогда бы так не поступил.       Переждав короткий приступ головокружения, Пирс, полагаясь на внутреннее чутье, неторопливо движется вперед. Совсем скоро в кромешной тьме появляются первые проблески света. Одна за другой впереди возникают белые точки, и Пирс, наткнувшись на стену, понимает, что это отверстия от пуль. Под ногами хрустит бетонная крошка, когда он передвигается, ощупывая шероховатую поверхность пальцами левой руки, потому что правую почему-то не чувствует. Он идет так, кажется, вечность, пока стена, наконец, не выводит его к свету, проникающему в разрушенное помещение через проем с покосившейся на сорванной петле дверью.       Мир наполняется звуками, оглушающе громкими после давящей тишины: очереди выстрелов и одиночные залпы, грохот взрывов, крики боли со всех сторон, и непонятно даже чьи: заражённых тварей или раненых людей. В плотной толпе впереди мелькает знакомая форма — оперативники BSAA. Пирс, как может быстро, прорывается вперёд, расталкивая плечами возникающих на пути заражённых, а те, к удивлению, не стремятся помешать ему пройти, отвлеченные на добычу покрупнее.       Мир вокруг нереальный, узкая улица меж руин мутная и размытая, как на старом некачественном снимке, но фигура капитана Рэдфилда впереди как никогда четкая. Крис один в окружении толпы разъяренных зараженных — их посмертные стоны затмевают все остальные звуки, сливаясь в леденящий кровь рев, — рвет гниющую плоть голыми руками и рычит, как загнанное в угол раненое животное, упрямо прорываясь из круга к вертолету.       Пирс хочет дотронуться до его плеча, обозначить присутствие, как всегда делал это на вылазках, хочет позвать его по имени, но в горле сухо до боли, и изо рта вырывается лишь жалкий хрип. Крис оборачивается на звук, которые не должен был услышать в этом хаосе, но услышал.       — Пирс? — его голос, сорванный и хриплый, на выдохе звучит удивленным, почти шокированным. Капитан делает неуверенный шаг навстречу и протягивает руку, но не решается прикоснуться. Его глаза медленно расширяются от ужаса, и Пирс готов поклясться, что может разглядеть в них собственное отражение. Так странно видеть легенду BSAA настолько… напуганным?       Внутри вспыхивает желание быть ближе, неожиданно сильное и извращенное, что Пирсу тяжело сопротивляться. Он тянется к замешкавшемуся на секунду Рэдфилду, хватается цепкими пальцами за его мощные плечи и вдруг замечает, что вторая рука не его, она даже на человеческую мало похожа — зарубцевавшееся нечто из перемолотых в кашу бледных мышц и кожи, обтянутое влажными синими венами. Чувство голода возвращается с новой силой, рот наполняется слюной, и Крис — напуганный встревоженный Крис — видится ему самой желанной добычей.       В голове простреливает резкая боль, Пирс пошатывается и вдруг оказывается словно за стеклом, наблюдая со стороны, как его изуродованный двойник склоняется над капитаном, как скалит рот, а затем впивается зубами в чужую шею. Он чувствует во рту соленый пот, пыль и привкус железа. Чувствует, с какой легкостью зубы вонзаются в плоть, как по подбородку стекает горячая кровь — она пропитывает шемаг, заставляя ткань приклеиться к коже. Тошнота накрывает и, сгибаясь пополам от рвотных позывов, Пирс может только смотреть. Рэдфилд пытается оттолкнуть, но его верный лейтенант лишь крепче сжимает челюсти.       Двойник вгрызается глубже, а затем, резко дернувшись, вырывает кусок плоти, и кровь летит во все стороны, пока глаза Криса закатываются, а пальцы на чужих плечах слабеют. Капитан падает на колени, и заражённые, что только и ждали шанса, накидываются на него всем скопом, разрывая на части гниющими голодными ртами.       Пирс кричит нечеловеческим голосом, встречается взглядом с самим собой, возвышающимся над пиршеством мертвецов, и не видит в заплывших склерой глазах ни капли человечности. В этот момент он сознает с ужасом, понимает как никогда ясно: главный страх лейтенанта Ниванса — потерять контроль.       — …рс. Пирс! — громкий уверенный голос и чужая рука, тормошащая его за плечо, вырывают из кошмара. Пирс открывает глаза и несколько секунд бездумно пялится перед собой прежде чем перевернуться на спину; подушка под головой влажная от пота. — Ты как? Снова кошмары?       Пирс подслеповато щурится от света ночника и растирает лицо ладонями; на пальцах остается теплая влага.       — Да. Порядок… Спасибо, что разбудил.       Заметив это, Крис сдвигает ладонь на чужую макушку и ласково ерошит лохматые ото сна волосы, а затем обнимает Ниванса за плечи, подгребая себе под бок, и накрывает одеялом:       — Ложись. Поговорим об этом утром, ладно?       — Ладно.       Пирс устраивает голову на чужом плече и закрывает глаза. Под ладонью на груди гулко бьется сердце — Крис живой, — холодок, сковавший внутренности, постепенно отступает, но неприятный осадок никуда не девается. Страх, подпитываемый собственными сомнениями и сотнями ужасных случаев, что ему приходилось наблюдать за годы борьбы с биотерроризмом, закрадывается глубоко в душу и оседает внутри тяжёлым чувством вины. Он не может молчать, он должен быть уверен.       — Крис.       — М-м?       — Если... я обращусь… Если мое сознание померкнет, и пути назад уже не будет… ты убьёшь меня до того, как я успею кому-либо навредить? — его голос, и без того хриплый, ломается только больше, когда горло схватывает тисками.       — Ты что говоришь? Этого не-       — Ответь!       Глубоко внутри что-то жалостливо ноет: Пирс боится услышать честный ответ, но, собираясь с духом, давит в себе это чувство. Понимает, что нельзя поддаваться. Если что-то произойдёт, если лейтенант Ниванс потеряет контроль и станет угрозой для остальных — так будет нужно. Они солдаты и ради мира и будущего они должны поступать правильно. Даже ценой собственной жизни.       — Послушай, — вздыхает Крис, поворачивая к нему лицо. Его голос звучит устало, но вместе с тем уверенно. — Я не стану соглашаться, потому что не хочу, чтобы ты думал, что это вообще возможно. Ты опытный боец, один из лучших, с кем мне приходилось работать. И ты не «обратишься». Я сделаю все возможное, чтобы этого не произошло. Такой ответ тебя устроит?       — Хотел бы я услышать «да», — выдыхает Пирс, обнимая мужчину крепче. Сомнения всегда с ним — даже в пылу сражения, — и только капитану Рэдфилду удается на время приглушить их мерзкий шепот. Он добавляет: — Я попробую тебе поверить.       — Спасибо, — Крис крепко целует его в макушку и обнимает за плечи, успокаивая своим теплом. Что бы ни случилось, сейчас они в безопасности и вместе готовы противостоять всем угрозам. — Засыпай.       Пирс тычется носом в чужую шею, прогоняя непрошенные видения из сна, закрывает глаза и, убаюканный тихим дыханием Криса, до утра спит без сновидений.