Сепаратная любовь.

- Вам не кажется, что Брагинский слишком уж сильно стал влиять на Китай? – максимально лояльно осведомился Альфред в неформальной беседе. Разумеется, ни Яо, ни Брагинского не присутствовало. - Ты это только сейчас заметил? Да несчастный Яо уже давно с потрохами принадлежит Рашке! – рассмеялся Артур. - В смысле, вся его экономика, политика и культура подчинены русскому влиянию, - корректно расшифровал Франция, заливаясь краской. - Ага, - согласно кивнул Керкленд, - И задница его тоже подчинена русскому влиянию. Я бы даже сказал, слишком подчинена. - Фи, как грубо! – возмутился Бонфуа, - Нет ничего непристойнее, чем порочить чужую любовь, не имея собственной. Осоловевшие глаза Америки наконец соизволили вернуться в глазницы, и он смог выдавить из себя сотую долю своего возмущения. - Да какая, к черту, любовь? Зная Брагинского? Да китаец наверняка на всех саммитах стоит, потому что сесть не может! Какая, нафиг, любовь? Разве этот… этот… разве ЭТОТ может любить? Да он его просто трахает! Все присутствующие озадаченно переглянулись. - Только не говори, что ревнуешь Брагинского, - прошипел Артур, наклонившись к уху брата, - Или на Китай глаз положил? - Я не обязан перед тобой отчитываться, - пробурчал Альфред, заливаясь краской. Такой же красный от смущения Япония уткнулся носом в чашку и пробулькал: - По-моему, не правильно обсуждать отсутствующих. - Кику, заткнись, а! – искренне посоветовал Америка, - Сам и обсуждай Рашку в его присутствии, а я на тебя посмотрю. Все присутствующие резко замолчали. В комнате повисла угнетающая тишина. - Полисмен родился, - попытался пошутить Керкленд, но, как всегда, его «тонкого английского юмора» никто не оценил. - Знаете, что? – Америка внезапно вскочил со своего места, - А идите-ка вы все в жопу! Альфред громко хлопнул дверью, быстрым шагом преодолел коридор и уже на лестнице сорвался на бег. - Погоди, Альфред! Это же ты нас всех тут собрал… - запоздало окликнул его Франция, - Ну, и что нам теперь делать?... *** В недрах коридоров головного здания ООН Америка натолкнулся на знакомую фигуру в шинели. - О, Раша, я как раз тебя искал. Все спросить хотел, что у тебя с Китаем? Иван, собравшийся было приветственно улыбнуться, повернулся к Америке спиной. - Не твое дело, - холодно бросил русский. - Прости, если обидел. Просто хочу знать, как далеко распространяется твое влияние на него. Я, видишь ли… Брагинский с трудом переборол желание врезать наглецу. - Обычные у нас отношения. - Нет, Россия, ты меня не правильно понял. Я хотел спросить, у вас политический союз или что-то личное. - Если я тебе скажу, что я его просто трахаю, ты отстанешь? – с тоской в голосе поинтересовался Россия. - Погоди. Что ты за него хочешь? Ивану показалось, что он ослышался, что небо встало с ног на голову, что прилетели инопланетяне… Да все, что угодно, только не это. - Аляску, Калифорнию и Гавайские острова, - не показывая своего удивления, выдал он. - То есть, ты согласен? – радостно подскочил Альфред, слишком удивленный, чтобы это показать. - Нет, - Брагинский, все еще стоявший к Америке спиной, пошел, не оглядываясь. - Постой-постой, Раша! Ты не понимаешь! Ты же его просто трахаешь, он для тебя ничего не значит. Одна ночь, Раша! Иван остановился и покачал головой. - Одна ночь. Одна ночь, и я больше не пристану к тебе на тему северной границы. Ваня! Просто одна ночь, и я подпишу любой торговый договор. Что ты хочешь? – в отчаянии выкрикнул Альфред. - Я хочу, чтобы ты перестал нести бред. Но это не возможно. - Раша!!!! – не своим голосом завопил американец. Россия наконец соизволил обернуться. Таким жалким американца он еще не видел. - А чего ты хочешь? – спокойно осведомился Ваня. - Китай. На одну ночь. - Что ты мне готов за это дать? - Все, что попросишь, - жарко заверил Альфред. - Ты прекращаешь споры на счет северной границы, - предложил Брагинский - Да, - радостно закивал Америка. - Подписываешь тот торговый договор, который ты порвал на прошлой неделе. - Да. - Подписываешь тот торговый договор, который я порвал на прошлой неделе. - Да. - Подписываешь тот торговый договор, который тебе предложил Франция. - Да. Что? - Я альтруист. А еще ты не трогаешь Кубу и Украину. - Да! Так ты согласен? - Сегодня вечером, - сухо бросил русский. Его голос был бесцветен, слова не передавали эмоций. *** Ване никогда не доводилось видеть, как Китай плачет. Ни разу, до сегодняшнего дня. - Зачем? – только и спросил Яо. - Так было нужно, - спокойно пояснил Россия, хотя и сам уже не был в этом уверен. Просто тогда Америка был таким… беспомощным и так просил, столько был готов отдать. Это была больше чем гордость. Желание почувствовать себя выше, сильнее. Только вот отдуваться за это желание теперь не ему. - Я не хочу, - тихо, но твердо сказал китаец. - Это уже не важно. Альфред придет сегодня вечером, и в твоих же интересах будет не оказывать сопротивления. - Ваня! – в голосе Яо слышалось все: и слезы, и боль, и отчаяние, и обида, - Ты же не такой, я знаю! Это все Европа. Это из-за них ты стал такой. Ведь раньше ты был другим. А сейчас… Неужели ты стал соответствовать тем стереотипам и слухам, которые распускают про тебя? Зачем ты это сделал? - Я не могу и не хочу объяснять. Просто прими как данность. Если после этого ты не захочешь иметь со мной ничего общего, я пойму. Яо обхватил Ваню за талию и крепко прижался к нему. - Нет. Пожалуйста, не бросай меня, - тихо попросил он. Россия крепко прижал к себе китайца, погладил по растрепанным волосам, нежно поцеловал в висок. Слов просто не хватало. - Я буду с тобой, - твердо произнес он. - Даже когда… - Даже тогда. Я не брошу тебя. Я буду с тобой рядом, слышишь? Веришь мне? - Верю, - Яо тихо всхлипнул, уткнувшись в грудь русского. *** Как Яо не старался подготовить себя морально, Америка все равно явился неожиданно. - Ну, как, Раша, ты не передумал? – коварно поинтересовался Джонс. - Я своих слов назад не беру и договоров не нарушаю, - сухо ответил Ваня. - Ага-ага. А кто все мои предприятия в начале двадцатого века национализировал? - Китай не предприятие. Он свободный, - возразил Брагинский. - А твой «свободный» знает о нашем договоре? - Знает. Но… - Иван схватил американца за воротник, прижал к стене и прошипел, - Если ты сделаешь ему больно, пеняй на себя. Понял? - Да понял я, понял. И чего ты так трясешься над своей подстилкой? – съязвил Альфред и тут же пожалел об этом. - Я не оторвал тебе голову и не вставил ее тебе в задницу прямо сейчас, только потому, что не хочу, чтобы Яо это видел, - проговорил Россия, отпуская воротник Джонса и брезгливо вытирая руки. Америка тихо сполз по стенке, а Брагинский подошел к китайцу. - Ничего не бойся. Я не позволю ему обидеть тебя, - прошептал он ему на ухо. - Сильнее, чем ты, меня уже никто не обидит, - тихо произнес Китай, отводя глаза и заливаясь краской. - Прости, - обреченно прошептал Ваня, касаясь губами виска юноши. Он знал, что обижаться на него китаец в принципе не способен. Но чтобы хоть как-то его успокоить, Россия наклонился к его губам и нежно поцеловал, словно вселяя уверенность и спокойствие. - Эй, голубки, хорош нежничать. Брагинский, ты не забыл, что сегодня он мой? Иван нехотя оторвался от губ юноши. - То, что ты здесь, не дает тебе права распоряжаться моими действиями. У тебя есть полтора часа, - равнодушно бросил русский. - Но мы договаривались на ночь! - Полтора часа. Не согласен – вали. Америка поморщился, понимая, что на Брагинского принцип «не выполняете мои условия – я с вами работать не буду» не распространяется. Поэтому он молча дернул на себя китайца. Яо закрыл глаза и почти не чувствовал, как его раздевают чужие руки, как его пытаются заключить в объятия, как укладывают на кровать. Одно только присутствие Вани не давало ему оттолкнуть от себя Джонса и заплакать в голос. - Смазка, - велел стоящий рядом Брагинский. - Что, прости? – не понял американец. - Я сказал, возьми смазку, чайник, - раздраженно пояснил Россия, протягивая тюбик. Но Америка оказался совершенно неопытен в делах любовных. Лишь слегка смазав свой возбужденный член и сфинктер партнера, он сразу вошел на всю длину. Стон китайца был похож на вскрик. Брагинский просто не смог заставить себя смотреть на это дальше. Он отвернулся, зная, что ни Яо, ни Джонс этого не заметят. Ему хотелось как в детстве сжаться в комочек, зажмурить глаза, закрыть уши и абстрагироваться от всего мира. Но сейчас громкие крики Яо вывели его из забытья. Ваня обернулся. Китаец уже не мог держаться на четвереньках. Он упал на руки, уткнулся лицом в простыни и плакал так, что его плечи сотрясались от рыданий. Но Альфред не обращал на это никакого внимания. Он продолжал размашисто двигать бедрами, вырывая из груди Яо все новые стоны. Брагинский сжал кулаки, уговаривая себя успокоиться. Но, когда он заметил, что по внутренней стороне бедра его любовника стекает струйка крови, от холодного спокойствия не осталось и следа. Иван схватил Джонса и сбросил его с кровати. - Что я тебе говорил, ублюдок? Что, я сказал, с тобой будет, если ты сделаешь ему больно? - Успокойся, Раша. Зачем тогда соглашался, если так боишься за своего любовничка? – попытался съязвить Альфред. - Сука, у тебя есть три минуты, чтобы просто исчезнуть. Три минуты. Потом ты труп. - Погоди, Брагинский, ты же сам соглашался! А как же «Я от своих слов не отказываюсь и договоров не нарушаю»? - Две с половиной, - угрожающе прошипел Россия. - Понял-понял. Ухожу! Когда за Джонсом захлопнулась дверь, Ваня кинулся к Яо, который лежал, свернувшись калачиком, прижимая к груди неизвестно откуда взявшуюся плюшевую панду. «Боже, как же он похож сейчас на ребенка. Совсем еще мальчишка. Хотя, по сути, он даже старше меня» - подумал Брагинский. - Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, - тихо сказал китаец, глубже зарываясь носом в мех плюшевой панды. - И о чем же? - О том, что я слабый и не оправдал твоих ожиданий… Россия сгреб китайца в охапку вместе с пандой. - Глупенький. Я думал о том, что ты сейчас такой беззащитный, а я не смог тебя уберечь. Тебе ведь больно. Яо молча прижался к груди Вани. Ему хотелось скорее забыть то, что происходило с ним всего несколько минут назад. *** А у себя дома Альфред отчаянно выл в подушку. Сил плакать у него не было. Он хотел отомстить Брагинскому, унизить его, отобрать у него то, чем он дорожил. И что? Чего он добился? Он дважды унижался перед этим русским, он просил его, умолял, обещал. Это он, Альфред был унижен, растоптан и… неудовлетворен. Дикий стояк в штанах просто не давал думать ни о чем другом. Джонс решительно расстегнул брюки и освободил возбужденный член из плена нижнего белья. Закрыл глаза и представил Брагинского. Такого возмущенного, озлобленного, с ненавистью в глазах. А потом обхватил свой член обеими руками. Джонсу хватило всего пары движений, чтобы кончить. Только оргазм не принес ему облегчения, а оставил тягостное и липкое ощущение стыда и все той же неудовлетворенности. «И что ты нашел в этом алкоголике?» - спрашивал порой Артур. А ничего не нашел. Ничего, что было бы в других. Воистину, русская душа – потемки. И умом Россию не понять. Только верить в Брагинского Альфред не собирался. Он мог только хотеть его, до дрожи, до боли, до темных кругов перед глазами, до умопомрачения. Но чертов Рашка так и останется неприступным. И как китайцу удалось завоевать его расположение?...