***
В первый день в городе, усевшись на колченогий табурет в нанятой ими комнате, Лютик читал случайно подвернувшуюся под руку книгу (какая-то чушь про пони), но каждые несколько минут — Геральт заметил — поднимал на него взгляд, словно хотел что-то сказать. Началось это с того самого дня, когда они поругались из-за курицы. Если уж быть совсем точным, началось это сразу же после их ссоры и разговора о том, как мало у них денег. Они оба к этому привыкли — трудные времена, бывает, — но никогда ещё Геральт не выказывал такого беспокойства, как в ту ночь. Заложив, чтобы не потерять, страницу клочком бумаги, Лютик с нежностью опустил книгу на пол и вперил пристальный взгляд в Геральта. С минуту он молчал, играя с ногтями. — Знаешь, я всегда могу навестить семью. — Стосковался по дому? — спросил Геральт с кривой усмешкой, зная, что между Лютиком и большей частью его родственников любви не было. — Ты ведь понимаешь, что когда я говорю «навестить семью», я имею в виду «попросить у них денег»? Это называется иносказанием. Ты к нему тоже прибегаешь, например, когда втайне желаешь страстно обладать мной при лунном свете, но вместо того, чтобы, погасив огонь, утопить нас в темноте, забраться на меня и соблазняюще прошептать: «Я тебя хочу», ты бурчишь: «Курвина мать, Лютик, задуй на хер свечу, я пытаюсь уснуть». Геральт рассмеялся. — Так вот что я, оказывается, делаю? А я и понятия не имел, что всё настолько очевидно. Скажи мне, я тебя хоть раз после этих слов выебал? — Ну… вообще-то нет. Просто я, прекрасно понимая, что скрывается за этими словами, предпочитаю тебе не потакать. — Ага. — Как бы то ни было, молви лишь слово, и я немедленно отправлюсь в путь, — Лютик рассмеялся. — Не думаю, конечно, что меня там встретят с распростёртыми объятиями, но подозреваю, что раскошелятся, лишь бы я убрался восвояси и не отвлекал их от омаров и лангустов! — улыбка у него дрогнула, и он неуверенно добавил: — В конце концов, раньше они так делали. Геральт покачал головой. — Лютик, нет.***
Остановившись у кровати, Геральт без церемоний протянул Лютику бутылку, дождался, когда тот возьмёт её и принял картинно безразличную позу, скрестив руки на груди и выставив бедро. Он ждал. Раз, два и… — Это же!.. — не веря своим глазам, взвизгнул Лютик. — Это же оно! Туссентский кларет, который я мечтал заполучить! — стерев пыль, он повертел бутылку, внимательно изучая со всех сторон, и издал ещё один придушенный писк. — И год тот самый! Я не могу поверить, что ты его купил! Я не могу поверить, что ты вообще о нём вспомнил! Геральт остался доволен реакцией; шумновато, конечно, но ему понравилось. Он пожал плечами: — Да ты постоянно о нём твердишь. — Я думал, что ты не слушаешь. — Пытаюсь. — Я не знаю, что сказать. Ты не должен был? Нет, нет, ты совершенно, абсолютно точно должен был… ведь я само очарование и заслуживаю только красивых и дорогих вещей, я просто… — Лютик вдруг замолчал, прищурился и насторожённо оглядел Геральта с ног до головы. — П-подожди… это же не часть какого-то хитрого плана, целью которого является моё убийство? Ты не поэтому такой благодушный? Ты же не отравил это вино, не отравил же? — Если бы я собирался тебя убить, Лютик, то придумал бы что-то более… хитроумное, — ответил Геральт и немного зловеще скривил губы. — Превосходно! — прощебетал Лютик. — Ты одновременно вселяешь в меня надежду и пугаешь до колик! — Не от тебя первого слышу такое описание моих достоинств. — И ты отлично ему соответствуешь, Геральт, ты отлично ему соответствуешь, — Лютик пошарил взглядом по комнате, ища какую-нибудь посудину, но деревянные кружки на этом постоялом дворе были такими грязными, что воду приходилось пить прямо из кувшина. — Кубков у меня нет, золотых чаш тоже, а мне не терпится. Может, глотнём немного из горла, как неотёсанное мужичьё? — Ты хочешь сказать, что обычно не ведёшь себя как неотёсанное мужичьё? — Боги, Геральт, нет, конечно. Я всего лишь хочу сказать, что пойло, к которому я привык, такое поведение хотя бы оправдывает.***
На второй день в городе Лютик отправился в одну из местных таверн — выступить после обеда. В какую именно, он не сказал, но, судя по всему, его оттуда не выгнали, не осмеяли и не забросали хлебом, а потому он счёл это место полным «блестящих перспектив и дружественной атмосферы» и решил сходить туда ещё раз — вечером, в самое оживлённое время. Вернувшись, он поведал Геральту, что имел увлекательнейшую беседу с владельцем, старым морским волком с «очаровательной» деревянной ногой, в которой он выдолбил полость и припрятал якобы невероятно сильнодействующую галлюциногенную траву, от которой ему являлась рыба-привидение. — Рыба-привидение? — уточнил у него Лютик. — Не акула-привидение, не кальмар-привидение и даже не краб-привидение? — Нет. Просто рыба. — Угу. Ух ты. Это так невероятно… м-м-м… конкретно и ни капельки не расплывчато? — Тебе отсыпать? — Э-э. Нет, спасибо. Не поклонник я привидений, что с жабрами, что без. Делясь с Геральтом коллекцией собранных за день историй и наблюдений, Лютик снова — и весьма неожиданно — обмолвился, что таверна эта являет собой «идиллически безмятежное» питейное заведение, и лишь когда они легли спать, и Геральт, испытывая лёгкое любопытство, поинтересовался, сколько там было посетителей, Лютик наконец раскрыл секрет непринуждённой уютной атмосферы: таверна попросту пустовала.***
С титаническими усилиями — настолько, что Геральт чуть было не предложил свою помощь, но сдержался, чтобы не забирать себе весь триумф, — Лютик вертел и тянул плотно сидевшую в горлышке пробку, пока та наконец с тихим хлопком не выскочила. Лютик обнюхал её, глубоко дыша, ненадолго прикрыл глаза, сделал малюсенький глоток, покатал вино на языке, мягко сглотнул и одобрительно причмокнул губами. — М-м-м. Это, Геральт, нектар богов, — он протянул Геральту бутылку, и тот, бросив на неё короткий взгляд, пожал плечами и, к ужасу Лютика, шумным, длинным глотком присосался к горлышку. Громко сглотнув и вытерев с щетинистого подбородка багровую каплю, он задумчиво склонил голову набок и вынес вердикт: — Хм. Мне не нравится. Робко вытянув руку, Лютик забрал у него бутылку, прижал её к груди, чтобы защитить от грубого обращения и оскорблений, а потом вдруг опустил взгляд и озорно улыбнулся. — Это потому, что ты пьёшь из неподходящего сосуда. — Из золотого кубка было бы вкуснее, да? — А кто сказал, что золотой кубок это подходящий сосуд? — ответил Лютик, сделал глоток вина и придвинулся ближе. Геральт почувствовал, как Лютик скользнул рукой вверх по его шее к загривку, сжал волосы у корней, мягко потянул, чтобы Геральт немного запрокинул голову. Он понятия не имел, что Лютик задумал, но верил, что тому хватит ума удержаться от ведущих к неприятным для него последствиям глупостей. Лукавые глаза с улыбкой смотрели на него сверху, коротко остриженные волосы пощекотали лоб, когда Лютик склонился к нему, и Геральт невольно прикрыл веки, когда маленькие поджатые губы накрыли его. Большой палец надавил на ямочку на подбородке, прося открыть рот, и когда Геральт поддался, то почувствовал, как в рот полилось тёплое вино. Сначала он не шевелился, смакуя наполнивший рот пряный вкус, но очень скоро начал глотать вино маленькими, но шумными глотками. Лютик провёл рукой по его горлу. От звуков, с которыми Геральт пил с его губ, и движения вздрагивающего под его пальцами крупного кадыка в животе у Лютика растеклось тепло — что-то между трепетом и возбуждением. Когда он почувствовал, что горло у Геральта снова расслабилось, он нежно оторвался от его губ. — В этот раз мне больше понравилось, — тихо сказал Геральт, и Лютик ухмыльнулся, прошептав в ответ: — Это потому, что оно было на вкус, как я. От такой бесстыдной самоуверенности Геральт весело фыркнул. Сев, он выпутал свои волосы из пальцев Лютика. — Это было… что-то новенькое, — сказал он, — но не для тебя, судя по всему, — добавил он, не задавая прямого вопроса, а лишь намекая, что ему любопытно узнать, где Лютик этому научился и почему за всё время их «интрижки» он не подумал сделать это раньше. — Меня тоже однажды так поили. Только и всего. Если бы обстоятельства тогда сложились немного иначе, я бы счёл это чувственным, но, увы, я даже не помню, с кем в тот момент проводил время — я был слегка навеселе… если честно, я был пьяный вдрызг… единственное, что помню: это был дешёвый эль и его было много; я поперхнулся, запутался в собственных ногах, блеванул и вырубился в кустах… ну, по крайней мере, я в них проснулся. — Очаровательно. — Не для меня и не для моего безымянного любовного интереса. И точно не для кустов, осмелюсь сказать. — Хм. А на этот раз как? — А на этот раз меня дрожь пробрала. Геральт улыбнулся и покачал головой. Сам ведь спросил и должен был быть готов к откровенному ответу, в конце концов, это ж Лютик, но, как обычно, сказать Геральту в ответ было нечего, поэтому он промолчал…***
На третий день Лютик вернулся на постоялый двор глубокой ночью. — Опять ходил петь своему моряку? — спросил Геральт. — Нет, нет. Я решил посмотреть остальные таверны. Их здесь четыре, к слову. В этом и есть радость пребывания в городе. В этом и в маленьких пышках на меду, их сейчас повсюду готовят. Ну знаешь, такие, с изюмом? — Ты уверен, что это изюм? — Хм, а ты ведь прав, оно и впрямь немного похоже на… фу-у… я надеюсь, что это изюм. Но неважно. Я решил дать каждой таверне шанс произвести на меня впечатление, и ту, что понравится мне больше других, я осчастливлю своими выступлениями до нашего отъезда. — Разумный план. — Я тоже так думаю, — улыбнулся Лютик. — И в какой же таверне попытаешь счастье сначала? — В той, что в восточной части города. Безобразный интерьер, паршивый эль, но она большая и привлекает толпы, в том числе, наёмников. Угрюмые, к слову, ребята, не то чтобы я к таким не привык. Погоди, мне в голову пришла отличная мысль! Ты можешь отправиться со мной, посидеть с ними в угрюмой тишине, время от времени случайно и неловко встречаясь глазами. — Звучит заманчиво, Лютик, но нет.***
Лютик вернул пробку в горлышко, обхватил бутыль обеими руками и уставился на неё с обожанием. Воспользовавшись моментом, Геральт скользнул по нему взглядом: мягкие каштановые волосы на затылке, где они прижимались к подушке, торчали во все стороны, точно солома; потемневшие синие глаза мерцали в свете свечей; тонкие, но выразительные губы растянулись в едва заметной, милой улыбке. Столько мелких деталей, столько знакомых черт — Геральт видел их сотни раз, но никогда не замечал, сколько радости он испытывает, глядя на них. — Что у тебя с лицом? — захихикал Лютик и взглянул на него снизу вверх. — А что с ним? — Ты словно никогда не видел перед собой такого странного и удивительного существа. Кажется, сегодня у него всё на лице написано. — Я просто никогда не видел шевелюры, которая бы так сопротивлялась земному притяжению, — ответил он. Лютик рассмеялся и пригладил торчащие пряди. Он поставил бутылку вина на пол, забрался к Геральту на колени, обхватив его ногами за талию, и опустил руки ему на плечи. От бёдер, между которых он уютно устроился, по телу разлилось тепло, но сквозь плотный кожаный доспех оно не проникало. Его, конечно, можно было и снять, но Геральт решил, что со стороны это покажется чересчур самонадеянным. Лютик ждал, что Геральт сделает первый шаг, хоть как-то намекнёт о своём желании. С их последней близости прошло уже больше месяца, и после их пылкого «поцелуя» (мало того, что в нанятой комнате, так ещё и в постели), можно было бы догадаться о том, что произойдёт дальше. Но только не с Геральтом. Лютик хоть сейчас мог слезть с его колен, сказать: «Спасибо за винцо, старина, пойду перекушу», и Геральт на это бровью бы не повёл, словно так и должно быть. Так что, и на этот раз обязанности обольстителя выпали на долю Лютика. Он встряхнул головой, чтобы дать чёлке соблазнительно прикрыть глаза, когда он опустит взгляд, но она угодила прямо в глаз, — Лютик заморгал, пятернёй неловко откинул волосы назад и деликатно кашлянул. — Ты знаешь, — начал он, понизив голос до чувственного в его понимании рокота, — хоть ты и говоришь о «бесцельности и безвозмездности» своего «подношения»… — растопырив пальцы, он провёл ладонью по доспеху, — быть может, есть некий способ, которым я мог бы… ну, ты понимаешь, выразить свою благодарность? — закончил он, многозначительно выгнув брови. Геральт издал смешок, а потом сдавленно, с явной мукой застонал. — Что?! Я с тобой заигрываю, Геральт. Тебе это вообще-то нравиться должно! Оно, конечно, Геральту понравилось — самую малость, и то потому, что выглядело смешно, а не возбуждающе. — Так вот что это было. А я уже думал за лекарем бежать. — Ой, да ладно тебе. Я не так уж и плох, — заныл Лютик, но обиженное выражение исчезло с его лица, он забегал взглядом, сморщил нос и тихо спросил: — Правда же? — Ты спрашиваешь меня как друга или как того, с кем делишь постель? — Как друга. — Плох. Лютик скривился. — Тогда как того, с кем делю постель. — Тоже плох. — Вот сейчас вышла какая-то бессмыслица, тебе так не кажется? — заявил Лютик, вскинув руки и уронив их в знак поражения. — Мог и не давать мне выбирать, раз уж ответ всё равно один и тот же. — Но тогда я лишил бы тебя всей… — Интриги, да, да, знаю. Усмехнувшись, Геральт потянул Лютика к себе, но тот игриво его оттолкнул, сполз с его колен и, плюхнувшись на кровать, закинул на него босые ноги. Геральт погладил пальцем по своду стопы. Заканчивать вечер глупыми обидами не хотелось. У него в планах было совсем другое, а если выразиться точнее, то у него в планах было кое-что, что он хотел бы попробовать сделать, но пока не знал, как. — Мне не нужна твоя благодарность, — сказал он, и это была истинная правда. — Но если уж ты испытываешь неуёмное желание проявить свой… пыл, ты всегда можешь… — Геральт помолчал, подбирая тактичную формулировку, — …обслужить меня своим ртом. Такой подбор слов Лютику показался забавным — он запрокинул голову и разразился громким гоготом. — Ха-ха! Учитывая мою прирождённую склонность выражать мысли и чувства устами, я тебя, Геральт, каждый день «ртом обслуживаю». — Ты путаешь с акустическим насилием, Лютик, — дразня, пошутил Геральт, опустил взгляд на покрывало и помолчал, подбирая слова. Он ведь не случайно этот разговор завёл и подобное предложение высказал вовсе не из эгоистических побуждений, а наоборот: — Возможно, я бы даже… отплатил тебе в той же манере. У Лютика отвисла челюсть, и он ошалело уставился на Геральта. Он же сейчас не всерьёз. — Прошу прощения. Должно быть, я ослышался. Ты только что предложил мне отсосать? — Возможно. Лютик глубоко вздохнул. — Допуская всего лишь на миг, что именно это ты мне и предлагаешь, я не могу не отметить, что ни разу, ни разу за всё время наших с тобой альковных эскапад, многочисленных, следует добавить, многочисленных и разнообразных, ты мне такого не предлагал. Я даже припоминаю, что как-то раз ты сказал, и для полноты и ясности я даже процитирую: «Я не сосу хер». Цитировать было необязательно: Геральт и так знал, что это правда. Они трахались, они дурачились, они лапали друг друга, и хотя Лютик бесчисленное количество раз ублажал его ртом, Геральт никогда не делал того же в ответ. В первый раз его отказ был резок и категоричен, потому что он не имел ни опыта, ни желания его обрести. Но с того дня прошло уже достаточно времени, обстоятельства немного изменились, и, по большому счёту, подобная уступка была настолько мелкой, что едва ли могла уступкой считаться. — Возможно, мне пора научиться. Возможно, мне пора научиться? — повторил Лютик мысленно. Можно было предположить, что такая неожиданная щедрость продиктована, как и вино, удачно сложившимся для Геральта днём, и всё же такая формулировка подразумевала под собой некий задел на будущее. В конце концов, человек учится чему-то не для того, чтобы немедленно забыть новые знания, а, скорее, для того, чтобы впоследствии их применять. Лютик впился в Геральта внимательным взглядом — убедиться, что он ничего не упустил, например, намёк на то, что Геральт околдован, пьян или рехнулся, но не увидел ничего, кроме… мягкости. Не кроткоглазое желание обожать и лелеять, но чувство, довольно к нему близкое, проявить которое вполне мог и сам Геральт, а не скрывающийся под его личиной самозванец, и Лютику стало любопытно, чем же он заслужил такое выражение лица. На самом деле, конечно, причины не имели значения, Лютик был рад получить такое предложение, а потому просиял. — Я не знаю, что на тебя нашло сегодня вечером, Геральт, но я не намерен смотреть дареному коню ни в зубы, ни в рот, учитывая, что этот самый рот намерен присосаться к интимным частям моего тела. — Лютик, — Геральт скривился. — Как бы то ни было, буду рад помочь тебе отточить мастерство. — Нечего мне оттачивать. — Ну, как говорится, лучше писать на чистой странице, чем на местами исписанной. Геральт прищурился. — Это… нет такой поговорки, Лютик. — Пока нет. Но за цитирование я дорого не возьму, — пробормотал Лютик, чувствуя, что начинает нервничать, и причины волнения были выше его понимания. Да, для них это было нечто новое, но многое из того, что они делали, когда-то было для них новым, да и ему не один раз в жизни хер сосали. Но это же… Геральт. И Геральт никогда в жизни хер не сосал. Лютик сглотнул. — Прошу прощения. Но я возбуждён до неприличия. — Я заметил, — сказал Геральт, уставившись на оттопыренные в паху штаны. — Разве это не облегчает задачу? — Даже чересчур: я могу кончить, прежде чем ты научишься делать что-то, кроме того, как снимать с меня одежду. — Я и так знаю, как это делать, — ухмыльнулся Геральт, провёл через ткань по стоящему херу и начал медленно расстёгивать пуговки. — Да, это ты знаешь, это ты определённо знаешь…***
И на четвертый, и на пятый день в городе, несмотря на свой план выбрать для выступлений одну таверну, Лютик продолжил играть во всех четырёх по очереди, и исполнял он при этом не по паре песен. Он уходил ещё до полудня, возвращался по темноте, а значит, потчевал слушателей всем своим репертуаром (стало быть, песню о трёхногом козле завсегдатаям довелось послушать несколько раз. Вот бедолаги). В каждую таверну Геральт с ним не ходил, но всякий раз присоединялся за ужином в третьей — её хозяйка прониклась к ним обоим симпатией и кормила тушёным мясом, не требуя за это ни гроша. — Приятно, небось, когда о тебе песни пишут, — сказала она как-то Геральту. В ответ он без особого воодушевления хмыкнул. — На самом деле он в восторге, правда, Геральт? — Лютик широко улыбнулся: — Наполняется в душе теплом и нежностью, едва заслышит первые ноты. — Истинно так, — вяло и монотонно подтвердил Геральт. — А выражением лица и тоном голоса я лишь пытаюсь скрыть «тепло и нежность», которые на самом деле испытываю. — Ну, я вот думаю, шо великое это дело. Геройские истории. Романтишно. Мой вот муженёк замковые нужники чистит. Воцарилась тишина. — Ну, я подозреваю, что такая работёнка тоже требует своеобразной смелости, милсдарыня, — заверил Лютик, нарушив затянувшееся молчание и уставившись на Геральта взглядом, который ясно говорил: «Видишь, всё могло быть и хуже». Отужинав, Геральт возвращался на постоялый двор и не видел Лютика до глубокой ночи, когда улицы замирали в безмолвии и их тишину не нарушали даже допившиеся до рвоты завсегдатаи таверн. Каждый вечер с ним делились историями, иногда возмутительными, иногда скандальными, а иногда просто странными. Одно оставалось неизменным: каждый раз, когда они уже готовились ко сну, Лютик подходил к щербатому дубовому столу, оставлял на нём невысокую стопку монет, а потом, повернувшись к Геральту, мягко улыбался и тихо говорил: «Внесу свою скромную лепту».***
Едва Геральт снял с Лютика штаны, как в нос ударило пьянящим запахом возбуждения, и от этого его собственный хер налился кровью. Лютик не преувеличивал, когда говорил о своём нетерпении: высвобожденный из одежды хер шлёпнул его по животу, от скопившейся на головке влаги на коже осталась блестящая точка. Задрав Лютику рубаху до груди, Геральт внимательно осмотрел чуть изогнутый вверх ствол, короткую розовую головку и задумался, что и как делать дальше. Должно быть, процесс созерцания и размышлений несколько затянулся, потому что Лютик вдруг беспокойно заёрзал и заговорил: — Гм. Итак, это мой хер. Я знаю, что вы с ним уже неплохо знакомы, но верю, что и при новых обстоятельствах вы отлично поладите. Ему легко угодить, так что не переживай: тебе не придётся делать ничего необычного или странного. Ему нравится, когда его сосут, лижут и целуют, но вот зубы ему не нравятся. — Я бы удивился, если бы было наоборот, — улыбнулся Геральт, и Лютик смутился: Геральт, конечно, был в этом аспекте неопытен, но ему за жизнь хер сосали явно чаще, чем Лютику, и он прекрасно знал, какую угрозу представляют зубы. И всё же упомянуть стоило. Мало ли. — Я говорю это лишь потому, что знаю, какие у тебя острые резцы, и вряд ли кто-то из нас хочет, чтобы остаток вечера прошёл под аккомпанемент моих жалоб и страданий. — С тобой почти каждый вечер так проходит. — М-м-м. Знаешь, это не совсем правда, но и не совсем ложь, — задумчиво произнёс Лютик. А потом он обхватил свой хер у основания, оттянул, чтобы головка смотрела в потолок, выждал некоторое время, бегая взглядом из стороны в сторону, и свободной рукой осторожно потянулся к голове Геральта. Тот бросил на него предостерегающий взгляд, и Лютик быстро отдёрнул руку. — Да. То есть нет. Ты прав. Я просто… полежу тут, а ты сам решишь, когда начинать. Мягко отстранив руку Лютика, Геральт зарылся пальцами в густые волосы на лобке, и наклонился. Так близко запах чувствовался сильнее. Он прижал ствол к щеке, медленно повернул голову, пока не уткнулся левой ноздрёй в тёплую кожу, и глубоко вдохнул. Лютик заморгал в благоговейном трепете. Он никогда свой хер не нюхал, и внезапно изнутри поднялась волна стыдливости и неуверенности. — К твоему сведению, я там обычно немного духами брызгаю. Или втираю лавандовое масло. Или розовое. Люблю, когда хер цветами пахнет. — Я предпочитаю этот запах. Лютик медленно кивнул, как будто всё понял, но потом покачал головой и спросил: — А это… какой? — Запах хера. У Лютика вырвался короткий хриплый смешок. — А, ну да. Глупый вопрос, — признал он, но почувствовал, как губы Геральта изгибаются в улыбке: забавность ситуации от него явно не ускользнула. На кончике хера выступила крупная капля, и Геральту стало интересно, будет ли она такой же яркой на вкус, как и запах. Он чуть крепче сжал основание и одним длинным движением провёл языком по головке. Лютик над ним прерывисто вздохнул. У предсемени вкус был едва уловимым, похожим на морскую воду, но у кожи вкус был намного резче: мыло, пот и похоть. Он лизнул головку ещё раз, и ещё, и ещё. Не прекращая ласку. Лютик наблюдал за Геральтом взглядом, в равной мере полным любопытства и обожания. Он не только подумать не мог, что когда-нибудь увидит такую картину, но и даже в самых смелых своих мечтах не надеялся на такое обращение. Он-то ожидал, что Геральт будет быстрым, прилежным и деловитым, в конце концов, он несколько месяцев дрочил ему, руководствуясь принципом: «главное не цель, а скорейшее её достижение», и прошло немало времени, прежде чем он начал «экспериментировать». Кто бы мог подумать, что он будет так медленно, вдумчиво и нежно облизывать хер. С другой стороны, наблюдать за этим было забавно: как за ребёнком, слизывающим остатки подливки с тарелки, но Лютик и сам подобным грешил, особенно в самом начале их интимной связи, когда хотел распробовать Геральта на вкус. Ему, правда, для этого приходилось использовать почти весь язык — одного кончика на широкую головку не хватало. С его хером Геральту это не требовалось, а потому вдвойне приятно было испытать. — М-м-м. Как хорошо… — Лютик тихо вздохнул и улыбнулся. — Но немного щекотно. В ответ Геральт легко и очень быстро задвигал языком, и Лютик прыснул смехом и задёргал ногами. — Прекрати сейчас же, чёртов дерзец. Решив, что уже можно перестать его дразнить, Геральт наклонился, одним быстрым движением обхватил головку хера губами и втянул её в рот, влажно, сильно посасывая. Хихиканье его позабавило, но стон, который издал Лютик, слышать было намного приятнее. Он начал двигать губами вверх-вниз по головке, и каждый раз, когда он резко выпускал её изо рта, в тишине раздавались влажные звуки. — …О-о-ох, как хорошо… Мне нравится… даже на звук красиво и так непристойно… В ободряющих словах Геральт не нуждался, но Лютик любил обращать своё удовольствие в слова (даже если его никто не слушал) — ну и пусть, не мешает, решил Геральт и начал понемногу вбирать хер чуть глубже. На самом деле он неплохо помещался у него во рту, и хотя Геральт чувствовал, что по подбородку стекает слюна, особых трудностей не испытывал, вопреки ожиданиям (Лютик, когда ему в первый раз сосал, чуть не подавился), поэтому, осмелев, он пустил хер глубже, до горла, пока не ткнулся губами в жёсткие волосы на лобке. — Ох, боги! — с придыханием вскрикнул Лютик, и Геральт, довольный реакцией, выпустил его хер, зажав губами лишь головку, а потом снова насадился ртом до горла. — …Это… продолжай… продолжай… Разумеется, он продолжил, и чем дольше повторял эти движения, тем легче они ему давались, пока хер не начал скользить вперёд-назад плавно и быстро. Лютик чувствовал, как приближается пик удовольствия, и хотя ему вполне хватило бы вида обхвативших его хер покрасневших губ и громких влажных звуков, но осознание, что очень скоро он прольётся Геральту в рот — второй раз за сегодняшний вечер, но на этот раз не вином — значительно приближало финал. — …Я сейчас… Геральт… я сейчас… — попытался предупредить он. Не выпуская его хер изо рта, Геральт поднял на Лютика потемневшие жёлтые глаза, встретился с ним взглядом, втянул щёки — и большего Лютику не потребовалось. Он кончил с хриплым стоном, выплеснув семя Геральту в рот. Удовольствие пульсировало в нём ритмично, накатывая короткими волнами. Откинув голову на подушку, Лютик закрыл глаза и улыбнулся, пытаясь отдышаться. Ощущение приятного давления губ на головку хера исчезло. — …Что ж, быть может, у тебя и нет… особого опыта… в этой области… — пропыхтел Лютик, — но, должен сказать, это было невероятно восхитительно. Признаю… я не знал… чего ожидать… Но ты прям всю душу вложил, Геральт. Поистине превосходно… — ответом ему была тишина. — Геральт? Лютик открыл глаза: Геральт сидел на коленях, растерянно нахмурив брови, плотно сжав губы и слегка надув щеки. Несколько мгновений потребовалось Лютику, чтобы сообразить, что происходит, но когда он понял, у него вырвался фыркающий смешок. Геральт не знал, сплюнуть ему или проглотить. Чтобы успокоиться и собраться, Лютик зажмурился, но когда снова открыл глаза, развернувшаяся перед ним картина менее смешной и милой не стала, и он засмеялся с новой силой. Сверху донеслось тихое, угрюмое «м-м-ф», а потом Геральту, кажется, что-то пришло в голову, и он, опустившись на четвереньки, подполз к Лютику. — Геральт, — тот захихикал. — И куда ты всё это добро понёс? А? На рынок лавочникам? Ты что задумал? Оказавшись с Лютиком лицом к лицу, Геральт резко наклонился и грубо прижался к его губам своими, плотно сомкнутыми, с силой вдавив его голову глубоко в подушку. Мозолистые пальцы крепко стиснули подбородок, надавили, заставляя открыть рот, и тогда Лютик понял, что Геральт задумал: он решил повторить его трюк с вином, но при менее изящных обстоятельствах. Нерешительно он разомкнул губы, и в рот медленно полилась тёплая, липкая смесь слюны и семени. Лютик громко сглатывал, чувствуя на языке свой собственный привкус. Наконец Геральт отодвинулся от него, улыбнулся, глядя сверху вниз, и от уголка его губ скользнула на подбородок маленькая капля слюны. Лютик, широко улыбнувшись, вытер её пальцем. — Чёрт возьми, это было немного непристойно, Геральт. Но мне понравилось. — Это потому, что оно на вкус было, как ты, — передразнил Геральт. — Да никто и не сомневается, — заявил Лютик с притворным высокомерием, которого, без сомнения, Геральт от него ожидал, а потом заскромничал: — А ты? — тихо спросил он. — Что сам-то скажешь? Геральт, казалось, на мгновение крепко задумался. — Ну, гостям на ужин я бы такое блюдо подавать не стал. Лютик хихикнул. — Я тебя о процессе спрашиваю, а не о полученном в его ходе продукте. — Это было… — как лучше описать новый опыт, Геральт не знал, поэтому выбрал нейтральное: — безвредно, безобидно и безопасно. — Ха! Какой интересный подбор эпитетов! Что ж, я очень рад, что мой хер не представляет серьёзной угрозы для человечества! — Спорное утверждение. — Хм, возможно. Ну что ж, займёмся тогда тобой. — Теперь моя очередь, да? — спросил Геральт, как будто ожидал подобного предложения, хотя на самом деле это было не так. — Не только же тебе одному развлекаться, м-м?***
На шестой день в городе Лютик, как обычно, положил деньги на стол. Он выглядел усталым, глаза у него припухли, двигался он медленно и вяло, но в настроении пребывал жизнерадостном и весёлом, — если не приглядываться, то и разницы не заметишь, поэтому Геральт предпочёл промолчать. Однако заметил он не только это. Каждую ночь Лютик возвращался трезвым, а если и был слегка расслаблен, то разве что от пары кружек безбожно разбавленного пива. Лютик был печально знаменит многоверстовыми счетами в питейных заведениях (Геральту не раз приходилось при отъезде оплачивать их из своего кармана, чтобы, если они когда-нибудь вернутся, их не выгнали, едва завидев, метлой), но, насколько он знал, здесь Лютик долгов не наделал. Ещё Геральт заметил, что тот ни разу не вернулся на постоялый двор с новым нарядом или безделушками. Лютику нравилось, когда ведьмачьи заказы приводили их в город — в отличие от сельских лавочек в городе можно было купить золотые кольца, редкие книги, тонкое шёлковое исподнее (последнее, стоило признать, очень приятно ласкало кожу, когда Геральт делил с Лютиком кровать). Но со дня их приезда Лютик не сделал ни одной покупки. А ещё Геральт заметил, что ни разу Лютик не вернулся в их комнату пропахшим дешёвыми духами. Они оба время от времени пользовались услугами «городских девиц» — это было быстро, легко и удобно: Геральт так собирал нужные сведения, а Лютик — новые истории. — Я слышал, в «Розовом бутоне» работает Мохнатая Ганна, — поведал ему как-то Лютик. — Говорят, что её кустам позавидует овцебык. — А тебя такое в восторг приводит, да, Лютик? — Геральт улыбнулся. — Ни капельки, но ты картинку-то представь! Ходят слухи, что местный герцог потерял в этих зарослях свой зубной протез. Его, кстати, так и не нашли. Если уж это не достойный песни сюжет, то я не знаю, что и думать. …Но за минувшую неделю Лютик не рассказал ему ни одной новой истории. — Я не ошибусь, если предположу, что тебе хватает денег и на вино, и на девиц? — Геральт кивнул на стопку монет. — Ну, конечно, хватает, Геральт! Что за вопросы, я делюсь с тобой лишь малой толикой своих богатств. Жест доброй воли, если хочешь, — объявил он с нескрываемым удовольствием. — Я тут случайно услышал про шлюх, готовых выстроиться в ряд и показать всем желающим задницы. По пять оренов за один зад, — Лютик игриво подмигнул, а потом вдруг недоумённо нахмурился. — Слушай, а как назвать шлюх, когда их несколько? Ватага? Труппа? Косяк?.. — Они же не гуси, Лютик.***
Они стояли на коленях на кровати, друг против друга, и Лютик, сражаясь с застёжками кожаного доспеха, ворчал под нос: — Нет, вы только на него посмотрите. Не могу поверить, что на тебе до сих пор столько одежды. Глядя на его мучения, Геральт улыбнулся и принялся помогать с мелкими сложными креплениями и завязками. — Я не ожидал, что наши альковные эскапады приобретут такой стремительный темп. — Стремительный? Шутишь, что ли? — проныл Лютик: — Да я раненых слизней видел, которые еблись быстрее, чем ты к ебле готовился. — Охотно верю: не думаю, что их самки так много болтают. С упрёком Лютик мягко шлёпнул Геральта по руке и наконец снял с него доспех. Вытянув из-за пояса штанов чёрную рубаху, он знаком показал Геральту поднять руки, чтобы стянуть её через голову. — Я знаю, что тебе не обязательно полностью раздеваться, — сказал Лютик, прежде чем Геральт успел открыть рот. — Но? — Но мне нравится, когда ты обнажён, — ответил он и подмигнул. — Веская причина, — заметил Геральт и, чтобы продемонстрировать своё согласие, стянул с Лютика рубаху и потянулся к пуговицам на штанах. — Ну-ка, ну-ка, — Лютик отодвинул его пальцы и сам быстро расправился с застёжками. Спустив штаны до колен, он довольно ухмыльнулся: — Вы только посмотрите, — кивнул он на твёрдо стоящий крупный хер, — оно, конечно, мой хер сосать «безвредно, безобидно и безопасно», но, как я погляжу, ещё и не безрезультатно. Снимай портки, Геральт. Когда они оба полностью разделись и Геральт снова встал на колени на постель, Лютик сел перед ним, по-портновски скрестив ноги, сжал его хер у основания, облизнулся и наклонил голову. Он быстро, но демонстративно обнюхал ствол, поднял улыбающиеся глаза, заключив просто: «хер», а потом обхватил головку и пососал. С тихим «м-м» Геральт запустил пальцы Лютику в волосы, сгрёб их на затылке, направляя и двигая его голову на своём хере (небольшая привилегия, скорее всего, временная, но всё-таки привилегия). Лютик воспринял это спокойно, с энтузиазмом впуская его глубоко, снова и снова. Внезапно Геральт резко снял его губы со своего хера, придерживая за волосы и улыбаясь на широко распахнутые от удивления глаза и рот. — Что… — казалось, Лютик не в силах был закончить вопрос. Геральт сжал его плечи, уронил на постель, забрался сверху и, перехватив запястья, прижал их к кровати по обеим сторонам головы. Лютик едва успел поймать озорной взгляд — Геральт склонился к его уху и голосом хриплым, заплясавшим по коже, скользнувшим по кончикам сосков вибрирующей волной, пророкотал: — Я хочу тебя. От удивления Лютик тихо рассмеялся: он помнил, к чему отсылали эти слова, но их с Геральтом разговор был несколько дней назад. Мысль, что он не отмахнулся от его слов, не счёл их несущественными, как ожидал Лютик, была тревожной. Он прижался к щеке Геральта щекой, улыбнулся и шепнул в ответ: — Я тоже тебя хочу. То, что внимание Геральта к их разговорам было замечено Лютиком и оценено по достоинству, оставило внутри приятное чувство удовлетворения. Геральт выпустил его запястья, сплюнул себе в ладонь и, не разрывая взгляда и прижимаясь всё так же тесно, смазал свой хер слюной. Лютик вытащил из-под него ноги, удобно закинул их Геральту на бёдра и вдруг мотнул головой вверх. — М-м? Что такое? — подозрительно спросил Геральт. — Целоваться хочешь? — Вообще-то я хотел поделиться слюной, внести, так скажем, свой скромный вклад, но это было до того, как я узнал, что тут раздают поцелуи. — Есть такая вероятность. — Ну, тогда целуй. Геральт обдумал слова Лютика и поднёс к его губам ладонь. — Сначала слюна. Потом поцелуй. — Договорились, — Лютик деликатно сплюнул в подставленную руку. Тонкая ниточка никак не желала отрываться от его вытянутых губ, и Геральт подобрал её пальцем, грубовато вытер Лютику рот тыльной стороной ладони и размазал слюну по своему херу. Лютик слегка приподнял ноги, и Геральт придвинулся ближе, обхватил хер рукой, поводил головкой между ягодиц, пока не нашёл углубление входа. Он надавил, медленно и нежно, и когда скользнул внутрь, Лютик нахмурился и издал протяжный стон. Толкнулся глубже — и на этот раз застонал сам, чувствуя хорошо знакомое тесное тепло. Когда лицо Лютика приняло спокойное выражение, черты разгладились, Геральт наклонился и поцеловал его. Целомудренное, едва ощутимое прикосновение губ очень скоро стало глубже, интимнее, Лютик сжал щёки Геральта ладонями, Геральт заскользил рукой по его телу, проскрёб пальцами по волосам на груди. Их языки соприкасались снова и снова, губы встречались под множеством разных углов, словно они оба не могли остановиться лишь на одном. В конце концов, Геральт отодвинулся, но Лютик притянул его к себе ещё раз — для последнего нежного поцелуя. — Не жадничай, — улыбнулся Геральт, но позволил пару раз клюнуть себя в щёки, а потом толкнулся бёдрами, мягко и осторожно, но, несмотря на это, сомкнутые губы Лютика раскрылись в безмолвном «ах» и задели его по кончику носа. Он начал двигать бёдрами плавными круговыми движениями, наклонившись, целовал Лютика в шею, пряча лицо в изгибе плеча. С тихим стоном Лютик обнял его, пробежал руками по спине, зарылся в волосы, провёл большим пальцем по твёрдой линии челюсти, и каждый раз, когда Геральт утыкался носом ему в ключицу, Лютик прижимался губами к его макушке. Ещё никогда Геральт не был так нежен в постели, и это было волшебно. У Геральта вырвался долгий беспокойный стон, и толчки стали сильнее, резче, он стиснул Лютику бедро и наконец поднял голову: весь взмокший, щёки и шея чуть порозовели, на лбу залегла морщинка. Лютик стиснул свой хер и начал быстро двигать рукой; он уже один раз кончил, но чувствовал, что ещё один пик возможен, и знал, что Геральт долго не продержится. — Мне кажется… — выдохнул он. — Мне кажется… я снова кончу… Геральт поднял на него взгляд, прочитал в его лице напряжение, опустил глаза на быстро двигающуюся между ними руку. Лютику ни разу ещё не удавалось кончить дважды в течение часа, обычно ему требовалось немного времени, чтобы оправиться, но… на мгновение повисла тишина, движение руки на хере замедлилось, Лютик еле слышно всхлипнул, и из розовой головки ему на живот выплеснулась крошечная струйка семени. Это было невероятно скромно, но то ли одного этого зрелища — скудного результата при стольких усилиях, то ли самой новизны мысли, что Лютик кончил во второй раз, хватило Геральту, чтобы с ошеломлённым, прерывистым стоном излиться. Он почувствовал, как Лютик сжался, выжимая из него всё до капли, но даже когда не осталось ни одной, Геральт не шевелился, решив ещё на несколько мгновений остаться внутри, совсем чуть-чуть, только чтобы встретиться с Лютиком взглядом, улыбнуться, тяжело дыша, и получить в ответ такую же довольную улыбку. Он осторожно вынул хер и улёгся на спину.***
На седьмой день в городе Геральт не вернулся после ужина на постоялый двор, а отправился с Лютиком в четвёртую таверну на его заключительное вечернее выступление. Когда стих звон лютни, Лютик подошёл к хозяйке — поболтать, и Геральт в очередной раз выслушал хвалебную оду какому-то особенному туссентскому вину, о котором Лютик упоминал в последнее время так часто, что даже Плотва могла поведать всем и каждому о дивных «ореховых нотках». Воспользовавшись тем, что Лютик отвлёкся, Геральт украдкой бросил взгляд на монеты в футляре лютни. Их было так мало, что он испытал смесь разочарования и уныния. Да, тексты песен Лютика оставляли желать лучшего, он это знал и не раз об этом говорил, но в каждое из своих творений Лютик вкладывал всё, чем обладал: обаяние, юмор, талант. Он заслуживал большего. Ещё раз внимательно осмотрев размер и достоинство монет, Геральт прикинул в уме сумму. — Я всего лишь подумал, что ваша более благородная публика непременно оценит дивные ореховые ноты и тонкое цитрусовое послевкусие… А, Геральт, вот ты где. А я тут решил поделиться советом с этой очаровательной милсдарыней. Геральт повернулся к хозяйке трактира и натянуто улыбнулся. — Мне искренне жаль, что вам пришлось через это пройти, — хозяйка неловко улыбнулась в ответ и поспешила прочь, раз уж у неё появилась такая возможность. — Пойдём, Лютик, — Геральт похлопал Лютика по плечу и даже встряхнул слегка, ободряюще. — Пойдём домой. Позже, когда Лютик, так и не раздевшись, заснул мёртвым сном, Геральт поднялся с постели, подошёл к столу и начал пересчитывать оставленные на нём монеты. Закончив, он испустил долгий, тихий вздох… Суммы совпадали до гроша. Лютик не делился с ним «малой толикой своих богатств». Он отдавал ему всё, что зарабатывал за день. Он не тратил деньги, потому что ему нечего было тратить. И он изо дня в день неустанно играл в каждой таверне города, чтобы отдать хотя бы столько. Геральт вернулся к кровати, не спеша стянул с Лютика сапоги, на что тот лишь невнятно забормотал, но не проснулся. Геральт накрыл их обоих одеялом и долго лежал, молча глядя на Лютика.***
— Это было прекрасно, — Лютик мечтательным взором уставился в потолок, — просто… прекрасно, — он повернулся к Геральту, вбирая взглядом умиротворённое выражение его лица, ещё не сошедший с щёк едва заметный румянец удовольствия. Он услышал тихое «м-м», которое вполне можно было принять за согласие, и нежно улыбнулся. — Но я слегка проголодался. А к утру наверняка буду умирать с голоду. Геральт потянулся и лёг, заложив руки за голову. — У меня в сумке, возможно… возможно, есть пара пышек на меду. — Тех, что с изюмом?! — Если ты настаиваешь, что это изюм. — Ох-хо, а ты у нас не только красив, но ещё и смышлён, — Лютик придвинулся ближе, опираясь на локоть, и начал лениво играть с волосками у Геральта подмышкой. — Знаешь, тебе ведь хватит денег на маленькую скромную пекарню. Геральт усмехнулся. — И на хер мне сдалась пекарня, Лютик? — он улыбнулся и, поколебавшись, добавил: — Но… может быть, теперь тебе не придётся играть в каждой таверне города. Несколько мгновений Лютик никак не реагировал, а потом издал резкий смешок. — Ха! Что? Ты думаешь, я сделал это, чтобы… — И отдавать мне все свои деньги тоже не придётся, — закончил Геральт серьёзным тоном. Лютик притих, понимая, что дальше разыгрывать шараду нет смысла, и тяжело вздохнул. Он-то думал, что смог Геральта обхитрить, был уверен, что ведёт себя умно и ловко. Он не забыл той ночи: не забыл, как Геральт сидел у костра с пустой ивовой корзиной, подавленный и сокрушённый. Он был уверен, что Геральт, зная правду, никогда бы не взял у него деньги. — Ну что ж. Ты меня поймал. Какой ты умный, — он ожидал, что лицо Геральта сразу же озарит самодовольная улыбочка, но тот какое-то время молчал, а потом неловко произнёс: — Я… ценю твои усилия. Лютик ахнул и поднял глаза. — Геральт из Ривии! Ты меня что, поблагодарил? — Да. Похоже на то, — улыбнулся Геральт и добавил, голосом нежным и искренним: — Спасибо тебе, Лютик. Лютик наклонился и поцеловал Геральта в щеку — быстро, чтобы не успели оттолкнуть. — Не за что, — он вдруг задумался. — Стало быть… вот что было причиной… всего этого? Благодарность? — если так, он и слова против не скажет, только порадуется, что его поступок так повлиял на Геральта. Ему просто было любопытно. — Вино — да, — ответил Геральт. — Пышки — возможно. Остальное — нет, — он и сам не знал, как всё объяснить. Подарки на самом деле были лишь приятным дополнением, купленным за счёт свалившегося на голову щедрого вознаграждения, но остальное он обдумывал прошлой ночью, ещё его не получив. Ради него Лютик сделал что-то неожиданное, чуткое, исполненное заботы, и Геральт хотел отплатить ему тем же. Пусть не таким значительным и важным, но тоже неожиданным: не просто предложить сделать что-то, в чём раньше он Лютику отказывал, это было бы слишком тривиально, но предложить делать так и дальше, показать, что готов… идти на маленькие уступки. Лютик видел, как Геральт задумался, знал, что тот не доволен собственным объяснением, но переживал он зря. Лютик понял. Он расплылся в ободряющей улыбке — такими он одаривал Геральта, когда хотел, чтобы тот знал, что всё хорошо и между ними царит полное взаимопонимание. Геральт узнал эту улыбку, и каким же облегчением было её увидеть. Расслабленно улыбнувшись в ответ, он удобно устроился на подушке. — Итак, это правда? — спросил он легкомысленным тоном. — Про этот твой косяк шлюх? Лютик рассмеялся. — Не имею понятия. Кузнец в «Пьяном морячке» упоминал их после десятой кружки пива. Как я понял, ещё за два орена они засунут себе в зад павлинье перо. — Какой, однако… творческий подход. — Если честно, меня такое действо оставит равнодушным, но каждому своё, — Лютик накрутил на палец серебристую прядь и уставился на неё в задумчивости. — …И раз уж я заговорил о перьях. Интересно, что стало с Фифой? Геральт фыркнул. — Наверняка пошла волкам на ужин. — Геральт! — с упрёком воскликнул Лютик, легонько шлёпнув его по руке. — На самом деле я хотел сказать, что она наверняка… нашла себе новый дом… — М-м-м. — Встретила… красивого забияку-петушка… хватит хихикать, Лютик. — Прости. — И у неё наверняка появились… хм, маленькие детки… — Ах-ха. Маленькие детки. — …И сейчас она живёт весёлой и счастливой жизнью, ну, настолько весёлой и счастливой, насколько это возможно у курицы. — Это так мило, — Лютик вздохнул, пошарил рукой по постели, нащупал книгу. Он поднял её над собой, повертел и, пожав плечами, небрежно бросил на пол. — Дочитывать не будешь? — спросил Геральт. — Сейчас мой конь весело и бодро рысит по дороге, которая рано или поздно приведёт его к мучительной и невыносимо трагичной кончине. И знаешь, Геральт, — прошептал Лютик, прижимаясь к нему, — я предпочитаю счастливый конец. Геральт опустил взгляд: Лютик лежал у него на груди, рассеянно выводя кончиком пальца узоры на коже, тёмные ресницы были опущены, губы растянулись в довольной улыбке. Геральт задул свечу и откинул голову на подушку, чувствуя приятное тепло и тяжесть лежащего на нём тела. — Я тоже, — сказал он.