Каждый сходит с ума

Я увидела тёмный коридор, в конце которого была лишь дверь. Такая же мрачная и отнюдь не вселяющая надежду. Неужели это мой конец? Я умираю? Тогда где же свет в конце туннеля? Оглядевшись, я направилась к дверце. Плотная, деревянная, с золотистой ручкой. По всей видимости довольно старая, так как вмятины и царапины виднелись на ней. Я наклонилась, даже присела скорее, ведь резкая боль пронзила живот где-то в районе желудка. Ужасный голод. Находясь на данном уровне, я заметила ужасную вмятину, явно от ноги. Похоже на дверь моей комнаты, когда я жила у отца, хотя, скорее, выживала. Немного сгибаясь от боли, я встала и нажала на ручку двери. Она оказалась открыта. Сразу входить я не решилась, лишь заглянула в щель. Там светло, очень светло, даже слишком. Но освещение довольно холодное, что говорит о довольно пасмурной погоде либо таких лампах. Минуточку, там же я. Двенадцатилетняя девочка, скрутившаяся из-за голода в комок, сидит и рисует что-то в альбоме. Я помню это. Смутно, но есть память. Я тогда сбежала от отца, вроде ненадолго, он нашёл меня. Даже не верится, что мне удалось найти пустую комнатку в общежитии, куда пробиралась через окно. Слишком мала была, чтобы меня заселили туда официально. Не ела тогда пару дней: ни денег, ни возможности не было. Изредка лишь бегала к тетушке, не хотелось напрягать её. Я решила подойти и посмотреть, что же такого черкаю. Очень любила это дело, было легче справляться с эмоциями и проблемами. Маленькая я была увлечена. Это вызвало у меня лёгкую улыбку, пока взрослая я не увидела рисунок. Жуткая картинка. Ужасно жуткая, не припомню такого: кишки, кровавое месиво, монстры и орудия убийств. Хотя, пройдя курс психотерапии в Аркхэме в подростковом возрасте, я забыла много чего. Это сильно повлияло на мою память, да и состояние. Теперь я хочу помогать людям, оказавшимся в сложной ситуации. За каждым убийством стоит история. Нет ничего такого, что не имеет оснований. Девчонка повернулась на меня. Я-то думала, что являюсь здесь кем-то вроде фантома. Видимо, я ошибалась. — Ты такая же, как и я. У всего есть своё обоснование. Маленькая я довольно широко улыбнулась. Это пробудило во мне тревогу, от чего я немного попятилась назад. Моë прошлое и есть история происходящего сейчас. Я как никто знаю, что вылечить эту особенность нельзя. Можно заставить забыть и перевернуть всё с ног на голову, но сошедший с ума однажды — псих навсегда. — Эми, вставай… — послышался голос Джерома, возвращающий меня в состояние бодрости. Я резко открыла глаза, обнаружив себя на полу, так как и оставалась. Всё же уснула. Это и было понятно, но больше похоже на предсмертные видения, действительно. Валеска стоял в проходе. Впервые вижу его в футболке и штанах. Из-под верха виднелся бинт на плече. — Тебе надо работать сегодня? — довольно серьёзно спросил рыжий. — Я. Я не знаю. — промямлила я, впиваясь в кожу ободранными ногтями. — Значит, если надо, то приедут за тобой. Выходи, лебедушка. — Джером немного улыбнулся, вытаскивая меня за руку из кладовой. Я, подчиняясь, вышла. — Прикройся, стыдобушка. Рыжий взял мой же халат и, цокая, будто мать, надел на меня его, аккуратно завязав бантик спереди. К слову, вот эти уменьшительно-ласкательные слова наоборот напрягали меня после вчерашнего. К нему не располагали абсолютно. Рыжий усадил меня за стол и поставил какую-то запеканку. Видимо, это мой завтрак. На белой футболке парня медленно образовывалось кровавое пятно, видимо, ничего он не сделал с раной, лишь перевязал. Однако Валеска взял мою руку и принялся обрабатывать. Снова. Я отдернула руку, хмурясь. — Позаботься о себе сначала. — твёрдо сказала я и принялась есть. Рыжий громко захохотал. — В чем твоя проблема, лебедушка моя? Жить не сможешь, если я помру? Не волнуйся, я утащу тебя с собой. Ты слишком много знаешь… — прошептал Валеска мне на ухо со спины, придерживая за плечо. Я испытываю к нему симпатию исключительно как врач к пациенту, не более. — Нет, если ты умрёшь, то выполнение твоего плана будет бессмысленным. — сказала я правду. Действительно, зачем всё это, если парень умрёт. — Тогда какой смысл в том, что ты стоишь на своём, если потом выходит так, как хочу я. Любишь же повредничать. Тогда ты, наверное, сладенькая. Ах-ха-ха-ха. Всë, ешь. Джером засунул мне в рот вилку, полную еды, и направился к себе в кабинет.