Мираж моих воспоминаний

— Нам обязательно сейчас об этом говорить? — казалось, что слова были бы излишни. Ему не хотелось поднимать эту тему. Не хотелось говорить это Мидории так, будто тот был лишь удобным человеком, за счёт которого было бы наиболее эффективно осуществить заданный план. Потому что именно так, он уверен, видит эту ситуацию сам брюнет, оставляя пустую чашу имбиря и выдыхая при этом красноречиво устало, морщась на что-то с полсекунды, а после расплываясь в блаженной, но такой смиренной улыбке, что он почувствовал себя виноватым. Иногда ему казалось, что Изуку уже заранее принимал свою участь, соглашаясь на все установки и правила, которые ему предложат, лишь бы после спросить: — «А почему именно я?». Или скорее: — «Почему я…?» И Шигараки бы не смог ответить, даже имея сотни ответов в запасе. Потому что он знал, как тот этого не хочет, но всё равно делает то, что от него «требуют». И он знал, на какие жертвы он уже пошёл, чтобы сохранить то, что заимел непосильным трудом. Он знал, на какие ещё он может пойти. Но не знал их масштаб. — А ты уверен, что после — захочешь? — Мидория иногда думал, что этот мир играет с ним, и глядя таким же взглядом на сконфузившегося мужчину, он уверился в этом, — Это напрямую касается меня, Шигараки, и я бы хотел знать, каким образом меня хотят использовать на этот раз. — он развёл руками, игриво ведя плечами и как-то обречённо улыбаясь. Наверняка криво. Безразличие ему играть привычнее. Но как же он устал его изображать. А ничего иного он не умел. Не научился. — Не говори это так. — сразу ощетинился Шигараки, хватая Мидорию за руку и притягивая её к себе, серьёзно внушая, — Я не хочу тебя использовать. Я хочу тебе помочь. — Помочь? Не знал, что все нынче так хотят мне помочь. — Изуку пожал плечами, улыбаясь теперь одними уголками и, словно слыша молчаливый вопрос в глазах напротив «кто "все"?», наперёд ответил, — Неважно. Так зачем? Он мельком взглянул на ту руку, что одним движением перехватила его руку, благо, закутанную в свитер и перчатки — более плотные, чем обычно. Это было не кружево, а вельвет. Чёрный и намного более дистанционный от таких «дружественных» и внезапных прикосновений, которые он искренне считал плохой привычкой импульсивных людей. Неужели так сложно держать себя в узде? Он в целом не выносил резкости и хватание его или приближение к нему чересчур внезапно. Он сразу начинал нервничать. И слишком внимательно следить за этим, обращая то внимание, которое мог бы обратить на что-то более нужное. Аккуратно высвобождая свою руку, брюнет с услужливой полуулыбкой намекнул, что такая тактильность в его сторону — перебор. И даже если опустит тот факт, что ему это попросту неприятно, хотя этого факта должно хватать, но всё же. В конце концов, он больше не свободный в этом плане человек. У него появилась… пара. Может быть, это временно, но не хотелось бы даже так подрывать этот новый статус — «в отношениях». Да. К себе у него всегда были, возможно, чересчур завышенные требования по этому поводу. Но у него просто были красноречивые примеры. А ними жизнь постигается куда быстрее. — Разве твой отец не рассказывал тебе об этом? — зрачки сузились, и взгляд с собственной руки перетёк к лавовым озёрам. — О чём? — настороженность сквозила в этой фразе, а пара змеиных зрачков даже пугали. Томура выдохнул и, коротко кивнув Даби — попросил того вывести шумевшего до сих пор Моному, и самому продышаться. Не любил мужчина, когда такие разговоры слушали посторонние. Даже если эти посторонние — его друзья. Сегодня друзья, а завтра вы можете разойтись, и что тогда? С каждым подписывать соглашение о неразглашении? Бумаги не хватит. И его терпения. У Мидории бы, наверное, хватило. Под вопли второго, Даби без лишних слов всё понял, выпячивая того на улицу и рваным движением стягивая с вешалки у входа свой пуховик, чуть ту не роняя. В комнате вмиг образовалась непривычная тишина, которая сильно контрастировала с минувшим гулом фонового шума. И Мидория любил тишину. И глядя на мелькавший жёлтый свет — даже выдохнул с облегчением на секунду. Ведь тишина — это безопасность. Но сейчас она внушала холодящую и медленно пробирающую его тревогу. Неужели его отец не рассказал ему о чём-то? Что-то скрыл? Но в плане рабочих моментов между ними всегда была открытость и простота, ведь рабочие отношения были единственными отношениями между ними. Так что тогда хотел сказать ему Томура такого, что даже вывел злачных друзей из подобного домашнего гаража, дабы поведать ему это? — Как именно компания «Nightmare» так долго держится на рынке без должных спонсоров и впечатляющих проектов, и почему Тодороки Энджи так вцепился в тебя — новичка в строительном деле, где он правил почти единолично долгие годы? — с лёгкими паузами спрашивал альфа между строк, попутно вставая с места и начиная расхаживать по помещению с руками, заведёнными за спину. Изуку следил за ним, но промолчал. У компании Тодороки многолетняя история. Они настоящие старожилы токийского строительного бизнеса. Ещё предки нынешнего главы были передовыми на линии успеха. Разумеется, у них было сколочено огромное состояние, хранящееся то в активах, то в обороте, то в чьих-нибудь карманах. Но изнутри эта компания… весьма шаткая. Он знает это, ведь сам был за её кулисами. И не всегда за кулисами «успеха» скрывается успех. Это, зачастую, исключение из правил, а не закономерность. Но он не видел по-настоящему счастливых семей в высшем бизнесе. Может быть, таковыми бы стали Мистер и Миссис Тошинори, но, увы, у тех весьма мрачная история любви. «Вся жизнь — сплошная трагикомедия.» — хотелось ему сказать вслух, но эти высокопарные цитаты сейчас вовсе не в тему. — Все бизнесмены стремятся к монополии. — вымученно выдохнул Мидория, усмехаясь своим же словам и дальнейшим рассуждениям, — Это не самое лучшее решение для экономики, но, в конце концов, мало кто задумывается о таких вещах, когда на кону стоит личная выгода. А ведь раньше он считал эти истины — ложными и даже отвратительными. А сейчас вот. Посмотрите. Как просто он их говорит. Сам. — Да. К монополии. Но поглощение или слияние компаний — это одно. — согласился обладатель пепельно-голубоватых прядей, подвязанных в хвост, зыркая на Изуку с явным намёком, — А вот когда мешают бизнесу ложными слухами и мошенническими схемами — это уже совершенно другое дело, не так ли? — он натянуто улыбнулся, ожидая вывода и подталкивая к нему, — Ты ведь юрист, Мидория. Будто в этом был смысл. Он прекрасно помнил, что он — юрист. — Статья 233 Уголовного Кодекса. — выдохнул он и, оттягивая воротник коричневого цвета, развернул кресло к мужчине, смотря, как тот поправляет часы, — Даже если так. На это ведь закрывают глаза, если это слишком крупная рыба, не так ли? Так было всегда. — складывалось ощущение, что он чего-то не понимает, точнее, что ему чего-то недоговаривают, — И не говори мне, что в этой стране выполняются законы. Законы приписаны здесь только для обычных людей. — а он очень не любит, когда у кого-то от него секреты. Хотя свои секреты он берёг как зеницу ока. — …Тодороки Энджи перешёл все рамки. — стиснув зубы, Шигараки понимал, что ему не стоило говорить обо всём, даже несмотря на то, настолько он доверяет омеге, — Из-за него, желающего контролировать всю токийскую строительную отрасль — новые компании просто не имеют шанса. Их уничтожают. — проходясь по комнате, он достал соджу и взглядом предложил её Изуку, но тот отказался, — И я говорю не про справедливую гонку. В его гонке победителем может выйти лишь он сам. — брови сдвинулись у переносицы, а он рвано выдохнул, будто только что выдвинув важное решение у себя в голове, — Не сосчитать, сколько законов он этим нарушил. И мне ли говорить… — на секунду он затих, обернувшись и прекратив наливать соджу, желая посмотреть в изумруды, — …как он попытался убрать тебя? — Откуда ты… — вцепившись в подлокотники, Мидория встал. Так вот о каком «угрюмом знакомом» говорил тогда Кейго. Это был Томура. Но откуда Шигараки вообще взял, что Тодороки замешены в его заключении. Что это именно они его посадили? Этот процесс был полностью закрыт от прессы или СМИ. Он охранялся настолько, что даже лица, участвующие в суде, подписывали соглашения о неразглашении и послушно кивали безапелляционному холодному взгляду тех базальтов, коими обладал Энджи Тодороки. Хотя это было неправильно. Это было практически незаконно. Но опять же. Где здесь закон…? Никто не должен был узнать об этом. Если бы это не засекретили — то пять лет назад все телеканалы бы освещали эту тему, несмотря на то, сплетены ли они с бизнесом или нет вообще. Ведь такая красивая пара, как Мидория и Тодороки — разлучаются тюремной решёткой. Это был бы бесспорно блядский фурор и сотни горячих заголовков. Но этого удалось избежать одной лишь властью этой семьи. Так как об этом узнал Шигараки? — Я узнал об этом, когда ты уже вышел из тюрьмы. — отмахнулся Томура, не желая раскрывать подробности, — Прошелестел некоторые архивы. Только не говори никому. И Изуку быстро понял, какими способами было достигнуто это знание. Копанием под их семьи. Конечно. Он ведь владелец целого бренда журналов на тему бизнеса. Наверняка у него достаточно связей, при учёте и всех остальных его негласных статусов. Там широкий список. Как и у него самого. — Но убрав его, фактически, монополистом стану я. Разве мы не меняем шило на мыло? — Мидория подошёл ближе, смотря, как альфа отпивает спиртное, морщась на это, хотя сам бы не прочь был пригубить красное, — Это бессмысленно. Я был подсудимым. — он стукнул себя в грудь и в глазах отобразилось желание, чтобы его поняли. Поняли, что дело было даже не в этом, — В глазах этой страны я — всё равно преступник. Он всегда им останется у себя в глазах. Когда он будет смотреть в зеркало. Смотря на себя. Даже если он невиновен. Он быстро свыкается с примеренной однажды ролью. Но, чёрт возьми, плевать ему на это. Плевать на то, что у него будто выжгли чёртово клеймо на спине на всю жизнь, и если бы его компания не восстала из «мёртвых», то он бы даже не смог устроиться на нормальную работу. Его бы просто не приняли. Да, ему запросто это могло испортить жизнь. Но, Дьявол вас всех дери, суть не в этом. Он не хочет быть монополистом. Он уже думал об этом, и вот сейчас ему говорят об этом прямо. Но он не хочет нести этот крест. Нет-нет. Ни за что. Никогда. Только не опять. Он уже столько делает. Куда ему? Он не хочет. Он не сможет. Он не планировал. Почему он? Почему это всегда должен быть именно он? Есть лучше него! Конечно, есть! Должны, сука, быть… «Скажи мне, просто скажи мне, что это временная мера. Скажи, что этого клейма достаточно, чтобы я хотя бы остаток жизни прожил у себя дома, а не на ебаной работе.» — в нём говорило отчаяние. Нет, оно кричало, срывая голос. Но его не слышали. Его не хотели слышать. Может, потому что он молчал? Но его молчание всегда было самым громким криком, на который он был способен. Он смотрел молящими глазами, и Шигараки виновато опустил глаза, делая большой глоток. Да, его не спросили. Ведь он же должен был захотеть отомстить, нет? Поздно разворачивать корабль, когда уже поднята мачта. Поздно думать, что Томура подумал о том, что его месть не должна была закончиться его рабством. Иначе складывается ощущение, будто он мстил сам себе. — Тебя можно будет оправдать. Но ты лучший кандидат, Мидория. Других попросту нет. — тихо, почти беззвучно бурчал альфа, не поднимая глаза и поджав губы, на выдохе сказал, — …Мне жаль. — стук поставленной бутылки словно поставил точку. — Мне… — оторопев и отойдя на несколько шагов назад, Изуку одним движением подхватил пальто, — …нужно выйти. Я к Токоями. Послежу за гонкой… — выбегая из гаража и сталкиваясь на выходе с Даби, но даже не поднимая на него голову. Он не хотел, чтобы он увидел крупицы слёз. — Да, конечно. — сказал Томура пустоте, и, видя, как вошедший закрывает за собой дверь, говоря виновато: — Я не вовремя? — Ты как раз. Больше между ними не было слов. Шигараки сел обратно в кресло, уже не желая ни пить, ни есть, ни смотреть как новые низкопробные «гонщики» пытаются выиграть. Ему, быть честным, плевать на этот полуцирк. Уже давно «Заезд Новичков» потерял ту атмосферу, за которую он его полюбил и воскресить её из прошлого не предоставлялось возможным. Потому что тогда они были буйными и молодыми, конкретно Мидория вообще был подростком. А сейчас… лишь только пепла не хватает, чтобы добавить этой сцене ностальгии настоящей трагичности. Всё будет в прошлом. Они. Трасса. В конце концов, и воспоминания там окажутся, когда некому будет их вспоминать. Это дело времени. А существование трассы — дело денег. Пока они есть и пока их вкладывают — она дышит. А учитывая, что нелегальщину прикрывают они с Мидорией, то она даже процветает. Но что вечно? Ничто. В конце концов и она когда-то станет просто заброшкой, по которой будут бродить непоседливые дети и рассказывать байки о «Пауке», что по легендам плёл врагам паутины, разбивая их в щепки, и о «Призраке», который потерялся в своём призрачном городе воспоминаний, до сих плутая там. Ох, он заразился пессимистичностью у Мидории. Кто знает, когда это будет? У них достаточно времени, чтобы насладиться последними отголосками тех моментов, которые они прожили здесь все вместе. Не правда ли…? — Ты наконец-то определился со своими чувствами? — к нему подошли сзади, и как единственный оставшийся в этой комнате человек кроме него — Даби выглядел спокойно. Он смотрел на него, молча ожидая ответа, а после — и на закрытую входную дверь, через которую только что вышли. В одной руке всё ещё обжигал кожу новый имбирный чай, сделанный на скорую руку, но с большой любовью, который, сев на освободившееся кресло, Даби с удовольствием попивал. — Я… Вроде бы да, но… — устало выдыхая, Томура потёр переносицу, смотря на безмятежное лицо, что смотрело на него в упор и уклончиво протягивая, — …я не знаю. Даби выдохнул. Он всегда так делал, когда Шигараки начинал вести себя в кое-то веки более неадекватно, чем обычно. Все импульсивные действия, совершённые альфой ранее, можно считать просто буйством его характера, но это… действительно мешает. И нет. Не Даби. Ему-то ни горячо, ни холодно от их странных игр с замашками на романтику, однако к нему же потом будут приходить и плакаться в плечо, как это было уже столько раз. Хочет ли он вновь и вновь выслушивать всё это? Упаси его святая трасса. Ни в жизнь. Только не от Шигараки. Ни от кого бы то ни было. — Ты же знаешь ответ, но просто боишься это признать, верно? — громко сёрбая, мужчина закатил глаза на очевидную слепоту своего друга, которая проявлялась всегда и везде, когда дело касалось чего-то подобного, — Брось уже эту затею. Да и, кажется, у Мидории уже появился тот, с кем ему хорошо. — он пожал плечами, не понимая, как Томура до сих пор мог не унюхать то амбре алкогольной защиты, что стоит на Мидории барьером крепости и терпкости. — Что ты имеешь в виду? — а невинные рубины лишь моргнули, смотря на Даби. Даби. Даби. Это даже не его имя, но к нему уже давно все так обращаются, едва ли он вступил в их ряды после знакомства с Томурой где-то в баре. Он никому не говорил, как его зовут на самом деле и просто рассказывал, что его имя ему не нравится, и ни о чём хорошем не напоминает. Никто в это особо не верил, но все учтиво отстали от нового члена их странноватой семьи, посчитав, что всё-таки не их это собачье дело. Так считал и Шигараки. Но думая сейчас… Наверное, есть что-то странное в том, что Даби молчит о своей жизни. Как-то он обмолвился, что не хочет, чтобы его очередной друг попал в тюрьму из-за его слов или что-то вроде этого, но больше ни слова не сказал и всячески избегал эту тему. Но вопреки тому, что «Даби» было просто прозвищем — он довольно быстро начал откликаться по нему. Будто его всю жизнь по нему звали. Это было… странно? — Ты не ощутил? — вот это уже было странно, на ряду с тем, что Томура будто заразился у Мидории «выпадением из реальности», — Запах бренди. Насыщенный и грубый феромон альфы. — скорчив рожу а-ля «в кого ты такой тупой»? Даби со стуком оставил чашку, — Его слишком много, чтобы назвать его «случайным». А Томуру будто прошибло и он, выпутавшись из клубка размышлений, прищурился, глядя в голубизну Ниагарского водопада: — А ты чего такой внимательный к нему…? — кажется, его зрачки сузились, учитывая, насколько озадаченным и даже оскорблённым выглядел Даби. — Остынь, друг. Мне он не интересен в этом плане. — примирительно подняв обе руки ладонями вверх, мужчина фыркнул, — Как личность — он занятный, не спорю. Я бы хотел обсудить с ним многие темы, но романтика… — брызнув от смеха, он отвёл взгляд с тоскливой виной во взгляде, — Я в этом участвовать больше не собираюсь. Даже косвенно. Нет. Тем более, косвенно. — Чтобы не быть любовным советчиком, хах? — усмехнулся Шигараки, слушая, как Токоями уже объявляет начало заезда и видя, как помрачнело равнодушное лицо. — Чтобы не влезать в дерьмо, где ты один остаёшься в проигрыше. — неопределённо проговорил он, сжимая челюсти и в секунду подскакивая с места, вновь беря, ещё холодную с улицы, куртку в руки, — Ещё и виноватым… Хоть ты просто возжелал большего, чем имел право возжелать. Чёрт. — он вышел из комнаты, оставив Томуру в одиночестве, пока тот лишь выдохнул: — У каждого своя тяжкая судьба, да…? И никто не может понять в полной мере трагедию, стоящую за судьбой другого. Возможно ли, что именно поэтому люди так бесчеловечно жестоки в своём цинизме? Возможно, именно поэтому они не могут понять друг друга?

***

В самом разгаре снимков, вспышек и даже стримов некоторых пришедших — проводилась их гонка, которая объявлялась Токоями, сидящим в какой-то замыленной будке с микрофоном, и тихо стоящим позади него, около входа, Мидории. Эти зеленцы были такими юными. Некоторые были даже подростками и, кто знает, совершеннолетними ли. Да, паспорт был у всех и всех вроде бы прошерстили как взрослых, но ему ли не знать, какими виражами подростки могут обходить законы, лишь бы почувствовать свободу? Он хорошо это знал. Но не ему запрещать участие детям, когда он сам участвовал в «Заезде Новичков» будучи подростком. Это будет какая-то суперсамоирония. —И вот, время уже подходит к концу и подготовка наших юных гонщиков тоже. Готовы ли вы покорять «Забытую трассу»?! — начал кричать Фумикаге в микрофон, поднимая боевой дух тех, кто слушал его, и говорить заготовленную речь, которая из года в год практически не меняется, —Покорять собственные мечты?! Готовы ли вы сегодня стать гонщиком?! — лет шесть назад она была такой же. —Напомню, что победитель заезда сможет выбрать человека, с кем он проедется по треку.— Изуку смотрел на это с неким юмором, рассматривая во встроенных камерах тех маленьких людишек, которые рассеялись по всей стартовой полосе, — Это могут быть специально приглашённые нами гонщики, наши старые друзья и коллеги, или же звёзды нашей трассы — «Паук» и «Призрачный гонщик», которые ждут не дождутся начала гонки… — он ненадолго замолк и повернулся к вопросительным александритам, кивая на микрофон и отводя тот в сторону, тихо прошептал: — Давай. — Я не буду. — одними губами произнёс омега, мотая головой и облокачиваясь на стену со скрещёнными руками на груди. — Ну давай. Тебе впадлу, что ли? — Да…! — безапелляционно сказал он, но мог лишь тихо возмущаться, когда этот опарыш с пресловутой жилкой корреспондента сказал: — А сейчас пару слов скажет «Призрачный гонщик», дабы поддержать переживающих ребят. — он кивнул ему, приглашая за микрофон и с хитрой рожей наблюдал, как тот сперва в шоковом состоянии смотрит на него, а после с настроением гарпии подходит к проклятому микрофону, метая в него молнии. Серьёзно, он сейчас проклянёт его. — Токоями, сукин ты сын…! — прошептал он тому, прислоняясь к устройству и говоря до жути банальную мотивационную речь, говоря её так, будто перед ним были его сотрудники. Какого чёрта он вообще должен так напрягаться ради тех, кого видит, скорее всего, в первый и последний раз? Он не в настроении подрабатывать мотивационным клоуном и говорить, что «у них всё получится», потому что, Дьявол побери, это не так. Выиграет один. Победитель один. Существует только одно место с золотой медалькой. Все выиграть не могут. Именно поэтому первое место и ценится. Если бы все могли стать победителями, то никому не нужен был бы «№ 1». И сегодня это правило не изменится. — Нечего с расстроенным лицом ходить. Расслабься. — ответили ему, пожимая плечами, на что Изуку закатил глаза, быстро заканчивая эту вынужденную проповедь, даже не думая, что его действительно кто-то всерьёз слушал. Ему это было и не нужно. Он думал совершенно о другом. О том, что сказал ему Томура всего чуть больше двадцати минут назад. Он откуда-то узнал о секретном суде, который никак не афишировался, смог раздобыть информацию и, наверняка, знает в разы больше того, что ему рассказал. Он знает о каких-то схемах семьи Тодороки, которые убирают конкурентов самыми грязными из способов и, видимо, из-за этого навлекли на себя взгляды Императорской семьи. Много себе позволяешь — мозолишь глаза, а значит, получаешь. Это правило работает не только в тюрьме. И он знает о его отце то, что не знает сам Мидория. И конкретно это уже неприятно. Потому что плевать он хотел на таинственную занавесь своего же суда и интриги в вершине государственной власти. Оказалось, что прямо под его носом есть то, что он в упор не замечал или до сих пор не замечает, причём долгие годы. И конкретно это — раздражает. «Надо навестить отца.» — закатил он глаза, зыркая на лыбу Токоями: — Это моё обычное лицо было, идиот. — брызнул он, давая подзатыльник и через пять минут наблюдая, как громко Фумикаге — на трибунах начал обратный отсчёт. Машины сорвались с места и по камерам Изуку искоса наблюдал за ними, в сущности, даже не зная, кто сидит за рулём. Его интересовал лишь победитель, остальные затеряются в толпе. Это правда жизни и в ней нет ничего такого. Если ты не можешь даже дотянуться до вершины, то о том, чтобы взобраться на неё — можешь даже не мечтать. Проезжая крутые виражи, они обгоняли друг друга, снося застоявшуюся пыль с асфальтированных дорог, которые вели на крутой утёс. Было бы слишком просто, если бы трек был только на ровной поверхности, даже если они просто любители. Здесь любители практически все — и что теперь? Стоя со скрещёнными руками и непроницаемым лицом, он зыркнул на Токоями, который с глупой гордой улыбкой кивал ему на экраны, будто хвастаясь «своими детьми». Изуку же закатывал на это глаза, выдыхая, но всё равно заинтересованно следя за результатом матча. И вот, наконец-то случилось что-то интересное. Кто-то обогнал давно уже лидирующую синюю машину, стремясь вырваться в лидеры, и началась битва за первенство на склоне утёса, где сильно развернуться и покозырять возможностями управления — попросту опасно для жизни. Именно там сам Мидория едва ли не потерял управление и не свалился в пучины океана. И надо же, то авто, что недавно обогнало лидера — мчалось на всех парах к финишу, даже не думая сбавлять скорости, пока кузов заносило на поворотах. — Кто за рулём? Это же самоубийство. — пробубнил Фумикаге, прямо на стуле подъезжая ко фронтовой камере и смотря на те фары, что через тьму ночи всё быстрее и быстрее проносились вниз. За ними едва поспевали другие участники заезда. — Желание победить иногда намного сильнее страха смерти. — сморщившись на громкий звук колёс, Изуку хмыкнул, разводя руками и переводя глаза на другую камеру, — Потому что иногда они взаимосвязаны. — и он знает, о чём говорит. Вот и финишная прямая. Последний этап перед победой, и он видит, как синее авто вновь обгоняет красное, и они, словно две змеи — объезжают друг друга зигзагами, мешая сделать последний рывок для победы. Изуку затаил дыхание, смотря на эту схватку и на мгновение ему даже стало интересно, кто же там в красном кузове автомобиля? Кто так отчаянно хочет победить? И кого в конце концов выберет победитель этой гонки? И ответ не заставил себя долго ждать. Из салона вышел парень. Запыхавшийся красный и весь в поту. Но с такой яркой улыбкой на лице, что у Мидории сама по себе она появилась на лице, и он с непонятной ему родительской гордостью смотрел на молодое лицо человека, которому, похоже, не было даже двадцати. И он вышел вместе с Фумикаге поздравлять победителя, перед этим огласив его в микрофон и взяв с собой переносное устройство. Поздравления, гул и аплодисменты. Паренёк даже стушевался такому вниманию, но быстро расправил плечи, когда его спросили, с кем же он хочет проехаться в награду за своё первое место, что так отчаянно сражался за него? «Я думаю, это будет Томура. Ему давно пора кости размять.» — кивнул себе Изуку, отвернувшись от задумчивого парнишки и вернув к нему взор лишь тогда, когда он назвал его псевдоним. — Я хочу, чтобы со мной проехался «Призрачный гонщик». — мальчик был юным, слегка худощавым, но с блестящими глазами, горящими страстью, и когда Токоями обернулся к нему, спросив, согласен ли он проехаться с этим юным гонщиком — Изуку кивнул. — Буду рад сопроводить нашу восходящую звезду. Ещё бы он был не рад. Ведь перед ним стоял омега. И, смотря ему прямо в глаза, благодарно и уважительно улыбался — всё ещё тяжело дыша и время от времени смахивая с себя капли пота. Предыдущий же «почти-победитель» молча ушёл и был, похоже, альфой. Времена меняются. Люди остаются те же. Но это единственный на его памяти омега, который смог выиграть эту гонку. Кроме него самого. И, должно быть, это пробуждает в нём неподъёмную гордость.

***

Их гонку по их же просьбе не стали наблюдать по камерам, так как сам победитель скромно попросил, чтобы она была приватной и только для них двоих. Сперва Токоями был против и чесал затылок, пытаясь пояснить им, что люди пришли сегодня не только за тем, чтобы увидеть сам «Заезд Новичков», а чтобы понаблюдать и за гонкой после победы. Это почти самая интересная часть и вот так избавлять их удовольствия было… …Было бы неправильно. Мидория и сам это прекрасно понимал, но что-то ему подсказывало, что всё-таки стоит дать их сегодняшнему победителю то, что он так просит. Возможно, Изуку даже узнает что-то интересное. Обычно именно это и происходит, когда кто-то настаивает на приватный диалог с ним. Да и быть честным… этот человек — омега. Ему нечего бояться. Потому что если бы так отчаянно настаивал на встрече без камер альфа, то он бы, как минимум, задумался. Да. Он сексист в этом плане. И с обречённым выражением Фумикаге всё-таки согласился, огласив для всех присутствующих большую пьянку и танцы, которые те приняли пусть и с непониманием, но быстро обрадовались. Кто откажется от бесплатного алкоголя? Да никто. И, обернувшись на это, Изуку хмыкнул, говоря омеге, что он за машиной, и наставляя, чтобы блондин ждал его уже у въезда на главную трассу. Более лёгкую, чем та, где проводилось испытание для новичков. Всё-таки от соревнований у них мало что останется. Ведь, судя по всему, вовсе не из-за этого кареглазый мальчишка хотел с ним поговорить с глазу на глазах. Они ехали под лёгким флёром грозовой ночи. Тучи сгустились над кузовами машин и давили на них тёмным воздушным одеялом, заигрывая ветром и лёгкими молниями где-то на небосводе, которые заставляли сердце вздрагивать от каждого их нового удара. Траса была сухая. Дождя ещё не было, и он искренне надеется, что не будет, но вот фонари. Белые и искусственные — сопровождали их путь ровно до того момента, пока он краем глаза не увидел, как ему «подмигивает» фара машины омеги, который просил остановиться на вершине утёса. Что ж. Ему нет причин отказывать. — Я рад, что смог встретиться с вами, Призрак…? — проговорили ему за спиной, когда он, отойдя от своего авто, всмотрелся в небо, — Я могу вас так называть? — Можешь. — усмехнулся он, обернувшись на стеснительного омегу, чьи волосы развеивал дремучий ветер, свежо обветривая щёки, — Неужели моя персона за такое короткое время смогла сделать столько шума? «Я почти не появлялся здесь с моего выхода из тюрьмы.» — дополнил он про себя, скрестив руки на груди и вслушиваясь, как блондин подходит к нему сбоку, всматриваясь в то же небо, что и он, — «Откуда ты вообще меня знаешь настолько, чтобы с таким восторгом смотреть на меня сейчас?» — Изуку скосил изумруды и упёрся в чуть более низкую фигуру, чем он сам. — Я знал вас ещё давно. Когда вы только стали «Призрачным гонщиком». — признался мальчишка, улыбаясь, и Мидория узнал этот ностальгический блеск в древесных радужках, — Я был на трибунах в тот день, когда вы достигли того, о чём я тогда и мечтать не мог. Был тогда совсем маленьким, но смог проскочить. Если по правде… он ожидал чего-то подобного. Что у него всё-таки будет хоть один «поклонник»? Как называют таких людей? Неважно. Его труд оценили. Знают его ещё со времён, когда его главной заботой было сбежать от отца и обеспечить безопасность маме… Когда… когда он ещё не сидел в тюрьме, не знал о болезни отца и не стал временным Главой семьи. Хорошие были, оказывается, годы. Он скучает за ними время от времени. Свежие вздохи, когда он поворачивал руль, и радость в адреналиновых глазах ему ничем не заменить. Тем более сейчас. И, возможно… этот мальчик сможет осуществить свои мечты лучше, чем он сам? — Оу… Мне приятно? Но сейчас же ты достиг, верно? — улыбнулся парень, кивая омеге, и вновь смотря на огромные тучи, скрывшие от него луну, — Своими усилиями. Ты должен гордиться собой. Наверняка было сложно. — пожав плечами, Мидория вдруг почувствовал на себе неотрывный взгляд и обернулся, поднимая уголки губ, — Я видел твой сегодняшний заезд. Это было отчаянно. — он постучал того по плечу. А мальчишка смущённо посмеялся, носком обуви дырявя асфальт. Юнец. Он был когда-то таким же. Но сейчас от него мало что осталось. — Вы правда так думаете? — искристо проговорил паренёк, сверкая янтарями, в которых сейчас, к сожалению, не отображались звёзды, — Я много тренировался, чтобы уметь так управлять машиной, как это умеете делать вы. «Равнялся на меня…? Как мило.» — смотрел он на блондина, который, подбежав к краю утёса, посмотрел вниз и, пугаясь скал, отпрыгнул назад, — «Возможно, ты достигнешь в этом даже большего, чем я.» — эта мысль пронзила его мозг, словно ядовитым языком оплетая изнутри, пока изо рта вырвался лишь разочарованный выдох, — «В конце концов, я бы не смог стать гонщиком.» Тучи сгущались, а бриз океана даже доставал до них своим грозовым штормом, резво отбиваясь от скал и огромными волнами развлекаясь где-то на горизонте. Ветры несли запах морской соли, предвестие грядущего огромного шторма и, по-хорошему, им бы стоило уйти и найти место получше, но какое место может быть лучше бушующего, словно Кракен, Тихого океана? Волосы его развевались под порывами ветра, а его одежда промокала от невидимого тумана, создаваемого морским брызгами, а он лишь слушал глубокие аккорды грома, что дрожал в воздухе, создавая вибрации, которые ощущались в самых глубинах души. Сердце замирало от одного вида пенящихся волн, а он сам стоял неподвижно, засунув руки в карманы пальто и усмехаясь силе… разрушительной силе Тихого океана. Кто вообще назвал его Тихим? Как такая мощь, способная сметать города с лица Земли, может зваться Тихой? — Стоит сказать, что однажды подражание перерастёт в твой собственный стиль. — продолжил он, понимая, что молчание затянулось, а неловкость юноши не позволит ему задать ещё какой-нибудь вопрос, — У тебя есть талант в этом. Просто не дай ему угаснуть. Будет весьма обидно, если такая звезда погаснет, даже не успев зажечься. — кажется, он вновь начал говорить о себе. Серьёзно, пора искоренять эту привычку во всём видеть себя. Он что, нытик? — …Только благодаря вам я смог достичь этого. — признались ему, но Изуку отмахнулся, даже не желая слушать: — Не стоит, это твоя заслуга. «У меня и так прилично медалей.» — отвернувшись от миловидного лица, он сам подошёл к концу утёса, но стоя на приличном от края расстоянии. Мало ли, что. — …Возможно, вы не знаете, ведь вас долго не было, но… — прозвучало сзади и он слышал, как голос приближается к нему, невольно этому напрягаясь, — Официально участвовать омегам позволили лишь после того, как вы выиграли в «Заезде Новичков». — «что он только что сказал…?» — До этого можно было проехать либо по знакомству, либо скрывая свой вторичный пол. — «о чём речь…?» — …Это… — он резко повернулся, смотря в цирконы и надеясь, что те врут или просто льстят ему, но те смотрят весьма честно, — …звучит как самая бредовая идея, которую я слышал. Раньше было запрещено? — но кто это мог запретить? Хотя, постойте, кажется, дело даже не в их собственной «Забытой трассе», — Вздор какой… Но официального запрета не было. — разумеется, не было. Он бы не позволил делать такой закон. Но на самом деле гонки действительно считаются «не омежьим» спортом. Слишком много адреналина, страсти, страха и эмоций. Нужна физическая хорошая сила, драйв, моментальная реакция и умение отличать, как минимум, ручник от педали газа. И, разумеется, всё это в себе без проблем сочетают альфы. Конечно. Ага. Как же. Но это было чистой правдой. Запрещать — никто не имел права, иначе это была бы дискриминация, но кто сказал, что нельзя было вынудить омег принудительно-добровольно покинуть эту нишу и заняться чем-то более подходящим? Ему ли не знать, как это делают? Он как раз таки знает всё. — …Не было. — его догадки подтвердились, — Но не обязательны бумажки с печатями, чтобы что-то запретить, верно? — грустная тень легла на юное лицо, и омега поджал губы, смотря на Мидорию, что, не веря до сих пор своим ушам — уставился себе под ноги, пальцами поглаживая подбородок. — Я даже не знал, что моя победа изменит что-то подобное. — Иногда люди не замечают, как меняют мир, потому что увлечены своим собственным миром. — он раньше даже не верил, что сможет когда-то победить, чтобы поговорить со звездой своего детства, — Но лично меня вы вдохновили бороться за свою мечту. — он воображал его другим, более надменным и резким, но тот оказался вполне скромным человеком, — Как вы когда-то боролись за свою. «Бороться за мечту…?» — Мидория практически засмеялся, но лишь кашлянул в кулак. В юности он искренне считал, что когда-то сможет стать гонщиком, будет официально ездить на гонки, получать медали и говорить в микрофон мотивационные речи тем, кто смотрел бы его по телевизору. Думал, что, открыв компанию и заработав какую-то сумму денег — он сможет расслабиться и посвятить себя своей мечте. Думал, что работа поможет её осуществить, но… в итоге, всё с точностью да наоборот. Мечтал ли он до сих пор? Он не может сказать точно. У него были воспоминания о том, что когда-то он верил, что его мечта может стать реальностью. Но верит ли он сейчас? Есть ли у него вообще сейчас мечта? Не обязанности и долг, а его собственная? Почему он ничего не может придумать? — …Я искренне верю, что когда-то увижу тебя на официальных гонках, представляющим нашу страну средь тысяч других. — горестно рассмеявшись, Изуку честно глянул на юношу, удивившись этому и сразу отворачиваясь, чтобы спрятать глаза. Он привык, что некоторые могут с лёгкостью его читать. «Погодите, это же не Бакуго.» — глупо моргнув, Мидория прищёлкнул языком, выдыхая на собственную глупость. — …Я могу задать вопрос? — услышал он кроткий тихий голос, что неуверенно продолжил после его одобрительного кивка, — Почему вы не стали официальным гонщиком, Призрак? Я думаю, вы бы смогли… — смог бы? Он уверен, что смог бы. Но возможности не всегда обещают достойный результат. Он многое умеет и многому научен, но большинство из этих знаний и умений просто тлеют в его голове, ожидая своего забвения. Он мог быть способным на то, чтобы стать одним из лучших гонщиков Токио. Возможно, он бы стал им. Но какой смысл говорить об этом, если он даже не смог попробовать? Если вместо трассы он выбрал душный кабинет? Вместо адреналина в крови — равнодушие мрачных полок? Вместо триумфального финиша… — тернистый и скучный путь? А был ли у него выбор? «Когда нет выбора кроме того, который ты выбрал, то это не добровольно». — кажется это были слова Бакуго. — Потому что не все мечты сбываются. — коротко ответил он, смиренно хмыкнув и слыша, как в ответ ему гремит гром, а лёгкий дождь начинает резать щёки, — Некоторые суждены родиться, чтобы так и остаться мечтами. — пожимая плечами, он посмотрел вниз на океан, с удивлением замечая, как в нём потихоньку начинает растекаться образ луны. Она была нечёткой, смазанной, почти неуловимой. Но, несмотря на бурю, творящуюся вокруг — она была. И сияла не менее ярко, чем при ясном небе. И была всё также прекрасна даже среди полного хаоса.