***
Денек не задался с самого утра. На пляж всегда лучше выбираться большой компанией, но Таэ подхватила летнюю простуду (или обожралась мороженого?), Кьюбей осталась за ней ухаживать, у Тамы-чан с хозяйкой была инвентаризация, и в итоге Ёродзуя отправилась к морю малым отрядом. На набережной было оживленно и шумно: торговали надувными игрушками, горячей кукурузой и жареными кальмарами. В прибрежных водах кипел неравный бой: два катера береговой охраны взяли в клещи малое парусное судно и уже почти пошли на абордаж, когда парусник красиво, как в фильме-катастрофе, взорвался. Зеваки дружно ахнули и шарахнулись от парапетов, надрывно завыла сирена на берегу, а один из служебных катеров грустно пошел ко дну. Во всей этой толчее и сумятице у Кагуры украли зонт. Мелькнул скользкий тритоновый хвост в вырезе ярких шортов, и воришка-аманто ловко скрылся толпе, а потом снова показался, улепетывающим вдоль линии прибоя. С гиком, криком и грозным воем потерпевшие бросились в погоню, но путь им преградил дежурный полисмен, не пускавший людей к месту происшествия. Кагура с бешеными глазами сиганула на два метра вверх, перемахнув через стоячего полицейского, словно он был лежачим. И помчалась дальше по пляжу, взрывая пятками фонтанчики песка. Гинтоки с досады нанес апперкот в воздух, а попал в полисмена, и он все-таки стал лежачим. Потом их с Шинпачи прижала толпа, а руки за спину завернули товарищи первого копа. И небо стало грозно хмуриться.***
Боги удачи отвернулись в тот день и от Окиты Сого. Кто бы мог подумать, что без участия в рядовой операции Хиджикаты-сана, как проверенного громоотвода, все катаклизмы обрушатся на светлую голову капитана Первого отряда? Но Хиджикаты рядом в тот день не было, их катер посекло картечью, верная базука сначала дала осечку, а затем заевший снаряд разорвался в ее жерле. Контуженый, полуослепший, полуоглохший, хлебнувший не по-летнему холодной, солено-горькой воды, Сого неотвратимо шел ко дну, упрямо стискивая рукоять катаны. Едва сообразил сбросить ботинки. Воздуха в легких почти не осталось и сознание его угасало. Как выплыл, он не помнил. Очнулся на берегу, когда к надсадному гудению в голове присоединился низкий утробный рокот грома, а жадное море принялось облизывать едва подсохший мундир. Сого со стоном перекатился на живот, встал на четвереньки, потом, опираясь на катану, поднялся на три точки. Похоже, его вынесло здорово севернее места катастрофы. Берег был безлюден, почерневшее небо давило свинцом сверху, грязно-серое море кусало за пятки, а волны прибоя с каждой минутой вырастали все выше. Перед глазами все плыло, и о том, чтобы пешком дойти до города в таком состоянии, не могло быть и речи. С неба брызнули первые капли дождя, увесистые и злые, как пули. Единственным укрытием в обозримой дали была серая будочка лодочной станции. Людей там Сого не надеялся застать, но жестяная крыша хотя бы укроет его от разгулявшейся непогоды. Из-за темных туч было непонятно, который час, а карманные часы не пережили купания. Рация тоже захлебнулась. В крайнем случае, он даже готов был переночевать и переждать шторм в одиночестве. А потом, добравшись до родных казарм, взять еще денек отсыпного в лазарете. Чуть ободренный этими мечтами, Сого всё брел и брел к серой будочке, подгоняемый порывами ветра. Его встретил амбарный замок на двери, жестоко вывороченный из железного косяка вместе с проушиной. Похоже, он был не первым постояльцем в этой скромной лачуге. Сого постучал в гулкую жестяную дверь и окликнул темноту: — Эй, есть кто дома? Я вхожу!***
Кагуре было плохо. Голове Кагуры было худо от погони под ярким солнцем. Желудку ее было нехорошо от проглоченной морской воды. От незапланированного ныряния на глубину она перемерзла и, кажется, уже простыла. Ломило каждую косточку, перед глазами плавали цветные пятна, причем это были цвета карри и мисо, но в нос упорно лезли разлагающиеся моллюски, и от них скорее тошнило, чем сосало под ложечкой от голода. Кагура свернулась калачиком на ворохе старых сетей в лодочном сарайчике. Она даже не пыталась зарыться в них — гнилыми моллюсками пахли именно эти сети. Но кроме них в сарайчике были только жестяные стены, пол и несколько неисправных моторов. Две рассохшиеся деревянные лодки лежали кверху брюхами на песке. В сараюшке им бы не хватило места. «Я дома, дома, в Ёродзуе. Мой футон погрыз Садахару, и его отдали починить Таме-чан. Сапоги Гин-чана воняют дохлятиной. Деньги на ужин он просадил в пачинко, так что можно посмотреть кулинарное шоу по телику, это духовная пища. Я дома, дома, это просто летний тайфун и вонючие сапоги. И моего футона нет». Под эту утешительную ложь, на которую можно было до бесконечности накручивать подробности, Кагуре почти удалось не думать, почему за ней так и не пришли. Почему ее потеряли. Дети клана Ято взрослеют рано, и Кагура давно не примеряла на себя роль маленькой потерянной девочки. Но именно сегодня, именно сейчас, когда ей было плохо, холодно, а все кишки слиплись от голода, она чувствовала в груди колючую спицу одиночества. — Гин-чан, выброси эти чертовы вонючие сапоги и купи себе пару носков! — сердито прошептала она и шмыгнула носом. И тут в жестяную дверь постучали. И окликнули знакомым голосом, хотя и не тем, который Кагура так хотела услышать.***
— О! Меня искали с легавыми собаками, о-о! — самодовольно откликнулась темнота, где чуть блестели синие нечеловеческие глаза. — Чайна. Если б у меня сегодня не разорвало базуку, я б тебя ударил, — обреченно констатировал Сого и прикрыл за собой дверь. Погода за спиной велела не брезговать даже такой компанией. Он двинулся в направлении синих глаз осторожными шагами, пока босые ноги не нашли вместо металлического пола какую-то ветошь. — Пусти погреться раненого офицера, а? Темнота отозвалась шуршанием и подозрительным голосом уточнила: — Эй, так ты не меня искал? — А что, это ты мой катер потопила? — Какой, к черту, катер?! У меня зонт украли!!! — Ярэ-ярэ! Не голоси так… Башка раскалывается… — Пить меньше надо! — назидательно объявила Кагура из темноты. — И стрелять надо было в воздух! Потому что, если не стрелять в воздух, таки можно попасть в живых людей! — Не зуди, просил же. Что ты здесь забыла, почему не дома? — Да зонт же! — обиженно-зло воскликнула Кагура. — Боевой, фиолетовый, регистрационный номер 6320016! Украли среди бела дня, на набережной, пока вы там в морской бой игрались! — Тц! Ну что, соболезную. Если бы мою базуку не разорвало, я б тебе ее подарил. — Совсем дурак, да?! Искать надо, я за этим гадом ныряла-ныряла, как ловец жемчуга, блин, а у них там такие норы под скалами, дырок больше, чем в сыре пармезан! — А кто украл, говоришь? — Да аманто же, такой… — судя по паузе, Кагура показывала фоторобот на пальцах, но Сого не видел в темноте. — Я ему третий раз объясняю, а он мышей не ловит! У-у-у, понабирают по объявлению!.. — Придешь в участок, заявление напишешь, там разберемся. У тебя лицензия-то на этот самопал есть? — А вот и есть! — Хорошая Чайна, лицензированная… Чем здесь так несет? — Гнилой сетью и дохлыми моллюсками. И твоими носками. — Брешешь. Я босой сюда пришел. — Ну и сиди тихонечко, пока не ушел голый! — Это домогательство до офицера полиции? — Твои вонючие шмотки привлекают меня куда больше, — фыркнула темнота справа. — Извращенка! — демонстративно и протяжно зевнул Сого, разбирая и раскладывая сушиться вещи из карманов. Потом стащил с себя и расстелил чуть сыроватый китель на ворохе сетей, и улегся с относительным комфортом.***
Проснулся Сого от дикого рева ветра и дребезжания листового железа со всех сторон. Вибрировал даже пол сарайчика. Во все щели задували холодные сквозняки, однако спину грело мягкое живое тепло. Чайна, то ли во сне, то ли схитрив, подползла к нему, оттяпав половину кителя, но тело к телу они пригрелись, так что прогонять ее он не стал, а повернулся уже лицом и сгреб девчонку в охапку. Та вздрогнула, брыкнулась спросонья: — Ты чё творишь, уродец?! — Лежи и не рыпайся, малахольная. Так теплее. Кагура настороженно послушала шум тайфуна, ощутила все сарайные сквозняки разогретой спиной и в кои-то веки притихла. Повозилась, не зная куда девать руки, наконец прижала локти к груди, пальцами касаясь шеи Сого. — Ты на мою сонную артерию нацелилась? — Лежи и не рыпайся! — повторила она сердитым и смущенным голосом. — Без зонта я чувствую себя беззащитной. — И чтобы почувствовать себя уверенно, ты лапаешь руками мою эрогенную зону? — Кого?! — Шею мою! Я, между прочим, никого к ней не подпускаю. — Псих-параноик! Спиной к тебе я не лягу! — Это рукоять катаны! — Да-а, все вы так говорите! — Оу, богатый опыт? — ехидно ухмыльнулся Сого в темноту и, кажется, лицом ощутил жар от ее лица. — Мне мамми рассказывала! — гордо отбрила Кагура и сразу стало ясно: офицер полиции имеет дело с исключительно приличной юной леди. Между ними повисла пауза, причем из-за темноты было неясно, какая именно: неловкая, напряженная, мирная? Лежать в обнимку было непривычно, странно и ново, и чтобы как-то освоиться в этом положении, Кагура стала прислушиваться к своим ощущениям, а не к разуму. Окита был теплый. Теплый как Садахару, хотя и близко не такой волосатый, и пахнул совсем не псиной. Несмотря на купание в морской воде грязного городского залива, запах пороховой гари и запекшейся крови, его собственный запах был различим на атласной подкладке кителя и там, где над воротом рубашки открывалась шея. Запах был… аппетитный. Скажем так, если бы Кагуре предложили с завязаными глазами отведать незнакомое кушанье с таким запахом — откусила бы не раздумывая. — Ты чего сопишь в ухо? — поежился Сого. — Нос мерзнет, — соврала она первое, что пришло на ум. — А. Больше он ничего не сказал, но и не отодвинулся, не цыкнул, не оттолкнул. А Кагура все вдыхала его запах, чувствуя, как рот наполняется голодной слюной. «Дура! Ты же не людоедка!» — обругала она себя, а голодный желудок заурчал: «Ну хоть попробовать! Хоть капельку, хоть горбушечку!». Окита и не подозревал, в какой опасности находится сейчас, сжимая в руках голодную дочь клана Ято. За ревом ветра и стоном железных листов урчание в ее животе он не расслышал. «Если я не переключусь на что-то еще, я заплачу с голодухи», — поняла Кагура после очередного спазма пустого желудка. Сейчас годилось все, даже драка. Если он хорошенько даст ей по башке, она уйдет в отключку и переживет бескормицу в анабиозе. Чем не выход? Одним неуловимо-плавным движением Кагура выкрутилась из рук Сого и прижала его, навалившись сверху. — Ты чего? Зрение Ято позволяло видеть в темноте чуть лучше людей, и в короткой вспышке молнии, просочившейся в щели сарая, Кагура успела разглядеть на миг его по-детски растерянное лицо. Тьма снова накрыла их плотным одеялом, и под этим покровом она склонилась к нему, по дыханию находя рот. И легко коснулась губами щеки Сого. Щека была мягкая, еще без шероховатости от сбритой щетины, без оспин от мелких ранок. И, стоило тронуть ее губами, как волнующий запах обрел и текстуру, и тогда Кагура окончательно уверилась — такое блюдо она бы ух как откусила! А Сого оцепенел, наверное, так и дышать забыл, таращась в темноту широко распахнутыми глазами. Это оцепенение рассмешило и раззадорило Кагуру, и она подцепила пальцами узел его шейного платка, а губами заскользила по щеке в направлении уха. Распустив платок, быстро и ловко расстегнула верхние пуговицы его рубашки, пальцами скользнула вдоль шеи, через ключицу, на грудь. Сого отмер, судорожно глотнул воздух: — Что, черт возьми, ты творишь? — Молчи, не говори ничего! Так и вправду теплее, да? Так было не просто теплее, так было горячо. И здорово отвлекало от голода, хотя теперь Кагура наслаждалась усилившимся запахом его кожи, и вкусом соли на ней, и сбившимся дыханием своего вечно-ехидного, злоязыкого, раздражающего соперника. Похоже, это была его безоговорочная капитуляция: он запрокинул голову, подставляя горло под ее хищные ласки, под довольный оскал и щекочущий язык. Очередная вспышка через щель под крышей запечатлела небывалую, незнакомую Кагуре эмоцию на его лице. Весь вытянувшись в струну, зажмурив глаза и стиснув зубы, он словно изо всех сил старался удержать в себе что-то живое, дикое, отчаянно рвущееся наружу. Стон. Тихий, заглушенный раскатом грома, такой искренний «А-ах!..», задавленный на низкой ноте… Что-то она сломила, стронула в Оките Сого своим голодом и жаждой, что-то сейчас между ними то ли треснуло, то ли напротив — разрасталось, прорастало общими корнями. — Ну что, согрелся? — Ты издеваешься? — недоверчиво вскинул он бровь, приподнявшись на локтях. — В эту игру надо играть вдвоем.***
Она лишь пискнула придушенным кроликом, когда Сого вывернулся из-под ее тельца и сам навис сверху, перехватив руки (два ее запястья на одну его ладонь), когда вклинился между ее бедер. Когда свободной рукой скользнул под кофту, под майку, нашел застежку лифчика и решительно ее растерзал, наверное, оторвав крючки. Она не сопротивлялась. Тело ее было напружинено, готово в любой момент дать отпор, но это была не защита, просто подстройка под новое занятие. Она чутко прислушивалась к своим ощущениям, позволяя исследовать себя, честно уступив свою роль и принимая те же ласки, до которых сама додумалась и щедро одарила Окиту. Она была невероятно тонкая, обманчиво-хрупкая, и ее было не удержать в руках, как текучую воду, а он все пытался. И жадно припадал поцелуями к ее шее, и плечам, и к маленьким (в половинку яблока!), белоснежным грудкам, открывшимся в вырезе одежды. Для такого изысканного лакомства многовато было обертки, и он содрал эти раздражающие тряпки с нее и с себя. Она была серьезна и сосредоточенна, словно запоминала правила новой игры, и старалась подыгрывать, отдавая неуверенные пасы, но беспощадно попадая ими в цель. Каждым прикосновением, каждым движением навстречу, каждым поцелуем. От неумелых поцелуев болели губы, но кого из них могла испугать такая боль? Когда Сого уже стаскивал трусы с нее и с себя, она вдруг поднялась на ноги, оставив малый белый трофей в его руках. — Погоди! Я в душ. И прошла к выходу, распахнула железную дверь прямо навстречу ливню, навстречу тайфуну над Эдо. Сейчас они оба не замечали холода, да и был ли тот холод? Лето ведь, просто циклон пришел на побережье, принес с собой тайфун, штормовое предупреждение, свел их, наконец, в тесной железной лачуге, мокрых, голых, потерявших рассудок и счет времени в объятиях друг друга.***
С рассветом рация на полу ожила и затрещала обеспокоенным голосом Ямазаки: — Капитан Окита, ответьте! Как слышно?! Прием! Сого лениво открыл один глаз и долго смотрел на рацию, словно впервые видел это адское устройство. — Капитан Окита на связи, прием!.. — Гос-с-споди, если б у меня не украли мой зонт, я б его убила! — пробормотала Кагура, завернулась в китель с головой и снова уснула.