О спокойствии

*** Все раздражает! Дамиано нервно топает по полу ногой, обутой в сапог на высоченном каблуке, и изо всех сил старается сосредоточиться на вопросах, которые задает журналистка. Сосредоточиться получается плохо: всю эту галиматью он слышал уже раз сто пятьдесят, а потому мозг словно соскальзывает со смысла фраз, не считая информацию существенной. На вопрос о том, как они нашли барабанщика, он и вовсе закатывает глаза. Томас под столом от души пихает его за это коленкой. Справедливо. Он честно пытается собраться и прекратить злиться в никуда. У девочки-журналистки такая работа, она обязана задать им все эти вопросы, чтобы рассказать о них людям, которые видят группу впервые в жизни. Нихрена не успокаивает. Словно всего предыдущего недостаточно, следующими идут еще более идиотские вопросы про итальянскую еду, которые, по какому-то недоразумению, кажутся смешными и оригинальными всем интервьюерам мира. Он медленно выдыхает через нос и пытается убедить себя, что для репутации группы будет не очень, если он прямо сейчас обложит журналистку хуями и выскочит из студии. Томас рядом сползает на своем стуле, неудобно выгибается, прижимаясь плечом к его плечу. Тонкие жесткие пальцы под столом болезненно впиваются в его бедро. Немного отрезвляет. Он открывает глаза и переводит взгляд на Томаса. Того для интервью затянули в очередную маечку-сеточку, узкие джинсы с низкой посадкой, и, конечно, накрасили как последнюю сучку. Дамиано невольно залипает на тонкие черты лица, уложенные волнами светлые локоны и покачивающуюся при каждом движении сережку в ухе. Томас бросает на него насмешливый взгляд из-под ресниц и прекращает оставлять синяки на его бедрах. Естественно, знает, о чем он думает. У Томаса грустные глазки, стройные ножки, розовые губки и тонкие пальчики. Комплектом к изрядно феминной внешности идут мягкие томные движения и высокий голос, что делает сочетание совершенно убойным. Томас выглядит женственно и прекрасно знает об этом, а потому периодически развлекается, строя глазки камере, накручивая на пальцы пряди мягких волос или позволяя полурасстегнутой рубашке съехать с белоснежного плеча. У всех нормальных людей, какие только задумывались о нем в подобном ключе, Томас вызывает вполне определенное желание разложить его на ближайшей горизонтальной поверхности и выебать так, чтобы эти самые стройные ножки не сдвигались еще пару дней. У Дамиано он тоже вызывал бы подобные мысли, если бы он не знал наверняка, что за закрытыми дверями спальни Томас весьма далек от роли покорного ласкового пассива, а потому вызывает у него стойкое желание рухнуть перед стройными ножками на колени. От воспоминаний о происходящем в спальне сидеть становится как-то не очень удобно, и он медленно сползает по креслу вниз, пошире раздвигая колени, чтобы член не упирался в молнию брюк так болезненно. Когда весной он расходится со своей последней девушкой и едет на Евровидение, то довольно быстро понимает, что идеей это было так себе. Его нервная система начинает трещать и разваливаться на части еще в самом начале этой поездки, а подхватить его съезжающую от напряжения крышу совершенно некому. Он тогда сомневался до последнего, доведя себя практически до нервного срыва, а потом все равно приполз умолять о помощи единственного человека, которому всегда мог рассказать абсолютно что угодно. Дамиано в жизни не чувствовал себя позорней, чем в ту ночь, когда притащился к Томасу в номер, рухнул перед ним на колени и принялся объяснять, что ему нужно, отчаянно путаясь, краснея и умирая от стыда, заставляя себя выталкивать слова из сжимающегося горла. Пойти больше все равно было не к кому, а искать кого-то полузнакомого в разгар конкурса и карантинных проверок - полный бред. Дамиано изо всех сил старался объяснить как можно подробней, искренне считая, что Томас о таких вещах хорошо если хотя бы порнуху смотрел. Он и не просит ничего совершенно безумного: когда он шел сюда, то надеялся получить парочку резких слов, несколько шлепков по заднице, может, еще что-нибудь по мелочи. Если Томас ему откажет, то, по крайней мере, ржать над ним не станет и не растреплет о его вкусах на каждом углу. Уже гораздо позже, когда его перестало перетряхивать от нервов, он очень долго спрашивал себя, почему у него ни на секунду не возникло мысли обратиться к Вик или Итану, но так и не нашел ответа. Томас выслушивает его бессвязное блеяние совершено спокойно и не перебивая, тушит сигарету в пепельнице и предупреждает: - Секса не обещаю. Я обычно по девочкам. Пока он судорожно кивает и пытается не рухнуть в обморок от затопившего облегчения, Томас явно соображает головой на порядок лучше. - Стоп-слово? - Гитара. - На автомате отзывается он и поднимает взгляд, внезапно понимая, что Томас, кажется, знает о том, что ему нужно будет делать, немного больше, чем он мог себе представить. Томас смотрит на него в ответ и мягко усмехается. Из сладких воспоминаний его выдергивают знакомые цепкие пальцы, с силой сжимающие его член сквозь ткань брюк. Он резко сдвигает колени и внезапно понимает, что, вообще-то, все еще находится на интервью. - О чем ты, нахрен, думаешь? - Ворчит Томас ему в ухо. - Угадай. - Огрызается он. - Психуешь? - Шепчет Томас гораздо мягче, даже не думая разжать пальцы. Дамиано молчит в ответ, не желая озвучивать очевидное. - Потерпи немного, сейчас закончится интервью, и я додам тебе спокойствия. Дамиано изо всех сил сдерживается, чтобы не застонать на всю студию. Когда Дамиано толкает дверь его гостиничного номера час спустя, на Томасе все еще блестящая маечка из сеточки, зато в руках тяжелый кожаный ремень. Он нервно сглатывает и аккуратно закрывает за собой дверь, не забывая щелкнуть замком. - Раздевайся. - Коротко приказывает Томас, даже не думая подняться из своего кресла. Дамиано послушно кивает и принимается выпутываться из блузки, состоящей, кажется, из трех километров шелков и кружев. Руки трясутся, пальцы путаются в застежках, но Томас его не торопит, только наблюдает лениво, завесив глаза пушистой челкой. Он небрежно бросает блузку на спинку стула и сбрасывает на пол сапоги, с силой дергает молнию на брюках, торопясь поскорее избавиться от одежды. Еще немного, и можно будет выключить голову и ни о чем не думать в ближайшую пару часов. - На колени. - Получает он следующую команду, как только бросает трусы поверх остальной стопки шмотья, и тут же падает на пол. Томас откладывает в сторону ремень и манит его к себе длинным тонким пальцем. Он послушно ползет ближе, таращась на эти руки, как завороженный. Он подползает ближе и медленно склоняет голову. На шее звонко защелкивается тяжелый металлический ошейник. С этим звуком его резко отпускает, вся ответственность и напряжение словно остаются где-то там, с другой стороны закрытой двери гостиничного номера. Томас плавно поднимается из кресла, запускает пальцы ему в волосы, с силой сжимает у корней и тянет за собой, не особо заботясь, насколько ему удобно и успевает ли он перебирать коленями по полу. Дамиано морщится от боли, но не издает ни звука, стараясь шевелиться поживее. Томас толкает его к кровати, заставляя рухнуть носом в отельное покрывало, и он послушно падает и прижимается грудью к постели, шире раздвигает ноги и привычно прогибает спину. Томас у него за спиной одобрительно хмыкает и небрежно толкает его под колени носком сапога, заставляя развести ноги еще немного. Он безропотно выполняет. - Веди себя тихо. Мы не дома, тут наверняка картонные стены. - На всякий случай напоминает ему Томас. - Слушаюсь. - Едва слышно бормочет он в ответ. Томас опускает ладони ему на спину, с нажимом проводит сверху вниз, в итоге довольно ощутимо сжимая ягодицы ладонями. Он закусывает губу и выгибается еще немного, желая продлить приятные прикосновения. Стадию сессий без секса они проехали лет двести назад. В какой-то момент любопытство победило, и Томас решился попробовать, а ему было настолько хорошо, что и в голову не пришло отказываться. Узкая ладонь уверенно оглаживает внутреннюю сторону бедер и накрывает яйца, крепко сжимая. Дамиано жмурится и тихо охает, закусывая губу, и тут же получает совсем легкий шлепок по мошонке. Хочется ерзать, тормошить одеяло и всячески выражать свое нетерпение, но тогда он точно получит по полной программе. Томас никогда не использует дебильных фраз типа "Ты был плохим мальчиком", только в первый раз предупредил: "Я буду делать все, что захочу. Ты будешь подчиняться". Дамиано очень это ценит. У него в табу футфетиш, шрамы на коже и еще парочка совсем уж жутких на его взгляд вещей. Очень короткий список, если подумать, так что с ним действительно можно делать практически что угодно. И Томас делает, явно не собираясь себе ни в чем отказывать. Скользкие от смазки пальцы поглаживают между ягодиц, медленно обводят кольцо ануса и плавно толкаются внутрь, аккуратно разминая мышцы и поглаживая стенки изнутри. Он стонет едва слышно, кусает губы, стараясь расслабиться и прекратить сжимать дырку вокруг пальцев. Томас не особо осторожничает, практически сразу же разводя пальцы внутри, раздвигая стенки и растягивая. Больно ему не было, но мышцы протестуют вторжению и привычно отзываются неприятным тянущим ощущением растянутости. Он вжимается щекой в сбитые простыни и аккуратно подается назад, стараясь насадиться сильнее. И, конечно же, мгновенно получает обжигающий шлепок по выставленному заду. Он нервно сглатывает и старательно замирает на месте. - Какой-то ты сегодня неправдоподобно чувствительный. - Задумчиво сообщает Томас. Дамиано молчаливо соглашается. Соскучившееся по острым ощущениям тело отзывается на любые прикосновения слишком уж активно. - Даже не надейся, что я тебя пожалею по этому поводу. - Предупреждает Томас и неспешно добавляет третий палец, продолжая его растягивать, свободной рукой ударяя по яйцам еще пару раз, практически не сдерживая силу. Дамиано вскрикивает и напрягает мышцы на внутренней стороне бедер, изо всех сил стараясь не сдвинуть ноги от ударов, точно зная, что Томаса это только раздражает. - Хорошая девочка. - Насмешливо отзывается Томас и вытаскивает пальцы. Он вздрагивает, чувствуя, как от такого обращения в животе все сжимается узлом от возбуждения, но он особо не обольщается: ему придется терпеть и послушно подставляться до тех пор, пока Томас не наиграется, то есть, сколько угодно долго, в зависимости от настроения его Господина. На место пальцев прижимается что-то округлое и гладкое, смазка стекает по внутренней стороне бедер, и он привычно выдыхает и старается расслабиться, когда игрушка медленно толкается внутрь. И тут же тихо стонет, кусая губы, стараясь сдерживаться хоть немного и не скулить громче, потому что стены в пафосной гостинице и правда наверняка картонные. Сдерживаться получается не очень, потому как игрушка ощутимо расширяется с каждым миллиметром, медленно проталкиваясь внутрь все глубже и раздвигая стенки. Он тихо шипит, когда ощущение заполненности становится почти невыносимым, и тут же выдыхает с облегчением, когда пробка наконец оказывается внутри и анус сжимается вокруг более тонкого основания. Томас издает какой-то довольный мурлычущий звук, аккуратно обхватывает игрушку и чуть покачивает внутри, медленно проворачивая по кругу. Дамиано осторожно переминается коленями по полу, пытаясь привыкнуть, и тут же дергается, едва слышно ругаясь себе под нос, когда пробка начинает едва ощутимо вибрировать внутри, посылая по телу волны удовольствия и заставляя поджимать пальцы на ногах. Он бросает через плечо удивленный взгляд, на что Томас довольно усмехается и помахивает у него перед носом маленьким пультом управления. Дамиано отзывается тихим жалобным стоном и утыкается лицом обратно в постель. Он-то свято верил, что вчера вечером Томас свалил дегустировать местное пиво, а тот, оказывается, успел прошвырнуться по немецким секс-шопам и добыть новое развлечение. Где-то на этом моменте он задницей чувствует, что нежности на этом закончились. Самое чувствительное место его не подводит: Томас отстраняется и коротко приказывает: - Руки за спину. Он послушно сцепляет ладони в замок на пояснице, но Томаса такой расклад явно не устраивает: он хлопает его по локтям, заставляя поднять руки выше и сжать руки друг напротив друга чуть выше запястий. Это неудобно, и руки начинают затекать практически мгновенно, но Дамиано не смеет даже дернуться лишний раз, сжимая зубы и тут же ощущая, как на плотно прижатые друг к другу запястья один за другим ложатся ровненькие витки тонкой грубой веревки. Обернуться хоть немного и оценить масштаб катастрофы хочется просто невыносимо, он даже пытается немного подглядеть через плечо, за что мгновенно отхватывает звонкий подзатыльник. Нетерпение сводит его с ума, но остатками плавающего в возбуждении разума он понимает, что все это лишь мелкое баловство, а самое интересное еще впереди. Томас сжимает руку вокруг его члена и медленно проводит по всей длине. Конечно же, он знает, что слишком рано, вряд ли ему будет позволено прямо сейчас получить удовольствие, но все равно двигает бедрами, толкаясь навстречу восхитительным пальцам, и стонет, не в силах сдержаться. Томас даже позволяет ему трахать свою ладонь еще пару минут, явно забавляясь его беспомощным ерзаньем, и, разумеется, разжимает ладонь в тот момент, когда Дамиано кажется, что еще буквально несколько движений, и он соскользнет за грань. Он стонет разочарованно и быстро встряхивает волосами, пытаясь прийти в себя хоть немного. Томас тихо фыркает у него за спиной и неспешно поглаживает его по яйцам. А в следующую секунду Дамиано отчетливо ощущает, как у основания члена медленно, но довольно туго затягивается полоска какой-то ткани, лишая его возможности кончить. Он скулит, вкладывая в этот звук все разочарование мира, но привычно подчиняется, потому что точно знает, что если проверять терпение Томаса на прочность, то у того нигде не дрогнет оставить его сегодня вообще без шанса получить удовольствие. В полоске ткани на собственном стояке он признает шелковый чокер с последнего выступления, потому что при малейшем движении по основанию члена щекотно скользят жемчужные бусины подвесок. Превосходно, знали бы Гуччи, для чего они используют их шелка и жемчуга - это стало бы последней партией вещей, которую они получили. Из отстраненных мыслей его вырывает свист в воздухе за спиной. Он дергается от неожиданности и вскрикивает, когда поперек ягодиц опускается тяжелый широкий ремень. - Гуччевские ремни - полная дрянь. Пришлось купить нормальный. - Преувеличенно печально сообщает ему Томас. Дамиано сжимает зубы и изо всех сил старается не заорать на всю гостиницу, но следующий удар вышибает из него все разумные мысли, заставляя вопить еще громче. Тонкие изящные ручки Томаса способны отвешивать такие удары, что на задницу ровно он потом неделю не сядет. Дамиано всхлипывает, судорожно хватая ртом воздух в перерывах между ударами, чувствуя, как ремень опускается на его ягодицы идеально параллельно, полоса к полосе, между которыми наверняка нет ни миллиметра чистой кожи. Хлесткие шлепки тяжелого кожаного ремня сыплются один за другим, постепенно спускаясь ниже, равномерно ложась на бедра до самых коленей. Еще через несколько ударов он начинает трястись раньше, чем ремень касается кожи, а по щекам водопадом льются слезы. Он привычно дергается, но следующего удара не следует, зато на ягодицу ложится ладонь, нежно поглаживающая вспухшие и наверняка краснющие полосы. На контрасте с обжигающе-горячей влажной кожей ладонь кажется практически ледяной и приносит невозможное облегчение. Он быстро вытирает мокрое лицо об одеяло и тут же заходится новыми воплями, когда ласковые поглаживания сменяются градом ударом, теперь уже поверх оставленных ранее следов. Ни о каком “потише” речи, конечно же, уже не идет, и его вопли наверняка слышит вся дорогущая гостиница с первого по последний этаж. Еще через пару минут разум окончательно его покидает, и он может только вертеть задом, тереться безумно напряженным членом о край постели и бессильно вскрикивать, совершенно ничего не соображая. Когда он приходит в себя, выясняется, что тяжелый кожаный ремень больше не свистит над его спиной. - Ползи сюда. - Приказывает Томас. Он с трудом поворачивается на голос, бестолково моргает, пытаясь понять, что от него хотят. Пока он ловил перед глазами сверкающие кружочки, Томас успел избавиться от ремня и развалиться в кресле. Он все еще полностью одет и совершенно спокоен, и, если бы не топорщащиеся в районе паха брюки, Дамиано бы однозначно решил, что Томас оказался здесь чисто случайно, а все остальное было его собственной мокрой фантазией. - Шевелись поживее. В знакомом до мелочей голосе прорезаются едва уловимые нотки недовольства, и он с трудом отскребает себя от постели, собирает в кучу трясущиеся колени и послушно ползет через весь номер, стараясь по пути не ткнуться носом в гостиничный ковер. Его все еще изрядно потряхивает, а связанные за спиной руки ничуть не добавляют ему равновесия, но он все равно пытается не тянуть слишком долго. Несмотря на все его усилия, терпения Томаса явно не хватает, и Дамиано словно в замедленной съемке наблюдает, как тонкие длинные пальцы нежно поглаживают пульт управления от жужжащей внутри игрушки, изрядно добавляя скорости. Он стонет и живее перебирает коленями по ковру, естественно, тут же путается в собственных ногах, и последний метр буквально пролетает носом вперед, практически падая Томасу в колени. Томас аккуратно придерживает его за плечи, не позволяя растянуться на полу, кончиками пальцев прихватывает подбородок, заставляя поднять голову. Дамиано послушно поднимает глаза и натыкается на ответный взгляд, вовсе не сонный и не равнодушный, какой он привык видеть, а до краев зеленой радужки наполненный голодным жадным желанием. Дамиано облизывает губы и рассеянно думает, что кончил бы только от этого взгляда, если бы мог. Томас медленно обводит скулы, мягко накрывает его губы подушечками пальцев, неспешно поглаживая. - Даже не представляешь, какой у тебя сейчас блядский вид. Дамиано молча прикрывает глаза, не решаясь говорить вслух и мешать гладить свои губы, но на самом деле он прекрасно представляет, что он с ног до головы мокрый, возбужденный, со следами от ремня на ляжках и с текущей по лицу косметикой, а, значит, видок у него должен быть как у самой последней шлюхи. Стыдно нисколько не было. Зато было хорошо, спокойно, а в голове вместо всех связных мыслей плещется концентрированная похоть. Томас окидывает его оценивающим взглядом, замахивается и отвешивает ему звонкую пощечину. А потом еще парочку, для прояснения мозгов. Гладкое кольцо на среднем пальце знакомо проезжается по скуле, оставляя алый след, но не рассекая кожу, зато заставляя дернуться от неожиданности. - Иди сюда. Томас неспешно расстегивает собственные брюки и чуть стягивает белье, освобождая напряженный член. Дамиано послушно двигается ближе и невольно сглатывает, чувствуя, как рот наполняется слюной. Вообще-то, ему довольно долго пришлось учиться сосать так, как нравится Томасу, потому как до этого все его отношения были исключительно с девушками, а там в постели ценились несколько другие таланты. - Открой рот. Он незамедлительно выполняет, размыкая губы и вытягивая язык, тут же скашивая глаза вниз, наблюдая, как влажная головка скользит по языку. Ему безумно хочется податься вперед и насадиться ртом поглубже, но команды не было, и он терпеливо ждет. У Томаса всегда был какой-то не оформившийся фетиш на его губы. С него-то все и началось, когда в одну из их сессий тот не смог удержаться и довольно жестко для первого раза трахнул его в рот. Яйца поджимаются от одних воспоминаний, и он нетерпеливо переступает коленями по полу. Томас сжимает свой член у основания, направляет рукой, легонько похлопывает по губам и выставленному языку. Он на автомате подается вперед и тут же получает предупреждающий хлопок по щеке. Невыносимо хочется ныть и умолять трахнуть его поскорее. На этом наконец-то обнаруживается, что у терпения Томаса тоже есть какой-то предел. Дамиано чувствует, как тонкие пальцы сжимаются в волосах на затылке и с силой надавливают, заставляя податься вперед и медленно насадиться на член до самого основания. Он замирает, стараясь не дернуться и не подавиться, стонет прямо с членом в глотке практически без звука, на что Томас отвечает ему совершенно несдержанным стоном, потому как горло сжимается вокруг его напряженной плоти. - Давай сам. Поработай ртом. - Слышится хриплый приказ у него над головой и пальцы на затылке медленно разжимаются. Кто бы знал, что этот человек способен произносить такие вещи с совершенно невозмутимым видом. Вот если бы он знал, например, то рухнул бы перед ним на колени на пару лет раньше. Он быстро хватает ртом воздух, сжимает губы кольцом и на пробу двигает головой. Без помощи рук совершенно неудобно, но он приспосабливается довольно быстро, подается вперед, насаживаясь до упора, утыкаясь носом в жесткие волосы на лобке и тут же отстраняясь, выпуская член изо рта практически полностью, жадно втягивая носом воздух вновь и поднимая вверх совершенно расфокусированный взгляд. Томас кусает свои мягкие розовые губы, с силой стискивает пальцами подлокотники кресла и следит за каждым его движением точно такими же стеклянными от возбуждения глазами. Дамиано прижимает язык к уздечке и старательно сосет, втягивая щеки и тихо причмокивая. В голове плывет от совершенно невыносимого, острого возбуждения, ноет растянутый игрушкой зад и туго перетянутые яйца, но он не жалуется: все нервное напряжение последних дней выветрилось из его головы полностью, уступив место собственному удовольствию и желанию доставить удовольствие Господину. Подчинение ощущается хорошо и правильно: не нужно никуда бежать, принимать важные решения, следить за каждым словом и шагом, можно просто отдать контроль в чужие руки, стоять на коленях, подставлять рот и наблюдать, как Томас приоткрывает рот и жмурится на особенно приятных движениях. Плавая на волнах удовольствия, он пропускает момент, когда Томас возвращает ладонь ему на затылок, сжимает пряди и резко вскидывает бедра, буквально вбивая член в глотку и вышибая весь воздух, заставляя давиться и захлебываться. Дамиано тихо сдавленно мычит, чувствуя, как по щекам вновь потекли слезы от слишком быстрых толчков прямо в горле, а углы губ натягиваются при каждом движении, и невольно дергается назад, не в силах сдержать рефлекс, но добивается только того, что его натягивают горлом до самых яиц и заставляют так замереть. Скорее всего, он проводит в таком положении всего несколько секунд, но ощущается так, словно прошла целая вечность, прежде чем ему позволено отстраниться и перевести дыхание. - Сучка. - Бормочет Томас едва слышно, неотрывно глядя на его зареванное лицо и проводя пальцами по щекам, сильнее размазывая по лицу разводы от косметики. Дамиано что-то согласно мычит, понимая, что от него вряд ли ждут какого-то адекватного ответа, и продолжая заполошно хватать воздух. - Ладно, хватит с твоего рта на сегодня. Поднимись и сядь ко мне на колени верхом. До затуманенного мозга далеко не сразу доходит, в чем подвох команды, а когда доходит, то он с трудом сдерживает порыв собрать все итальянские ругательства в какую-нибудь конструкцию, потому что встать на трясущиеся и подгибающиеся ноги со связанными за спиной руками оказывается той еще задачкой. Томас насмешливо наблюдает за его беспомощной возней сквозь лохматую челку и даже не думает облегчить ему жизнь. И прямо сейчас совершенно не выглядит ни хрупким, ни женственным, несмотря на все еще сохранившийся макияж и блестящие шмотки. Когда через несколько минут он справляется с приказом и все же падает сверху, не удержав равновесия и уткнувшись носом в жесткое плечо, его тут же прижимают теснее, усаживают ровно и поглаживают по спине, позволяя чуть прийти в себя. Томас окидывает его внимательным взглядом, оценивая состояние, неспешно поглаживает по заднице, заставляя вздрагивать от прикосновений к полосам от ремня, и обхватывает основание жужжащей внутри пробки, медленно-медленно вытягивая ее из измученного зада. Дамиано морщится и ерзает, простонав с облегчением, как только игрушка полностью оказывается снаружи, и тут же с руганью подскакивает, едва не падая на пол, потому что Томас, развлекаясь, прижимает адски жужжащую штуковину ему прямо к яйцам. Томас тихо насмешливо фыркает в ответ на его реакцию, небрежно бросает пробку на журнальный столик рядом с креслом и толкает в растянутый зад три пальца, не столько растягивая, сколько просто лапая его изнутри и наслаждаясь ощущениями. Стенки натерты игрушкой и слишком чувствительны к прикосновениям, он морщится и невольно вздрагивает, но пальцы исчезают так же быстро, как оказались внутри. Томас успокаивающе поглаживает его по внутренней стороне бедра, не глядя притягивает к себе со стола тюбик со смазкой, демонстративно медленно распределяет изрядную порцию прозрачного геля по своему члену, заставляя его ерзать от предвкушения и нетерпения, а потом бесцеремонно дергает за бедра ближе к себе, заставляя сесть так, чтобы головка уперлась ровно в растянутую дырку. - Опускайся. Он стонет на всю гостиницу, послушно упираясь коленями в сиденье кресла и очень медленно опускаясь ниже, четко ощущая буквально каждый миллиметр твердой плоти, оказывающейся внутри. Свободной рукой Томас крепко сжимает его бедро, не особо доверяя его устойчивости и страхуя на всякий случай. Перед глазами все плывет, голова кружится и предательски трясутся колени, но он послушно опускается, постепенно принимая член до самого основания. Когда он садится полностью и касается бедрами чужих бедер, притормаживающий мозг сообщает ему, что Томас так и не удосужился раздеться нормально, и теперь контраст прикосновения разгоряченной кожи к жесткой ткани брюк окончательно сводит его с ума. - Двигайся. - Хрипло командует Томас. Он стонет вновь, даже не пытаясь сдержаться, бестолково перебирает пальцами в воздухе за спиной, словно ища опору, но послушно приподнимается, насколько хватает сил. Томас тихо хмыкает, явно оценив его старания, но ничуть не веря в количество оставшихся сил, подхватывает его под задницу и приподнимает, а затем практически с размаху опускает обратно. Где-то на этом моменте он теряет связь с реальностью окончательно, только вскрикивает от каждого резкого толчка, с силой проходящегося по простате, и отчаянно ерзает, пытаясь подмахивать хоть немного. Невыносимо хочется кончить, и ему, конечно же, стоит попросить об этом, но расплавившийся и явно стекший в яйца мозг отказывается собирать слова в предложения. В тот момент, когда ему кажется, что еще немного, и он потеряет сознание от переизбытка ощущений, Томас решает, что ему слишком легко живется. Он отпускает его бедра, больше не помогая двигаться, и протягивает руку к журнальному столику, небрежно вытягивая из шикарного фанатского букета пышный красный цветок. Пока Дамиано пытается выскрести из головы название цветка, Томас прижимает раскрытый бутон к его груди и неспешно поглаживает кожу нежными лепестками, заставляя мелко дрожать. Невесомые прикосновения проходятся по твердым соскам, автоматически напрягшемуся прессу, и опускаются на сочащуюся смазкой головку. - О боже мой! Я больше не выдержу! - Ты знаешь, как остановить игру. - Лениво сообщает ему Томас, продолжая неспешно водить цветком по покрасневшему стволу, обводя набухшие вены. - Что? Нет! Ни за что! - Бормочет Дамиано, косясь на него практически с ужасом во взгляде. - Тогда скажи нормально, что тебе нужно. - Предлагает ему Томас. - Можно мне кончить, пожалуйста... Господин? - Я подумаю. - Серьезно отзывается Томас и зачем-то ломает стебель цветка сантиметрах в десяти от пышной шапочки. Пока он отчаянно пытается сформулировать мысль как-то еще, чтобы получить желаемое раньше, чем сойдет с ума, Томас обхватывает ладонью его член и прижимает к головке толстенький цветочный стебель с пышной шапочкой, а потом очень медленно и аккуратно проталкивает его в уретру. Томас сосредоточенно прикусывает нижнюю губу и неотрывно наблюдает за тем, как цветочная ножка погружается в узкое отверстие, едва слышно постанывая от такого зрелища. Со стороны, должно быть, очень эстетичная картинка, но Дамиано немного не до этого: первые пару секунд он пытается осознать происходящее, но его персональный мучитель не останавливается на достигнутом, и как только цветок оказывается внутри достаточно глубоко, Томас аккуратно тянет его на себя, а потом снова толкает внутрь до самого цветочного бутона, буквально трахая его член гладким стеблем. Дамиано дергается и орет так, что, наверно, сорвет голос. Это вовсе не больно, но ощущений столько, что он больше не может сдерживаться. Краем глаза он замечает, как Томас тянет многострадальный чокер, завязанный вокруг основания стояка, наконец-то освобождая его, и следом вскидывает бедра несколько раз, быстро и жестко вгоняя член в хлюпающую от смазки задницу. Внизу живота скручивается тугая пружина и тут же отпускает, заставляя его буквально сложиться пополам от накрывающего с головой оргазма, сметающего все предыдущие ощущения, оказавшиеся по сравнению с такой волной удовольствия просто нежной прелюдией. Последнее, что он отмечает краем уплывающего рассудка: Томас резко отдергивает перемазанный спермой цветок, запрокидывает голову, открывая рот в беззвучном стоне и отчаянно жмурится, толкаясь в сжимающийся зад еще пару раз и замирает, явно получив свою порцию удовольствия. В себя он приходит уже в постели. Он едва слышно стонет, с трудом открывая глаза и пытаясь понять, что происходит. В голове блаженно звенит, ноет каждый сантиметр тела, но зато руки развязаны, с тела тщательно стерты все следы безобразий, и даже косметика смыта с лица. - О, ты живой. - Радуется Томас и двигается к нему поближе, бодро помахивая в воздухе каким-то тюбиком. Он тоже наконец-то избавился от шмотья и косметики, и теперь возится по постели, усаживаясь поудобней. Дамиано нервно сглатывает и начинает панически прикидывать, потянет ли он второй раунд, завороженно таращась на движения тюбика, как кролик на удава. - Не знаю, о чем ты там думаешь, но это мазь от ушибов. - Весело сообщает Томас, откручивая крышку и щедро поливая собственные пальцы. Дамиано жалобно стонет и утыкается носом в подушку. Он вздрагивает, когда ладони опускаются ему на задницу и аккуратно распределяют мазь, втирая ее в покрасневшую кожу. - И на кой черт тебе все это? - Бормочет Дамиано, устраивая ладони под щекой. - Ты каждый раз спрашиваешь. - Невозмутимо отзывается Томас. - Ты никогда не отвечаешь серьезно. - Ворчит Дамиано, оборачиваясь на него через плечо. - Ты только представь, как звучит: Дамиано Давид - мой Саб! - Ржет Томас у него за спиной. Дамиано лениво возится на животе, вытягивает ногу и пихает его пяткой в бедро. - Тебе все равно никто не поверит. - А я никому и не расскажу, а то за тобой немедленно выстроится очередь желающих через всю Европу. - Ехидничает Томас, продолжая аккуратно мазать ему бедра. - Бесишь вообще-то. - Задумчиво сообщает ему Дамиано, чуть приподнимаясь и подпирая голову рукой. - Я же серьезно спрашиваю. - Мне казалось, это очевидно. - Бурчит Томас, лениво вытирая руки полотенцем и вытягиваясь рядом с ним. - Я делаю это, потому что мне нравится. И ты нравишься. Дамиано косится на него задумчиво, наблюдая, как Томас хлопает по мягкому одеялу рукой, выравнивая его, чтобы поставить пепельницу, и лениво закуривает следом. - Ты мне тоже нравишься. - Все так же задумчиво сообщает ему Дамиано. Томас давится дымом, фыркает, как кот, и машет на него рукой. Пока Томас производит все эти манипуляции, Дамиано вытягивает у него из пальцев сигарету и лениво затягивается. Томас добывает себе из пачки новую, а он рассеянно думает, что отношения с Томасом - это, в общем-то идеально. Где еще он возьмет человека, который будет разделять его необычные предпочтения в сексе, постоянно находиться рядом с ним, да еще и в самом деле будет абсолютно искренне ему нравиться? Кроме того, весь тот год, что они были вместе, Томас очень четко соблюдал их негласную договоренность, за пределами постели ни разу не дав повода заподозрить их в чем-то большем, чем то, в чем фанаты и так всегда подозревают любых кумиров. Исходя из этого и того, что он Томасу действительно нравится... - Слушай, Томас. - Решительно начинает он, буквально через несколько слов теряя все свое хваленое красноречие. - А ты не хочешь... Со мной... Эээ... - Хочу. - Кивает Томас, стряхивая пепел в стоящую между ними пепельницу. - Ты даже не знаешь, о чем я спрашиваю! - Ты предлагаешь мне отношения. - Невозмутимо отзывается Томас, поворачиваясь к нему и с интересом заглядывая ему в лицо. Дамиано тут же теряет все свое ехидство и только молча кивает, подтверждая сказанное. - Я хочу, я согласен. - Повторяет Томас. - Мне за цветами тебе сбегать? Дамиано передергивает плечами от упоминания цветов, тихо насмешливо фыркает и тянет Томаса к себе, мягко целуя в губы, не спеша рассказывать Томасу, что только что он додал ему морального спокойствия на год вперед.