КОНЕЦ ИГРЫ

Пока Хеймитч с прибывшим немного позже Цинной обсуждают новый план действий, я собираюсь в суд. Вместо костюма, я по своей инициативе нахожу платье с рукавами по локоть, чтобы камерам было хорошо видно браслет Серены. Теперь, когда я готова, остается сделать то, что я так и не решалась сделать все эти долгие недели…   Я стою в комнате с мольбертом. До сегодняшнего дня я боялась в нее заходить. Боялась взглянуть на рисунки Пита.  Теперь, когда есть надежда, этот страх отступил. На столе в огромной папке я нахожу его рисунки и понимаю, почему он так поспешно вывел меня из комнаты, когда я заметила их. На всех рисунках я: идущая к алтарю во Дворце Правосудия, прогуливающая с Прим по улице Капитолия, спящая у камина в нашем доме. Некоторые рисунки даже заставляют меня покраснеть. Раньше я бы стыдливо отложила их в сторону. Но не сейчас. Теперь они вызывают во мне совсем другие эмоции… К сожалению, я слишком поздно поняла, что мои чувства к Питу настоящие, а не выдуманные. Сколько раз я упускала возможность побыть с ним наедине, сколько раз все портила. А он прощал меня, и всегда был рядом, несмотря ни на что. И он никогда не просил ничего взамен. Если бы он не любил меня, если бы держался подальше, он бы не попал на Квартальную бойню, не стал бы ведущим Голодных игр, не употреблял бы Пандорум, а сейчас не сидел бы в камере, в ожидании обвинительного приговора. Я – его проклятье. Но сегодня я навсегда исправлю это.   __   Ожидание в комнате для свидетелей тянется невероятно долго. Меня не допустили в зал, потому что, как я и просила, Хеймитч подал новое ходатайство о моем допросе. Моем и Серены. Прежде чем удалиться в комнату свидетелей, я, как мы с ней и договаривались, показалась перед камерами с гарантией моего слова на моем запястье. По замыслу Хеймитча первым выступит Пит, затем суду на обзор предъявят коммуникаторы, из которых стерты все сообщения кроме последних. Затем, пригласят Серену, которая расскажет о том, как у обвиняемого появились коммуникаторы. Последней буду выступать я, чтобы рассказать собравшимся, правду о том, как Пит узнал о произошедшем со мной. Теперь мне остается ждать своей очереди. Я еще раз взвешиваю каждое слово, которое мне предстоит произнести. В этот раз у меня нет права на ошибку.   Дверь в комнату свидетелей распахивает миротворец. Пора! Несколько шагов и я снова перед залом судебного заседания. Двери распахиваются, и я вхожу. Кажется, что народу стало еще больше. Повсюду камеры. По центральному проходу я направляюсь к креслу свидетеля. Сзади от стола защиты я замечаю Цинну, Розовый парик Эффи и Серену, которая заговорчески кидает мне головой. Вид у нее довольный. Значит у нее получилось. Хеймитч, который, как и все, смотрит на меня, похоже тоже в настроении. Лишь на мгновение я встречаюсь взглядом с Питом, и тут же отвожу глаза. Мне никак нельзя смотреть на него. Эмоции сегодня мой враг.   Я занимаю кресло свидетеля, представляюсь и клянусь говорить правду. - Надеюсь, не такую правду, как в прошлый раз, - слышу я негромкую фразу Обвинителя, но не реагирую.   Ко мне обращается Одиллия Розенфорт. - Свидетель, расскажите нам, как Обвиняемый узнал о том, где Вы находились вечером 29 февраля.   Я рассказываю о коммуникаторах. О том, что накануне получила коммуникатор от Пита. И о том, как воспользовалась им, чтобы отправить сообщение в тот злополучный вечер. Цитирую текст, который сверяют с текстом сообщения в коммуникаторах. Затем меня просят показать, как им пользоваться, чтобы проверить, правду ли я говорю.   - Почему Вы солгали суду? – невозмутимым голосом спрашивает Одиллия Розенфорт.   - Я не знала, откуда коммуникаторы взялись у моего супруга. Пока ко мне не пришла его коллега, и не рассказала о своем подарке.   Все как по нотам. У обвинителя не находится для меня вопросов. Он лишь еще раз напоминает суду, что я – заинтересованный свидетель, и мои слова суд не должен принимать во внимание. Такого поворота событий Обвинение явно не ожидало.   После того, как мне предоставляется право сесть на место, судья спрашивает Стороны, есть ли у них ходатайства. И руку поднимает Хеймитч.   - У Защиты есть одно ходатайство, - ментор поднимается со своего места. - Как Защитник Пита Мелларка я ходатайствую об аннулировании брака своего подзащитного и Китнисс Мелларк, по причине того, что он был заключен незаконно.   В зале поднимается гул. Публика и представить не могла подобного развития событий. Для них это было светское событие № 1, которое волновало этих любителей реалити-шоу больше, чем Голодные игры. Пит оборачивается ко мне, но я отвожу глаза. Я не могу позволить себе разволноваться и показать камерам то, что может ему навредить.   - Протестую, - слышу я крик прокурора, но ему не удается перекричать гул.   Раздается целая череда ударов молотка, прежде чем суду удается угомонить присутствующих. Окончательно зал затихает лишь после угрозы суда об удалении всей публики из зала до вынесения приговора. Эти любители зрелищ не готовы идти на подобный риск.   - Протестую, - повторяет Прокурор, - Ваша честь, защита подает такие ходатайства лишь для затягивания процесса. Разрешение на брак Пита и Китнисс Мелларк было выдано самим Президентом Панема. Их брак не может быть незаконным.   - Отклоняется, суд обязан оценить обоснованность любого ходатайства. Пока представитель Защиты изложит свои аргументы, помощник судьи принесет мне оригинал дела о заключении брака Обвиняемого и Свидетеля. Господин Защитник, слушаю ваши доводы, - я смотрю на Одиллию, на ее лице нет места эмоциям, она не делает лишних жестов, а темп голоса никогда не меняется, будто бы она не имеет представления, о чем пойдет речь.   Хеймитч выходит из-за стола. Наступает время произнести то, о чем мы договорились:   - Изучив материалы дела, я нашел один документ – Указ Президента Панема, позволяющий двум этим несовершеннолетним вступить в брак по причине того, что Китнисс Эвердин была беременна. Указ датирован 7 октября. Возможно, я бы и не обратил внимание, если бы этот день не был бы днем рождения одного моего друга. И я слишком хорошо помню, что у свидетельницы за несколько дней до того самого праздника случился выкидыш, и я не смог подарить своему другу отличный торт, из тех, что умеет печь мой подзащитный. Парню тогда было не до меня. Он успокаивал девчонку. В подтверждение моих слов я принес вот этот диск эфира воскресного выпуска Хроник Голодных игр от 6 октября, где Китнисс и Пит дали интервью об этом печальном событии. Съемка производилась в пятницу 4-го октября.   Один из миротворцев передает судье цифровой накопитель с записью. Она дает указание включить его для трансляции на экране, который до сих пор показывал лишь герб Панема. Благо запись был задолго до этого скопирована Питом, когда мы еще наивно планировали использовать козырь с нашим незаконным браком против Сноу. Готовясь к судам, я естественно ни разу не читала Закон о браке. После ареста Пита развод вылетел у меня из головы. А поскольку никто из моих товарищей не знал о незаконности нашего брака, то их этот Закон тоже не интересовал. Зато о нюансе с датами вспомнила Розенфорт. Еще на свадьбе я заметила, какое внимание она уделяет Указу Президента Панема. Не думаю, что она заглядывала вперед. Скорее просто испытывала неприязнь к Сноу, связанную с арестом Цинны, и как юрист обратила на это внимание.   Пока зал смотрит на кислое выражение лица Пита и мои опухшие от слез веки (которые стали такими после 20 минут нарезки лука, чтобы сделать то интервью как можно более правдоподобным), помощник судьи возвращается с тонкой папочкой.   После просмотра записи, судьи выключают микрофоны и изучают содержимое доставленной папки. Скучающий зал наполняется новой, но не такой шумной как прежняя, волной шепота. Пит снова оборачивается ко мне, но Хеймитч одергивает его. Ментор отлично знает свое дело.   После весьма долгого изучения Одиллия Розенфорт снова берет молоток и после властного удара по столу, начинает свою речь:   - Суд, изучив оригинал Указа Президента Панема, установил следующее. Разрешение было подписано президентом Кариоланом Сноу 2 октября, в то время как номер был присвоен только 7-го. Таким образом, решение Главы государства изначально являлось законным, тогда как канцелярия не имела права присваивать номер после того, как отпало основание для предоставления Питу Мелларку и Китнисс Эвердин права на вступление в брак. Таким образом, формально брак был заключен без законных к тому оснований.   - Протестую, Ваша честь, - Прокурор снова вскакивает со своего места, - в суде сейчас слушается уголовное дело, а не дело о разводе.   - Отклоняется, Господин Райз, - к моему удивлению его пресекает не Одиллия Розенфорт, а судья, сидящий справа он нее, - главная задача суда пресекать любую незаконность, тем более, когда к этому имеется достаточно оснований. Вы сами сказали на первом судебном заседании, что семейные отношения четы Мелларков имеют особое значение для выяснения мотивов совершенного преступления. Поэтому не мешайте суду работать. Доказательства незаконности этого брака будут рассмотрены наряду с другими доказательствами.   Не сомневаюсь, что Розенфорт уже высказала некоторые соображения об этом судебном процессе своим коллегам. И они, без сомнения, признают ее авторитет и могут себе позволить не слушать Прокурора. Ведь по закону, суд и не должен никому подчиняться.   - Итак, начнем, - произносит судья, - прежде чем суд выскажется относительно законности брака Пита и Китнисс Мелларков, он хотел бы заслушать каждого из супругов. Китнисс Мелларк, начнем с Вас.   «Дамы вперед», - проносится у меня в голове и я, стараясь не обращать внимания на Пита, снова сажусь на уже знакомое место рядом с судейской кафедрой.   - У суда всего один вопрос, - громко произносит она. - Будь у вас сейчас выбор, хотели бы Вы сохранить Ваш брак?   - Нет, - громко произношу я, и по залу проносится волна недоумевающих ахов. Но мне нужно продолжать. От того, что я скажу, сейчас зависит приговор Пита, - я благодарна за то, что нам разрешили вступить в брак. Но только у меня не осталось никаких чувств к Питу Мелларку. Я всегда буду уважать его, буду благодарна за то, что он спас меня. Но супружество оказалось для меня слишком ранним. Я плохо понимала, что такое брак. Наверно поэтому позволила себе сняться в компрометирующей меня и мой брак фотосессии. И видимо поэтому вызвала у Нубеуса Рекса неверное представление о себе. И сейчас я хочу принести извинения двум людям, которые поверили в меня и мои чувства, - это Пит Мелларк и Президент Кориолан Сноу.   Я замолкаю. Для публики – теперь я стерва, наплевавшая на чувства мужа, пренебрегшая доверием Президента, а еще – дура, не отличившая приличную съемку, от неприличной.  Зато теперь Пит – жертва. Как и Нубеус Рекс, будь он неладен. Но я не могу позволить, чтобы Капитолий выглядел побежденным. Какое-то время в зале стоит молчание, но потом Одиллия Розенфорт прерывает его:   - Вы можете пройти в зал. Пит Мелларк, займите место свидетеля.   Уже почти перед ограждением я практически сталкиваюсь с выходящим Питом. Я не смотрю на него, но ведь после моих слов так и должно быть. Я порвала с ним на глазах у сотни журналистов, которые растиражируют это. Мне и должно быть стыдно. Судья адресует тот же вопрос Питу, и сотни глаз устремляются на него.   - Ваша честь, что бы я ни сказал, это не будет иметь никакого значения. Я приму любое решение по этому вопросу и любой приговор. Как бы там ни было, я действительно ударил Нубеуса Рекса. Ударил, потому что защищал честь девушки, которая была моей женой. Она нуждалась в моей помощи. Я не преследовал цели убить его, как и не думал над тем, что он министр Панема. В тот момент я не знал этого. Считайте это моим последним словом.   Каждое слово в самое сердце. Одиллия Розенфорт ударяет молотком по столу:   - Суд удаляется в совещательную комнату для вынесения приговора. Ходатайство Обвинения, о признании Китнисс Мелларк заинтересованным свидетелем, как и ходатайство Защиты о расторжении брака Обвиняемого являются взаимоисключающими, и будут рассмотрены там же.   Тройка судей уходит из зала и скрывается за дверью, находящейся за кафедрой. Затем миротворцы выводят из зала Пита, который кидает на меня печальный взгляд, от которого мое сердце сжимается. Наступает тягостное время ожидания.   __     Публика встает, и раздается гимн Панема, под который в зал входят судьи.  В руках у председательствующей - тонкая красная папка, которую она распахивает через несколько мгновений и начинает читать:   «Оглашается приговор, вынесенный по итогам судебного дела по обвинению Пита Мелларка в попытке убийства Министра по распределению продовольствия и ресурсов Нубеуса Рекса. Именем Панема суд постановил признать Пита Мелларка виновным в совершении следующего преступления: нанесению гражданскому лицу Нубеусу Рексу побоев средней тяжести с превышением необходимой обороны. Суд приговаривает Пита Мелларка к выплате штрафа и обязывает его принести потерпевшему публичные извинения. Размер штрафа будет определен исходя из нормативов, установленных для жителей столицы. Пит Мелларк живет и работает в Капитолии, поэтому признается судом жителем Капитолия. Суд мотивирует решение следующим – совершение преступления не связано с должностной деятельностью потерпевшего. Вместе с тем, суд не нашел веских доказательств того, что потерпевший действительно намеревался совершить насильственные действия с Китнисс Эвердин Мелларк.   Исследуя доказательства по делу, суд установил, что брак между Обвиняемым Питом Мелларком и свидетелем Китнисс Эвердин Мелларк был заключен без законных оснований. По данному вопросу суд постановил: аннулировать указанный брак, имущество приобретенное в браке разделить в соответствии с законодательством Панема.   Пит Мелларк подлежит освобождению из-под стражи в зале суда. Судебное заседание объявляется закрытым».   Звучит стук молотка и в зале поднимается оживленный гул. Неужели это случилось. Пит спасен, и если не оправдан, то, по крайней мере, свободен. Одиллия Розенфорт сделала это. Она позволяет камерам запечатлеть ее серьезное и властное выражение лица. И мне все яснее становится, что несмотря на то, что Сноу – Президент Панема, власть – это не только он. Власть Капитолия – это множество лиц, среди которых судьи, члены Парламента, министры, у которых есть свои возможности, свои сторонники и противники, и конечно, собственные капиталы. Без них Сноу не может существовать. Они необходимы ему, чтобы сохранять свою власть. И сейчас, предоставив Верховному суду Панема право провести открытый судебный процесс, преследуя цель развенчать наш с Питом авторитет, Сноу лишь публично продемонстрировал, что Капитолий признает авторитет собственной судебной системы. Не сомневаюсь, что Розенфорт вынесла оправдательный приговор не потому, что у нее в руках были все формальные доказательства невиновности Пита, и не только потому, что чувствовала себя обязанной мне. Так она показала Президенту, свою силу и силу своего суда. Она столько лет слепо подчинялась Сноу, что утратила контроль над ситуацией и в определенный момент даже не смогла помочь собственному сыну. Теперь же она взяла реванш. А мы снова оказались пешками в чужой игре. Тем не менее, я безумно ей благодарна. Она спасла Пита, и я никогда не забуду этого.   Судьи покидают зал суда, к Питу подходят миротворцы и снимают с него наручники. Несколько мгновений и он уже окружен журналистами. Я же остаюсь в стороне. Цинна берет меня за руку и, пока все камеры направлены на моего бывшего супруга, уводит меня из зала. Он лучше всех чувствует мое настроение и не задает лишних вопросов. Все, чего мне сейчас хочется – сбежать подальше от всего этого фарса. Что теперь будет? Боюсь себе даже представить. Но об этом я подумаю потом. Все, чего я хочу, никого не видеть.   ___   Дурацкий браслет, как же хочется его снять. Он только мешает. Рукава платья, которое мне дал Цинна, не закрывают запястья. Я могла бы ночевать дома, но я попросила ночлег у своего стилиста и провела ночь в окружении манекенов. После моего выступления в суде ехать домой было выше моих сил, хотя теперь совсем глупо называть капитолийскую квартиру домом. Там ночевал Пит. С момента объявления приговора, я до сих пор не сказала ему ни слова. Хотя он звонил в студию и искал меня.  Цинна сказал Питу, что «так надо». Вчера, давая показания перед камерами, я публично порвала наши отношения, а затем скрылась, даже не поздравив его с освобождением. Но мой уговор с Сереной, известный только нам двоим, требует гораздо большего – уйти из жизни Пита навсегда.   Сегодня в студию заезжала Эффи. Ее восстановили в должности, как и Пита. Завтра вечером он принесет публичные извинения Нубеусу Рексу. А вот Плутарха временно отстранили от должности. Ведь кто-то же должен стать виновным. Завтра нам с Хеймитчем предстоит уехать домой. Я не против уехать и сегодня, только вот мой бывший ментор решил устроить вечеринку. Уверена, уже через час после вынесения приговора он не стоял на ногах. Но ему видимо показалось мало, и теперь я должна последний раз вернуться в квартиру, чтобы собрать свои вещи и посетить праздничный ужин, который состоится там же. В любом случае, мне не отвертеться. Так или иначе, чем раньше я выполню свое обещание, данное Серене, тем лучше будет для всех. Прежде всего - для Пита. Это я навлекаю на него неприятности, а он заслуживает лучшей участи.   - Откуда браслет? – слышу я из-за спины голос Цинны.   - Подарили.   - Очень подходит к этому платью. Ты, наконец, научилась подбирать аксессуары. Может мы вернемся к созданию совместной коллекции?   Я не могу сдержать улыбку, Цинна тоже улыбается.   - Ты увидишься с матерью? – этот вертится на языке со вчерашнего дня.   - Да, поеду к ней завтра. Впервые в жизни она сделала что-то по-настоящему правильное. А сегодня мы празднуем нашу победу... Я вижу, тебе нелегко дались показания, но ты поступила верно. Ты не могла выставить Капитолий в невыгодном свете, не очернив свою репутацию. Не переживай, спустя пару лет, если снова решишься на беременность, - он лукаво улыбается, - сможешь еще раз выйти замуж. Даже за Пита. Закон этого не запрещает.   Я вздыхаю:   - Хватит с меня свадеб.   Цинна видит, что я не в настроении обсуждать свою личную жизнь, и больше не пристает с расспросами. Он накидывает мне на плечи пальто, и мы покидаем студию.   В бывшей квартире четы Мелларков все ждут только нас. Эффи, которая забрала Прим из школы, уже пропустила ни один бокал с Хеймитчем. Исхудавшая, но безумно счастливая Порция, не отходит от своего подопечного, который, к счастью для меня, стоит спиной к двери. Цинна, не пускавший ее на заседания суда, чтобы уберечь здоровье совей подруги, не смог уговорить ее остаться дома сегодня. Все заняты общением, кроме Прим. Она читает книжку на диване, но как только мы появляемся в дверях, кидает ее в сторону и бросается ко мне.   - Все в сборе, и мы можем сесть за стол, - слышится звонкий голос Эффи. Это заставляет Пита обернуться к двери. Я замечаю, что он похудел, но в белой рубашке и черных брюках он выглядит очень привлекательно. Мы смотрим друг на друга не отводя глаз, не решаясь сделать первый шаг. Он конечно же ждал, что я подойду к нему еще в суде, что вечером приеду сюда, возможно ждал каких-то слов, но я оставила его.   - Китнисс, - подходит ко мне уже не совсем трезвый Хеймитч, - может ты поздравишь своего супруга… упс… бывшего супруга с выигранным процессом? Или ты и дальше будешь подпирать стенку?   Я скидываю пальто и прохожу в гостиную. Хеймитч прав. Что бы ни произошло на суде, какие бы контракты я ни заключила, нашим товарищам не стоит знать о моих планах. Я делаю несколько шагов к Питу и по-капитолийски целую его в щеку:   - Я рада, что ты на свободе, - уголки моих губ расплываются в слабой улыбке. Моя воля, я бы еще вчера бросилась к нему на шею и расцеловала, вот только теперь я не имею права на такие вольности. Пит должен поверить в мое безразличие к нему.   - Я рад, что мы оба живы, - тепло отвечает он и берет меня за руку. Меня будто ударяет током, и я одергиваю ее. Никаких эмоций, не стоит позволять себе такой роскоши.   - Мы за стол будем садиться или как? – к нам подходит Хеймитч и сжимает обоих в объятиях. От него невыносимо несет перегаром. Со вчерашнего дня он не просыхал. Но сейчас я его не осуждаю. Все мы пережили очень сложные несколько недель, и еще неизвестно, как нам аукнется все произошедшее.   Мы рассаживаемся за стол так, что мое место расположено прямо напротив Пита. И весь вечер мне приходится то отводить взгляд от бывшего супруга, то делать излишне веселый вид, чтобы никто из присутствующих не акцентировал внимание на моем хмуром лице. Хеймитч, сидящий во главе стола, объявляет новый тост каждые пять минут. После второго бокала я немного расслабляюсь, но ловлю себя на мысли, что мне хватит. Алкоголь несколько раз делал со мной не самые приятные вещи. Цинна первым решает попрощаться и увозит с собой Порцию. Мне кажется, что он специально уезжает сейчас, чтобы я не смогла снова напроситься на ночевку. Прим, которая успела договориться с Эффи о ночевке, заговорчески шепчет мне на прощание: “Вам нужно побыть вдвоем”. Мою сестру определенно не тому учат в школе. Когда с нами остается только Хеймитч, я понимаю, что ночевать мне придется здесь.   И почему я так боюсь остаться с Питом наедине? Я побывала на двух аренах, в суде и в фиктивном браке. И все время рядом был Пит. Чего мне бояться?! Тем не менее, я уговариваю нашего ментора произнести еще один тост. Он пьет за Дистрикт 12, а мы с Питом выпиваем по бокалу шампанского, я – чтобы не испытывать неловкости, он – не представляю зачем. После этого Хеймитч решительно встает и не очень ровным шагом направляется к двери.   - Уже почти полночь, Хеймитч, - восклицаю я, - куда ты пойдешь? - В бар по-соседству. Что мне нравится в Капитолии, так это возможность в любой час суток пить отличное спиртное, и я собираюсь наслаждаться этим до самого отъезда, - он набрасывает на себя куртку и поворачивается к нам, - не шалите сильно.   Я недовольно хмыкаю, но Хеймитч не обращает на это внимания и выходит прочь.   - Похоже, они хотели, чтобы мы остались наедине, - произносит Пит.   - Да, наверно, - сухо произношу я и возвращаюсь в зал.   - Ты избегаешь меня, Китнисс. Может скажешь, почему. Мы не в суде, ты можешь не играть.   Каждое его слово заставляет мое сердце сжиматься. Еще пару дней назад я и мечтать не могла, что он останется жив, что его освободят, что он будет стоять в паре шагов от меня и я смогу протянуть руку и коснуться его щеки. А теперь он рядом, так близко, что мечта о его объятиях может в любой момент стать реальностью. Если я только сделаю один шаг вперед. Но металлический браслет на моем запястье не дает мне забыть о том, что такие вольности – против правил.   - Извини меня за то, что причинила тебе страдания. Что по моей вине ты попал в тюрьму.  Но теперь все кончено, суд вынес решение, мы больше не должны притворяться. Больше никаких шоу, никаких интервью. Несчастных влюбленных из Дистрикта 12 больше нет, - я стараюсь произнести это как можно более спокойно. И чем увереннее я звучу, тем больнее Питу. Но только так я могу заставить его поверить в то, что хочу выкинуть его из своей жизни. И он оставит меня, чтобы сделать счастливой, - помнишь, мы говорили о том, что брак может быть аннулирован? Это случилось. Мне пора собирать вещи.   Я разворачиваюсь и покидаю гостиную, оставляя Пита в замешательстве. Только в гардеробной, наедине с собой я могу отдышаться и попытаться остудить голову. Пит не заслужил такой холодной встречи. Но как бы сейчас ему не было больно, без меня ему будет лучше. Облокотившись на стену, я закрываю глаза и пытаюсь восстановить дыхание.  Когда это хотя бы немного удается, я решаю собрать чемодан, но, к моему разочарованию мне хватает десяти минут. Меня заставляет вернуться в комнату звук разбитого стекла.   Я нахожу Пита, наклонившимся над столом и собирающим осколки бокала. Его палец порезан, и я отбираю у него кусочки стекла и кладу их на тарелку. Затем осматриваю рану. Она небольшая, но лучше заклеить ладонь пластырем. Я промываю руку Пита над раковиной и затем заклеиваю пластырем. Все это время мы молчим. Когда мы выходим из ванной в спальню, Пит нарушает тишину:   - Ты уезжаешь завтра?   Я утвердительно киваю.   - Китнисс, я вижу, что тебя что-то гложет. Ты – другая, не та, что была до моего ареста. Расскажи мне, что случилось. Я понимаю, почему ты сказала все это в суде, почему вела себя холодно, но здесь мы можем не притворяться.   Я не знаю, что ответить. Просто смотрю на него и пытаюсь сформулировать хоть что-то логичное. Но безуспешно. Его теплые глаза не дают снова нагло солгать об отсутствии чувств. Он отводит челку с моего лица, кончиками пальцев прикасаясь к моей коже, и меня кидает в жар. Нет. Так не должно быть! Я просто не могу отстраниться, это выше моих сил. Пит ждет ответа. Я не могу сказать ему правды. Я вообще не хочу говорить. Я провожу своей ладонью по его щеке и губам, и мое тело охватывает желание. Я знаю, что это неправильно, что я должна помнить об обещании, данном Серене, но мой мозг абсолютно отказывается соображать.   - Что будет теперь с нами?  - тихо спрашивает он.   Я больше не в праве думать о будущем. Пит так близко, что больше ничего не имеет значения. И он чувствует, что я не желаю ничего говорить. Он прикасается своими губами к моим, и я больше не хочу прогонять его. Я не в силах отстраниться. С каждым поцелуем мне все больше хочется продолжения. Эгоизм берет верх над здравым смыслом, я немного отстраняюсь и начинаю расстегивать пуговицы на его рубашке. Дыхание сбивается и губы пересыхают.   Я слышу тяжелое дыхание Пита. Мы встречаемся взглядами. Я опережаю его вопрос и просто киваю. В ответ он снова нежно целует меня и, не отрываясь от моих губ, снимает с меня платье. Затем мы прерываемся и мгновение просто смотрим друг на друга. Нагота больше не вызывает стеснения. Пит притягивает меня к себе, и мы сливаемся в страстном поцелуе. Мы падаем на кровать жадно обнимая, трогая, лаская друг друга.  Желание разгорается все сильнее. Прикосновения, ласки, поцелуи больше не способны потушить этот пожар в нас. Мы оба мечтаем о большем, и Пит невероятно нежен со мной. У него есть опыт, и я позволяю ему вести. Впервые в жизни мне приятно быть слабой, мне нравится это чувство незащищенности и полного доверия. Пит нависает надо мной, лаская мою грудь, периодически спускаясь поцелуями к моим соскам и животу. Я не чувствую неловкости. Более того, в какой-то момент я раздвигаю ноги, позволяя Питу лечь между ними. Я хочу, чтобы он почувствовал кожей мою влагу. Я желаю подарить ему себя, отдать каждую клеточку своего тела. И он чувствует, что время настало. Мы отстраняемся и встречаемся взглядами. Он опускает свою руку ниже и прикасается к моему влажному клитору. Я не могу сдержать стон удовольствия. Он вводит в меня палец, и я инстинктивно подаюсь вперед. Пит протяжно вздыхает. Я чувствую, как его член упирается мне в ногу, и я еще раз насаживаюсь на его палец.   - Я хочу тебя, - шепчу я Питу. И он снова опускается ко мне с нежным поцелуем. Я чувствую головку у своего входа. Я жажду его. Внезапно резкая боль пронзает мое тело. Его член разрывает меня изнутри, но я не отстраняюсь. Мой любовник останавливается и заботливо целует меня, но я прошу продолжать. Боль становится слабее, но не уходит. Но в этой ноющей боли есть нечто приятное, волнующее, сладостное. И это принадлежит только нам…   Солнце едва показывается из-за горизонта, когда я осторожно выбираюсь из объятий Пита, стараясь не разбудить его. На простыне я замечаю пятна крови. Мое тело все еще ноет, но боль не идет ни в какое сравнение с испытанным наслаждением. Наскоро почистив зубы, я натягиваю теплые брюки, толстовку и кроссовки и аккуратно отношу чемодан в прихожую. Затем я захожу в спальню, чтобы сделать то, что я должна. Я снимаю с пальца подаренное Питом кольцо и оставляю его на тумбочке вместе с прощальной запиской, написанной только что в гостиной:   «Забудь все, что было между нами. Это было ошибкой. Я возвращаю тебе это кольцо и больше никогда не хочу тебя видеть. Прости меня и прощай».   Я кидаю последний взгляд на спящего белокурого парня, которого люблю больше всех на свете и, сдерживая слезы, покидаю спальню…