Шесть копеек в подарок

Пять страниц официальной чепухи. Красивые, многозначительные...пустые слова. Обычный выкидыш бюрократизма - документ о выплате денег в связи с потерей кормильца, с кучей подписей и солидных штампов. Бесцельно потраченная древесина. Выброшенные коту под хвост чернила. И все ради... - Шесть копеек? Шесть копеек?!! Девушка захлебывается истеричным, нервным смехом. - Может быть, это шутка? - Что случилось? - в полутемную комнату заглядывает ее мама, подтянутая, поджарая женщина с красивым лицом, которое чуть портят преждевременные морщины и круги под глазами. - Смотри, это нам прислали от государства! - Но нам и так выплачивают за потерю кормильца...А это что? Хм... А, вроде как в подарок, я так понимаю - в помощь... Сколько??? - Какая щедрость, правда, мам? - Дык, Россия - щедрая душа! Они переглядываются и смеются тем горьким смехом, который так легко переходит в не менее горькие слезы. Они сидят на холодной, скрипящей кровати, обнявшись, - мама и дочка, у которой такие же круги под глазами от постоянной бессонницы и переутомления. А за окнами хлещет, стучась в окна и всхлипывая от одиночества, серый осенний дождь... - Это безобразие! - Иван впивается бешеным взглядом в президента. - Это насмешка над горем людей! Как Вы можете посылать им эту жалкую бумажонку! Неудивительно, что они хают и меня, и Вас! Как это называется?!! Путин устало вздыхает и смотрит в лицо Ивану. Поблекшие, выцветшие от времени и груза власти серо-голубые глаза встречаются с полыхающими яростью аметистовыми. Ровный, тусклый голос с неуловимой снисходительностью и едва слышной досадой, с которой няня, вздыхая, втолковывает ребенку, что нельзя питаться одним шоколадом, произносит: - Это экономика, Иван. Тебе... - Да-да, Владимир Владимирович, мне не понять. Куда нам, сирым и убогим, своим-то умишком до Вас? - едко говорит, перебивая, Россия. - Подумаешь, плевок в душу! Главное - деньги. А люди, подыхая с голоду, получают вот такую только подачку. Блеск! И он, задыхаясь от гнева, идет к двери кабинета. - Ты куда? Еще не все документы разобраны... - А мне по...!! Клал я на эти никчемные бумаженции, подождут! И запомните: подход "экономика от слова экономия" еще никогда высоко не котировался. Дверь со смачным грохотом закрывается. С потолка слетает облачко случайно не вытертой пыли. - Эмоции не допустимы в управленчестве такого масштаба, как он этого не может понять? Ну, ему же хуже - будет лопатить двойной объем документов, - бормочет, вздыхая, президент, тоскливо уставившись в серую мглу московского вечера, которая в ярко освещенном кабинете кажется совсем темной и промозглой, и думая, что надо бы не забыть сделать выговор уборщице за несоблюдение норм СанПина с вычетом из зарплаты. А Иван идет по мокрой от дождя поселковой тропе. Вот и их дом. Добротный, но кажущийся осиротевшим - может, от того, что здесь больше не чувствовалось мужской руки. Пропитанный эхом давно пережитого потрясения, навеки въевшегося в стены и пол. Скрипят ступени деревянной лестницы, ведущей на второй этаж. Мама и дочка прикорнули, утомившись от выплаканных слез и заново пережитых ужасных воспоминаний. Иван с грустной нежностью гладит их по головам, шепча: "Все будет хорошо", сам не веря в эти слова, и лица спящих разглаживаются, озаряясь одинаковой мимолетной, беззаботной былой улыбкой. Он на минутку заглянет к ним и уйдет по своим делам, ведь еще есть куча людей со своими бедами и радостями, - и они не вспомнят его. И проснутся через полчаса, ругаясь и суетливо собираясь на работу в городской фитнес-клуб - мама и дочка, вместе грузящие себя до невозможности, лишь бы продержаться на плаву и забыться. Но сейчас они счастливо улыбаются. И во сне папа вместе с ними весело смеется на залитой солнцем лужайке перед домом. И никогда в этом сне не было и не будет шести копеек.