Я смог тебя удивить?

Яков сидел на стуле, тогда как Николай примостил свой тощий зад на преподавательский стол, активно что-то вещая и размахивая руками. Дверь в аудиторию была заперта, так что можно было не опасаться, что кто-то из студентов заглянет и увидит такую неоднозначную картину: студента третьего курса, зажатого между преподавателем и столом, с руками преподавателя на бедрах, которые профессор Гуро поглаживал чисто автоматически. Яков же просто наслаждался тем, с каким живым огоньком Гоголь рассказывает сейчас о новой кафешке, о выставке новой книги, на которую он добыл билеты, о том, что наконец-то нашёл подводку, которая не осыпается к концу дня. Насчёт подводки было интересно. Глаза от неё становились выразительнее, а раз не осыпается, то возможно и не смазывается, если, к примеру, кончить на это до безобразия милое личико. Но он, конечно, отвлёкся. Николай вещал, Яков слушал. Весь тот трёп, который Гоголь мог нести в огромном количестве без особой информативной нагрузки, и при этом разгружал их обоих, как минимум Якова точно. В дверь постучали, и, глянув на часы над дверью, Яков чертыхнулся. Он пропустил начало пары, но сейчас выпускать Коленьку через толпу первокурсников совершенно не хотелось. Хорошо хоть из аудитории был выход в открытую сейчас лаборантскую, а оттуда в коридор. Гуро кивнул Гоголю на дверь, так как такие вот моменты, когда они забывали о времени, уже случались, и пошёл впускать группу в аудиторию. Когда он обернулся, Коленьки уже не было. Понятливый мальчик. Довольно улыбнувшись, Яков вернулся за стол и устроился на неудобном казенном стуле, открывая журнал для переклички. Первокурсники. Он ещё не всех заучил, хотя привык помнить каждого. Помогало тренировать память. – Сегодняшняя тема... – голос едва не дрогнул, когда по ногам, снизу от лодыжек и вверх, скользнули ладони. Короткий взгляд вниз позволил увидеть черноволосую макушку и очень знакомые руки. Не далее, как вчера вечером, он привязывал их к изголовью кровати, да и кто ещё мог носить этот чёрный, облупившийся лак и прятаться под столом во время пары? Мысленно пообещав Гоголю такую взбучку, что больше тому в голову не придёт ни одной дурацкой (это было бы счастьем) и эротической (вот тут Яков признал, что заскучал бы) идеи, профессор продолжил вещать. – Человек и общество. Лекция будет в формате групповой дискуссии. Мне нужно три добровольца на роль «людей», которые с места будут «отбиваться» от группы «общество», – внизу раздался тихий хмык. Коленька понял, что Яков пытается к минимуму свести собственное участие в сегодняшней лекции. Всё же его любовник был тем еще гением и умел действовать во внештатной ситуации. Прерывать своё занятие Гоголю не хотелось совершенно. Тем временем теплые ладони достигли желанной цели, и, высвободив мягкую горячую плоть из плена, сперва дорогих брюк, а следом не менее дорогих трусов, оттягивая их вниз, и начали поглаживать и распрямлять складочки нежной кожи на не возбужденном органе, водя пальцами по его длине и чувствуя, как он набухает, приобретает внушительные размеры. Стоило члену набухнуть в половину величины, и Николай жадно вобрал его в рот, привычно насаживаясь аж до корня, давая проскользнуть в разработанную, стараниями Гуро, глотку. Тому нравился глубокий минет, и Николай не один вечер провёл, просто на коленях перед креслом, с членом в глотке, пока Яков зачитывал ему методичку, учебник или же конспект лекции, заставляя заучивать на слух. – Таким образом, – один из студентов, что был «человеком», доказывал свою точку зрения, и как профессор он должен был её поддержать, но полностью набухший член и слышные только ему довольные почмокивания отвлекали. Не считая того удовольствия, что дарил Коленька. Сейчас Гуро даже проклинал свою выдержку, потому как кончить так сразу, и освободить себя от этой пытки, он не мог, а Николай не спешил. Он демонстрировал всё своё мастерство: то брал в глотку, обжимая мышцами, то засасывал головку, буквально натягивая крайнюю плоть, то дразнил, облизывая набухшую у основания вену. Или же (тут Гуро принимал максимально суровый вид, пугающий бедных студентов) самыми кончиками пальцем массировал под яйцами, где у него было самое слабое место. И ведь не схватишь паршивца за длинные волосы и не начнёшь натягивать на член так, как хочется! Оставалось только стараться дышать носом, судорожно облизнув пару раз губы. Наконец движение рта ускорились, все глубже принимая член в упругое горло, руки начали массировать яички, перекатывая их между пальцами, мягко поглаживая подушечками, растирая по ним слюну, полностью покрывавшую ствол, и теперь смазывающую тонкую кожу самого незащищенного места. Член уже подёргивался в преддверии оргазма, на лбу выступила испарина, а сцепленные пальцы рук побелели. Наконец бедра дрогнули, Яков сжал ими Гоголя, который насадился до конца. Член выстрелил горячей белой струей спермы в рот виновника этого блаженства, тот же стал жадно глотать и высасывать ее, снова посылая маленькие импульсы наслаждения по всему телу бедного профессора. – Я согласен с позицией обеих сторон. Надеюсь, всем ясно, что человек и человек в обществе две разные единицы изучения. На следующую пару вы подготовите доклады, за это получите оценки, а пока записывайте литературу, на которую следует опираться, – Гуро с трудом выдохнул, чувствуя, как его обмякающий член заправляют в трусы. К счастью, остаток пары прошёл без эксцессов. Коленька, судя по свету из-под стола, решил дописать очередную главу своего рассказа, раз уж ему пришлось коротать время таким образом. – Что это было!? Ты совсем обезумел, Николай, если бы кто-то узнал, мы бы оба вылетели из университета! – закрыв дверь в аудиторию, Яков в гневе обернулся на Гоголя, что уже вылез из-под парты, и теперь надувал жвачку, лопая пузырь. Эту привычку он точно перенял у Степана, тот тоже обожал это розовое изделие резиново-пищевой промышленности, доводя Бинха до нервно дёргающегося глаза, так как и без жвачки у юноши во рту была сплошная каша. – Я просто прочитал, что у пар должно быть разнообразие и элемент неожиданности и сюрприза! Ну скажи, я ж смог тебя удивить? – это порождение самой преисподней улыбнулось так, что рука не поднялась задать щенку трёпку. Но и оставить это просто так... – Ещё бы. Никогда не подумал бы, что человек с твоей боязнью замкнутых пространств сам добровольно полезет под стол. А теперь брысь отсюда! – Гуро указал на дверь, с удовлетворением ловя на лице Коленьки обиженное выражение. Признаваться в том, что это был самый горячий минет в его жизни, Яков не собирался. По крайней мере не сегодня.