***
Нин Инъин преисполнилась невиданной ранее решимости. Шэнь Цинцю от этого был в крайней степени ужаса и непонимания. Девочка решила играть ему на цине каждый день. Точнее, каждый вечер. Она вцепилась ему в рукав на следующий день после того, как была утащена в Бамбуковую хижину и посажена за инструмент. Вцепилась так, что было невозможно ее отцепить, сверкая улыбкой и румянцем на юных щечках. Любого другого человека, посмевшего так в него вцепиться, Шэнь Цинцю немедленно отодрал бы: сначала от себя, а следом – бамбуковой палкой. Но в этом случае он поступить так не мог : это была его любимица, его Нин Инъин, которую он знал малюткой, которая всегда ластилась к нему котенком и делала по-детски простые подарочки. Перед внутренним взором до сих пор мелькали воспоминания: — Учитель, смотрите, какой камушек! Он такой красивый! Инъин дарит красивый камушек красивому учителю! — Учитель, посмотрите! Инъин сделала чашки из бамбука! Из них можно пить чай? — Учитель! Инъин хочет подарить Вам заколку! В ней лучшие цветы нашего пика! Шэнь Цинцю никогда не смог бы отмахнуться от Нин Инъин. И в этот раз ничего не изменилось. Таким образом, именно девушка стала упрашивать позволить ей играть для него колыбельные каждый день. Как неожиданно они поменялись ролями в этой плохой комедии! — Инъин очень радовалась, когда учитель играл ей в детстве. Теперь Инъин хочет отплатить учителю тем же! Я буду заниматься еще усерднее, чтобы не ранить тонкий слух учителя! — лепетала она, повиснув на чужом рукаве, как в самые юные годы. Шэнь Цинцю, растрогавшись, смутившись, возмутившись и попытавшись это скрыть, смотрел на нее широко открытыми глазами и согласно кивал, не вполне осознавая свои действия. Видимо, потакать Нин Инъин стало функцией, которую тело горного лорда Цинцзин выполняет на рефлексах. Ох, какой кошмар. На что он себя обрекает? На что обрекает свою ученицу? Какие сплетни пойдут в этот раз, если кто-то заметит, как Нин Инъин пробирается в учительский дом каждый вечер? О, великие небожители, почему он настолько размякает рядом с этой девочкой, что полностью отключается мозг… В тот момент Шэнь Цинцю совершенно был неспособен думать о возможных рисках! Перед ним были большие доверчивые глаза, светящиеся искренностью и добротой, а также перспектива высыпаться и чувствовать себя человеком. Эту битву он заранее проиграл.***
Ло Бинхэ не послушал голос разума, роль которого на себя взял Мэнмо: спросить Инъин напрямую он так и не решился. Пытался выведать намеками, но они отлетали от его шицзе, не нанося урона, так что юноша вскоре понял, что победителем с такой стратегией ему не стать. Именно поэтому он сейчас крался меж бамбуковых зарослей чуть в отдалении от воодушевленно шагающей шицзе. Шагающей по направлению к… о, нет, только не говорите, что именно туда! Ведь в той стороне не находится ничего, кроме Бамбуковой хижины! Увы, надежды Бинхэ не оправдались: он был вынужден наблюдать, как Нин Инъин действительно заходит в дом учителя. Что было дальше, осталось для полудемона тайной: кажется, из дома донеслись звуки циня, но ни девушки, ни Шэнь Цинцю он не видел. Он не мог сидеть в зарослях бамбука всю ночь: у него еще были дела на пике. Однако беспокойство не покидало его сердца до самого утра. Ло Бинхэ успокаивал себя – Мэнмо успокаивал его – тем, что вряд ли Инъин не нравится то, за чем она отправляется в дом этого отвратительного человека. Она не дрожит от ужаса и даже наоборот: рада этим визитам. Вряд ли с ней происходит что-то страшное. Он лишь надеялся, что мерзавец не соблазнил Инъин и не пользуется ее телом, заманивая чем-то в свое логово разврата. Все же, слухи, которые несколько месяцев назад пошли об учителе, не могли не лезть в голову в такой ситуации. Услышав мысли дурного ученика, Шэнь Цинцю бы истерически расхохотался до слез, но, благо, такой участи он был лишен. Ни он, ни Нин Инъин не замечали, что Ло Бинхэ продолжал следить за ними еще несколько дней. Но, не добившись никаких результатов, решил зайти с другой стороны: просмотреть происходящее внутри дома через Царство снов. Он уже в достаточной мере освоил искусство плетения сновидений, чтобы подтолкнуть человека видеть сон о том, что происходило с ним в прошлом. Не передать облегчения Ло Бинхэ, которое он испытал от того, что в час Быка Нин Инъин уже спала. Это говорило, во-первых, что она не вовлечена в сомнительные ночные дела Шэнь Цинцю, во-вторых, что Ло Бинхэ может пробраться в ее воспоминания.***
Первое, что увидел Ло Бинхэ во сне своей шицзе – цинь. Ловкие тонкие пальцы перебирали струны, играя спокойную мелодию. Она находилась в комнате, которая напоминала своеобразную… гостиную? Кабинет? Какое-то помещение, в котором можно встречать гостей. Видимо, так выглядела Бамбуковая хижина изнутри. Сам Бинхэ не помнил: он был здесь лишь пару раз и, не сказать, что у него было время оглядываться по сторонам. Мелодия лилась из-под девичьих пальцев, но не было видно слушателя ее стараний. Почему Нин Инъин в комнате одна? Где учитель? Это было воспоминание, одна маленькая локация, за пределы которой он не мог выйти, ведь владелица воспоминаний – Нин Инъин – сейчас сидела здесь, не зная, что происходит за пределами комнаты. Она этого не видела, потому сон не мог показать Ло Бинхэ другие комнаты. Он сел подле нее, не замечающей присутствие своего любимого шиди, и стал ожидать. Мелодия оборвалась с последней нотой, как ей и было положено. Учитель не появился: Ло Бинхэ даже подумал, что того и вовсе нет в доме, а Нин Инъин решила оккупировать учительский цинь, потому что с ее личным… например, что-то случилось? Струны порвались? Или разбился он обо что? Полудемон уже сомневался, что увидит что-то, выходящее за рамки его воображения, но тут Нин Инъин поднялась на ноги. Пригладив складки на одежде, она тихонько прошла до двери в соседнюю комнату. Как можно беззвучнее отворила дверь и прошла внутрь. Ло Бинхэ проследовал за ней и замер в оцепенении. Это была спальня Шэнь Цинцю. И сам Шэнь Цинцю все это время был внутри. Вот он – свернулся на кровати чуть ли не в клубок и спит. Полудемон оглянулся на шицзе, пытаясь что-то понять, но оторопело отшатнулся: на лице Нин Инъин появилось такое нежное выражение, что щемило сердце. Она прошла к постели и поправила сползшее одеяло. Шэнь Цинцю продолжал спать. Девушка задумчиво посмотрела на свою руку, после чего нерешительно протянула ее к голове учителя. Не торопясь, она осторожно прикоснулась пальцами к его черным волосам и несколько раз погладила. Ло Бинхэ наблюдал за этой сценой с неверием. Что тут вообще происходило?! Нин Инъин убрала руку и аккуратно села на колени около кровати. Какое-то время она просто смотрела на спящее лицо учителя, после чего немного наклонившись, прикоснулась к виску Шэнь Цинцю в легком поцелуе. Ничего не произнеся, она также тихо удалилась из комнаты, не замечая того, что увидел Ло Бинхэ: глаза учителя сонно приоткрылись, брови нахмурились, но за этим ничего не последовало, так как он снова заснул. Воспоминание оборвалось.***
Ло Бинхэ покинул Царство снов, сел, уперев локти в колени и спрятал лицо в ладонях. Внезапно его окутал пеленой экзистенциальный кризис. Перед глазами рушилась картина мира, правда о собственном «я» и окружающих его людях. Полудемону хотелось бегать вокруг пика и орать: «Кто я? Где я? Кто все эти люди и что они тут делают? Зачем мы все здесь?!» Его мировоззрение пошло трещинами и готово было полностью осыпаться, погребая его сознание под собой. Он думал, что Шэнь Цинцю домогается Нин Инъин! А оказалось!.. Оказалось, это Нин Инъин домогается Шэнь Цинцю! Великие небожители, что он только что увидел?!***
Видеть шицзе на следующий день было крайне неловко. Она, конечно, не понимала, почему у шиди Ло такое странное выражение на лице, но он не мог забыть ее нежный взгляд и поцелуй, подаренный Шэнь Цинцю! Мало того, что сам факт произошедшего не укладывался в его голове как что-то, что в принципе может существовать в этом странном мире, так ведь было дело и в другом! Ему! Ему самому нравилась Нин Инъин! Он хотел видеть ее своей девушкой! И тут оказывается, что она сама… пускай и выглядела солидарной с этой идеей, но в то же время испытывала какие-то неоднозначные чувства к учителю! К этому отвратительному мерзавцу! Ло Бинхэ искренне ее не понимал. Неужели за все эти годы она не видела, насколько гнилым был этот человек? Сам Ло Бинхэ восхищался им, выглядевшим словно сошедший с небес бессмертный, верил, что своими жестокими методами учитель не хочет причинить вреда – просто учит его быть лучше. Но с каждым годом вера в это разрушалась, уступая место разочарованию, ненависти и отвращению. Человек с лицом Небожителя был настоящим демоном в душе. Ло Бинхэ уже оставил мысли о том, что Шэнь Цинцю хоть немного заботится о нем, хоть чуть-чуть печется о его совершенствовании и в целом о жизни. Казалось, если бы Ло Бинхэ просто умер, этот человек с облегчением вздохнул бы и пошел дальше. Ло Бинхэ не знал, за что учитель возненавидел его с первого взгляда. За что вылил чай ему на голову. За что ему дали неправильное руководство. За что ученики выгоняли из спальни или же издевались над ним, пока он спал. За что его вещи портили. За что давали столько занятий по быту пика – Бинхэ замечал, что остальные в этой области делают гораздо меньше. И в основном на любом пике школы этим занимались ученики помладше, а не ровесники Бинхэ и старшие. Бинхэ уже было пятнадцать. Вера в людей в нем стремительно умирала.***
Нин Инъин была добра к Бинхэ с первого его дня в школе. Она не желала ему зла, но была легкомысленна, отчего и она, и Ло Бинхэ, бывало, влипали в неприятности. Мин Фань, завистливый уродец, постоянно ревновал свою шимэй к Ло Бинхэ. Видно, влюблен был по уши, но признаться никогда не пробовал – гнусный трус был способен только избивать своего соперника на внимание Нин Инъин вместе со своими дружками. Удивительно, что главный ученик пика ученых был настолько туп в обращении со словами. Это был поистине ошеломляющий парадокс: ученики пика, где учат искусству и стратегии, предпочитали словесным приемам рукопашные. Нин Инъин всегда злилась на шисюнов за то, что они делают с ее любимым шиди, но те лишь неловко разводили руками и в следующий раз все повторялось. Мин Фань был действительно непроходимо туп: он сам же принимал решения, которые отвращали от него понравившуюся девушку. Нин Инъин роняла слезы и залечивала раны А-Ло, обещая пожаловаться учителю. Ло Бинхэ отмахивался, мол, «не тревожь учителя, шицзе, у него и так полно забот». На самом деле, Ло Бинхэ давно не верил, что Шэнь Цинцю хоть чем-то поможет, а не добавит наказание от себя лично – «за начатую драку и неуважение к старшим». С годами девушка лишь хорошела. Ло Бинхэ не мог не заметить, как меняется природа собственных чувств: помимо нежной привязанности, восхищения и желания защитить появилось сердечное томление. Он задерживал взгляд на искристых больших глазах, на пухлых маленьких губах, на изгибе тонкой шеи. Как завороженный смотрел на ее искреннюю улыбку. Тянулся за ее руками, когда та взъерошивала его непослушные волосы. Хотел дать ей все самое лучшее в этом мире: лучшие украшения, вкуснейшую еду, великолепные одежды – все, что только ей захочется иметь. Не мог не обращать внимание на приобретшую изгибы фигуру: узкую талию, маленькие плечики, плавные волны груди и бедер. Нин Инъин превращалась из милой девочки в милую, но привлекательную девушку. И теперь эта девушка… целовала Шэнь Цинцю в висок и гладила его волосы. Почему? Чем это заслужил такой мерзкий человек? Какие маски он надевал перед ней, чем сумел зацепить? Чем он заслужил ее нежность? Почему она всегда отзывалась о нем как о «добром», «ласковом», «справедливом» и «внимательном»? Где были все эти качества все эти годы? Почему Ло Бинхэ не видел их?! Полудемон сам не замечал в себе этой болезненной тяги, болезненной веры, болезненного желания: получить от учителя признание, похвалу, гордость его успехами. Он хотел, чтобы Шэнь Цинцю смотрел на него! Не этим презрительным холодным взглядом, как было обычно! По-другому! С одобрением, с уважением… с такой же нежностью, что была во взгляде Нин Инъин. Он никогда не признается в этом даже себе. Никогда. Он должен отбросить эти странные надежды, ведь он просто зря тратит время и душевные силы на такого гадкого ублюдка как Шэнь Цинцю. Наверняка Мин Фань, когда станет старше, будет точной копией этого человека. Они точно из одного теста слеплены. Ослепленные своим величием и вседозволенностью сынки богатеньких семей, которые привыкли обращаться с людьми, словно со свиньями. Настолько холят и лелеют собственную значимость, что плевать хотели на чувства окружающих.***
Шэнь Цинцю был в замешательстве. Он помнил, что Нин Инъин поцеловала его в висок, пока он спал. Но понять, чем было продиктовано это действие, он не мог. По этой причине, он ничего не сказал и ничем не выдал своей осведомленности о произошедшем, решив понаблюдать за девушкой. Возможно, все не так сложно, и скоро все станет ясно. Предположений было слишком много, фактов – слишком мало. В таких условиях глупо делать какие-то выводы, ведь высока вероятность ошибиться. Нин Инъин продолжала прибегать в Бамбуковую хижину, чтобы сыграть на цине. Шэнь Цинцю продолжал наслаждаться спокойной атмосферой, приносимой в его дом вместе с ней, и исцеляющим сном, который не смели прерывать его тревоги. Они об этом не говорили, и горного лорда это устраивало.***
Нин Инъин не знала, что чувства могут быть настолько непостоянны и изменчивы. За ее короткую, по меркам не только заклинателей, но и обычных людей, жизнь, еще не случалось такого, чтобы ее отношение к какому-то человеку менялось. По крайней мере, сильно. Теперь же она столкнулась с обратной ситуацией. Шэнь Цинцю с ранних ее детских лет был для Нин Инъин отцовской фигурой. Он не был ее родным отцом, но его отношение к ней было именно тем фактором, который поставил учителя на эту нишу в сердце девушки. Она уже не помнила своих настоящих родителей, она была слишком маленькой, когда видела их в последний раз. Они давно погибли. Но Шэнь Цинцю заменил их. Учил ее, растил. Заплетал косы и ставил кисть в правильную позицию для каллиграфии. Читал ей стихи и приучивал пальцы к циню. Рассказывал о добре и зле, о полезном и вредном, о людях и нечисти. Напоминал, как нужно себя вести, как нужно себя держать в обществе. Дал в руки меч и приучил держать осанку. Защищал и оберегал. Наказывал и баловал. Не было в сердце Нин Инъин существа дороже, чем учитель. Лишь А-Ло приблизился к нему по значимости, с первых дней знакомства заворожив своими чистыми глазами и робким голосом. Ее любимый единственный шиди, для которого она сначала хотела стать лучшей шицзе, а затем, через несколько лет, возлюбленной. Сердце радостно билось при виде него, улыбка лезла на лицо, щеки покрывались горячим румянцем. Ее шиди был очарователен. Он так беспокоился о ней, всегда стремился помочь, разговаривал с ней обо всем на свете. Ей так хотелось запутать пальцы в его мягких волосах и прижать поближе, спрятать в своих объятьях от всего мира, чтобы никто не мог задирать его, никто не мог отнять его у нее – такой эгоистичный порыв, который невозможно было задушить. Она заглядывалась на его губы, думая, каково будет поцеловать его, после чего заливалась румянцем и корила себя за такие мысли. Как же распутно! Не так подобает вести себя юной деве, совсем не так! Учитель учил ее совершенно иначе, а она точно не была его педагогической ошибкой! Внутренний писк стихал, после чего она вновь не могла удержаться: заглядывалась на его, ставшую широкой, спину. На разворот плеч. На то, как венки шевелятся на сильных руках, на внешней стороне ладоней. И снова падала в пучину самоуничижения, потому что удержаться от мыслей о прикосновениях к нему было мучительно невозможно! Недавно он был ее маленьким шиди, а теперь он стал юношей в расцвете сил! Она никогда бы не подумала, что тот маленький, худенький воробушек так возмужает! Это потрясало, поистине потрясало. А следующее потрясение, не став ждать достижения душевного равновесия Нин Инъин, пришло к ней с запахом чая и бамбука, с белой кожей и лисьими глазами. Нин Инъин всегда знала, что учитель красивый. Но она никогда не замечала его красоты! Эта красота никогда раньше не касалась ее сердца подобно кошке, оглаживая и дразня до зуда в кончиках пальцев и искр в глазах. Учитель был красив везде. У него было красивое тело и красивая душа. Он был способен на нежность и заботу, он бывал так искренен и уязвим с теми, кто ему близок. И, познав эту искренность и уязвимость, ступив в этот узкий круг доверенных лиц, Нин Инъин поняла, что в ней что-то поменялось. Чувства, раньше направленные только лишь на Ло Бинхэ, словно разделились надвое, протянув свои щупальца к Шэнь Цинцю. Учитель из защитника в ее глазах стал еще и тем, кого ей хотелось защищать. Она увидела, что он такой же человек, как и она. Он не статуя в храме, что не знает печали и страха, слабости и болезни. Он человек, которому не чужды все человеческие чувства и заботы. Он силен, но не несокрушим. Он умен и мудр, но не всеведущ и тоже способен по-человечески заблуждаться, таить обиду и не понимать кого-то, кто думает иными путями, чем он. В первый раз за многие годы придя в Бамбуковую хижину за руку с учителем, Нин Инъин сказала бы, что дом этот – отражение ее учителя. Такой же тихий и спокойный. Теперь же, спустя несколько месяцев, Нин Инъин подтвердила бы, что Бамбуковая хижина отражает суть Шэнь Цинцю. Только описала бы по-другому. Дом учителя одинок и скрытен, мало кто знает, как он выглядит изнутри, мало кого пускают внутрь, и единицы задерживаются в нем дольше, чем на пару цзы. Этот дом под стать самому учителю. Это может прозвучать глупо, но Нин Инъин чувствовала, как сердце стало биться чаще при виде Шэнь Цинцю. Как вдвойне важно стало играть ему мелодии перед сном. И говорить об этом кому-то совершенно не хотелось – это был их с учителем секрет, который теплом грел душу. Никто в Цанцюн не знал учителя с такой стороны, кроме Нин Инъин. Вид спящего, расслабленного лица мужчины стал вызывать счастливую улыбку. Ей было так хорошо от вида, что он отдыхает, что она помогает ему. Учитель никогда не рассказывал ей, почему ему захотелось послушать ее игру в тот, первый раз. Однако Нин Инъин догадывалась, что это не просто прихоть, а чем-то вызванная нужда. Возможно, без колыбельной ему было сложно заснуть? Оттого он и выглядел так плохо в тот вечер. Ей казалось, что в слухах про распутность Шэнь Цинцю и его посещение борделей на самом деле было что-то странное. То есть, в самом факте посещения учителем таких заведений. Возможно ли… что он ходил в весенние дома, чтобы ему там… сыграли? Нин Инъин знала крутой нрав учителя, знала о его болезненной гордости и желании казаться истинным бессмертным, которого не касаются людские трудности. Из-за этого, вероятно, он до последнего не хотел посвящать в свой секрет кого-то из школы, сбегая в город. А так как шишу Лю рассказал всем о том, что видел его в том месте, учитель не мог больше ходить в весенние дома, чтобы не подтверждать свою испорченную репутацию. И стал плохо, очень плохо спать. Нин Инъин не знала правды, но она и не была ей нужна. Шэнь Цинцю не обязательно все ей рассказывать, если она все еще способна чем-либо помочь ему без этого знания.***
— Шицзе, — обратился к Нин Инъин Ло Бинхэ, когда они сидели под раскидистым деревом. — Что такое, А-Ло? — Что ты думаешь об учителе? — Почему ты спрашиваешь об этом? Это так странно, А-Ло, — рассмеялась она россыпью колокольчиков, гладя его макушку. — Учитель очень дорог Инъин. — Почему? — подставляясь под ее ладонь и грустно заглядывая в глаза спросил полудемон. — Я не понимаю, что такого он сделал, чтобы стать дорогим для шицзе. — Ох, глупенький А-Ло, шицзе же тебе рассказывала! Учитель… взял меня в ученицы, когда я была очень маленькой. Он всегда заботился обо мне и многому учил. Учитель не может быть не дорог для Инъин. — Шицзе, ты считаешь учителя отцом? — странно надувшись, уточнил Ло Бинхэ. Все ли дочери целуют спящих отцов в висок и смотрят на них с таким выражением лица? Ему неоткуда узнать: сам он ни разу не дочь, а отца как такового у него и не было никогда. — М-м, так было, — уклончиво ответила Инъин. — Что-то поменялось? — насторожился Ло Бинхэ, намереваясь выяснить истину. — Учитель все еще дорог Инъин. Но Инъин поняла, что учитель тоже человек. Инъин… Я, когда была маленькой, верила, что учитель всемогущ, что от всего сможет защитить. За его спиной как за каменной стеной. Теперь я вижу, что учитель не отличается от меня или тебя, А-Ло. — Учитель жесток и ненавидит меня, — вырвалось у полудемона в ответ на такое откровение. Возможно, Нин Инъин наконец-то потеряла веру в непогрешимость Шэнь Цинцю? Увидела его грязь? Но ее отношение… Нет, все равно ничего не вяжется. — А-Ло, я не думаю, что он тебя ненавидит, — с несколько печальной улыбкой покачала головой Нин Инъин. — Но шицзе! Он! С самого первого дня, когда… когда он вылил на меня чай! Ни разу не взглянул на меня с добротой! Иногда мне думается, ему противно просто смотреть на меня! Я понятия не имею, почему так произошло! Я же ничего ему не сделал! Он сам решил взять меня в ученики! Так почему? — Ло Бинхэ сам не заметил, что после проговаривания этих мыслей вслух стало так горько, так невыносимо больно, что слезы пеленой затуманили взгляд и полились из глаз. Нин Инъин растерянно смотрела на него, принявшись утирать рукавом скатывающиеся по щекам слезинки. А-Ло не плакал при ней с ранних лет, когда только поступил на пик. — А-Ло… — Шицзе, это так жестоко! Он!.. И ты.. — тихо зашептал к концу полудемон, склоняя голову. Девушка взяла его щеки в ладони, но он отказывался поднимать голову. Тогда она перестала пытаться этого добиться и просто обвила его торс руками, крепко прижимая к себе. Лицо Ло Бинхэ прислонилось к ее плечу, отчего последнее намокло. — Ты мне нравишься, шицзе, — прошептал юноша в ее плечо, сжимая в ответном объятии. Нин Инъин охнула, покрываясь румянцем. — Ты тоже мне нравишься, А-Ло, — тихо ответила она, теперь пряча свое лицо на его плече. — А учитель? Он не нравится шицзе… так? Нин Инъин хотела тут же ответить «нет», но не смогла выдавить ни слова. Только вздохнула и поглубже зарылась в ткань ученического ханьфу на плече шиди. Сердце Ло Бинхэ упало. Отсутствие ответа… было ответом. Не в силах отстраниться или отстранить, он продолжал обнимать ее, ожидая хоть каких-то слов. Или же пытаясь сказать что-то самостоятельно. — Инъин нравится А-Ло, — еще раз тихо подтвердила девушка. — Инъин рада, что А-Ло отвечает на эти чувства. Даже если Инъин нравится учитель, учитель никогда не ответит на чувства Инъин. Но учитель все равно будет дорог сердцу, как в детские годы, так и в молодые. Инъин хочет заботиться об учителе и не может изменить этого. Ло Бинхэ почувствовал, как его плечо намокает. Бормотание шицзе стало похоже на всхлипы. Боль от ее слез уколола в сердце, заставив обнять ее тонкий стан еще крепче. — Я не виню шицзе из-за ее чувств. Шицзе не может контролировать свое сердце, А-Ло понимает. Если шицзе отвечает на мои чувства, я никогда не оставлю шицзе, несмотря ни на что. Если чувства к учителю… важны шицзе… важны Инъин… я постараюсь понять их. — А-Ло! — воскликнула, задыхаясь от чувств Нин Инъин, охваченная бешенной благодарностью и признательностью, она оторвалась от ханьфу юноши, перехватив его руками за шею. Не зная себя от овеявших ее эмоций, девушка прижалась губами к губам Ло Бинхэ, подарив свой и забрав его первый поцелуй. Быстрый, неловкий, неуклюжий, но такой искренний и желанный.***
Этой ночью Ло Бинхэ проник в сон Шэнь Цинцю. Он не знал, что ему снилось: это была какая-то неустойчивая мешанина из образов, цветов, звуков и ощущений. В этом сне не за что было зацепиться: одно из тех сновидений, что никогда не помнишь наутро, ведь оно ничем не примечательно. Ради Нин Инъин он готов был… попробовать увидеть учителя с… другой, лучшей стороны. Если Инъин – его Инъин – и правда имеет такие глубокие чувства к Шэнь Цинцю, он должен увидеть, обязан понять, почему. Выстроились декорации, на сцену вышел Шэнь Цинцю. Началось воспоминание. Нин Инъин, маленькая и пухлощекая, похожая на сладкий рисовый пирожок, солнечно улыбалась, хватаясь за подол ханьфу учителя – выше она просто не доставала. — Учитель такой красивый! Инъин хочет подарить учителю букет из цветов с этой поляны! Тут лучшие цветы на пике Цинцзин! — пролепетала сладкая булочка с оранжевыми лентами в косах. Шэнь Цинцю, спрятав за веером крохотную улыбку, смотрел на нее, словно на сокровище. Ло Бинхэ никогда не видел такого взгляда на обычно холодном лице. — Ин-эр красивее этого учителя, так что цветы должны достаться ей, — ответил Шэнь Цинцю, наклоняясь к девочке и щипая ее за нежную щечку. — Но Инъин хочет подарить их учителю! — запротестовала Нин Инъин, надувая губки. — Тогда учитель обязательно примет от Ин-эр ее подарок, — согласился горный лорд. Нин Инъин убежала в заросли цветов, выискивая самые-самые, такие же великолепные, как и ее учитель. Она вручила букет Шэнь Цинцю и разулыбалась еще ярче, когда тот поблагодарил ее и похвалил букет.***
В следующем воспоминании было утро. Простоволосая Нин Инъин сидела перед Шэнь Цинцю, играясь со своими лентами: скручивала и раскручивала их вокруг своих ладошек. Шэнь Цинцю взял гребень, расчесывая длинные волосы девчушки. — Ин-эр, не вертись. Инъин послушно замерла, но ее выдержки хватило лишь на пару минут, после чего она снова стала понемногу шевелить головой. — Ин-эр, — вздохнул учитель, и та вновь замерла. Из-под рук Шэнь Цинцю выплеталась коса. — Дай мне одну ленту. Нин Иньин выставила руку вверх, держа в ней оранжевую ленту. Учитель взял ее и начал вплетать в косу. — Почему Ин-эр хочет носить именно эти ленты? — Конечно, потому что их подарил учитель! — Ин-эр хочет, чтобы учитель подарил ей другие? — Нет! Инъин не нужны другие ленты, ведь эти были первым подарком учителя для Инъин! Учитель не сможет сделать первый подарок дважды!***
В следующем воспоминании солнце давно закатилось за горизонт. Они были в Бамбуковой хижине. Освещаемый мягким теплым светом, Шэнь Цинцю сидел за цинем. Рядом с ним с одной стороны лежало сложенное одеяло, а с другой сидела Нин Инъин. Явно сонная, она хлопала тяжелыми веками, следя за руками учителя. Прошло немного времени, и щека девочки, до того слегка прислоненная к плечу Шэнь Цинцю, полностью легла на него. Мужчина прекратил перебирать струны и, аккуратно переложив голову девочки к себе на бедро, чтобы освободить руки, потянулся за приготовленным заранее одеялом. Расправив его, он укутал девочку в теплый кокон, чтобы она не простыла от залетающего в комнату через форточку прохладного воздуха. Инъин что-то мило неразборчиво проворчала сквозь сон, завозившись головой по своей «подушке». Ло Бинхэ не поверил своим ушам, когда услышал звук его голоса. Учитель мурлыкал колыбельную, гладя Инъин по голове. Он ласково взял в руки одну из косичек и начал расплетать ее, не причиняя девочке дискомфорта. Когда обе косички были расплетены, Шэнь Цинцю аккуратно скрутил ленты и помассировал голову ученицы, пальцами слегка причесывая волосы. Инъин окончательно перестала возиться: теперь ей ничто не мешало. Они посидели так какое-то время. Шэнь Цинцю просмотрел несколько документов. Когда луна начала свое падение, учитель поправил кокон из одеяла, осторожно подхватил его на руки и унес из Бамбуковой хижины. Ло Бинхэ следовал за ним, наблюдая, как трепетно учитель прижимает к груди завернутую в одеяло девочку. Он донес ее до ученического общежития и уложил в постель, оставив оранжевые ленты около подушки. В последний раз погладив Инъин по голове, Шэнь Цинцю удалился.***
Шэнь Цинцю находился в одиночестве в своем доме. Перед ним стоял сундук. Мужчина открыл его, чтобы положить внутрь засушенные цветы – те самые, что сорвала Нин Инъин в подарок для него месяц назад. Ло Бинхэ заглянул в сундук. Внутри лежали чашки из бамбука – явно не работа мастера, грубые по форме и фактуре. Рядом лежал какой-то необычный камешек, а также заколка с засушенными цветами. В сундуке была еще пара безделушек, которые Ло Бинхэ не смог разглядеть, ведь учитель закрыл крышку. Это все… подарки Нин Инъин? Он их хранил?***
— Учитель, у меня сегодня появится шиди или шимэй? — спросила Инъин, держа мужчину за руку. Они шли к площадке, где проходило испытание. — Посмотрим, — уклончиво ответил Шэнь Цинцю. Это был день, когда он пришел на пик, понял Ло Бинхэ. В этой куче детей, копающих ямы, был и он сам. Юноша не сразу узнал самого себя: он был таким маленьким и тощим, его одежда была далеко не новой и грязной – она уже не отмывалась ничем. — У этого явно есть большой потенциал, — заметил Лю Цингэ. Полудемон с удивлением понял, что Бог Войны, недавно почивший от руки Шэнь Цинцю, говорил про него. Он посмотрел на лорда Цинцзин и заметил вспышку раздражения в зеленых глазах, смотрящих на лорда Байчжаня. — Ин-эр, иди поприветствуй своего нового шиди. Я беру этого мальчишку на Цинцзин! — Шэнь Цинцю с вызовом вперился взглядом в Лю Цингэ, вызывая в том ответную злость. Нин Инъин уже радостно убежала к площадке. Ло Бинхэ увидел ее фигурку рядом со своей, протянутую руку и незамутненное счастье во всех ее движениях. Она была невероятно счастлива тому, что у нее теперь был шиди! Инъин была рада его присутствию в школе с первых секунд, готова была принять любым. Шэнь Цинцю смотрел на детей со странным чувством во взгляде. Создавалось ощущение, что тот уже был не рад своему поспешному решению. Не то, чтобы мужчина был в ужасе, но некое недовольство явно присутствовало. Ло Бинхэ, видя это, растерял все хорошие чувства, что теплились в нем секунду назад. За что, учитель?! Что с ним не так, раз он вызвал в учителе такие эмоции, когда тот еще даже не разглядел вблизи его лица?! Ло Бинхэ было обидно и больно.***
Полудемон уже ожидал увидеть хорошо ему знакомую сцену из Бамбуковой хижины. Так и было: следующее воспоминание было о знакомстве ученика и учителя. Ученик заваривал и наливал учителю чай… который Шэнь Цинцю предпочел вылить ему на голову, а не выпить. Он смотрел на событие как бы «глазами» Шэнь Цинцю. И Ло Бинхэ казалось, что ему померещилось: на месте собственной фигуры он видел фантомное мерцание других черт. Он видел маленький силуэт, так похожий на собственный, но совершенно с иными чертами лица. Чертами, похожими на лицо учителя. Маленький Бинхэ не видел этого, так как не поднимал глаз на учителя, рассказывая о себе. Но нынешний Бинхэ видел, как поджались губы учителя, становясь линией, когда он заговорил о вырастившей его матери. Ло Бинхэ не мог поверить своим глазам. Может, он разучился читать по лицу? Если нет, то как такое возможно? Как он может видеть в этих холодных глазах такую горячую зависть? Вскоре чашка была опрокинута на голову нового ученика. Горячие капли скатывались по волосам и одежде маленького мальчика, растерянно глядящего на учителя, не понимающего, чем разгневал его, что сказал не так. Ло Бинхэ нынешний, даже не посмотрев на себя, сосредоточился на лице Шэнь Цинцю. Неужели… Неужели у Шэнь Цинцю не было матери, которая вырастила его? Учитель поддался мелочной зависти – и это стало причиной, по которой в первый же день он подвергся унижению? Насколько глубока должна быть зависть, чтобы так остро реагировать? Что должно вызвать такую зависть, чтобы она пронеслась сквозь годы от детства до зрелости? Что так глубоко смогло въесться в жесткое мясо Шэнь Цинцю, этого гнусного мерзавца, который не ведал пощады к своим ученикам, а особенно – к Ло Бинхэ? Это было не этично, это было аморально, но Ло Бинхэ загорелся тем, чтобы проникнуть в червоточину этой ядовитой бездны. Сегодня нельзя, сегодня он и так многое просмотрел – учитель может заподозрить что-то неладное, если за ночь перед его глазами пронесется слишком много воспоминаний. Ло Бинхэ ушел, но собирался вернуться. Днем он много думал об увиденном. Он понял, что Нин Инъин имела все права на то, чтобы звать учителя ласковым и заботливым: он действительно относился к ней словно к драгоценности. Однако это не отменяло отношения оного к самому Ло Бинхэ. И тут назревал следующий вопрос. Почему была такая разница? Почему Инъин достался ласковый взгляд и улыбка, а Ло Бинхэ остался лишь лед в глазах и недовольный излом губ? Неужели все дело в матери? Но как у Шэнь Цинцю могло не быть матери? Вся школа говорит о том, что Шэнь Цинцю – сынок какой-то аристократической семейки, надменно смотрящий на всех с первого своего дня в Цанцюн. Вечно в дорогих украшениях и изысканных тканях, он проходит мимо с высоко поднятой головой, не обращая внимание на окружающих людей, словно те – грязь под его сапогами. Как у этого горного лорда могло не быть матери? Как отсутствие матери у такого человека могло стать травмой настолько глубокой, что вызывало вспышки неконтролируемого гнева? Следующая ночь позволит это узнать.***
Ло Бинхэ был в ужасе. Это было совершенно не то, что он ожидал увидеть! Он был не готов это увидеть! Шэнь Цинцю, еще ребенок, худой настолько, что кости можно было пересчитать, просто смотря на него, сидел на улице, выпрашивая милостыню рядом с другим мальчиком. Они звали друг друга «сяо Цзю» и «Ци-гэ». Ло Бинхэ видел, как на глазах Шэнь Цинцю – Шэнь Цзю – продали нескольких девушек в бордель. Мальчик смотрел на это с жалостью и таким отвращением, что казалось удивительным, как он не начал плеваться кровью. — Сяо Цзю, как думаешь, все ли хорошо с цзецзе? — тихо спросил Ци-гэ, наблюдая за девушками так же, как и Шэнь Цзю. «Цзецзе» была не родной их сестрой – просто старшей девушкой, которая заботилась о них. Но, схватив ее, работорговцы продали ее похотливому старику. — Понятия не имею. Они все отвратительны. Даже представлять не хочу, что эти животные могли сделать с цзецзе, — ответил Шэнь Цзю и скривился: одну из проданных девушек ударили по обнаженной ягодице, сально улыбаясь. Да, они были обнажены, потому что клиенты осматривали предлагаемый товар. И это было мерзко. Смотря на Шэнь Цинцю сейчас, Ло Бинхэ начал сильно сомневаться во всех слухах, выставляющих учителя распутником и завсегдатаем весенних домов. Хотя… возможно ли, что, убив дракона, он сам стал драконом? Он выбрался из нищеты, сам стал состоятельным господином и… последовал их примеру? Действие поменялось. Ло Бинхэ увидел, как Шэнь Цинцю помог какому-то мальчишке, а позже был схвачен людьми «господина Цю». Он был приведен в богатый дом, где встретил Цю Цзяньло и его младшую сестру Цю Хайтан. Все считали, что Шэнь Цзю повезло попасть в теплый дом, где есть еда, вода и место для сна. Шэнь Цзю так не считал, всем своим существом желая убраться из этого дома. Ло Бинхэ очень не понравилось выражение, которое приняло лицо молодого господина Цю. Сердце тревожно сжалось в ожидании беды. И не ошиблось, ведь следующим воспоминанием из Ло Бинхэ в очередной раз выбило дух. Шэнь Цзю, отмытый и одетый в более приличные одежды – но все такой же маленький и тощий – был избит Цю Цзяньло и слугами его дома. Мальчик молчал, ни одного крика или стона не проронил, до скрипа сжимая зубы. По всему телу наливались синяки и гематомы: лишь лицо не трогали, чтобы никто не заметил, что делали с рабом. Следующее воспоминание рассказало Ло Бинхэ о том, что Шэнь Цзю сделали мужем – точнее, женихом – Цю Хайтан. Брат девушки был поистине безумным: Ло Бинхэ видел этот страшный огонек на дне его зрачков. Он сделал раба мужем сестры! И ради чего? Чтобы держать сестру на привязи дома! Чтобы контролировать ее жизнь до старости! Неужели, этот безумец желал свою родную сестру? Полудемон покрылся колючими мурашками. Избиения Шэнь Цзю продолжались. Его не били по открытым участками кожи, чтобы Цю Хайтан не знала о развлечениях брата. Шэнь Цзю же нашел свой покой в ее постели. Когда его заканчивали избивать или же в случаях, когда это только собирались сделать, но не успевали, раб проскальзывал в покои Цю Хайтан, которая всегда была рада его видеть. Она радостно щебетала и разрешала Шэнь Цзю отдыхать на своей постели от «жестких уроков» Цю Цзяньло. Глупышка и не подозревала, что большая часть «обучения» состоит из унижения Шэнь Цзю и причинения ущерба его телу. И все же, несмотря на ее наивность и восторженность старшим братом, что закрывали ей глаза на все признаки, указывающие на неблагополучное состояние ее «мужа», именно она стала Шэнь Цзю якорем. Ее комната, ее спасающее от побоев и издевательств присутствие – все это стало необходимой защитой от невыносимых условий, что ждали его за ее дверью. Ло Бинхэ с ухнувшим сердцем начал догадываться, почему Нин Инъин играет учителю по вечерам. Далее идущее воспоминание наполнено горечью разлуки. Ци-гэ может сбежать. Шэнь Цзю заперт за многими замками, а ноги его сломаны. Он не может последовать за другом. Ци-гэ обещает вернуться за ним и спасти. Шэнь Цзю изо всех сил желает, чтобы так и случилось. Только бы этот идиот не убился сам, он ведь такой беспомощный без своего сяо Цзю… Следующее воспоминание заставило полудемона мертвенного побледнеть. С тощего, но немного повзрослевшего тела учителя сдирали одежду, не обращая внимание на попытки сопротивления. Ло Бинхэ убеждал себя, что должен был быть готов к таким сценам: все же, он не был настолько несведущ о жизни низших сословий, чтобы не знать, что симпатичные девушки и юноши привлекают внимание состоятельных людей. Их хотят. И могут использовать без их на то согласия. Ведь раб – это вещь. Кому какое дело до мнения вещи? Ло Бинхэ зажимал себе рот, наблюдая, как пьяный Цю Цзяньло срывает с юного учителя нижние одежды. — Как же я раньше не подумал! — угрожающе прошипел молодой господин, больно хватая раба за шею. — Ты ведь можешь опорочить мою Хайтан! Можешь испачкать кровь нашей семьи, зачав в ней своих грязных детей! Этого допустить нельзя, никак нельзя. Мою Хайтан нельзя трогать твоими грязными лапами, — со все нарастающим безумием в глазах маниакально бормотал Цю Цзяньло. Глаза Шэнь Цзю в страхе расширились. Слова, срывающиеся с ядовитых губ Цю Цзяньло, явно несли в себе угрозу для него. С ним сделают что-то страшное и непоправимое. Цю Цзяньло откинул его к стене, оставив трястись от холода и страха. Сил подняться не было, он просто пытался отдышаться. С предвкушающей ухмылкой Цю Цзяньло полез в один из ящиков шкафа, доставая подозрительный пузырек. Тревога скрутилась змеей в теле Шэнь Цзю, он изо всех сил бросился к двери, но это было бесполезно: более физически развитый хозяин вмиг остановил его, прижимая к полу своим телом. Он ладонью вцепился в лицо Шэнь Цзю, раскрывая рот и не давая зубам сомкнуться. Зубами откупорив пузырек, он тут же выплюнул пробку куда-то в сторону и влил содержимое флакона в рот раба. — Теперь ты точно не опорочишь мою Хайтан. Твой отросток вообще не сможет отныне кого-либо опорочить! — с торжеством в голосе оповестил раба Цю Цзяньло, заливаясь мерзким смехом. По лицу Шэнь Цзю тонкими дорожками стекли слезы. Цю Цзяньло слез с него, с громким гоготом уходя из кабинета. Дрожащими руками юноша собрал свои одежды и скрыл под ними наготу. Ло Бинхэ успел рассмотреть сеточку шрамов – словно от кнута – на спине Шэнь Цзю. Это воспоминание померкло, забирая с собой образ трясущегося юноши, чье тело только что безвозвратно искалечили. У Ло Бинхэ не осталось сомнений, что слухи могли быть правдивы лишь отчасти. Шэнь Цинцю мог ходить в весенние дома. Но предаваться утехам с девушками, в постели с которыми его застал Лю Цингэ, он не мог. Шэнь Цзю кастрировали редкой, невыводимой отравой. Ему было около четырнадцати лет.***
Ло Бинхэ не удивился тому, что семейству Цю пришел конец. Он всецело поддерживал решение учителя: этого безумца Цю мало было убить, он должен был страдать перед смертью, так что Шэнь Цзю был милосерден. Шэнь Цзю спалил все поместье Цю дотла, вырезав всех слуг и господ за исключением Цю Хайтан, которую вынес из горящего здания и оставил подальше на безопасном расстоянии. Он ушел из города вместе с У Яньцзы, который пообещал обучать Шэнь Цзю заклинательству. Шэнь Цзю уходил за ним, думая о том, что ему необходимо найти Ци-гэ. К сожалению, дождаться его здесь он уже не сможет. Ло Бинхэ наблюдал, какими зверствами заставляет заниматься У Яньцзы своего ученика, угрожая его жизни. Шэнь Цзю в очередной раз, только в этот раз буквально, попал в ситуацию «или убьют их, или тебя». Если бы он отказался выполнять приказы темного заклинателя, тот бы собственноручно расправился с бывшим рабом. Последними воспоминаниями, которые просмотрел полудемон стали встреча Шэнь Цзю и Ци-гэ, оказавшегося Юэ Цинъюанем, с последующим убийством У Яньцзы, после чего – сцена в весеннем доме. Лю Цингэ, с праведным гневом взирающий на шисюна, вылетел из борделя, словно темные твари кусали его за пятки. Только проснувшийся Шэнь Цинцю, застывший на постели в нижних одеждах, не удержал истеричного смешка. Цветы из дыма, сидящие рядом с ним с музыкальными инструментами, с тревогой в глазах посмотрели на него. — Мастер Шэнь, с Вами все будет в порядке? — спросила одна из них. — Не беспокойтесь об этом Шэне. Спасибо за то, что потратили на меня время. — Мы всегда рады мастеру Шэню. Вы наш любимый клиент, — улыбнулась еще одна девушка, держа в руках пипу. Ло Бинхэ не удивлялся, что Шэнь Цинцю убил Лю Цингэ. Узнав историю со стороны учителя, он действительно видел все причины для того, чтобы расправиться с болтливым лордом Байчжаня. Или же это тоже было ложью? Что говорил сам учитель о происшествии в пещерах? У Лю Цингэ наступило искажение Ци. Его не убивали. Он умер от искажения. Рана от меча на теле Лю Цингэ? Учитель мог защищаться и ранить его. Ло Бинхэ покинул Царство снов, перед этим сплетя учителю хороший сон, чтобы перекрыть ужасы, поднятые со дна памяти. Смерть шишу Лю не настолько сильно беспокоила его, чтобы вредить сознанию учителя и рисковать выдать свое вмешательство в его сон.***
Ло Бинхэ обдумал все, что узнал. Использовать против учителя он эти знания не собирался. Но они помогли ему понять… природу чувств учителя к нему. Если он правильно понял мысли Шэнь Цинцю, то картина получалась удручающая. Учитель, что был лишен семьи в младенчестве, стал рабом с хозяином-монстром, который его искалечил. Из-за этих обстоятельств он попал в ученики темного заклинателя, который большую часть времени обучал его воровать, наживаться на горюющих людях и убивать людей, а не темных тварей, что следует делать настоящему заклинателю. Нормальной основы для совершенствования под началом У Яньцзы Шэнь Цзю так и не получил. Он попал в Цанцюн позже подходящего возраста и поздно начал путь заклинательства, отчего не мог раскрыть свой потенциал полностью. Ло Бинхэ увидел несломимую гордость Шэнь Цзю в бытность рабом. Из-за этой же гордости ситуация с совершенствованием стала кровоточащей раной на душе. Искажения Ци учителя также были последствием всего его жизненного пути и отсутствия покоя в мыслях. И вот… к нему пришел Ло Бинхэ. Во-первых, он был мужчиной. Мужчины явно были не в почете у Шэнь Цинцю. Он их ненавидел всеми фибрами души, видя в них зверей и мучителей. Вопросов к прозвищам «зверь» и «звереныш» у полудемона больше не возникало. Во-вторых, у Ло Бинхэ была мать, которой Шэнь Цинцю был лишен. В-третьих, Ло Бинхэ попал в школу в раннем возрасте, подходящем для раскрытия всего потенциала. Шэнь Цинцю увидел в Ло Бинхэ другую, более удачливую версию себя, и взбесился. Они были так похожи, и так различались – это было сокрушительное сочетание. Удивительно, но Ло Бинхэ… не злился. Больше не злился. Нельзя за несколько часов забыть многолетнюю ненависть. Но Ло Бинхэ… его ненависть никогда не была чистой. Он всей душой будто только и ждал момента, когда можно перестать ненавидеть Шэнь Цинцю. Момента, когда можно будет понять его и простить за все поступки. Даже если не простить, то отпустить их, открывшись чему-то более важному. Шэнь Цинцю всегда был важен для Ло Бинхэ. Он не мог игнорировать его. Его мнение важно, его внимание важно. Он уверился, что Шэнь Цинцю может не быть монстром, подобным тем, кто его вырастил. Он может заплетать косички маленьким девочкам и носить их в коконе из одеяла. Может быть болезненно верным, ожидая ушедшего друга. Может быть вежлив и уважителен с проститутками, которые не скрывают своих переживаний насчет него и его судьбы. Зная это все, Ло Бинхэ снова загорелся решительностью. Он сможет достичь того, чтобы учитель посмотрел на него без презрения в глазах!***
Нин Инъин удивилась, увидев А-Ло в Бамбуковой хижине. Он прокрался внутрь, когда Инъин уже сыграла одну мелодию. — Что ты тут делаешь, А-Ло? — еле шевеля губами, практически не издавая звука, спросила Нин Инъин. — Я понял, что учитель не может быть таким плохим, каким он казался мне, — тихонько пояснил Ло Бинхэ, вызывая у Инъин светлую улыбку. — Могу я чем-то помочь? — Не знаю, А-Ло. Я прихожу, чтобы сыграть на цине. Потом ухожу. Я ничего не трогаю здесь, так что вряд ли что-то нужно делать. — Тогда нам стоит уйти, верно? — Да. Сейчас, только попрощаюсь с учителем. Нин Инъин проскользнула в спальню. Бинхэ не стал ждать ее за дверью. Он, беззвучно ступая, прошел за девушкой в комнату, чтобы вновь увидеть ее на коленях у постели учителя. Она поправила ему одеяло и погладила по голове. Ло Бинхэ тихо подошел, чтобы сесть рядом. Нин Инъин вопросительно посмотрела на него и прижала тонкий пальчик к губам, запрещая шуметь. Ло Бинхэ коротко кивнул и, протянув руку, тоже коснулся волос Шэнь Цинцю. Темп дыхания того не поменялся, он продолжал спокойно спать, несмотря на то, что у его кровати находился мужчина. Ло Бинхэ улыбнулся краешками губ и указал Инъин подбородком на дверь. Та согласно кивнула и отправилась наружу. Полудемон последовал за ней. На улице он взял ее за руку, наслаждаясь румянцем на девичьих щеках и блеском глаз. Легкий ветер колыхал его забранные в хвост волосы. Ло Бинхэ размышлял, не попробовать ли приготовить что-нибудь для учителя. Высказав свою мысль Инъин, он получил в ответ широкую улыбку и согласие. Нин Инъин с энтузиазмом стала говорить о том, что, как она заметила, любит есть учитель. Вместе они обязательно что-нибудь придумают.