Skin and Soap

— Куджо. — Кира. Беглый взгляд голубых глаз — он немного замедляет шаг и наконец останавливается, поравнявшись с Йошикаге плечом к плечу. Лёгкий сладковатый запах цветочного мыла долетает до ноздрей и улетучивается, не успев запомниться — как всё в Йошикаге. Джотаро касается пальцами кепки, отдёргивает руку и смотрит, скосив глаза вправо, на идеально чистую обувь. — Дай мне полтора часа. Они расходятся, будто этого разговора не было вовсе, и Джотаро очень искусно притворяется, что приехал в Морио к Джоске. Выпивает чашку чая, слушает вполуха незамолкающую болтовню, старается вести себя непринуждённо, потому что Рохан подозрительно на него смотрит, и, попрощавшись, исчезает в лиловых сумерках. На автобусе доезжает до окраины города и оттуда идёт пешком по пыльной дороге — гравий хрустит под ботинками, поднимается белёсая пыль. — Кира. — Куджо. Мягкая улыбка на тонких губах, бесцветные глаза смотрят с умиротворённой и ленивой радостью, тонкие пальцы касаются его щеки. — Давно не виделись. Джотаро касается губами его щеки — Кира прикрывает глаза, отдавая себя под чужой контроль, чувствуя, как большие ладони пробираются под рубашку и скользят по гладкой коже, чувствуя, как в аморфное пустое тело проникает желанное тепло. Они ни о чём не говорят — Джотаро снимает ботинки, ступает босыми ногами по холодному деревянному полу: совсем скоро настанет зима. Прохладный ветер треплет чёрные волосы, когда он заваливает Йошикаге на футон и пристально смотрит на него сверху вниз, как будто пытается разглядеть что-то, что скрыто за этим лицом. Светло-сиреневые глаза смотрят выжидающе, и Джотаро наклоняется к губам Йошикаге, медленно его целуя, пока тот стягивает с него пальто и жилет. Закат давно прогорел и неясно тлел на горизонте зеленовато-жёлтой полосой — им двоим нет дела до света. Джотаро снимает с Йошикаге галстук и расстёгивает рубашку, приникает губами к изящной шее, оставляя красноватые следы, оставляет мокрый отпечаток на кадыке, спускается ниже, кончиком носа проводя по ключице, вдыхая тонкий и почти незаметный запах мыла и чужой кожи, языком обводит ярёмную впадину. Это что-то другое — это не его обычная жизнь. Эти сиреневые глаза — из его другой жизни, из той, что разлетелась на мелкие осколки много лет назад, эти ухоженные руки, притягивающие его к себе для поцелуя, этот язык, кончиком проходящийся по его альвеолам — это всё по другую сторону его однообразной и никчёмной жизни. Не разрывая медленного поцелуя, Джотаро спускает штаны Йошикаге вниз, сжимает ягодицы пальцами, чувствуя, как Кира подаётся тазом вверх и упирается стояком в его бедро. Джотаро тянется к оставленной рядом с футоном сумке, но его руку перехватывают за запястье — Йошикаге облизывает подушечки его пальцев мокрым языком, изучающе глядя Джотаро в лицо. Тот проталкивает два пальца в послушно приоткрытый рот, пока горящие румянцем щёки предательски выдают его возбуждение — Кира заглатывает длинные пальцы до основания, пропуская в горячий рот, и трётся членом о штаны Джотаро, чтобы хоть немного утихомирить разливающийся по телу жар. Джотаро расстёгивает свой ремень и приспускает белые брюки, устраивает одну ногу Йошикаге у себя на талии и вытаскивает пальцы изо рта любовника, встретившего его действия немного разочарованным стоном. Вводит мокрые пальцы — медленно, осторожно, хоть в этом и нет нужды, и Кира запрокидывает голову, подаваясь навстречу этим пальцам, погружающимся в него на две фаланги, просит, чтобы Джотаро вошёл глубже, и тот повинуется, второй рукой обхватив их члены и двигая ей вверх-вниз. Пальцам горячо и тесно внутри Йошикаге — тот сам насаживается на них, тяжело дышащий и влажный от пота, с красным лицом и растрепавшимися золотистыми волосами, и Джотаро любуется им, не моргая, как любуются живописным видом из окна. Достаёт пальцы, всё-таки дотягивается до сумки и достаёт припрятанный в кармашке презерватив. Разрывает бликующую от лунного света упаковку, раскатывает презерватив по члену — никаких отдушек, только смазка: ему не хочется чувствовать никакие запахи, кроме запаха кожи Йошикаге, охающего, когда член погружается в его анус, и скрещивающего ноги у Джотаро на пояснице. Джотаро останавливается, немного отстраняясь и глядя Йошикаге в лицо — прозрачно-сиреневые глаза блестят, как стеклянные кругляшки для аквариума. Кира кивает, пальцами зарывается в волосы у него на затылке, и Джотаро делает новое движение бёдрами. В темноте Йошикаге не видит, но знает, как Джотаро прикусывает нижнюю губу и ускоряет темп, стараясь двигаться плавно и осторожно — так, как нравится Йошикаге, и тому приятно от этой заботы: он чувствует, что какая-то часть Джотаро Куджо всё-таки принадлежит ему. — Сильнее, — выдыхает он на ухо Джотаро, и тот берёт его глубже и резче — голова Киры дёргается по шелковистой простыне, мышцы ног напрягаются, когда он старается удержать их на пояснице Джотаро. Йошикаге вскрикивает во время особенно глубокого толчка, и Джотаро накрывает его рот ладонью, чувствуя на коже горячее прерывистое дыхание и глядя в распахнутые сиреневые глаза — страха нет, как будто Йошикаге смирится, если Джотаро задушит его прямо сейчас. Большой палец больно давит на скулу, и Кира приоткрывает рот и кончиком языка проводит по ладони Джотаро — тот невнятно матерится на выдохе, продолжая вбиваться в Йошикаге с ритмичным шлёпаньем кожи о кожу. Свободная рука надрачивает Кире член, проходится от основания к головке — он ощущает каждый миллиметр этих пальцев на чувствительной коже. Джотаро одним плавным движением вытаскивает член, снимает презерватив и кончает Йошикаге на живот — тот изливается следом спустя два-три коротких движения рукой. Низ живота дугой сводит судорога, и он дрожит ещё некоторое время, пока Джотаро лежит на нём, давя своим весом. На улице давным-давно наступила холодная ноябрьская ночь. Слышно, как шумит где-то вдалеке море и шуршит по гравию последний автобус — значит, сегодня Джотаро останется у него на ночь. Они идут в душ, где Джотаро долго целует его под горячей водой, прижимая к себе почти невинно. Одеваются — Джотаро одалживает у Йошикаге халат и домашние штаны — и долго сидят перед раздвинутыми дверями, глядя на звёзды. Кира курит — сам не знает, когда начал. Джотаро стреляет у него сигаретку и тоже молчаливо затягивается, думая о чём-то своём. Им нечего друг другу сказать — Йошикаге не будут интересны разговоры об океанологии, Джотаро нет дела до того, как Кира наконец-то зарабатывает на своём литературном образовании. Тушат сигареты, ложатся спать спиной к спине — всё равно ночью Йошикаге пристроится у Джотаро на плече, всегда отчего-то мёрзнущий даже под тяжёлым одеялом. Утром Джотаро встанет чуть раньше, оденется и разбудит его — ещё до того, как отправится первый автобус в центр. Они выкурят ещё по сигарете, глядя куда-то в пустоту. — Куджо, — на прощание улыбается Кира. — Кира, — кивает ему Куджо. Исчезает в утреннем тумане, словно бы его здесь никогда и не было, и Йошикаге валится обратно на кровать, ещё пахнущую, как Джотаро, и долго смотрит в потолок, пока небо не начинает светлеть. Начинается новый день — такой же, как и предыдущий, все они похожи, как близнецы. Йошикаге прикрывает потемневшие следы на шее высоким воротом серой водолазки и продолжает жить.