Противостоящий людям

       Это был не тот Том Риддл, которого Гарри встретил в Тайной Комнате и видел в Омуте Памяти Дамблдора. Нет, это был даже не Том Риддл. Или лучше начать с того, что это было даже не их прошлое? Совсем не тот мир?        Это было похоже на безумие. Гарри едва сумел избавить мир от Волдеморта, начал жить как обычный подросток — вернулся в Хогвартс на последний курс, вновь начал встречаться с Джинни, бездельничал с Роном и выслушивал наставления Гермионы, проверяющей их домашние задания.        Он едва начал жить обычной жизнью, а ажиотаж вокруг него спустя полгода стал понемногу идти на спад, когда Гарри — даже говорить смешно — похитили прямиком из Хогсмида. Это были семьи тех, кто не пережил финальную битву в Хогвартсе, кто был замучен и убит Пожирателями или Волдемортом в тот год, который Гарри с друзьями провели в бегах. Это были близкие и возлюбленные тех, кто не дожил до победы — и они отчаянно желали изменить судьбу своих погибших родных. — Ты должен отправиться в прошлое и убить его, Гарри, — говорили они, отбирая у него волшебную палочку и связывая его по рукам и ногам. — Ты — единственный, кто способен избавиться от него там, — причитали они, сажая его в центр рунного круга, начертанного кровью. — Только подумайте, мистер Поттер! Вы сможете спасти всех, кто когда-либо страдал от его руки! Вы сможете спасти даже своих родителей! — кричали они, заливаясь слезами.        Испуг на их лицах сменялся фанатичной, страшной, губительной надеждой на лучшую жизнь для них самих и их почивших семей. Хуже всего было то, что некоторые лица Гарри узнавал. И мог вспомнить даже часть имен. — Почему я? — устало спрашивал он, отчаянно желая, чтобы их безумный ритуал не сработал. Он больше не хотел сражаться. Гарри хотел жить. — Вы — Избранный! Герой! — восклицали они, активизируя рунный круг, и это было последним, что помнил Гарри, прежде чем оказался… здесь.        В этом странном, совсем-не-его мире, в котором не было никаких Томов Риддлов, блестящих префектов Слизерина, собирающих вокруг себя кружки избранных чистокровок и мечтающих стать в будущем Волдемортами.        Это был мир, в котором не было уже известного Поттеру обаятельного красавца Тома Риддла. Вместо него здесь был… Менелос Гонт. Несомненно, все еще сильный магически, одаренный, начитанный, лучший студент, но уже не староста-любимчик Слагхорна и прочих профессоров, а…        Кхм. Гарри вновь бросил взгляд на Слизеринский стол и в неверии потряс головой. На самом краю Слизеринского стола в одиночестве угрюмо обедала юная семнадцатилетняя копия Морфина Гонта — с такими же мелкими глазками, косящими в разные стороны, жидкими мышиными волосами и отвратительной формой носа.        Он не был тем, кого помнил Гарри, и вряд ли когда-нибудь им станет. Был ли он сыном Тома Риддла, красавца-маггла, жившего по соседству от Гонтов? И если да — то Меропа, опоив его, лишь переспала с ним, но так и не сбежала? Была ли его внешность злой шуткой судьбы, которая одарила его чертами Гонтов, не дав ни единой черты Тома Риддла-старшего?        Или его отцом все же стал его же дядя? Насколько Гарри помнил из объяснений Дамблдора, Гонты поколениями занимались крайне тесным кровосмешением, отказываясь делить свою «чистую» кровь и наследие даже с другими чистокровками. Так мог ли Морфин Гонт быть отцом этого «Тома»? Или же — Гарри ощутил прилив тошноты от одной мысли об этом — отцом Тома был его же дед, Марволо?       Том-Менелос был зашуганным, но при этом… пассивно-агрессивным, отметил про себя Гарри. Озлобленным и покрытым иголками. Мимо него прошел Альфард Блэк, намеренно толкнув его набитой учебниками сумкой, и Том сжался, еще сильнее ссутулился, уткнувшись носом в недоеденный пирог. Он бросил полный подавляемого гнева взгляд в спину удаляющегося Альфарда, но так и не рискнул ничего ему сказать.       Том, которого знал Поттер, не оставил бы мокрого места от любого, кто посмел бы так с ним обращаться. Тот Том был жестоким, обаятельным, уверенным в себе ублюдком, который с самого детства умел за себя постоять. Он считал, что он — лучше многих, и Гарри не мог не признать, что, несмотря на злые, беспощадные, беспринципные поступки, Том всегда был именно таким. Лучшим. Великим.       Гарри подавил тяжкий вздох и отвернулся. Менелос вызывал в нем двоякие чувства, и это было отнюдь не облегчение из-за осознания того, что в этом мире Волдеморт существовать не будет. Каким бы странным и ненормальным это ни казалось даже ему самому, Гарри испытывал… сожаление. Ему бы хотелось узнать поближе того мальчика, которого он видел в Омуте Памяти Дамблдора, только его в этом мире, увы, не существовало.       С другой стороны, здесь все еще был Менелос Гонт. *** — Ты не против, если я к тебе подсяду? — спросил Гарри и тут же уронил учебники на стол, не дожидаясь ответа.        Гонт вскинул на него удивленный взгляд и тут же подозрительно прищурился. Гарри широко улыбнулся ему и плюхнулся на стул напротив него, чем явно разозлил «Тома» еще сильнее. Он что-то пробурчал себе под нос и вновь уткнулся в учебник, и Гарри переспросил, перегнувшись через стол: — Что ты сказал? Я не расслышал.        Взгляд черных глаз, чуть косивших, но все еще острых, был пронзительным и, казалось, смотрел прямо в душу вздрогнувшего Гарри. — Я против. Но ты уже сел.        Гарри подпер щеку кулаком и поинтересовался: — А почему ты против? — на что Гонт, скривившись еще сильнее, брезгливо выплюнул: — Я не хочу сидеть за одним столом с паршивым грязнокровкой.        Поперхнувшись от удивления заготовленной репликой, Гарри откашлялся и недоуменно уставился на Гонта. Надо же, посмотрите на него! — А ты не меняешься, да, Том? — пробормотал себе под нос он, слишком шокированный тем, что, даже будучи уродливым и презираемым всеми, включая слизеринцев, Риддл умудрился остаться магглоненавистником. Хотя, если вспомнить о взглядах его деда и дяди… — Я не Том, — с отвращением выплюнул Гонт, крепко сжав кривыми, короткими пальцами края учебника. — Я — Менелос Морфин Гонт! — А я — Гарри Поттер, будем знакомы, — выдавил он улыбку и неловко потер заднюю сторону шеи. Менелос-Том вновь подозрительно сощурился и скривил тонкий рот. — Морфин Гонт — твой отец? — все же решился спросить Гарри.        Кустистые брови Тома поползли вверх. — Ты знаком с моим отцом? — в замешательстве спросил он, но тут же собрался и напрягся всем телом. — Нет, не может быть. Вычитал в статье, да? — резко, гневно выплюнул он. — В статье? — пришел черед удивляться Поттеру. — В какой статье? Прости, я здесь недавно, я не читал английских газет. Приехал из Америки.       Он выдал ту же сказочку, которую рассказал администрации школы и местным Поттерам, к которым напросился в качестве дальнего родственника. Благо, фамильные острые коленки и черные непослушные вихры сыграли ему на руку. Ну, и еще зелье, определяющее родство по крови и меняющее цвет, если двое кровных родственников капают в него по пять капель.        Судя по выражению лица, Том не поверил в его «незнание» и лишь еще больше разъярился. — Не делай из меня дурака! Думаешь, я не знаю, что ты задумал? — прошипел он и оскалился, угрожающе подавшись вперед. — Решил выслужиться и показать себя перед новыми дружками? Хочешь унизить меня и посмеяться надо мной? Прикинуться другом и прилюдно оскорбить? Скажи тем тупицам, которые надоумили тебя на это, что это больше не сработает! Еще раз приблизитесь ко мне — и на своей шкуре испытаете Круциатус! Отец успел научить меня, прежде чем сел в Азкабан!        Из всей его гневной отповеди, желчной и ядовитой, Гарри вычленил для себя главное — и это был отнюдь не Круциатус, которым ему пытался грозить Том. В конце концов, Гарри не раз испытывал его на своей шкуре, чтобы всерьез бояться. Его зацепило другое. — Кто это сделал? — возмутился он, сведя брови. — Сделал что? — опасливо спросил Гонт.        Гарри медленно выдохнул и сжал задрожавшие руки в кулаки. — Кто… прикидывался твоим другом, чтобы высмеять тебя? — процедил сквозь зубы он. Уродливое лицо Тома еще сильнее перекосилось от удивления. — Как ты мог подумать, что я могу сделать что-то настолько бесчестное и мерзкое?! Хотя, если с тобой так уже поступали, понятно, почему ты так подумал! Но это же ужасно! Я бы никогда не стал делать что-то подобное! — А мне откуда знать, что ты не… — начал Том, но осекся, покачал головой и криво усмехнулся. — Впрочем, неважно. Мне плевать, такой ты или не такой. Просто держись от меня подальше, — сказав это, он быстро побросал учебники и листы пергамента в старую, потрепанную сумку, явно сшитую вручную, и покинул Библиотеку.        Гарри молча смотрел ему вслед, пытаясь осознать все, что только что услышал. Что ж, он не будет удивлен, если спустя десяток лет и этот Том станет Волдемортом. С таким-то отношением окружающих. Гарри покачал головой и тяжко вздохнул.        Это был не тот Том Риддл, которого он когда-то знал. Это был даже не Том Риддл. Но он был не менее интересен, все еще сильно интриговал, и Гарри внезапно поймал себя на мысли, что хочет узнать его поближе. *** — Я говорил не приближаться ко мне, — первым делом огрызнулся Гонт, когда Гарри подсел к нему на берегу Озера.        Гарри молча швырнул ему на колени шоколадную лягушку и откинулся на траву, подставляя лицо холодному октябрьскому солнцу. — Это еще что? — сердито спросил Том. — Шоколадная лягушка, угощайся, — беспечно ответил Поттер, не отрывая взгляд от неба, которое внезапно загородил темный силуэт.        Гонт навис над ним яростным вороном, приготовившимся ловить добычу. Взгляд его черных бездонных и беспощадно косящих глаз почти внушал дискомфорт, но это все еще было намного лучше, чем жестокий взгляд алых глаз Волдеморта из другого прошлого-будущего, поэтому Гарри лишь коротко улыбнулся самыми уголками губ и щелкнул по носу опешившего Гонта. — Ты..! Поганая грязнокровка! Не смей меня трогать! — взвился тот, вытаскивая палочку, и Гарри тихонько рассмеялся себе под нос. — Смеешь насмехаться надо мной?! — Нет, но ты опять напутал. Я — Поттер. Я никак не могу быть магглокровкой. К слову, моя мать была. Я полукровка, Том, если это тебя так заботит. — Ты настолько тупой, что даже не можешь запомнить мое имя?! Не смей называть меня этим мерзким маггловским именем! Я — Менелос! Менелос, а не Том! — прошипел не-Том, и Гарри печально вздохнул.        Он и сам не мог понять, почему, но… это имя, Менелос… просто не запоминалось. Не откладывалось в памяти. Долгие годы для него Наследник Слизерина, сын Меропы Гонт, был Томом Риддлом. Это имя само соскальзывало с языка. — Прости, Менелос, я попытаюсь запомнить, — пообещал он и с удивлением понял, что Том, кажется… смутился?        Его щеки залил густой некрасивый румянец. Том поспешил отскочить от него и быстро отвернулся, прежде чем Гарри сумел удостовериться, что не ошибся.        Откашлявшись, Том едко бросил: — Все еще будешь строить из себя дурака? Думаешь, я ничего не понял? — Не понял что? — уточнил Гарри, приготовившись вновь выслушать несправедливые обвинения в «лицемерном дружелюбии во имя последующего унижения», но Гонт не стал повторяться, придумав на этот раз что-то новенькое. — Это имя, Том. Ты специально зовешь меня так, чтобы поиздеваться? — Поиздеваться? Что, прости? Ты слишком мнительный! — выпалил Гарри, приняв сидячее положение и развернувшись к Гонту. — Я просто знал одного Тома… очень близко знал. Вот и путаю иногда.        Менелос прищурился и вкрадчиво поинтересовался: — Он был похож на меня? — Э-э-э… нет? Он был, эм, очень красивым, то есть… — Гарри замялся и сконфуженно потер шею. — Кхм, просто нет. Хотя, может быть, характер немного, да… — Красивым. Все-таки издеваешься, — горько скривился Том, и Гарри тут же проклял свой длинный язык.        Он быстро схватил Тома за руку и выпалил: — Клянусь, я не пытался смеяться над тобой! Я просто… — Гарри осекся, уловив дрожь Гонта.        Его широкая ладонь, крепко сжатая пальцами Гарри, мелко тряслась и побелела от напряжения. Лицо исказили надежда и испуг. Гарри разжал пальцы, неловко отнял руку, и Том едва слышно спросил: — Ты соврал о газетах, да? — Гарри не успел запротестовать, как Том продолжил: — Конечно, соврал. Иначе не дразнился «Томом». Не держи меня за идиота, Поттер, иначе пожалеешь. — Боюсь, я все еще не понимаю, что ты имеешь в виду, — прохладно ответил Гарри, нахмурившись. — Не понимаешь? Неужели? И то, что ты называешь меня Томом, не имеет никакого отношения к тому, что мой отец попал в Азкабан за нападение на тех магглов? За то, что запытал старших Риддлов до безумия, а их сыночка Тома Риддла и вовсе отправил на тот свет?! — слова лились из Гонта гневным, ядовитым потоком, и Гарри застыл, не зная, как ему реагировать на услышанное. — Я — чистокровка, Поттер! Я чистокровный потомок Салазара Слизерина! Моя мать никогда бы не спуталась с магглом! Это все вранье, ясно тебе?! — Мерлин, — прошептал Гарри, с ужасом и болью смотря на Тома. Нет, Менелоса. — Меропа Гонт… она жива?        Стоило прозвучать имени его матери, и Менелос будто весь сдулся, осел на землю сломанной куклой и тихо, отстраненно спросил: — Ты знал мою мать? — Гарри растерянно кивнул, а потом покачал головой, и Менелос невесело рассмеялся. — Она мертва. Умерла сразу же после того, как дала мне жизнь. — Мне жаль, — прошептал Гарри и, не выдержав, спросил: — А Риддлы? Их убил ты? — он должен был знать. Должен был попытаться, даже если Том никогда не скажет ему правды.        Гонт посмотрел на него, как на умственно отсталого, прежде чем мрачно оскалиться. — Жаль, что не я. Папаша мой. — Ты мог подставить его, — решил гнуть свое Поттер.        Взгляд черных глаз обжигал. — Ага. Прямиком из Хогвартса. Из класса Трансфигурации. — Ты был в Хогвартсе? На паре у Дамблдора?! — выпалил Гарри, удивленный новой информацией.        Том, нет, Менелос закатил глаза и все же пояснил: — Это случилось как раз перед летними каникулами. В прошлом году. Один из авроров пришел прямо к концу Трансфигурации, забрал меня с пары и рассказал о том, что моему отцу дают пожизненное. Теперь ты доволен? Благо, мне уже исполнилось семнадцать, так что обошлось без опеки. Меня предоставили самому себе, за что я благодарен. — Мерлин… так ты и правда не мог убить его сам, — пробормотал себе под нос Гарри. — А твой дед? Марволо? — Меня начинает интриговать, откуда ты столько знаешь о членах моей семьи, — с подозрением протянул Гонт и кривовато ухмыльнулся. — Дед давно умер в Азкабане. За нападение на тех же магглов. — Почему твоя семья так ненавидела тех магглов? — не мог не полюбопытствовать Гарри.        Картинка начинала понемногу складываться. Видимо, в этом мире Меропа умерла в лачуге Гонтов, так и не сбежав никуда с Риддлом. И, судя по внешнему виду Тома, то есть Менелоса, родила она от Морфина. Но почему тогда Марволо и Морфин упорно нападали на Риддлов? И почему судьба всех членов семьи Гонт, не считая Тома, осталась почти прежней? И Морфин, и Марволо попали в Азкабан. Меропа умерла при родах. Том Риддл был убит, а его родители запытаны до безумия. Изменилась ли судьба самого Тома-Менелоса? Станет ли он Волдемортом, или все же… — Могу ли я доверять тебе? — вкрадчиво спросил Том, пытливо всматриваясь в лицо Гарри. — Разумеется, я никому не скажу, — тут же ответил Гарри. — Клянешься? — проговорил Том, протянув ему руку.        Гарри пожал ее, не раздумывая. — Клянусь, — искренне пообещал он, и в следующий миг его ладонь обожгло черной вспышкой неизвестной магии.        Моментально отдернув руку, Гарри уставился на свою ладонь, на которой проступили почерневшие вены. Его пальцы свело судорогой, рука сильно дрожала и тряслась. — Что ты сделал?! — с ужасом выпалил он, вцепившись в отворот мантии довольно скалящегося Тома. — Расслабься, — хмыкнул тот и, отбросив от себя его руку, прошипел: — За любопытство нужно платить. Ты хочешь знать семейные тайны Гонтов. Ты добровольно поклялся хранить эту тайну. — Что это было? — холодно спросил Поттер, успокоившись и взяв себя в руки.        Он прожигал Тома гневным взглядом, и тот, не выдержав, отвел от него взгляд, прежде чем неловко, но зло пояснить: — Всего лишь небольшое темномагическое проклятье. — Невербальное. Беспалочковое, — уточнил шокированный Поттер. Нет, он всегда знал, что Том был невероятно талантлив, но — настолько? — Невербальное, беспалочковое, да, — немного спесиво и уже более уверенно подтвердил Гонт, а потом устало выдохнул: — Просто сдержи свое обещание, ладно? И тебе ничего не будет. Ты же сам поклялся, что никому не скажешь. Сдержишь клятву — и все будет в порядке.        Это немного успокоило Гарри. В самом деле, даже будучи маленьким страшненьким уродцем, этот не-Том все еще был неизмеримо сильным магически, гениальным и талантливым молодым волшебником. А еще… он был запуганным, привыкшим к издевкам, неуверенным в себе, закомплексованным и очень несчастным сиротой, который, воспитанный Морфином с Марволо, так и не сумел адаптироваться в Хогвартсе. Так и не смог ни с кем наладить связь и никому не доверял. Уже был предан теми, кто насмехался над ним, а потому лишь сильнее закрылся от окружающих, которым, на самом-то деле, и дела до этого не было никакого.        Он был мальчиком, которого никто не научил тому, что хорошо, а что плохо. Он был настолько одинок, что жадно продолжал разговаривать даже с тем, кого считал возможным врагом и обидчиком. Он был уверен в том, что Гарри тоже посмеется и предаст, но настолько подсознательно тянулся к общению, что продолжал вести с ним диалог вместо того, чтобы встать и уйти.        Беспалочковое темномагическое исподтишка? Хорошо. Ладно. Гарри мог простить ему одно. Тем более, что он не собирался нарушать эту клятву. — И что это за проклятье? — спросил он, взяв себя в руки и обдумав все.        Том едва заметно перевел дух и поведал: — Ничего особенного… эм, оно просто заставит твое тело гнить, пока ты не умрешь. Но только если ты нарушишь клятву! — тут же зачастил он, будто пытаясь оправдаться.        Тело. Гнить. Возможно, Гарри погорячился и поторопился с «прощением». — Ты! Ты просто! — Поттер вскочил на ноги и достал палочку из кармана. Том тут же наставил на него свою в ответ, настороженно следя за ним косыми жестокими мелкими глазками. — Аргх, к черту! К дьяволу тебя! — выпалил Гарри и, резко развернувшись, направился обратно к замку.        Ему срочно следовало выпустить пар и успокоиться, иначе он мог и сам проклясть этого юного параноика. — Эй, постой, куда ты?! Разве ты не хотел узнать о моей семье? — крикнул ему в спину Том.        Гарри показал ему средний палец, не оборачиваясь, и ускорил шаг. Встретившиеся ему на пути студенты провожали его недоуменными взглядами. ***        Гарри игнорировал его три недели. Было видно невооруженным глазом — Менелос хотел поговорить с ним. Он смотрел на Гарри, не отрываясь, на каждой трапезе в Большом Зале, в коридорах, на всех общих парах. Время от времени даже ходил за ним по пятам, держась немного особняком.        Это заметил не один Гарри. Интерес Гонта к новенькому Поттеру был обнаружен студентами остальных факультетов, и если хаффлпаффцам с рейвенкловцами в целом до этого не было никакого дела — так, сплетня на пару вечеров, то слизеринцы начали масштабную травлю своего однокашника, который, по их мнению, «позорил факультет».        Не менее плохо было и с гриффиндорцами. Привычно рыжий Уизли, братья Прюэтты, Маклагген и даже Лонгботтом, поощряемый друзьями, не преминули присоединиться к издевательствам. Каждый из них считал своим долгом взять «шефство» над новеньким, который, по их мнению, все еще плохо разбирался в иерархии и факультетских противостояниях, а потому старались усердно «помочь» Поттеру с адаптацией и сохранением «факультетской чести».        Самому Гарри все происходящее казалось детскими терками, в которые он не желал вмешиваться. Знакомые фамилии лишь отталкивали его — он не хотел сближаться с этими людьми, опасаясь, что будет искать в них тени тех, кого оставил в своем прошлом-будущем. Он дистанцировался от желающих дружить с ним и старался держаться особняком, не вмешиваясь в межфакультетские и прочие дрязги. Всего этого с лихвой хватало в его прошлом.        Гарри не знал, как жить эту новую жизнь в новом времени. Не знал, сумеет ли вернуться обратно в свой мир. Он отчаянно скучал по друзьям, но при этом испытывал неожиданное даже для него самого облегчение. Это был мир, в котором никто не знал Гарри Поттера. Никто не чествовал его, не возлагал на него непосильных и откровенно осточертевших ожиданий. Это был мир, в котором он был одиноким чужаком, но это так же было и то самое место, в котором он мог жить так, как того пожелает. Быть тем, кем пожелает. Быть просто Гарри.        У Гарри была возможность спокойно окончить Хогвартс, сдать ТРИТОНы и обдумать планы на будущее. Те же Поттеры, признав в нем родню, пообещали помочь и обеспечить его тысячей галлеонов после выпуска, чтобы он мог присмотреть небольшое жилье и спокойно найти работу, которая позже прокормит его без помощи семьи. Сейчас у Гарри была та свобода, о которой он мечтал с самого детства, которую желал всю свою жизнь, и он имел достаточно времени, чтобы обдумать, как ею распорядиться. Осесть ли здесь или же потратить все ресурсы и силы на поиск пути домой.        У Гарри был выбор, которого никогда не было ни у Тома Риддла, ни у Менелоса Гонта. И он все еще не был уверен, что делать со всей этой ситуацией с Менелосом, накалявшейся буквально каждый день и без его участия. Гарри был достаточно раздражен внезапным проклятьем от Гонта, чтобы игнорировать его выразительные, временами гневные, временами подавленные взгляды, полные как надежды, так и тщательно скрываемого сожаления.        Он долгое время был слишком растерян, чтобы решить, втягивать ли себя в более близкое знакомство с Менелосом. Но чего Гарри никогда не предполагал и не хотел, так это усилившихся из-за его открытого игнорирования издевок над Гонтом.        Том и раньше был объектом насмешек, но теперь, после молчаливого преследования Поттера, эти издевательства и оскорбления вышли на совершенно неожиданный уровень. Подростки, слишком жестокие и жадные до грязных сплетен, сделали свои, абсолютно безумные, неправдоподобные, откровенно идиотские выводы.        Тома прозвали, Мерлина ради, грязным педиком, который бегает за симпатичным новеньким и надеется соблазнить его, Гарри. Услышав эти сплетни в первый раз, Гарри лишь покачал головой и посмеялся над фантазией сокурсников. Услышав их второй, третий, четвертый раз, он решил игнорировать их. Ведь если не давать повода злословить, должно же им надоесть?        Только он недооценил их. И услышав однажды вечером перешептывания в гостиной, что Уизли с братьями Прюэтт ушли после ужина на «дуэль» с Гонтом, которая по факту должна была стать унизительным избиением, Гарри понял, что больше не может оставаться в стороне.        В конце концов, во всем этом была и его вина. ***        Гарри потребовалось хорошенько потрясти удивленного и смущенного Лонгботтома, чтобы узнать у него, где именно его друзья назначили встречу с Менелосом. Судя по тому, что дед Невилла в этой дуэли не участвовал, он был не в восторге от выходки друзей и был только рад, если бы Гарри, невольный участник всего этого безобразия, втянутый в грязные сплетни помимо своей воли, остановил бы его безбашенных друзей.        К тому моменту, как Гарри домчался до Астрономической башни, дуэль уже была в самом разгаре. Если, конечно, можно было назвать дуэлью бесчестное «трое на одного». Тем не менее, несмотря на численное превосходство обидчиков, Гарри с удивлением отметил, что Гонт весьма неплохо держался.        Томом явно успели несколько раз вытереть заметенный снегом пол. Его щека была рассечена, и он прикрывал рукавом разбитый нос, но продолжал швыряться проклятиями в гриффиндорцев.        Септимус Уизли был выведен из строя и сидел в стороне, сжимая ладонями сломанную, неестественно вывернутую в сторону ногу. Братья Прюэтты продолжали сражаться, хотя Игнатиус и держался за бок, возможно, заработав перелом ребер, а побледневшее лицо Чарльза заливала кровь из раны на лбу. — Протего! — бросил Гарри, оценив обстановку и встав между сражающимися, и те удивленно уставились на него. — Поттер? — А ты что здесь забыл?! — выкрикнули в один голос Прюэтты. — Отлично! Гарри, надавай этому педику! — воскликнул Уизли и тут же зашипел от боли в ноге.        Робкая надежда в глазах Тома сменилась разочарованием и решимостью. Он плотно поджал окровавленные губы и угрожающе навел палочку на Гарри. «Я так и знал», — читалось в его темных, бездонных, ужасно страшных глазах, и Гарри захотелось невесело рассмеяться и дать этому дурню хороший подзатыльник. — Секо, — бросил заклинание в Менелоса Игнатиус, видимо, устав ждать действий от Поттера.        Закатив глаза, Гарри обновил щит перед удивленным Гонтом и, направив палочку на Игнатиуса, мысленно произнес заклинание Принца-полукровки. «Левикорпус», — и Прюэтт взмыл вверх, повис в воздухе вверх-тормашками, будто подхваченный за лодыжку. — Эй! Поттер! Ты на чьей стороне?! — возмутился Септимус.       Сперва опешивший Чарльз быстро пришел в себя и попытался достать Гарри заклятием подножки, но был обездвижен Гонтом при помощи Инкарцеро. С уст братьев Прюэтт — и связанного, и висящего в воздухе — полилась грязная брань, но Гарри не слушал их.       Повернувшись к Тому, он благодарно кивнул ему и покачал головой, рассматривая украшавшие его повреждения. — Ты в порядке? — спросил быстро он.        Менелос дернулся, как от пощечины, и поспешно выдавил: — Пойдет. — Мерлина ради, вы в самом деле педики? — взвился Игнатиус, тщетно пытаясь снять заклинание и опуститься на землю. — Мерзкое отродье, тебе не место на нашем факультете! — надрывал глотку Септимус, неприязненно рассматривая Поттера. — Мог бы выбрать кого посимпатичнее, раз уж на задницы так тянет, — фыркал Чарльз, извиваясь в оплетших его веревках. — Извращенец! Да ни у одного нормального парня не встанет на этого уродца!        За свою жизнь Гарри слышал разные оскорбления, но к такого рода уколам и ругани не привык. Он ничего не имел против голубых, даже если сам к ним и не относился, но… неужели они в самом деле рассчитывали, что эти унижения могут задеть его? Детский лепет, видит Мерлин.        Он хотел было посмеяться над их наивностью и откровенно глупыми выходками, но внезапно зацепился взглядом за притихшего, скукожившегося Гонта и проглотил рвущиеся смешки. Менелос выглядел настолько опозоренным и задетым заживо, что у Гарри язык не повернулся посмеяться над ситуацией.        Мог ли Том и в самом деле быть голубым? Или его так сильно ущемили издевательства над его внешностью? Почему он казался… уязвимым и напуганным, если еще несколько минут назад отчаянно, решительно и злобно противостоял своим обидчикам? Да Мерлина ради… не может же такого быть… — Вы в самом деле семнадцатилетние? — спросил вдруг Гарри, поворачиваясь к гриффиндорцам. — Что за детские дразнилки? Такое чувство, будто я попал в общество семилеток, а не выпускников Гриффиндора.        Его однокурсники притихли, растерянно рассматривая его, и Гарри выразительно вздохнул, отменяя Левикорпус и Инкарцеро. — Хоть я на факультете всего-ничего, разве это достойно? Нападать втроем и травить? — Он! Он заслужил! — выпалил покрасневший Уизли. — Ты на Гриффиндоре всего пару месяцев! Лучше не вмешивайся, если ничего не понимаешь! — огрызнулся Игнатиус, потирая ушибленный при падении копчик. — Да ладно вам. Лонгботтом учится с вами с первого курса, но и он от этого тоже не в восторге. Не позорьтесь и оставьте его уже в покое. Гонт не лезет к вам, не лезьте и вы к нему.        Том вскинулся и оскалил окровавленные зубы: — Пусть полезут, я их в любой момент могу… — Ох, да прекрати ты тоже, — оборвал его Гарри и раздраженно пнул небольшой сугроб под ногами. — Ты можешь, они могут, и что теперь? Будем это продолжать? — А ты чего его защищаешь? Правда, что ли, запал на него? — издевательски фыркнул Чарльз, и Гарри со стоном прикрыл глаза ладонью. — Я начинаю думать, что кто-то из вас, а то и все трое запали на меня, — раздраженно выпалил Поттер, вызвав бурю возмущенных воплей и эмоциональных отрицаний. — Иначе не вижу ни единой причины, по которой вас настолько волнует, что за мной мог начать «ухаживать» кто-то другой.        Том подавился и закашлялся. — Да кому ты нужен, Поттер! — Только попробуй еще раз сказать что-то такое! — Мы защищали тебя, неблагодарный ублюдок! — Что с него взять! Америкашка! — Гомик несчастный!        Гарри не выдержал и расхохотался, а потом подмигнул Прюэттам с Уизли и лукаво протянул: — Еще раз увижу или услышу, что вы достаете Гонта — и решу, что мои предположения были недалеки от правды. Может, даже поделюсь ими с остальными… — Кто тебе поверит? — нервно усмехнулся Игнатиус. — Будто вы не знаете, как рождаются сплетни, — довольно взмахнул руками Гарри. — Слово здесь, досадное замечание там… Все быстро сложат два и два: ваши безосновательные придирки к Гонту, яростные попытки защитить мою честь, мое смущение от всей этой ситуации и нежелание разбивать ваши трепещущие сердца отказом… Думаю, мне не нужно продолжать объяснять вам? — … мы поняли, — неохотно выдавил побагровевший Чарльз. — Мы оставим его в покое, только держи язык за зубами, ладно? Нам не нужны проблемы, — скривился Септимус.        Игнатиус промолчал, лишь плотно поджал губы и подошел к Уизли, помогая ему подняться. Сжалившись, Гарри быстро наложил ему на ногу шину заклинанием и получил от Септимуса отрывистый, благодарный кивок.        Они уже почти достигли лестницы, ведущей с Астрономической башни, когда Гарри, настороженно прищурившись, с сомнением уточнил: — Кхм, никто из вас же в самом деле в меня не..?        Септимус и Чарльз вздрогнули и вновь разразились бранью, но какой-то вялой, и поторопились покинуть башню. Гарри на миг показалось, что уши Игнатиуса, странно молчаливого и подавленного, немного порозовели. Он же не мог?..        Покачав головой и вытряхнув из нее все лишние мысли, Гарри обернулся к притихшему Гонту и удивленно вскинул брови. Том прожигал его изучающим, сердитым, брезгливым взглядом. — Что? — вызывающе спросил Гарри, недоуменно нахмурившись. — Тебя это не заботит? — выпалил Том, шмыгнув разбитым носом. — Если они в самом деле запали на тебя?! — Какая разница, даже если так? — безразлично пожал плечами Гарри и взмахнул палочкой, вправляя Тому нос: — Эпискей. Если вдруг это окажется правдой, они просто перерастут это. Обычное подростковое увлечение. Буйство гормонов. Ничего серьезного, что требовало бы моего внимания.        Он говорил первое, что приходило в голову, вспоминая причитания Гермионы о толпах его поклонников и поклонниц, которые пытались привлечь его внимание после победы и столь откровенно соблазняли, что Гарри, не привычный к такому, первое время буквально прятался от них по всем темным углам и практически не вылезал из-под мантии-невидимки.        Вот только, видимо, что-то из сказанного им пришлось Менелосу не по вкусу, так как тот жестко насупился и скривил лицо. — Так ты из тех, кто не воспринимает всерьез чужие чувства? — тихо, удрученно пробормотал он, и Гарри чуть не упал на том месте, где стоял.        Почти-Волдеморт укоряет его? За то, что он несерьезен и невнимателен к чувствам окружающих? Серьезно? Мерлин, это и впрямь другой мир. — Ты не так меня понял! — зачастил Гарри, замахав руками в попытке оправдаться. — Я был бы серьезен к любым… э-э-э… серьезным чувствам! Но разве можно считать серьезными их детские выходки? И почему мы вообще обсуждаем это? Тебя так заботят их задетые чувства?        Том вскинул голову и открыл было рот, но промолчал и сильно помрачнел. Тень легла на его и без того страшненькое лицо, делая его еще более жутким. Гарри внезапно стало не по себе. — Эм, пойдем отсюда, ладно? — предложил он, и Том тут же вскинулся, опечаленный. — Опять будешь игнорировать меня? — разочарованно выпалил он. — Даже не поговоришь со мной? — … поговорю, — капитулировал Поттер и направился к лестнице, не дожидаясь ответа Гонта.        Для такой ночной беседы идеально подходила Выручай-Комната. Гарри понятия не имел, успел ли ее отыскать Том в этом времени, но… какая, собственно, разница? Вряд ли одно лишь знание Тома о существовании Выручай-Комнаты способно как-то навредить в будущем. Будь что будет. ***        Справившись со всеми ранами Тома, Гарри устало уселся в кресло напротив него и задумчиво наблюдал за пламенем, пляшущим в камине. Том какое-то время молчал и ерзал в кресле, несколько раз меняя положение, прежде чем Гарри, утомленный всем произошедшим, не попросил: — Расскажешь? — Ч-что именно? — запнулся чем-то смущенный Гонт, и Гарри бросил на него подозрительный взгляд. — То, ради чего взял с меня темную клятву и все это время преследовал меня, — пожал плечами он, вновь переведя взгляд на огонь.       Ему на короткий миг показалось, что Том испытал облегчение от его ответа, и в душу Гарри закралось сомнение. Так ли уж неправы были Прюэтты и Уизли, обвиняя Тома в… ох, ладно. Это были явно лишние мысли. Этого просто не могло быть. Он покачал головой и сосредоточил все внимание на рассказе Тома, а там явно было что послушать.        Как уже знал Гарри из Омута Памяти Дамблдора, Меропа, мать Менелоса, была без памяти влюблена в красавца-соседа и в этом мире. Она воспользовалась первой же возможностью и опоила Тома Риддла, но, в отличие от того, что видел Поттер, в этот раз все закончилось отнюдь не нашумевшим в Литтл-Хэнглтоне побегом.        Силы зелья, сваренного Меропой, хватило лишь на одну-единственную ночь, проведенную с магглом, после чего тот бросил ее и вычеркнул произошедшее из памяти, как страшный сон. Узнав о случившемся, ее брат Морфин быстро вынудил Меропу… «сочетаться браком» и понести чистокровного наследника Слизерина.        Гарри плохо понимал логику Морфина. Ведь, если бы Меропа успела за одну ночь забеременеть от Риддла, был ли смысл пытаться, э-э-э… оплодотворить ее поскорее? Но ведь она не забеременела? Или же Морфин опасался, что Меропа вновь попытается соблазнить маггла и на этот раз понесет от него? И потому поспешил продолжить род Гонтов?        От всего этого у Поттера болела голова. Он не привык к таким безумствам. К столь грязным и беспринципным… ох, ладно.        Марволо с Морфином настолько извели бедняжку-Меропу, что девушка испустила дух, едва успев подарить Тому жизнь. Она же дала ему новое имя — Менелос… противостоящий людям. И, признаться, Гарри считал это имя весьма подходящим для здешней версии Тома, учитывая, что он, судя по всему, всю жизнь был вынужден противостоять.        Тот факт, что обычный грязный маггл, хоть и под воздействием приворота, но все же обесчестил чистокровную ведьму из рода самих Гонтов, и стал причиной того, что Морфин с Марволо не раз нападали на Риддлов и в конце концов извели их со свету.        Именно так Том и остался совсем один, хотя, кажется, не сильно скорбел по умершему деду и отцу, который вряд ли когда-нибудь выйдет живым из Азкабана. Том был счастлив, что избавился от гнета своей семейки, которую в глубине души презирал. И Морфин, и Марволо, по его словам, всегда кичились своим происхождением, но были настолько слабы магически и столь плохо колдовали, что так и не получили приглашения в Хогвартс.        Том ненавидел их за нищую жизнь, за грязную лачугу, в которой был вынужден жить. Презирал их за ту зависть, которая снедала их, толкала их на издевательства над ним, в то время как он даже не мог ничего им противопоставить, опасаясь вылететь из Хогвартса за колдовство вне школы и потерять свой единственный шанс на лучшую жизнь.        Том был полон обид, комплексов и ненависти к миру, и в то же время он был столь отчаянно одинок и несчастен, что Гарри не мог винить его. Не мог осуждать за то, что он так сильно озлобился.        Он все еще был удивительно талантлив и даже гениален. Все еще имел невероятный магический потенциал. Даже без красивой внешности, без обаятельности, принесшей ему в свое время почет и доверие окружающих, Том все еще мог достичь тех высот, которых достиг в свое время Волдеморт.        Все, что ему требовалось — время. Время, деньги и силы. И если ничего не изменить, то… углубившись в дебри черной магии, заработав состояние, став достаточно влиятельным и сделав себе имя как выдающегося и талантливого черного мага, Том все еще мог стать Темным Лордом. Еще более ужасным и жестоким, чем в свое время был сам Волдеморт.        Гарри тяжко вздохнул и спрятал побледневшее лицо в дрожащих ладонях. Мерлина ради, он только решил пожить для себя. Мог ли он сделать вид, что ничего не заметил? Отвернуться от будущих проблем, понадеявшись, что все его предположения окажутся ошибочными? Мог ли он закрыть глаза на будущее Менелоса и всего магического мира? Гарри невесело рассмеялся — разумеется, не мог.        Он вздрогнул, когда на его колено нерешительно легла чужая ладонь, и отнял руки от лица, растерянно глядя на смущенного, угрюмого Гонта. — Ты… в порядке? — тихо спросил Том, отдернув руку. Гарри непонимающе уставился на него, и Том неловко пробубнил: — Ты выглядишь так, будто тебе стало плохо? — А что? Волнуешься? — с каплей ехидства спросил Поттер, устало откинувшись на спинку кресла.        Его прожег насквозь ясный, бездонный взгляд косивших глаз, который спустя столько времени почти перестал пугать. Гарри шумно сглотнул, и Менелос хрипло прошептал: — Да. Я волнуюсь.        Гарри судорожно втянул воздух и поджал задрожавшие губы, отводя взгляд от сникшего Тома. Мерлин. Только не это. — Не стоит… — прокаркал Гарри и откашлялся, прочищая горло. — Не стоит обо мне волноваться. Я в порядке, правда.        Между ними повисла неуютная тишина. Напряжение так и витало в воздухе, смешиваясь с разлитой между ними неловкостью. Это было выше его сил. Мерлин, Гарри никогда не нравились мальчики. Он никогда бы не подумал, что сам понравится… этому недоволдеморту. И если даже предположить, что Гарри мог бы заинтересоваться своим полом, его же тянуло к рыженьким? По крайней мере, Джинни была рыжей… и пресловутый Игнатиус, к слову, тоже…        Это были опасные размышления. Гарри испуганно выпрямился и потряс головой, осознав, куда его завели мысли. Видимо, что-то такое отразилось на его лице, потому что Том вдруг отшатнулся от него и неверяще рассмеялся. Гарри понадеялся, что Том не владел легилименцией. Дьявол! — Я думал, ты другой, — голос Гонта звучал сломленно и настолько опустошенно, что Гарри испытал жгучий укол вины. — Думал, что тебе может быть плевать на то, как я выгляжу, если уж ты сам общался со мной… не ради издевательств, не для того, чтобы унизить… — Разве это уже не делает меня другим? — тихо спросил его Гарри, и Том вздрогнул, потерянно глядя на него.        В его глазах плескалась боль. Обжигающая, ломающая боль от одиночества и вечного ощущения собственной ненужности. Это были страшные чувства, знакомые Гарри, как никому другому. — Никаких издевательств. Никаких унижений, — заговорил Поттер, не выдержав. — Плевать на то, как ты выглядишь. Плевать на твою семью и ваши тайны. Но я не хочу оставлять тебя одного. Ты больше не будешь один, — Том вскинул на него ужасающий взгляд, полный страшных надежд, и Гарри поспешил добавить: — Не… не так, как ты… в смысле… Пожалуйста, — выдохнул он обреченно, — я плох в таких разговорах, и я не знаю, как правильнее сказать все это, просто… Пожалуйста, То-кхм, Менелос. Я не могу ничего обещать и уж тем более не хочу давать тебе бессмысленных надежд. Я предлагаю тебе дружбу. Я тоже одинок, у меня никого нет… в этом мире. Мы можем быть вместе, поддерживать друг друга и помогать друг другу. Стать братьями, семьей… просто… не позволяй, эм, ожиданиям, которые не оправдаются, встать между нами. Хорошо?        Он надеялся, что был достаточно тактичен и откровенен, чтобы у Тома не осталось никаких нереальных надежд на его счет. В конце концов, Гарри мог предложить ему дружбу, мог стать его братом, но даже он не смог бы вынудить себя быть любовником Тома только ради предотвращения его возможного становления Темным Лордом и убийцей в будущем. Гарри мог пожертвовать многим, но точно не этим.        Да и, если Том согласится на дружбу, это не будет такой уж «жертвой» со стороны Гарри. Том был достаточно умен и интересен в общении, чтобы Гарри было в удовольствие и дальше водиться с ним. — Я… понял тебя, — пробормотал Гонт, вырвав Гарри из размышлений. Быстро вскинув на него взгляд, Гарри внимательно осмотрел его, чтобы понять, к чему привели его откровенные слова. Ладно, практически открытый отказ. Том отводил глаза и смотрел себе под ноги, но не выглядел обиженным. Напротив, он, кажется, был достаточно решительным? Решившимся? — Я с удовольствием приму твою дружбу, — немного криво, но искренне улыбнулся Том, и Гарри облегченно вздохнул. ***        Дружить с Гонтом оказалось на удивление легко. Гарри каждый день встречался с ним в Библиотеке, и они вместе выполняли домашние задания, время от времени ходили на прогулки по территории Хогвартса, бродили по кромке Запретного Леса и зависали пару раз в неделю в Выручай-Комнате.        Гарри знал, что Том хотел бы проводить там с ним каждый вечер, но был не готов делить с ним все свое время. Ему казалось неправильным потакать Гонту в желании быть рядом с ним каждую свободную минуту, и он пытался сохранять хоть какое-то подобие дистанции.        Он также знал, что Тома все еще достают слизеринцы из-за общения с ним, но решил не вмешиваться. Слизерин был территорией Тома, и он должен был самостоятельно разобраться с этим без помощи Поттера. Гриффиндорцев Гарри уже осадил и считал, что этого должно быть достаточно.        К слову о гриффиндорцах, судя по всему, Уизли и Прюэтты так и не рассказали софакультетникам, чем именно закончилась их дуэль с Гонтом. Верные себе, гриффиндорцы строили совсем уж невероятные домыслы о произошедшем, учитывая, что все прекрасно помнили, как Гарри, выжав из Лонгботтома нужную информацию, умчался разнимать дуэлянтов.        Чем больше Гарри размышлял о том вечере, чем чаще ловил на себе тоскливые взгляды Игнатиуса Прюэтта, тем сильнее уверялся в том, что его подозрения были оправданы. Игнатиус и впрямь, судя по всему, проявлял к нему определенного рода интерес, и Гарри надеялся, что ему не придется иметь дело с неуместными и неловкими признаниями. Хватило одного Тома, Гарри и так плохо умел справляться с подобными ситуациями.        Его искренне радовало то, что Том с того разговора в Выручай-Комнате больше никак не проявлял свою недружескую симпатию и ни разу не обмолвился об этом. Сколько бы Гарри ни ломал над этим голову, он так и не смог понять, откуда взялась эта симпатия, если они с Менелосом до этого говорили лишь дважды. Но, видимо, недолюбленному и одинокому Тому даже этого было достаточно?        Гарри помнил по себе, как быстро и легко привязаться к тому, кто первым отнесся к тебе по-человечески. Когда-то он и сам был таким же. Полюбил добродушного Хагрида всей душой, привязался к Рону и относился ко всем Уизли, как к своей семье. Считал Гермиону сестрой, а не подругой.        Гарри и сам был жаден до тепла и близости — больше эмоциональной, чем физической. Возможно, его чувства к своим первым дорогим и близким людям стали именно дружескими и родственными именно потому что он, встретив их, был еще ребенком? Мог ли он влюбиться в Рона или Гермиону, как Том влюбился в него, если бы был одинок до семнадцати лет? Если бы встретил друзей уже зрелым?        Он не мог найти однозначного ответа на эти вопросы и, откровенно говоря, страшился того, куда его начинали заводить размышления. Главным было то, что он донес до Тома, что они могут быть только друзьями.        Донес же? ***        Это случилось на Рождественских каникулах, которые и Гарри, и Менелос решили провести в Хогвартсе. Гонт был единственным слизеринцем, который остался в школе на каникулы. Гриффиндорцев же, помимо самого Гарри, было куда больше. Двое первокурсников-магглокровок, один третьекурсник, четыре пятикурсника и… Игнатиус — единственный семикурсник, помимо самого Гарри.        Он не имел ничего против Игнатиуса, но его не могло не напрягать то, что тот решил остаться в школе, в то время как его брат-близнец Чарльз отправился в отчий дом. Прюэтт ни словом, ни делом не дал Гарри причин сомневаться в себе, но все же… интуиция подсказывала Поттеру, что он остался в Хогвартсе из-за самого Поттера.        Все было в порядке. Гарри проводил свободное время с Томом, играя в шахматы, гуляя вокруг Хогвартса или просто разглагольствуя о планах на будущее. Точно так же они провели и весь день перед рождественским ужином, на который пришли вместе. Так как учеников, оставшихся на каникулы, было не очень много, профессор Диппет предложил всем немногим студентам сесть за один стол и всем вместе отметить Рождество.        Было вполне естественно, что Том тут же сел слева от Гарри. Игнатиус моментально занял место справа от него, и в этом не было ничего особенного, все же, они учатся вместе, если бы не одно «но». И Том, и Игнатиус прожигали друг друга гневными, неприязненными взглядами и весь ужин пытались перетянуть внимание Гарри на себя, перебивая друг друга и мешая вести нормальный диалог. Гарри сидел как на иголках, бросил попытки быть вежливым и наладить между своими «соседями» спокойный разговор. Еще больше его напрягало то, как часто Том невзначай касался его руки, а Игнатиус то и дело задевал его колено своим под столом.        Утомившись от их дурацких игр, Гарри быстро завершил трапезу, попрощался со всеми, пожелал всем счастливого Рождества и поспешил вернуться в гостиную. Игнатиус поторопился пойти за ним, и Гарри буквально спиной ощутил прожигаюший взгляд Гонта, смотрящего им вслед.        Он отказался от предложения Игнатиуса выпить огневиски и сразу же направился спать, вот только сон его был совсем недолог и не так спокоен, как он хотел бы. Его пробудило ото сна чье-то прикосновение к лицу. Едва Гарри распахнул глаза и потянулся за палочкой под подушкой, как ему в нос ударил запах виски, и уже в следующий миг к его губам прижался влажный рот пьяного Игнатиуса.        Выругавшись сквозь зубы, Гарри оглушил его, оттолкнул от себя обмякшее тело и недоуменно уставился на вырубившегося Прюэтта. Подавив мстительное желание проклясть его чем-нибудь заковыристым, Гарри со вздохом отлевитировал Игнатиуса на его постель и, окружив свой полог всеми известными ему защитными заклинаниями, лег спать дальше со спокойной душой. С Игнатиусом он разберется утром. ***        Как выяснилось позже, это было ошибкой. Решив не дожидаться пробуждения Игнатиуса, Гарри со спокойной душой направился на завтрак и провел все утро с Томом. На обед они также отправились вместе, и Гарри сел вместе с Томом за слизеринский стол — все равно кроме Тома других слизеринцев в школе не осталось.        Это случилось в тот момент, когда они заканчивали с десертами. Напротив них на скамью плюхнулся бледный, опухший Игнатиус, на лице которого без труда читались все муки похмелья и головной боли. Поджав губы, Гарри окинул его недовольным взглядом и спросил: — Ничего не хочешь сказать? — Хочу, — промямлил Прюэтт и, бросив на Гонта недовольный взгляд, выдавил: — Прости меня? Я явно был не в себе. Мне же это не приснилось? — Не приснилось, — сухо согласился Поттер. — О чем это он? — прищурился Том, впившись острым взглядом в еще сильнее скривившегося Игнатиуса, и в следующий миг с его губ сорвалось гневное шипение.        Игнатиус непонимающе нахмурился, но Гарри тут же понял, что именно произошло, и застонал. Мерлин, как он мог забыть! Том же чертов легилимент! Он точно сейчас просмотрел воспоминания Игнатиуса! — Ты был пьян, я понимаю, — затараторил он, смущенный. Менелос стиснул в пальцах вилку и согнул ее пополам. — Мерлин, просто забудем об этом, Прюэтт. Больше не напивайся так. А если напьешься, держись от меня подальше. — Уф, спасибо, Гарри, — облегченно улыбнулся смущенный Игнатиус и выдавил: — Мне, правда, неудобно, что так вышло. Без обид, ладно? — Угу, иди давай, — отмахнулся от него Поттер и удовлетворенно проследил за тем, как Игнатиус моментально сорвался с места, торопясь покинуть их компанию.        Видимо, гриффиндорцу и впрямь было неловко за свой пьяный поцелуй. И, как подозревал Гарри, эта внезапная симпатия к нему куда больше выбивала из колеи самого Игнатиуса. Вряд ли он, издевавшийся над Томом за то, что тот — «педик», был морально готов к тому, что и сам может увлечься парнем. По крайней мере, Гарри мог теперь надеяться, что, утолив интерес и испытав ни с чем не сравнимое смущение от своей пьяной выходки, Игнатиус к нему остынет и забудет обо всех этих глупостях.        Облегченно выдохнув, Гарри повернулся к Тому и проглотил предложение сходить в Библиотеку. Гонт буквально прожигал его неодобрительным, почти преданным взглядом и подозрительно часто моргал. Он не сдерживал слез, понял Гарри, а будто смаргивал с глаз застлавшую взор кровавую пелену от охватившей его ярости. — То-Менелос, — позвал Гарри, аккуратно сжав его плечо.        Том вздрогнул и резко, рвано выдохнул, уставившись на него мрачными косыми глазами. Мерлин, хоть Гарри и привык, иногда его взгляд становился реально жутким. — Менелос, пойдем в Библиотеку? — спросил Гарри, и тот в ответ криво, зло усмехнулся. — Ничего не хочешь объяснить мне? — процедил он.        Только этого не хватало. — Хм, нет, ничего, — как можно более непринужденно пожал плечами Поттер. — Небольшая пьяная выходка Прюэтта, которая не стоит внимания. Он извинился, я простил и забыл. Тема закрыта.        Том смотрел на него, не моргая. — Значит, если я сейчас поцелую тебя против твоей воли, а потом извинюсь, меня ты тоже простишь и забудешь? — вкрадчиво спросил он. Гарри шумно выдохнул и гулко сглотнул. — Или мне тоже следует сперва напиться, чтобы ты наверняка простил мне это? — Ты действительно был бы доволен вот так? Урвав поцелуй без согласия, недобровольно? — ответил вопросом на вопрос Гарри, с трудом шевеля внезапно пересохшими губами. — Но ведь добровольно у меня шансов нет, — голос Тома надломился. Он вспыхнул, схватил свою сумку и бросился прочь из Большого Зала, а Гарри не стал останавливать его или пытаться догнать.        Ему нечего было ответить Менелосу. Как бы сильно ему ни нравилось общаться с ним, как бы сильно он ни привязался к нему, Гарри… не любил его. И вряд ли когда-нибудь полюбит. А целоваться просто так… нет уж.        Тому следовало смириться с этим, если он хотел, чтобы их дружба продолжилась. ***        Они не виделись около пяти дней, лишь пересекались в Большом Зале на трапезах, во время которых Том упорно не смотрел на Гарри и всем своим видом давал понять, что пока не желает контактировать.        Его молчанка закончилась тридцать первого декабря, когда он попросил Гарри встретиться с ним после ужина в Выручай-Комнате. Несмотря на то, что Гарри сам прежде пытался держать между ними дистанцию, он по прошествии трех дней без Тома словил себя на том, что тоскует. Это было странное осознание, непривычное и нежданное чувство, будто без Тома жизнь Гарри лишилась очень важной составляющей, и Гарри был искренне рад, когда Том прервал свое молчание.        Так как Тома не было на ужине, Гарри быстро запихал в себя несколько кусков пирога с печенью и, запив его тыквенным соком, помчался на восьмой этаж. И лишь стоя перед показавшейся дверью в Выручай-Комнату с гостиной, которой всегда пользовались они с Томом, Гарри с возрастающим ужасом вспомнил о том, что сегодня был День рождения Тома, а он так и не приготовил для него подарок.        У него не было ни единой возможности исправить свою оплошность, поэтому, подавив тяжкий вздох, Гарри решительно распахнул дверь и тут же наткнулся взглядом на Гонта, устроившегося на диване и задумчиво рассматривавшего свои руки.        Он так и не обернулся к нему до тех пор, пока Гарри не присел рядом с ним. Вскинув на него свои мрачные глаза, в которых приятным теплом отражалось пламя из камина, Менелос скупо улыбнулся ему и облегченно выдохнул: — Я боялся, что ты так и не придешь. — Разумеется, я бы пришел, — хмыкнул Гарри и сел полубоком, повернувшись всем корпусом к Гонту.        Тот отзеркалил его позу и внимательно уставился на него. Он был скован и напряжен, пожевывал губу и явно нервничал, и Гарри пытался понять, чем это могло быть вызвано. — Как прошли твои дни? — неловко спросил Том, и Гарри пожал плечами. — Ну, как обычно. А твои? — Так же, — сказал Том и тут же резко выпалил: — Нет. Не так же. Отвратительно. — О, — Гарри не нашелся, что на это ответить.        Менелос все еще не сводил с него глаз, будто чего-то ждал от него, и Гарри боялся думать о том, чего именно тот мог ждать. — Я каждый день думал о… — Том замялся и на мгновение все же отвел взгляд, прежде чем решиться и вновь уставиться на смешавшегося Гарри. — Я думал о том, что тогда произошло. О тебе и Игнатиусе. — Нет никаких меня и Игнатиуса, — возразил Гарри, и Том тут же перебил его: — О тебе и обо мне. О нас.        «Нет никаких нас», — хотел бы сказать Гарри, но так и не смог. Слова застряли у него в горле, не находя выхода. — Я знаю, что ты не… относишься ко мне так, как я того хочу, — продолжил Гонт, не дождавшись от Гарри ответа. — Я знаю, ясно? Я помню, что ты мне сказал, когда предложил свою дружбу. Я думал, что получится по-твоему, но не получается.        Его голос дрожал, пальцы крепко сжимали, комкали мантию на коленях. Он волновался, осознавал, что ломает все. Ему было так же страшно от своих откровений, как и самому Гарри. — Я знаю, что далеко не красавец. Да что там, я урод! Я знаю, что такой как ты никогда не посмотрит на такого как я! — полные горечи, ненависти, отвращения к самому себе, слова лились из Менелоса ядовитым потоком. — Я знаю, что мне нечего предложить тебе! Ни денег, ни семьи, ни влияния, ничего! Даже дома нет, одна позорная отвратительная лачуга! Зачем ты тогда со мной заговорил? Зачем подошел ко мне?! — выкрикнул Том, и Гарри с ужасом заметил, как повлажнели его темные глаза.       Он никогда не мог представить, что узрит почти плачущего Волдеморта. Нет, Менелоса. Он никогда не был Волдемортом. Не был и Томом Риддлом, даже если Гарри и привык звать его так в своих мыслях. Он был Менелосом Гонтом — одиноким, недолюбленным, несчастным юношей, который считал себя недостойным чьей-либо любви.       Ком встал поперек горла Гарри, когда он тихо позвал его: — Менелос… я… — Не надо, Гарри, — остановил его Гонт и зажмурился, беря эмоции под контроль. — Не надо быть ко мне таким добрым. Твоя доброта ломает меня. Уничтожает и растаптывает. Ты заставляешь меня верить в то, что даже такой как я мог бы…       Он так и не договорил, лишь вдавил ладони в глаза и согнулся пополам, тяжело, надсадно дыша. — Ты… ты не такой, как ты думаешь, — неловко заговорил Гарри, стремясь хоть как-то утешить его. Сказать хоть что-нибудь, только не молчать, не подтверждать своим молчанием все мысли Тома. — Ты всегда чистый и опрятный. Ты очень умный и талантливый. Ты обязательно добьешься успеха и сможешь заработать, сможешь изменить свою жизнь. Ты станешь лучше, Т-Менелос… не принижай себя и не говори так о себе. — Какая разница, добьюсь ли я успеха, если я никогда не смогу заполучить… — глухо пробормотал в свои ладони Том и замолк, так и не договорив.        К сожалению, Гарри и без слов понял все, что не было сказано вслух. Он никогда не думал, что отказ кому-то может быть столь болезненным и неприятным. Все его предыдущие поклонники и поклонницы… ему было легко говорить им «нет», и никто из них не страдал после. Каждый из них в глубине души понимал, что не получит от него положительного ответа, и, возможно, никто из них его не любил? «Фанатели» по герою, симпатизировали ему, немного сходили с ума и творили всякие непотребства, но никогда всерьез не испытывали к нему что-то настолько глубокое, чтобы страдать так, как сейчас страдал Том? — Мне жаль, мне правда жаль, Менелос, — задушенно сказал Гарри то единственное, что смог заставить себя произнести вслух, и Том вскинул на него свои черные печальные глаза, в которых Гарри прочел понимание и смирение. — Я не хотел, чтобы все было… так, — прошептал Том и тихо вздохнул. Он уже сдался, понял Поттер и вновь испытал прилив боли за этого потерянного недолюбленного мальчика. — Я… я знаю, что этого никогда не случится, и понимаю, что ты никогда не сможешь… Гарри, я могу попросить тебя напоследок? — Да? — Гарри был готов пообещать ему что угодно. — Я могу… могу поцеловать тебя? Хотя бы один раз, — нерешительно выдавил Гонт, вновь уткнувшись взглядом в свои руки.        Он был готов к отказу, и Гарри чувствовал, что очень сильно хочет отказать. Вот только что-то тормозило, останавливало его. Не позволяло выпалить категоричное «нет». И Гарри понятия не имел, что это и почему это с ним происходит. Что именно ему мешает. — Ты… уверен, что хочешь этого? — уточнил вместо отказа он, сам поразившись своему же вопросу. — Я имею в виду, разве тебе потом не будет тяжелее? — Даже если будет, это может быть мой единственный шанс хоть раз в жизни поцеловать того, кто мне действительно нравится! — поспешно выпалил Том, резко развернувшись к нему, и Гарри понял, что упустил свой шанс на отказ. Не после того, как только что сам дал ему надежду. — Ты — единственный, кто не станет насмехаться надо мной! Ты — единственный, кого я когда-либо мог решиться попросить о таком. — Я… я… ладно, — смирился Поттер и встрепал волосы на затылке, отведя взгляд от воодушевившегося Тома. — Один поцелуй, а потом я уйду, и мы забудем об этом, ладно? — Да, конечно, хорошо! — согласился Том и смущенно сел ближе к Гарри, касаясь его бедра своим.        Шумно выдохнув, Гарри устроился поудобнее и неловко застыл, почему-то испытав жгучее стеснение. Мерлин, он не был столь сильно растерян, даже когда впервые в жизни поцеловался с Чжоу. Покачав головой и вытряхнув из нее все мысли о бывшей подружке, Гарри решился и, приблизившись к зажавшемуся Тому, прижался губами к его рту.        Это было… на самом деле не так плохо, как воображал себе Поттер, но и не то чтобы хорошо. Странно, скорее… и то больше от осознания того, с кем именно он целовался. Губы Менелоса были сухими, но не слишком. Тонковатыми, но все еще теплыми и немного, самую капельку мягкими?        Том нерешительно шевельнул губами, и Гарри понял, что замер, просто прижавшись к его губам. Раз уж он согласился на поцелуй с Томом, ему следовало сделать это правильно? Он чуть углубил поцелуй, так и не подключив язык. Осторожно обхватил верхнюю губу Тома своими, и тот медленно продублировал его движение, смяв его нижнюю губу.        Это длилось и длилось, и никто из них почему-то не мог решиться отстраниться первым. Гарри знал, что должен остановить это, но он не испытывал к Тому отвращения и боялся еще сильнее ранить его, слишком быстро закончив все это. Этот поцелуй был на удивление приятен, если закрыть глаза и на миг забыть о том, кого именно сейчас целует Поттер.        Дрожащий выдох осел на губах Гарри, и он отстранился, поняв, что Тому не хватает воздуха. Гарри мягко, ободряюще улыбнулся ему, давая понять, что все в порядке, а после встал и, пожелав Тому спокойной ночи, решил, что пришло время уйти. Так будет лучше всего. И для него самого, и для Тома. — Спокойной ночи, Гарри, — догнал его на выходе надломленный голос Гонта и, обернувшись, Гарри еще раз успокаивающе улыбнулся ему.       У него вдруг возникло ощущение, что Том очень сильно хочет о чем-то спросить, и Гарри замер на пороге в ожидании, сжимая в руке дверную ручку, чтобы дать Тому возможность задать свой вопрос, если он все же захочет. Решившись, Гонт едва слышно спросил: — Тебе было противно? — и Гарри почувствовал, как что-то внутри него ломается от этих слов. — Нет. Не было, — просипел он и, отвернувшись, поспешил покинуть Выручай-Комнату.        Уже позже, лежа в своей постели, надежно скрытый балдахином от Игнатиуса и какого-то пятикурсника, которого Прюэтт пригласил в их комнату поиграть в карты, Гарри бездумно смотрел в потолок и пытался унять бешено бьющееся сердце.        Он не соврал Тому. Ему не было противно. Ему… немного понравилось. Совсем чуть-чуть. Самую капельку. Просто тепло и приятно. Это же ничего не значит? ***        Это не должно было ничего значить, и Гарри внушал себе это каждый проклятый день на протяжении следующих шести месяцев всякий раз, как пересекался с Менелосом на общих парах и в коридорах. Гарри вертел в голове эту мысль и так, и эдак и повторял себе ее по утрам, в обед и вечером. Это ничего не значит.        Верный своему слову, Том оставил его в покое и больше не приближался к нему. Он в самом деле полностью отстранился от Гарри и свел все их общение на нет, и сам Поттер решил уважать его желание и тоже не лезть к Тому лишний раз, даже если, вопреки ожиданиям, с каждым днем все больше и больше скучал.        Как оказалось, было легко и естественно скучать по Тому, находясь в обществе гриффиндорцев и обсуждая с ними квиддич, их будущие карьеры в Министерстве или выслушивая жалобы на ожидания чужих семей. Это начинало казаться пустым, приземленным и таким обычным… все эти разговоры об экзаменах и страх перед провалом. Гарри не осознавал даже, насколько не привык жить вот такой «обычной» жизнью, насколько был зависим от своего долга, от опасностей, от той яркой и полной приключений жизни, которая у него когда-то была.        Том, его маленький уродливый и закомплексованный Менелос будто был окошком в ту настоящую жизнь, которую жаждал Гарри. Он был никем и при этом имел столь необъятный потенциал, что мог стать всем, чем пожелает. Гарри знал, что Том добьется величия. Знал, что даже в этом мире он сможет справиться с трудностями и будет жить так, как того захочет. И Гарри хотел быть частью этой жизни.        Он мог представить себе это, если бы захотел. Их путешествия, исследование мира. Изучение магии и столкновения с опасными существами, с не менее опасными людьми. Гарри знал, какой могла бы быть жизнь с Томом, тосковал по нему и жаждал общаться с ним столь сильно, как не жаждал общения ни с кем. Но он все еще не мог понять, что это было за желание. Откуда оно взялось.        Была ли это тоска по потерянному другу, единственному близкому человеку в этом времени? И если да — почему тогда тоска по Рону и Гермионе, хоть и отдавалась ноющей, тянущей болью в груди, никогда не ранила его сердце? Не выворачивала ему всю душу наизнанку? Он скорбел по ним, как скорбят по тем, кого уже не вернуть, даже если и знал, что они все еще живы и в безопасности. Вполне возможно — отчаянно ищут путь к нему.        Он не скорбел по Менелосу, но по нему скорбела, болела его уставшая душа. Мог ли Гарри остаться здесь с ним? Или лучше бы было вернуться обратно в свой мир, в свое время, где он был Гарри Поттером, знаменитым Избранным, прибитым к земле всеобщими ожиданиями?        Гарри не мог решить, что было правильнее, а время неумолимо утекало сквозь пальцы, с каждым днем все сильнее отдаляя их с Томом друг от друга. Его самого — от родного дома.       Отдаляя Гарри от всего, что он желал и любил. ***        Погостив у Поттеров пару недель после выпуска, но так и не сумев решить, осесть ли в этом мире или начать искать путь в свой мир, Гарри сердечно поблагодарил своих предков за помощь и все же покинул их дом, чтобы начать двигаться дальше.        Он все еще не сумел определиться до конца, каким именно должно быть это «дальше», но верил, что обязательно разберется со временем. Сейчас самым главным ему казалось найти Тома и, наконец, поговорить с ним. Гарри иррационально не хотел слать сову и решил сперва попытать счастья в лачуге Гонтов.        Аппарировав на уже знакомое кладбище, Гарри прогулочным шагом добрел до Литтл-Хэнглтона, порасспрашивал местных и узнал дорогу к Гонтам. Тропинка, прежде не раз стоптанная лошадьми и повозками, заросла травой. Солнечный свет пробивался сквозь густые кроны деревьев. Это был яркий, зеленый-зеленый лес, совсем не похожий ни на Запретный, ни на Дин, в котором Гарри когда-то прятался в палатке от егерей.        Том жил в очень теплом месте, и Гарри предвкушал их встречу, всем сердцем надеясь, что еще успеет, застанет Тома именно здесь, а не в съемной комнатушке где-нибудь в Лютном.        Он все еще не смог определиться, что именно испытывает к Тому. Это не было похоже на то, что он чувствовал к Джинни или Чжоу. Гарри искал и не находил в себе желания обниматься или целоваться с Томом, но при этом и не был категорически против этого. Это не было тем, что он привык называть или считать «любовью», но это была симпатия. Очень сильная приязнь и еще более сильная привязанность. Гарри мог не хотеть Тома, но уже не мог без самого Тома и устал бороться с самим собой, отрицая это.        Гарри добрел до домика Тома как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот тихо шепчется со змеей, прежде чем отпустить ее в высокую, густую траву. Услышав шаги, Том вскинул голову и застыл в нелепой позе, полусогнутым, и Гарри оступился и замер, не в силах понять, насколько ему были рады. — Эм, привет? — выпалил Поттер высоким голосом и стыдливо откашлялся. — Д-да? Привет? — ответил Гонт с такой же вопросительной интонацией и, медленно разогнув спину, уставился на него, не моргая. — Ты… ты что здесь делаешь? — Пришел к тебе? — дернул плечом Поттер. — Это вопрос? — Нет. Да. То есть, нет, Менелос. Да, я пришел к тебе, — затараторил Гарри, и Том внезапно тихо рассмеялся. — Тогда проходи, — предложил он, широко улыбнувшись, но тут же осекся и смущенно добавил: — Если, конечно, хочешь… Я имею в виду, не то чтобы я тебе не рад, просто мой дом, он…        Гарри быстро перебил его: — Мне все равно! Дом как дом, у меня и такого сейчас нет! А тут крепкие стены, крыша над головой. Должно быть очень чисто, зная тебя… — О, тогда добро пожаловать? — удивленно проговорил Менелос и, отступив от двери, распахнул ее пошире перед Гарри.        На ней, к облегчению Поттера, больше не висели змеиные трупы. Видимо, Том избавился от них, как только стал полноценным и единственным владельцем этой лачуги. Сам дом был не в пример чище, чем помнил по воспоминаниям Гарри. Том отремонтировал и перекрасил всю мебель, которую смог спасти, а остальную заменил на подержанную. Из гостиной, объединенной с кухней, теперь вела одна дверь вместо двух, и Гарри заподозрил, что Том мог сделать небольшую перестройку, объединив остальные комнатушки и сделав из них одну более просторную спальню.        Все помещение было немного диким и древним из-за каменных серых стен, но при этом невероятно уютным и очень светлым, весь дом приятно пропах картофелем со специями и беконом, которые пеклись в горшочке на печи, и Гарри почувствовал, что хочет остаться здесь подольше. Возможно, даже не против какое-то время здесь пожить? — Эм, не очень презентабельно для приема гостей, но… — заговорил Том, потирая щеку, как только Гарри закончил осмотр. — Что? Нет, мне все нравится, — искренне воскликнул Поттер, широко улыбнувшись, и Гонт пригласил его к столу. — Пообедаем? Я как раз собирался.        Гарри вызвался помочь, но был насильно усажен на крепкий стул у окна и с легким сердцем наблюдал за тем, как Том суетится вокруг, накрывая на стол. Никто из них так и не решился начать разговор, и они принялись за трапезу, пожелав друг другу приятного аппетита.        Тома явно мучали сотни вопросов, но он не задал ни один из них, страшась услышать ответы, которые без труда могли разрушить всколыхнувшуюся в нем надежду, и Гарри понял, что больше не может так с ним поступать. Не имеет права играть с его сердцем, терзая его очередным ожиданием и своим незнанием, чего же он на самом деле хочет. — Ты… надолго ко мне? Можешь остаться на ночь, если хочешь. Или на несколько дней? Я буду только рад, — решился предложить Гонт, но тут же добавил: — Хотя, в деревне есть гостиница, и тебе там, должно быть, будет куда комфортнее…        Он переступал через себя, предлагая это, и Гарри поспешил развеять его сомнения: — Я с удовольствием остался бы здесь, раз ты не против. — О, отлично, — улыбнулся Том, и в его косящих маленьких глазах загорелись темные искорки, похожие на отблеск свечи на воде непроглядной ночью. — А ты… почему ты решил… Зачем ты здесь?        Вот и настал момент сказать это вслух. Гарри шумно сглотнул и нервно забегал глазами по кухоньке, ни за что не цепляясь взглядом. Он уловил напряжение Тома и тихо вздохнул, прежде чем заговорить: — Я… это довольно сложно объяснить, поэтому… ты сможешь не перебивать меня и выслушать до конца? Пока я не закончу?        Том охотно кивнул: — Разумеется, — и у Гарри не осталось иного выбора, кроме как наконец раскрыть все свои карты. — Это в самом деле сложно, Менелос. Это странно и непонятно даже для меня самого, и я все еще теряюсь, не зная, как объяснить тебе это так, чтобы ты правильно меня понял. Я долго думал о тебе, о нас, — признался он, и Том вздрогнул, со всей силы впившись пальцами край столешницы. — Я скучал. Очень сильно скучал. Я никогда ни по кому не тосковал так, как по тебе. Я хочу общаться с тобой, мне нравится это. Я все еще не до конца уверен, но, возможно, ты мне нравишься? — Ты… серьезно? — не выдержал Том, подавшись вперед, к нему. — Ты… ты это серьезно, Гарри?        Мерлин. Его голос вновь дрожал. Дрожал от переполнивших его эмоций, звенел от надежды, которую Гарри ему подарил. Протянув руку вперед, Гарри накрыл ладонь Тома своей и слабо улыбнулся. — Я… я хочу, чтобы мы общались. Чтобы вместе познавали мир, искали себя и свое призвание. Я не хочу… я никогда не хочу больше испытывать ту боль, которую… которую испытал, осознав, насколько ты несчастен. Ведь я сам долгое время был таким же. — Ты… — Был одиноким, недолюбленным и никому не нужным ребенком, Менелос, — признался, наконец, Гарри, и Том тут же крепче сжал его ладонь, неверяще рассматривая его побледневшее, открытое лицо. — Я был таким же, и меня это сильно ударило. То, что ты такой. У меня появились люди, которые смогли спасти меня. Полюбили меня. А у тебя… появился я один.        Том дернулся, как от удара. Он шумно втянул носом воздух и прошептал: — Мне не нужна твоя жалость. — Это не жалость, — возразил Гарри и прикусил губу. — Это было сочувствием. Сопереживанием. Это стало симпатией, взращенной пониманием.        Том промолчал, лишь пытливо всматривался в его лицо, ища признаки… искренности? Лжи? Он не был готов поверить, даже если отчаянно хотел этого, и Гарри продолжил: — Я не лгал тебе, когда сказал, что мне тогда не было противно. Я никогда не целовался с парнями и думал, что испытаю… ну, что будет неприятно, но… Ох, прости, я, возможно, ввел тебя в заблуждение, но я хочу быть предельно искренним. Я обдумал все и понял, что не имею ничего против поцелуев с тобой. Буду честен — не то чтобы я сейчас их хочу, но и против ничего не имею. Ты нравишься мне. Ты уже интересен мне достаточно сильно, чтобы попробовать двигаться дальше вместе. Я не могу обещать тебе любви до гроба, но… но… Мерлин, разве мы уже не ко многому пришли? Насколько еще возможно взрастить эти чувства, если… если мы просто попробуем? Я знаю, что это может быть эгоистично с моей стороны, но я уже понимаю, что не хочу отвернуться и забыть о тебе. Я бы мог спокойно жить дальше, но не хочу этого, потому что хочу попытаться. Тебя это устраивает? Ты не против? Это не то, что ты ожидал, когда я заявился к тебе, но все же… — Гарри, — перебил его Том, остановив поток его сумбурных откровений и неловких признаний. Худших в его жизни, если быть честным. — Гарри, когда ты пришел ко мне, я не ожидал даже этого. Более того — я никогда не ждал и не смел надеяться, что ты вообще придешь.        Слова Гонта перемололи все его бессвязные панические мысли и оставили в голове звенящую пустоту. Сердце Гарри сжалось, прежде чем забиться в грудной клетке бешеной птицей, рвущейся на свободу.        Том неловко погладил тыльную сторону его ладони большим пальцем, прежде чем вновь заговорить: — Посмотри на себя и на меня. Я уже говорил тебе об этом, я трезво оцениваю… свою внешность. Я был рад уже тому, что не был тебе противен, и уж точно никогда не смел надеяться, что ты можешь… испытывать ко мне приязнь, — Гарри открыл рот, чтобы возразить, попросить его не быть к себе столь критичным, но Том не дал ему ни шанса: — Не спорь. Я смирился с тем, кто я есть. С тем, что такой я никогда не сможет получить от тебя ничего больше дружбы. То, что я сейчас от тебя услышал — примерно на одну бесконечность больше, чем я когда-либо рассчитывал… Я просто… устраивает ли меня это? Ты правда не понимаешь, что ты для меня делаешь? Что именно ты мне подарил? — Я подарил тебе букет из своих сомнений, неопределенности и кучи «может быть, а может и нет», — горько, невесело усмехнулся Поттер, задетый словами Тома. Такого неуверенного в себе и, Мерлина ради, радующегося даже этому… благодарного столь нелепым «попытаемся, но я ничего не обещаю»…        Менелос покачал головой и мягко рассмеялся. — Все верно. Вот только с букетом сомнений, неопределенности и «может ничего не быть» ты подарил мне одно маленькое «может быть». Я услышал все, что ты мне сказал, и собираюсь приложить все силы, чтобы между нами осталось только это «может». Чтобы оно стало тем единственным, что «будет».        Гарри тепло улыбнулся ему и внезапно даже для самого себя спросил: — Разве после таких признаний не должен следовать поцелуй? — Я… я думал, ты не очень хочешь со мной? — растерялся Менелос, и Гарри закатил глаза. — Ну, я ничего не имею против. — Я просто не хотел настаивать, если тебе не хочется, и нам не обязательно только потому что так принято? Чтобы после признаний следовали поцелуи… — Не порти момент, и давай уже поцелуемся, Мерлина ради!