Благими намерениями

— Что за херню ты несешь? Элая колотит от едва сдерживаемой ярости. В руках у него пистолет, побелевшие пальцы почти до боли сжимают рукоять. Будь на месте его брата кто-нибудь другой — стену тут же украсила бы инсталляция из кусочков имплантов, костей и мозгов. Но ради Дэвида — и только ради него — он еще держится. — То, что ты делаешь, это… Это всего лишь терроризм, брат, — повторяет Дэвид. В его голосе сквозит обида или, может, разочарование — Элай всегда был слаб в определении оттенков человеческих эмоций. — Отец не хотел бы… — Он нам не отец! — тут же взвивается Элай. Звучит выстрел, в толстой металлической стене мгновенно появляется вмятина от пули. Сама пуля с тихим звоном падает вниз. — Не смей при мне упоминать эту тварь! Дэвид крепко сжимает губы и опускает взгляд на грязный пол. Рассматривает застарелые пятна крови, масла и чего-то синтетического, что намертво въелось в покрытие. Он ненавидит спорить с братом, потому что каждый раз спор превращается в скандал. — Дэвид. — Элай делает несколько глубоких вдохов и выдохов. Размеренный шум дыхания успокаивает его, и ярость отступает так же быстро, как и появилась. — Послушай меня, Дэвид. Ты ведь знаешь, я делаю все это не просто так. К счастью, Элай не пытается прикрыться словами «я делаю это ради тебя», иначе Дэвид в ту же секунду развернулся бы, вышел за дверь и без малейшего сожаления покинул бы район, который сейчас контролируют «Змеи». Дэвид молчит, не поднимая взгляда. В его голове вдруг становится на удивление пусто: ни одной внятной мысли, ни одной четкой фразы — лишь так, обрывки образов и сумбурные картинки из их с Элаем детства. Элай отбрасывает пистолет в сторону — тот падает на что-то мягкое, шума практически нет — и осторожно делает шаг в сторону брата. Он всегда был скор как на гнев, так и на почти мертвенное спокойствие после. Просить прощения для него — въевшаяся из болезненного прошлого привычка, от которой он давно должен был избавиться. Но ради Дэвида… Ради Дэвида он делает еще один шаг, мягко касается его теплой живой руки, сжимает его расслабленные пальцы. Он хочет притянуть Дэвида к себе, обнять, жарко выдыхая куда-то в шею. Он не делает этого, потому что Дэвид еще не разрешил. — Элай. Дэвид смотрит на брата, видя его надежду и смиренное ожидание. Они проходили это столько раз, что слова уже стали лишними, и все же момент катарсиса всегда ощущается будто впервые. Элай обнимает его — по коже мгновенно разбегаются мурашки — и шепчет куда-то чуть ниже уха: — Пожалуйста, верь мне, Дэвид. И Дэвид… Дэвид снова верит.