art deco

      Солнце пекло так, что пот стекал со лба в три ручья, Наташе хотелось летнее платье на себе разорвать, чтобы было прохладнее, но вокруг служанки, да и к отцу, отнюдь, не крестьяне захаживают, вдруг, кто увидит - слухов не оберешься.       Но в доме было ещё жарче, а на улице дул легкий прохладный ветерок. Особенно хорошо он ощущался, когда сестры заставляют тебя бегать за ними, играя в догонялки. Игра детская, выматывающая, но девочек занять чем-то надо было.       Волосы у неё растрепались, платье совсем намокло, а лицо было красным, как помидор. Наташа устало облакачивается на мраморный бортик декоративного фонтанчика, зачерпывает двумя ладонями холодную воду и плескает себе на лицо, протирает мокрыми руками взмокшую шею, тяжело дышит. Сестер мать отправила домой переодеваться, но у Наташи сил на это не осталось.       В ушах от бега пульсировало так, что она даже не услышала звук заглушения мотора и хлопок двери автомобиля.       Дашков выходит за машины, ослабляет узел галстука. Давит. Жарко. Но он, из принципов этикета, натягивает на себя темный пиджак, собирается уже подняться по лестнице к дому Столыпина, но вдруг останавливается.       Его внимание привлекает женский силуэт у фонтана. Столыпинская дочка.       Он и сам не знает, почему так нагло пялится на эту юную девушку. Но, боже... Как она сняла с себя туфли, присела на землю, вытянула аккуратные длинные ножки, разминая стопы, протирая руками шею. Он видел её румяные от жары щеки, капли, стекающие по лицу вниз, к шее.       Она вдруг поднимает свой взгляд, видит графа и резко замирает.       Кажется, он ей помешал. Неловко вышло. Наташа спешно поднимается с земли, подбирает свои туфли и уходит, быстро поднявшись по ступенькам.       Он стоит ещё минуту, сам не зная, почему. Видимо, он дает ей шанс убежать и не встретить его снова.       Столыпин снова отчитывает его за излишнюю жестокость, за неэффективность сыскного отдела, снова ставит в пример Руневского. Обычно Дашков с таких слов сильно злится, будто весь закипает, но сегодня слишком жарко, чтобы он что-то делал.  Поэтому он будет просто сидеть и молчать, пропуская все претензии мимо ушей. Он упускает и тот момент, когда Столыпин замолкает, смотрит мимо него.       Дашков тоже оборачивается. Ну, конечно же, там стоит она. Все такая же босая, держит в руке подол платья. Что ж, незаметно прошмыгнуть мимо у неё не получилось. Теперь её отчитают. Он вновь смотрит на её ноги. Такие аккуратные, как и их обладательница. - Наташа, черт возьми, почему в таком виде? - строго спрашивает Петр. - Прости, отец, на улице очень жарко и я... - Это очень опрометчиво, что подумает о тебе мой посетитель? - специально пристыдил ее при Дашкове. Но Дашков всегда шёл против Столыпина. - Петр Аркадьевич, мне абсолютно все равно, как выглядит ваша дочь, - такого выпада от графа не ожидал ни Столыпин, ни его дочь. Наташа удивленно распахнула свои и без того большие глаза так, что Дашков даже улыбается, так это мило выглядит. Сейчас он удивит ее окончательно. - Вам я тоже советую не обращать на это внимания, ведь женщина вольна выглядеть так, как ей угодно...       Наташа еще больше краснеет, вызывая у графа искреннюю улыбку. Девушка спешит удалиться, Столыпин молчит. - Вы свободны граф, - почти шепотом говорит Председатель Священной Дружины, и Дашков, наконец-то, может идти.       Перед тем, как сесть в машину он бросает взгляд в окно, замечая, как женский силуэт прячется за тяжелыми шторами.       Она красавица...       Наташа, сама не зная, почему, улыбается искренне и смущается. Пёс Священной Дружины только что её защитил.       У неё чувство любопытства к его темной персоне растет с каждым днём. Вот она в тайне от отца читает его личное дело, послужной список, долго всматривается в чужое лицо, смотрящее своими разными глазами с фотографии. У Столыпиной шальная мысль пробегает в голове. Если она возьмет эту фотографию, ничего же не случится? А отцу скажет, что потерялась. Никто и не узнает...       И с тех пор старая фотография мужчины в темном костюме лежит среди её шелковых лент и атласных платьев, она часто достает ее и прячет в свой личный дневник. Фотокарточка хранится бережно, она ее лишний раз смять боится, на ней правда отпечатался розовый след ее помады, когда она осторожно прижала карточку к губам. Главное, чтобы Дашков не узнал...       А Дашков уже сам не знает, куда от её взгляда деваться. Он чувствует, как она на него смотрит, как перед ним тушуется и смущается, как улыбается. Он понимает, что интерес Наташи к его персоне уже давно вышел за пределы чисто профессионального... И он не видит в этом ничего плохого.       Он не против внимания с её стороны, не против ее влюбленности. Сама в будущем решит, что с этим делать. Скорее всего, это само у неё пройдет. Конечно же, такие хорошие девочки всегда влюбляются в опасных мужчин, как он. В этом было что-то из Пушкинского "Дубровского", но, насколько он помнил, у главных героев этого романа всё кончилось несчастливо. Может, это обойдет их стороной?       Дашкова уже не удивляет, что Наташа на бал к Юсупову приехала с родителями, не удивляет её осторожный взгляд, гордое одиночество, пока Дашков старается на неё не смотреть. Только бы удержаться, ведь Наталья выглядит просто прелестно в этом белоснежном платье. Будто невеста.       Оркестр играет вальс, и Дашков уже замечает, как она несмело идет в его сторону, но между ними так и остается целый зал расстояния, потому что Наташу внезапно приглашает Юсупов. Он настойчив, и Наташа разочарованно поддается. Дашков упускает тот момент, когда его уводит в центр зала Анна Вырубова.       Они танцевали с другими людьми, но смотрели только друг на друга. И в этот момент между ними будто не было преград.       Дашков танцует с фрейлиной без особого интереса, как и Наташа с Юсуповым. Граф отмечает, что она смотрит на него и ещё чаще - в пол, чем на своего партнера. И еще он отмечает Феликсову руку, которой он прижимает девушку к себе, его хитрый взгляд и то, что он постоянно шепчет ей что-то, почти дотрагиваясь губами до женского ушка.       Чертов Юсупов!       У него и так характер такой, что прям напрашивается на драку, а теперь Дашкову даже не стыдно будет этому князю испортить физиономию.       Вырубова что-то трещит без умолку, но он не слушает.       Феликс, отпустите её.       Когда танец заканчивается, князь позволяет себе неслыханную дерзость - он касается её почти обнаженного плеча, и довольный уходит. Дашков смотрит на него осуждающе, будто взглядом разных глаз можно прожечь в ненавистном князе дыру. Дашков сжимает с силой в руке бокал с шампанским. Стекло лопается. Но он же вампир, небольшие порезы на ладоне быстро заживают.       Мужчина решительно подходит к Столыпиной, берёт за руку, ведет в другую комнату. Она не сопротивляется, не задает лишних вопросов. Какая послушная...       Он плотно прикрывает дверь, подходит к ней вплотную, втягивает её запах. Чертов Юсупов, испоганил её лавандовый запах своим одеколоном. - Наташа, я не советую вам сближаться с Феликсом...       Она облегченно выдыхает, кивает. - Хорошо. - Вы даже не спросите, почему? - Я вам верю.       Да что ж такое! Она совсем потеряла бдительность со своей симпатией. Придется обьяснять ей всё, словно ребенку. Хотя, по сути, она и есть еще несмышленая девочка. - Наташа, вы красавица, я глубоко вас уважаю, но я хочу предупредить, - он берет её за плечи, пальцы прожигают шелковые рукава. - Я не самый удачный выбор для вашего любовного интереса, далеко не самый удачный. Но я не вправе вас осуждать за это, я просто предупреждаю.       У неё губы уже дрожат, но виду Столыпина не подает. - Дашков, я очень долго думала об этом, о том, что чувствую к вам, - она нервно теребит ткань платья, волнуется. - И я пришла к четкому выводу. Я вас люблю. И я этого не боюсь...       Какая же она наивная... Думает, что всё так просто в этой жизни. Мгновение, и она прижимается к нему, ну как ей отказать? Дашков её обнимает несмело, боясь дать слишком много. - Наташа, вы мне глубоко небезразличны, но вы должны знать, что жизнь моя полна рисков и опасности. Это мой привычный ритм, и я не хочу, чтобы вы рисковали собой ради меня... Вы ведь не вампир...       Она вдруг отстранилась, замолкла, спешно ушла. Оскорбилась...       Вы ведь даже не вампир. Да, и что с того? Она обычный человек, это даже лучше. Хотя, чего скрывать, хотелось Наташе быть, как они. Они вечные, сильные, бесстрашные. Не то, что обычные люди.       Но для Дашкова она обычный человек, в этом вся проблема...       Про взрыв в доме Столыпиных он узнает в  от же день от Свечникова. На вопрос "есть ли пострадавшие?" получает ответ "много людей погибло, старшая дочка Столыпина в тяжелом состоянии".       И этих слов достаточно, чтобы Дашков сорвался и поехал в больницу.       Вопросов было много. Что за взрыв? Жива ли она сейчас? Почему её не обратили, ведь у Столыпина есть на это все основания. Наташа - его дочь, близкая родственница. Это веская причина для обращения. Неужели это только Дашков осознает?       В больнице у врача узнает, что Наталья в бессознательном состоянии, ноги ец пришлось ампутировать из-за сильных повреждений. Выходит, отцу ее вообще плевать. Вот же паскуда!       Дашков раздумывает минуту и решительно идет к её палате. Да, все будет так, как он решил. Так будет лучше для всех.       Пётр Аркадьевич спокойно сидит на лавке возле палаты, газетку читает, нашёл время! Завидев темный силуэт, он вскакивает с насиженного места. - Дашков?       Граф его игнорирует, уже приоткрывает застекленную дверь. - Что вы собираетесь делать?! - кричит Столыпин.       Граф на него смотрит с презрением, шипит. - То, что не сделали вы...       Он заходит в палату, подпирает дверь стулом, чтобы ему не помешали. Он видит её...       Наташу лихорадит. Она мечется по кровати, волосы растрепались, выгибается в спине от боли. - Больно...больно... - стонет она.       Дашков снимает с себя пальто и котелок, присаживается на корточки рядом с её койкой, берет девушку за руку. - Тише, Наташа, сейчас будет не больно...       Он кладет свою ладонь ей на лоб, опуская на подушку, осторожно приближается к ее шее.       Наташа чувствует аккуратное прикосновение чужих клыков к своей шее. По телу разливается приятное тепло и покой; она хочет, чтобы это не заканчивалось, но проваливается куда-то в приятную обволакивающую темноту.       Он отстраняется, вытирает с губ чужую кровь. - Что вы сделали?! - кричит ворвавшийся в палату Петр Аркадьевич.       Дашков спокойно на него смотрит. Теперь все будет по его правилам. - Петр Аркадьевич, я знаю, что вампирша, обращенная Руневским, скрывалась у вас в винном погребе, в моих силах обо всем поведать Священной Дружине, так что слушайте меня...       У министра даже ноги подкашиваются, он медленно садится на стул рядом с кроватью дочери. - Я обратил вашу дочь в вампира, чтобы она смогла восстановить ноги и стала сильнее. Когда об этом станет известно, вы скажите, что обратили её Вы, так как она ваша близкая родственница, всё по правилам. Вам все понятно?       Мужчина кивает. - Отлично. Так как вы вампир, а Наталья была человеком, то я не ручаюсь, что она отреагирует на превращение безболезненно и неагрессивно. Поэтому, я предлагаю изолировать ее от сестер дня на два, для их же безопасности. - Где вы хотите ее прятать? - У себя. - Да вы с ума сошли, Дашков?! - Возможно, не отрицаю. Но я гарантирую вам её безопасность.       Петр сомневается некоторое время, но вскоре соглашается. Были случаи, когда новообращенные от жажды крови бросались на прохожих и родственников, так что вероятность такой же ситуации с Натальей никто не отрицал. А Дашков сможет с ней справиться... Он же, как пёс, сильный. Вот только одно Петру не понятно. - Зачем вы это делаете, граф?       Но мужчина молчит. Просто берёт его дочь на руки и уходит. Обьяснить врачам, куда делась пациентка будет сложно, но все же легче, чем обьяснить им, как у неё выросли ноги...       Наташа спит уже почти сутки, ноги уже полностью регенерировали, шрамы зажили. К ней заезжает отец; один раз даже приезжала новообращенная вампирша Алина, которая теперь еще и член Священной Дружины. Граф дежурит у ее постели почти всё время, укрывает ее поудобнее одеялом, проверяет, жива ли она.       Наконец, ночью, когда часы на полке показывали половину первого ночи, Столыпина резко садится на кровати, заставляя Дашкова нервно вздрогнуть. Он в миг оказывается рядом с ней, берет ее лицо в свои ладони, заставляет посмотреть на себя. - Наташа, ты меня слышишь? - обеспокоенно спрашивает он. Она кивает.       Вдруг ее ручка тянется к одеялу, она отдергивает его в сторону, оголяя ноги. Секунду девушка молчит, а потом кричит от ужаса. Граф тут же прижимает её к себе, успокаивая, это истерика, это пройдет. - Что это?! Их же не было! Откуда... - через всхлипы говорит она. Что ж, пришло время ей рассказать. - Наташа, послушай меня внимательно, посмотри на меня, - она послушно смотрит прямо в глаза. - Я обратил тебя в вампира.       У девушки в глазах целый спектр эмоций от отчаяния до откровенного непонимания. Столыпина ставит обе ноги на пол, встает, опираясь на руку Дашкова, шатаясь с непривычки, подходит к зеркалу. Она смотрит свои клыки, трогает их пальцами. - Что ж... - на удивление спокойно начинает она. - Если другого выхода не было...       Она еще раз открывает рот, ухмыляется, оголяя клыки. - Мне даже нравится, - она, наконец, смотрит на него, на лице её мелькает легкая улыбка. Девушка садится с ним радом, обессиленно утыкается головой ему в грудь, соединяя свои руки у него за спиной, обнимая. Она чувствует его теплые ладони у себя на плечах; чувствует, как мужчина гладит её, как целует невесомо куда-то в макушку. - Спасибо тебе...       И Дашков впервые чувствует себя абсолютно спокойно. Да, теперь у них нет никаких преград. Она теперь достаточно сильна, чтобы выдержать вместе с ним все испытания. - Так, я теперь бессмертна? - спрашивает она, заискивающе улыбаясь. - Вроде того. - Получается, у нас впереди есть целая вечность... - Да, целая вечность. Так что, я могу тебе сильно надоесть.       Она усмехается. - Думаю, мы найдем, как это исправить, если что.       Алина пока стоит возле Юсуповского гардероба думает, что что-то должно случиться, что-то ужасное. А в таких случаях она взяла за привычку звонить своей новой подруге Наташе. Благо, Юсупов любезно разрешил воспользоваться служебным телефоном. Столыпина теперь тоже вампир, причем достаточно сильный, ведь набор упыриных генов от отца дал о себе знать.       Наташа сообщила ей странную новость, вся дружина, включая Руневского и Дашкова, поехала задерживать опасного анархиста, чей странный позывной она не смогла запомнить. Окончательно Алину выбила из колеи новость, что анархисты планируют нападение на Юсуповский дворец. - Наташа, можешь приехать? Боюсь, если нападение будет, то я одна не справлюсь, а Юсупов уже под своими порошками, так что на него расчитывать нечего. - Жди.       Наташа встречает Алину у черного входа во дворец, та сообщает, что несколько неизвестных уже внутри. У Столыпиной сердце щемит, Дашков тоже там.       Она находит его в луже собственной крови, проверяет пульс, он еще дышит. Последнее, что Дашков чувствовал в сознании было, как несколько пар рук тащат его прочь с того места, где его порезали.

***

      Пока на улице стоял не по-новогоднему сильный мороз, внутри загородного дома было тепло и уютно. Он сидел в удобном кресле возле камина, по телевизору шло новогоднее обращение Императора.       Телефон завибрировал от внезапного уведомления. Мужчина смотрит на внезапную сводку новостей. Серебряными пулями убит член Земского собора, на стене рядом с трупом кровью написано ненавистное "Карамора".       Он теребит ворот черной водолазки, надетой под такой же черный пиджак. Большим пальцем Дашков оглаживает шрам на шее. Ему даже смешно. Когда ж это имя перестанет его преследовать.       Мужчина подходит к панорамному окну, вдали виднеются яркие салюты, Новый Год, как-никак. - Наташенька, вампирушка моя! - зовет он.       Женская ручка опускается на его плечо. Она стоит рядом с ним в строгом платье с вырезом на спине, специально ради него нарядилась. В руке у неё бокальчик вязкой алой жидкости. Третья отрицательная кровь из больницы, что может быть лучше в Новый год? - Душа моя, ты не поверишь, что сегодня случилось...       Ну, хоть что-то интересное за сто лет...