***
Сейчас, когда поезд неумолимо мчался вперёд, оставляя позади Хогвартс, он чувствовал неизбежное осознание. Людей, тех кого он повстречал, с теми, с кем проучился много лет, он, скорее всего, больше никогда не увидит. Он не увидит его. Картинки за окном сменяли друг друга, а он искренне надеялся ещё раз увидеть серое грозовое небо. Если бы у него спросили «когда это началось?» Тео не смог бы ответить, не потому что не хотел, а потому что действительно не имел понятия, в какой период времени зародилось это чувство. Чувство, от которого он большую часть лет пытался избавиться. Выжечь, стереть, забыть, но оно все равно как клеймо оставалось на месте, сморщенное, обугленное, но все такое же красивое. Каждый раз напоминая о себе, будь это запах его духов, светлая макушка среди толпы других учеников или же дождливое небо. Он знал, что когда Хогвартс-Экспресс остановится и он покинет Британию, боль усилится и на теле снова появится небольшой бутон ириса. Эти цветы так подходят ему, все такие же властные, до отвращения благородные, величественные. Забавно наблюдать, как они разрывают его собственную плоть. Как на их чёрно-фиолетовых лепестках остаются капли крови. В такие моменты Тео чувствовал, что его пальцы краснеют, мёрзнут, а из ран вновь бежит алая, липкая, вязкая кровь, марая белую рубашку и плавно стекая с рук на пол. Прямо как кошка, которая устала сидеть на коленях хозяина. Наверное, за весь этот семестр, он угробил целое состояние на все новые и новые рубашки, что сейчас покоятся в шкафу. Как жаль, что по дресс-коду нельзя было надевать чёрные рубашки. Может, в таком случае его расходы могли бы уменьшиться, хотя бы на несколько галлеонов. Впервые зачатки этих цветов начали прорастать на четвёртом курсе. Тогда это казалось чем-то удивительным, красивым, волшебным, но до безумия болезненным. Когда острые листья в первый раз прорезали кожу, словно скальпель, он смотрел, как Драко задерживает взгляд на Грейнджер, пока никто не видит. Затем, цветы на какое-то время замедлили свой рост и спрятались внутри, раны от них зажили, но тонкие белые полоски, шрамы, были и по сей день разбросаны то тут, то там, по всему его телу. Тео не стал интересоваться, ни чем это вызвано, ни как это вылечить. (Ну...если это вообще возможно вылечить.) Шрамы свести, он, конечно, пытался, но не вышло. Они так и остались напоминанием о пережитом случившимся. Тео точно не помнит, как они с ним познакомились, кажется, они знали друг друга ещё до рождения. Но в памяти отлично остались воспоминания, когда он в пять лет приехал в Малфой-Мэнор. Пока Люциус и Нарцисса находились в гостиной и о чем-то переговаривались, Драко силой заставил его пойти в сад. Там, где не было родителей, мальчишка с платиновым блондом безумно улыбался, тыкая пухлым пальчиком в цветы и рассказывая о них, Тео был действительно счастлив. Чуть дальше клумбы с белыми розами и пионами, раскинулось целое поле черных ирисов. Драко так увлёкся своей временной свободой, что не заметил, как оказался почти в самом центре тюрьмы из чёрных лилий, как не так давно называли ирисы во Франции. Тео был поглощен происходящим и, кажется, даже перестал слушать, что говорит Драко. Он видел как двигаются его губы, как Драко жестикулирует руками, ещё даже не осознав, что своей невнимательностью он растоптал огромное количество цветов. Но не убитые цветы привлекли Тео, а то, как невероятно красиво выглядит Драко среди всего этого темно фиолетового безумия. На фоне темного ковра из ирисов бледный Драко, с платиновым волосами, выглядел как принц на белом коне из сказки. Волосы его, как и бледность, контрастировали с цветами, а глаза казались такими глубокими, что на секунду он почувствовал просто необходимость утонуть в них. Тогда эти поля были чудом, сейчас же, с ними ассоциировались лишь тоска, отчаянье и чувство, что желчью разлилось в груди. Когда сам Тео вспоминает об этом месте, он называет его озером слез и печали. Возможно, именно тогда и произошла эта точка невозврата. Он не знает. На пятом курсе пришло осознание. Принятие столь неправильных, неудобных никому чувств. Этому осознанию предшествовали часы разглядыванья потолка, в перемешку с бессонными ночами. За ними наведывались попытки принять его, как друга. «Он друг и ничего больше» говорил он в своей голове, зная, что сейчас он нагло врёт сам себе. Позже, он стал подмечать столь мелкие, но столь значимые для его больного сознания вещи. Например, он узнал о том, как Драко крепко сцепляет руки в замок когда нервничает. Если другие не видели его эмоций, то Тео видел. Узнавал по чуть приподнятому уголку губ, что ему весело от дурацкой шутки Гойла или, как увлекшись чем-то, он впивался зубами в нижнюю губу, от чего та становилась припухшей. Тео все ещё пытался себя сдерживать, не давал себе ни надежды, ни возможности быть рядом. Он ограничил их общение, но даже в те минуты, которые Малфою удавалось украсть, Тео не позволял прикасаться ни ему к себе, ни себе к нему, потому что знал, что развалится на части. Хотя, процесс самоуничтожения начался уже давно. На шестом курсе было намного тяжелее. Становилось трудно дышать, иногда он заходился сильным кровяным кашлем. Начал носить платок, чтобы это можно было скрыть. Стал курить, окончательно губя себя и выжигая все внутри никотином. В Драко что-то изменилось, стал нервным, постоянно что-то недоговаривал. Однажды он сказал: — Хогвартс - жалкое подобие школы. Я скорее бы сбросился с башни, чем проучился там ещё два года. Это заставило что-то внутри Тео содрогнуться и сжаться в маленький комочек. Потом, ещё через год, пришёл страх потери. Вдруг с ним что-то случится? вдруг не переживёт? Пережил, прошёл, не заметил Тео. Возможно, даже забыл. Он не сердился, не обижался, понимал, у каждого своя жизнь и свои проблемы, сейчас Малфою явно не до него. Но, все же, больно было. К тому времени, Тео все же решил найти информацию о том, что с ним происходит. Нашёл, ему не понравилось. Ханахаки. Кто-то называет это даром. Уверенные, что так люди, болеющие этим, способны найти свою истинную любовь. Другие называли проклятием и Тео больше склонялся к этому варианту. Как вообще можно назвать свою верную смерть даром? Ему удалось узнать, что болели ханахаки очень редко и, как правило, не долго. Цветы пожирали тело быстро, заполняли лёгкие и бронхи. Считалось чудом, если вы прожили хотя бы года два. Но то, что живет в теле Тео, похоже решило потянуть время и продлить сладкую пытку. Лекарством считали взаимную любовь. Тео в неё не верит, и в подтверждение этого из горла снова выскользнул чёрный лепесток. Кто бы мог подумать, что то, что он считал чудом, окажется его смертью. Должно быть, сама судьба решила посмеяться над ним. Поезд мчал, рельсы шумели, не давая уснуть. Он мысленно прощается с этим местом, с людьми, с воспоминаниями, зная, что время заберёт их. Забавно, но он так и не набрался смелости рассказать о том, что влюблён в Драко, о том, что уезжает, о том, что умирает. — Труссс - шепчет голос в голове, Тео молчит, зная, что голос прав. Тело все ещё болит, он только утром срезал все новые цветы, чтобы те не мешали. Было больно, но Тео уже привык. Должно быть, если бы он сохранил все цветы, что выросли за несколько лет, как раз бы хватило на то, чтобы собрать поле размером с то, что в Малфой-Мэноре, которое было уничтожено войной…***
Когда он приехал во Францию, он ждал своей смерти. Он приехал сюда умирать, но смерть опаздывала, вот уже на пять лет. Он не знал, везение это, или карма мстит ему за что-то. Но предпочёл бы, чтобы это все закончилось ещё в тот первый год здесь. Когда он пытался затеряться в толпе людей, когда старался жить одним днем. Это было бы правильно. Сначала прошла неделя, каждый день которой был наполнен чем-то, что он хотел сделать раньше чем умрёт, потом ещё одна и ещё одна. Так пролетел месяц, год, два, три… Потом он просто стал ждать. Ждать конца. В этом ожидании прошёл ещё год, а сейчас, идя по очередной заметенной снегом улице Тео направляясь в лавку «Травы и яды». Прохожих, как не странно, было куда больше чем обычно. Теснота и столпотворение раздражали, а когда кто-то схватил его за руку, на которой ещё не зажила рана от очередного срезанного цветка, Тео окончательно это вывело из себя. Он обернулся вдохнул побольше воздуха, готовый вылить на этого человека целое ведро помоев из своего рта, но увидев кто перед ним, так и остался хватать воздух. Лёгкие горели огнём, сердце отбивало бешенный ритм, грудь сдавили дьявольскими тисками. Глаза защипало, а горло словно свело судорогой. «Должно быть, это сон» - пронеслось в голове. — Я думал мы друзья, а ты не сказал мне, что уезжаешь. Перед ним стоял Драко Малфой, повзрослевший, немного уставший, но все ещё его. Хотя, он никогда и не был его. Он никогда никому не принадлежал, хотеть его себе было глупо и безрассудно. Для Тео смертельно. — Мы никогда не были друзьями, Драко. - хрипло выговорил Тео и покачал головой. Малфой хмурился, и, кажется, уже сожалея о том, что остановил его. Он не понимал, что всегда был для него куда больше, чем просто друг. Драко всегда был нужен Тео больше, чем Тео самому Драко. Для Тео он был сравним свежему глотку воздуха в бездонном, тёмном море. — Я искал тебя. - это было сказано сквозь зубы. Тео знал, так он сдерживает свой гнев - Я искал тебя пять чёртовых лет! - проорал Драко на всю улицу, полную народу, но никто не обернулся, не остановился, все шло своим чередом. Только вот, кажется, цветы, стали снова расти…