секрет

      Утренний ветер заставляет парня поёжиться, но в тоже время придаёт бодрости. Фридрих сильно встревожен тем, что обер-лейтенант вызвал его для разговора. Солдат переставал дышать из-за страха при виде Альберта, а предстоящий разговор лично и вовсе окутывал паникой. Прохладные ладони вспотели, пульс участился, а в глазах темнело. Какая бы тема разговора не была, в одном Фридрих уверен точно — ничего хорошего ждать не стоит.       Дрожащей рукой парень стучит в дверь. Аккуратно, будто излишняя громкость приведёт к ошибке. Неприятным эхом в ушах отдаёт «заходите». Парень старается держаться уверенно, когда переступает порог. Но от человека, что его ждал, скрывать чувство страха бессмысленно. Альберт любил, когда его боялись. Ему нравилось подчинять через это чувство. Фридрих замечает его стоящим у стола, на краю которого были различные бумаги, собранные в стопку. — Зд-зд-здравствуйте, — тихо приветствует солдат на родном языке. С привычным заиканием, которое сейчас будет сильнее, чем прежде. — Что? — нарочно переспрашивает он, ухмыляясь, — я не понял, что Вы сказали, солдат. Подойдите ближе и повторите, — Альберт испытывает восторг. Даже в самой походке парня он наблюдает волнение. — Зд-здравствуйте, — вновь повторяет парень. — Здравствуйте, — Альберт всматривается в белое как полотно лицо, — неважно выглядите. Заболели? — ухмылка не спадала с его лица.       Фридрих переминается с ноги на ногу, что явно не должно соответствовать солдату находившимся перед старшим по званию. — Н-нет, в-в-в, — вздыхая, он хватает ртом воздух, борясь с заиканием, что в данный момент подводило слишком сильно, — все в порядке. — Правда? Хорошо, — Альберт делает небольшую паузу, и мертвая тишина отзывается головной болью, — причина, по которой я вас позвал — неудовлетворительное поведение и исполнение долга. Может, соизволите сами изложить свои ошибки?       Фридрих забывает, как дышать. Он чувствует себя школьником, которого отчитывает учитель. — Я-я…я не зна-знаю. — Как это вы не знаете? — недовольно звучит вопрос, — хотя, в очередной раз повторюсь…что мне ждать от Ландштурма? — Альберт подходит ближе, а парень делает инстинктивно небольшой шаг назад, — я вас ещё не отпускал. — И-извините… — теперь мужчина стоит прямо перед ним. — Раз вы, Фридрих, даже не способны сами рассказать о своих же ошибках, то это сделаю я. И самая грубая из них, конечно, уважительное отношение к бельгийцами и общение с вашей…хм, подругой-журналисткой. Далее идёт слишком легкомысленное отношение к происходящему. Я совсем не вижу в вас воина, — от Альберта исходит леденящая аура, неприятно проникающая под кожу. Фридрих сжимает челюсть, стараясь не вздрагивать, — я очень надеюсь на ближайшие изменения в нужную сторону, иначе… вы будете мешать и ваша судьба станет уроком для других, — едко звучит угроза, — что скажите, солдат? — Я п-понял В-в-вас. Я исправлюсь в д-должную сто-сторону, — откровенная ложь, но обер-лейтенант это знает. Однако, не оглашает. — Конечно. Ещё раз напомню: вы приехали не подкармливать кошек, искать любовь, и считать здешних жителей такими же людьми, как мы. Не забывайте, для чего вы тут на самом деле. Пока ещё возможно, — фирменная ухмылка не покидала его лица.       Вновь угроза казнью.       Фридрих не знал, что ответить. Ему хотелось отвести взгляд, спрятаться, убежать. Не быть военным вовсе. Размышления позволили телу расслабиться, помогли забыть, где сейчас он находится и с кем. Альберта это зрелище забавит. Данная ситуация подталкивает скользнуть по лицу парня, изучить его. Лучи Солнца подчёркивают изящные черты. И в голове мужчины мелькает — «почему бы и нет?»       Мысли солдата резко обрываются неожиданным прикосновением, на которое тело мгновенно реагирует. Воздух становится тяжёлым. Холодная рука касается шеи. Паника возвращается. — П-п-простите? — волнительно раздаётся вопрос, но обер-лейтенант не отвечает, лишь с заинтересованным выражением плавно переходит к щеке, поглаживая её большим пальцем, — В-в-в, — не сумев побороть заикание продолжает Фридрих. — Что-что? — наконец раздаётся голос. Его владелец и не думал убирать руку. Дефект речи солдата нравился Альберту. Особенно, когда тот говорил на немецком. Не дождавшись ответа, он с притворным огорчением вздыхает, — понятно.       И парень обращается точно в статую, когда губы обер-лейтенанта мимолётно накрывают его. Фридрих не верил в происходящее. Спотыкается, когда его подталкивают к столу, вынуждая сесть. Представление, что может произойти дальше, вызывает головокружение. Если бы Фридрих и нашёл в себе силы сопротивляться сейчас, он бы все равно не решился. Звук верхней расстёгнутой пуговицы собственной формы побуждают подать голос. — В-вы зло-зло-употребляете д-д-должностными правами. К т-тому же м-мы м-мужчины и из-за э-этого могут быть большие про-проблемы, — дрожа бубнит парень себе под нос. У мужчины это вызывает лишь смешок. — Осмелели, солдат? — пальцы ловко скользят вдоль других пуговиц и ремня, оставляя китель нараспашку, — проблем не будет. К тому же … мы никому не расскажем об этом, верно? — Альберт медленно начинает расстёгивать и свою форму, — Вы когда-нибудь были близки с мужчиной? — с издевкой раздаётся вопрос. — Н-нет, не б-был, — его щёки вспыхивают не только от страха, но и от волнения. Сейчас он боялся Альберта как никогда.       Чужие руки сбрасывают одежду солдата с плеч. Взгляд мужчины проходится по молодому, уже открытому бледному телу, имеющее синяки в некоторых местах. Фридрих сжимает край стола с напряжением. — Надеюсь, вы осознаёте, что сопротивляться не стоит, — Альберт предупреждает, и парню спустя секунды предоставляется возможным увидеть его тело, покрытым шрамами, — снова стали вещицей, на которой бельгийцы выпускают свой гнев? — смеясь спрашивает немец, проводя по гематоме на руке, — о, но вы, конечно, в ответ не атакуете, лишь продолжаете не обращать внимания и понимать их, — пальцы мужчины грубо берут его за подбородок, заставляя встретиться взглядами. Один полон жестокости и насмешки, другой отдаёт тревогой и сожалением, — вы — позор Германской империи.

***

      Даже спустя некоторое время, Фридрих безрезультатно пытается забыть, как чужие ладони грубо исследовали его. Как пришлось отвечать на поцелуи человеку, которого теперь он ненавидит ещё больше. Приходилось быть взаимным во всем, чтобы не стало хуже. Он сгорает от стыда и проклинает себя, что тогда возбудился. Снова и снова проворачивает в голове моменты, как оказался развёрнутым лицом к столу, и как за этим последовали толчки с нарастающим темпом, что поначалу отдавали болью. Фридрих поклялся убить себя в тот день, когда в неряшливом виде покинул комнату Альберта. Ему хотелось пустить себе пулю в висок, когда ему с выступившими слезами память напоминает, как он отпускал стоны, как низко пал перед Альбертом, даря новые поводы для мерзких шуток и комментариев.       Они делали вид, что ничего не случилось тогда. Что был всего лишь разговор. Обер-лейтенанту было безразлично, ведь он в очередной раз самоутвердился и получил желаемое. Это было привычным для него. Фридрих же теперь возненавидел его сильнее, но отныне не боялся как раньше. Бросал с непонятными чувствами незаметные взгляды на человека, которого мечтал больше никогда не видеть.       То утро останется их личным секретом, событие которого больше не повторится.       Секрет останется с ними, растворившись во времени.