Хозяин леса

Темные брызги на стволах, вязкие капли на листьях… это не та кровь, которая нужна. Та уже перетекла потоком и иссякла, оставив полностью иссушенное тело на земле. Нож вернулся в ножны, которые Всадник спрятал под плащ. Тишину замершего леса прервали негромкие шаги – трава и опавшие листья шуршали под каблуками сапог. Шаги затихли, им на смену раздался тихий приглушенный удар – мысок сапога слегка пнул труп одного из разбойников. – Падаль, – отчетливо произнес шуршащий, как прежде трава под сапогами, голос. В нем слышалась брезгливость, и Всадник был согласен с голосом. – Почему ты бросаешь эту падаль в моем лесу? Всадник промолчал, отходя к лошади. Он не любил говорить в этом облике – его самого пугал собственный голос. – Надеюсь, этого не повторится, – холодно произнес голос, в котором теперь явственно различались свист ветра в листве и скрип вековых деревьев. Всадник коротко поклонился. – И ты забываешь уговор. Никаких убийств в моем лесу. Всадник взял коня под уздцы. Точно. Уговор. Тридцать лет назад… как-то из головы вылетело. Портить отношения с… этим не хотелось. Вряд ли он сильнее Всадника, да и за пределами леса его могущество ослабевает, однако устроить проблемы он мог. Всадник хотел сказать, что будет впредь осторожнее, но на поляне уже никого не было. *** Август закашлялся, чувствуя, что кровь попала в легкие. Тело пронзила боль, как ни банально это звучало, но сейчас в голову не приходило ничего более поэтичного – каждую клеточку просто раздирало от боли, которую мозг отказывался обрабатывать. Мужчина обмяк и упал на землю. Сквозь шум в ушах ему показалось, что он слышит шаги – тяжелые, уверенные. Гофман закашлялся вновь, сплевывая кровь – когда он уже потеряет сознание? Ему рассказывали в анатомическом театре – человек не может долго испытывать сильную боль. Он все равно умрет, так к чему эти мучения… – Готов. Голос графа Данишевского Август узнал с трудом – без маски он его слышал достаточно давно, когда тот появился в Черном камне впервые. С тех пор маска лисы прекрасно справлялась со своей задачей, и скрывая лицо графа, и приглушая его голос. – Хорошо. А второй голос казался совершенно незнакомым – в нем слышались рычание зверя и завывание ветра, треск старого дерева и даже щебет птиц. Из последних сил Гофман поднял голову, и прежде, чем в глазах потемнело, он увидел лицо – лицо знакомое, лицо, которое он совершенно не ожидал увидеть. А затем наступила темнота. С перепачканных кровью губ слетел лишь последний хриплый вздох – Августу даже не удалось театрально прошептать имя или хотя бы выдохнуть «Вы!..» – Ну и где теперь будешь искать девок? Алексей промолчал. Его собеседник небрежно пнул сапогом тело и перевернул его на спину. Где-то невдалеке раздался вой, и граф чуть вздрогнул. Второй усмехнулся – но как-то совсем нехорошо. – Уходи, пока цел. Скоро они будут здесь. Голодные. Не знаю, хватит ли им. Данишевский коротко поклонился и поспешил прочь, слыша, как вой приближается. За ним последовал пронзительный свист и нечеловеческий хохот. Волосы на затылке встали дыбом, и Алексей ускорил шаг. Лиза перестала быть человеком полтора века назад, а есть ли что-то человеческое в… этом? Волки меж тем окружили тело и того, кто стоял с ним рядом. Вожак почтительно склонил голову. Получив в ответ кивок, он рыком подал сигнал стае. Человек – или тот, кто когда-то был им – отступил, чтобы не мешать трапезе. К рассвету в поле не было ни волков, ни трупа, ни странного существа. На орошенной горячей кровью земле высилась небольшая ель, чьи корни оплели и утащили поглубже в землю обглоданные кости. *** Иногда Гуро казалось, что кто-то за ним следит. Это могло бы быть забавно – он затаился в лесу, чтобы наблюдать за происходящим, а на деле кто-то наблюдал за ним! Яков неоднократно пытался понять, кто бы это мог быть, но пока он мог действовать лишь методом исключения: это точно не Всадник, потому что Гуро поймал однажды знакомое ощущение чужого взгляда, когда сам следил за Всадником, и точно не Гоголь – тот, похоже, счел, что ему следователь привиделся. Если бы Яков был чуть более суеверным, он бы решил, будто за ним следит сам лес. Но такой нечисти он не знал. Лешего знал, но местного лешего он не встречал да и не собирался. И вообще, не пора ли лешему спать? Скоро зима. Да и с чего бы ему наблюдать за столичным следователем? Наблюдающий никак себя не проявлял, и Гуро решил не придавать этому значения. Может, вообще показалось, такие нервы… но на всякий случай он оставался настороже. *** Гоголь судорожно размышлял. В колодце Лиза, один неверный шаг – и Чернозуб повесит ее. Этот человек не только смертельно болен, но и явно не в своем уме – глаза лихорадочно горят, губы пересохшие, но ружье пальцы сжимают крепко. Не промахнется. Ох, не зря его в желтый дом упрятали, не зря – и не во Всаднике дело! Совсем безумный, совсем! Но Чернозуб Всадником считает его, Гоголя… пожалуй, этим стоит воспользоваться. Николай заговорил, пытаясь отвлечь казака, назвался Всадником… и бросил горсть земли в лицо безумца. Тот, отряхиваясь, чуть не придушил Лизу, но Гоголь успел выровнять журавля. Чернозуб, озлобившись, поднял ружье, прицелился, раздался выстрел… Николай вздрогнул и ошарашенно уставился на Бинха, который невозмутимо опускал пистолет. – Ну сколько можно? Стоит отвернуться, как вы уже сбежали в лес. Ладно просто погулять, грибов набрать – нет, надо обязательно попасть в смертельную опасность! Гоголь осторожно ощупал себя, вызвав насмешливую улыбку пристава. – Да целы вы, целы! Но успел он выстрелить, подлец… Тесаку голову разбил, вас чуть не убил – может, он на писарях двинулся? Против просвещения и грамоты? – Он считал меня Всадником, – выдавил Гоголь, еще не оправившийся от шока. Александр, собиравшийся убрать пистолет, остановился и внимательно посмотрел на него. – А вы Всадник? – Нет конечно! – запальчиво выкрикнул Николай, вызвав очередную усмешку. – Ладно, не серчайте. Бегите в село, позовите казаков – я эту тушу один не уволоку. Гоголь хотел было броситься прочь, но спохватился и повернулся к колодцу. – Подождите, там Лиза! Ее надо спасти! – Елизавету Андреевну, – подчеркнуто вежливо произнес Бинх, – видели на реке. Вот уж не знаю, с чего бы ей в голову пришло поплавать поздней осенью… – Нет, все было совсем не так! – торопливо пояснил Гоголь, но пристав отмахнулся. – Идите в село. Потом расскажете. Николай быстро припустил прочь, оставив Бинха обыскивать тело. И только в селе ему пришел в голову закономерный вопрос – а как пристав узнал, где его искать? Если он говорит, что Лизу видели на реке, но не знает, что она была в плену, то графиня не могла сказать Бинху, где Гоголь! Бинх просто рыскал по лесу в поисках пропавшей Лизы и беглеца и случайно наткнулся на колодец? Но эти мысли моментально вылетели из его головы, когда он ворвался в участок, где за старшего остался контуженный Тесак, и принялся сбивчиво излагать последние новости. *** Гуро пристально смотрел в глаза Бинха. Точнее, смотрел он в некое подобие бездны, в бледно-зеленое море, затягивающее не хуже водоворота. Сейчас глаза пристава, прежде неопределенного серо-зеленого цвета, походили на мох, который бархатисто заполнил все глазное яблоко, обрамленное пушистыми ресницами-мятликом. Если бы не ситуация – странная, неожиданная, пугающая, – это было бы даже красиво. Александр медленно склонил голову к плечу, моргнул и, не меняясь в лице, вытащил из живота обломок шпаги. Из раны брызнула кровь, которая постепенно меняла цвет, становясь зеленой. Мария попятилась, и Гоголь с Лизой, о которых она забыла, рухнули на пол. Бинх повел плечами, разминая спину, затем поднял вверх левую руку, пробитую ранее насквозь, и посмотрел рану на свет. Темно-красные пятна уже выцветали до глубокого зеленого цвета и, похоже, совершенно не беспокоили хозяина, который уже переключился на обломанное лезвие. – Хорошая шпага была, – глухо проговорил пристав. – Таких уже не делают. Вернешь как было? Мария не сразу сообразила, что он обращался к ней, а осознав это, постаралась взять себя в руки. – Ты кто такой? Леший? Александр вдруг улыбнулся – недобро, хищно, словно давая понять, что весело будет только ему. Гоголь вдруг вспомнил, как несколько дней назад, когда они опознавали тело сапожника Телятникова, у Бинха было похожее выражение лица. Нет, в тот раз он не улыбался, а был мрачен, однако тогда в его взгляде, в опущенных уголках губ, в нахмуренных бровях тоже сквозило что-то нечеловеческое. Но тогда Николаю было совершенно не до того. – Я не леший. Я Хозяин леса. – Какая разница? – Я был человеком. Улыбка превратилась в оскал – Бинх походил на волка, хотя не обладал даже клыками. Он повернулся к Лизе, которая продолжала лежать на полу, приподнявшись и опираясь на одну руку. Второй она растирала горло. – Ты солгала. Девушка подняла голову и с вызовом посмотрела на пристава. Тот спокойно стоял неподалеку, и зеленые пятна на его одежде придавали ему, пожалуй, какой-то нелепый, а не пугающий вид. Но глаза… глаза все меняли. Глаза вытягивали душу. – У тебя нет здесь власти, – бросила Лиза, закусив губу. – Наш дом стоит за пределами леса. Ты ничего не можешь… – Ты солгала. Ты сказала, что за помощь Гоголю, – кивок в сторону Николая, который торопливо садился на полу, – ты откажешься от своих планов. Но ты убила всех девушек. И мою мавку. – Как будто тебе было дело до этой мавки, – огрызнулась Данишевская, поднимаясь на ноги и с достоинством выпрямляясь. – Мне есть дело до всего, что происходит в моем лесу. – Она жила в запруде! – Лиза отчего-то злилась, но в ее голосе слышалась попытка защититься. У Гоголя неприятно кольнуло сердце – Оксану ему было искренне жаль, и как бы он ни любил Лизу, оправдать ее поступок не мог. – Она была мавкой. Да, она жила на запруде, поскольку утопилась, но она была мавкой, а значит – лесным созданием. – Александр равнодушно пожал плечами и, сунув за пояс бесполезный обломок сабли, сделал несколько шагов к Лизе. Там, куда он ступал, паркет морщился, трескался и прорастал молодыми робкими побегами. Лиза осталась на месте, хотя Николай видел, что она напугана. Он неловко коснулся плеча девушки, и та, вздрогнув, обернулась. – Лиза, я… я с вами. С тобой, – Гоголь постарался, чтобы его голос звучал ободряюще, хотя он слабо понимал, что происходит и чем он может помочь. – Восхитительно, – с иронией проговорил Гуро, – вы узнали, что ваша возлюбленная загубила множество невинных жизней, а все равно готовы ее во всем поддерживать. Николай ответил ему хмурым взглядом. Бинх остановился, пустыми зелеными глазами всматриваясь в двоих людей. От этого по коже бежали мурашки. – Так значит, вы… вы знали, кто Всадник? – медленно произнес Гоголь, все еще не веря в происходящее. Он восхищался благородством сельского пристава, а тот, оказывается, лгал? – Знал. – Александр кивнул. Паркет под его ногами покрывался мхом. – Всадник ходил по моему лесу. И обязался никого не убивать в его пределах. – Я и убивала на опушке, – Лиза судорожно вздохнула. – А то, что я нарушила обещание… мне совсем не хотелось умирать! Особенно теперь, когда есть, ради чего жить. – Она бросила короткий взгляд на Николая. Мария зашипела и протянула вперед руки, однако Бинх, обернувшись, взглядом пригвоздил ее к месту. Паркет у ног бывшей старухи пошел волнами и лопнул, и ползучие побеги потянулись по ее туфлям, оплетая щиколотки. Мария взвизгнула и, дернувшись, отскочила. Растения разочарованно упали на пол. Александр чуть поморщился. – Действительно, моя власть здесь ослабевает. Да и мне пора. Он молча направился к дверям. На паркете явственно отпечатывались его следы – засохшее дерево вспоминало, что когда-то было живым, и пыталось расцвести. Гоголь сжал кулаки. Сначала Лиза, потом Яков Петрович, а теперь и Бинх? Почему? Ну почему так? Почему все хорошие люди оказываются двуличными чудовищами? – Но как же так? Вы же жили среди людей! Вы охраняли село! И всех его жителей! Бинх обернулся и в упор посмотрел на Гоголя. Его взгляд ничего не выражал, и оттого становилось жутко. – Нет. Я охранял от села и от жителей. Я охранял лес. Это мой дом. – Но… – Я не человек. И мне нет дела до людей. – Неправда! – Николай не мог поверить своим ушам. Александр Христофорович не мог… не может… он столько раз спасал самого Гоголя! – Вы же постоянно помогали мне! – Так и вы не человек. Гоголь прикусил язык. От слов и пустого взгляда становилось совсем горько. Бинх некоторое время смотрел на него, ожидая продолжения разговора, затем развернулся и ушел. Только ветер, благоухая ароматами хвойного леса, шепнул на ухо Николаю: – Поговорим в лесу. *** Выйдя из особняка, Бинх подошел к телам, которые они с Гоголем ранее уложили на ступенях. Данишевский был неплохим колдуном и исполнял договор, хоть и недолюбливал Хозяина леса. Но его антипатия была честной и открытой, он не скрывал, что ему не нравится всякий раз перед охотой спрашивать разрешения. Но больше всего он опасался, что Хозяин что-то сделает Лизе, вот и смотрел с неприязнью. Если бы Бинх помнил, что такое жалость, ему было бы жаль колдуна. Но он увел мавку… Александр повернулся к телу девушки. Мавки – существа не только речные, но и лесные. Оксана утопилась, оттого водная стихия была ей ближе, но она все равно была мавкой. Согласившись на предложение Данишевского, она захотела уйти из его леса, вернуться к людям, не испросив разрешения у Хозяина. Какая недопустимая вольность. Бинх наклонился и, подняв легкую, как цветочная пыльца, девушку, зашагал к лесу. В лесу дышалось легче. Осенний лес, холодный, оголившийся и недружелюбный, был Александру близким и родным. Он чувствовал свой лес, он был сердцем леса, и каждый его вздох проносился порывом ветра среди деревьев. Бинх уложил тело на мягкий мох и посмотрел в пустые безжизненные глаза. Вспомнил, как несколько дней назад пришел на запруду, куда ночью опять убежал Гоголь… – Что ж ты его не утопила? Оксана, смотрящая вслед уходящему Гоголю, вздрогнула, но не повернулась. – Я его в воду скинула, он просто не утоп. – А потом полночи сон его охраняла. Голос звучал насмешливо, но не зло. В нем слышался шелест листвы. – А твое какое дело? – огрызнулась мавка и все-таки обернулась, сердито глядя на пришедшего навестить ее. – Ты вроде в бору сказала, что больше не побеспокоишь его. – Я и не беспокоила, он сам пришел! И вообще… подслушивать нехорошо! – Я не подслушиваю. Я слышу все, что происходит в моем лесу. Оксана вздохнула и, чуть поджав губы, посмотрела на воду, где отражалось серое небо. Дохнуло легким ароматом хвои и прелой листвы – ее собеседник остановился рядом. – А здесь не лес, а запруда! Какое вообще твое дело? – Ты мавка – лесное создание. Может, ты и утопленница, но принадлежишь ты лесу. А значит, принадлежишь… – Нет! – Оксана круто развернулась и уставилась в ярко-зеленые нечеловеческие глаза. – Я мавка свободная! Пусть я не могу уйти далеко от запруды и леса, но я буду ходить там, где мне нравится, а не где мне разрешат. Пусть ты хозяин в своем лесу, но ты мне не указ. Я уважаю твою волю, – торопливо добавила она, заметив, как зеленые глаза недобро блеснули и потускнели, как увядшая трава. – Но я не потерплю, чтобы мне указывали, что делать! Хочу помогать Гоголю – и буду помогать! И любить его буду! – Любить… – прошелестел голос. – Оксана, выходи за меня замуж. Мавка закусила губу и опять уставилась на воду. Светало. Гоголь, наверное, добрался до села. Интересно, куда он пойдет? К доктору? К Тесаку? В участок? Оксана даже усмехнулась. Наверное, для начала на постоялый двор, одеться нормально: нашел моду – без крылатки по ночам бегать… – Нет. – Отчего же? Оксана улыбнулась, не отрывая взгляда от запруды. – Ты леса Хозяин. А ведешь себя так, словно ты Хозяин каждой травинки и каждой букашки. А я не хочу замуж за Хозяина. Я сама себе хозяйка! – А за Гоголя пойдешь? Улыбка Оксаны угасла, словно увядший цветок. – Если б я могла… но я же мертвячка. – Вот именно. Она круто развернулась и зашипела от ярости. – Поди прочь! Мавки испуганно выглядывали из воды и прибрежных кустов – их старшая сестра посмела ругаться с самим Хозяином леса! Такая храбрая и такая безрассудная! Но Хозяин, похоже, не сердился. Он подчеркнуто вежливо поклонился Оксане. – Своенравная ты дивчина, красавица, язык твой остер. Стоишь, как царица, и блестишь серыми очами. Ты знаешь, где меня найти, коли решишь согласиться. Он спокойно и с достоинством пошел прочь, и мавки напряженно смотрели ему вслед. Одна подошла к Оксане и робко сказала: – Прав Хозяин, своенравная и капризная ты, Оксана. Сам Хозяин тебя замуж зовет, а ты его гонишь, гордячка. – Молчи, Одарка, – огрызнулась девушка. – Мачеха мне не указ была, так чтоб я еще позволила кому-то за меня решать! – А ты что решила? Гоголь ведь, пусть и Темный, а все же живой человек, – подхватила Параска, уже свыкшаяся с ролью мавки. – Вот вернется в столицу, ты же за ним не пойдешь. – Если вернется, – добавила Одарка. – А ну как его Всадник… – Молчи, глупая! – Оксана топнула ногой. – Тебя Всадник тридцать лет назад убил, потому что такого дознавателя, как Гоголь, не было! Он скоро отыщет Всадника, и тот Гоголю ничего сделать не сможет! – А я бы за Хозяина пошла, – застенчиво проговорила третья мавка. – И чем он тебе не по нраву? – Тем, что Хозяин! – Одарка хихикнула, прикрыв рот ладошкой. Оксана сверкнула на нее потемневшими глазами и гордо вздернула нос. – А ты б послала его за черевичками, как Оленка Вакулу, – встряла Параска. – Я когда совсем мала была, бабы говаривали, будто Вакула на черте в столицу ездил за черевичками. – К чему мне черевички, коли я босая хожу! – фыркнула Оксана и решительно махнула рукой в сторону запруды. – В воду, в воду! Солнце уже в небе, даром что за тучами. Мавки, оживленно переговариваясь, вошли в воду без всплеска, точно растворившись в ней. Несколько убежали к лесу, и их тонкие фигурки растаяли меж деревьев. Бинх моргнул, возвращаясь к реальности. Провел ладонью по страшной ране на шее Оксаны, покачал головой. Если б замуж за него пошла, он бы ее в обиду не дал. Да что теперь говорить… не хочет Оксана за него замуж. Вот уже тридцать лет не хочет. Он же не в первый раз к ней свататься приходил… – Хозяин идет, Хозяин! – Верно, опять к Оксанке… – Сколько замуж зовет, а она все нос воротит! Бинх привык к этим шепоткам еще лет двадцать назад. Едва он увидел Оксану, так и решил, что возьмет ее в жены – вот сразу, едва она из запруды выплыла. Красавица, голову держит так, точно и в самом деле царица – Александр даже подумал, что близ его леса дворянка какая утопилась. Ан нет, дочь мельника. Но достоинства в ней больше, чем в генеральской дочери. В лесу его все боялись, а Оксана лишь смотрела настороженно. Кланялась, признавала его силу, а все равно держалась с достоинством. Она и пошутить могла, и даже Бинха рассмешить, от смеха которого птицы испуганно вспархивали с веток, а зайчишки прижимались к земле. Хорошая девка была Оксана, вот только замуж за него не шла. – Отчего же, красавица? – спрашивал он с недоумением. Девушка заливисто смеялась и брызгала в него водой из запруды. Нет, совсем она его не боялась. А прочие мавки таились поодаль, боясь, что если осерчает Хозяин леса, то и им достанется за строптивость старшей. – А не хочу! – Не люб тебе? – Бинх стирал с лица капли, и они впитывались в кожу. Лето недавно пришло в Диканьку, и Александр благоухал земляникой, как и весь лес. Лешим платье была ни к чему, а он помнил, как носил одежду, вот и одевался в пушистый мох и атласные листья. Хоть сейчас под венец! Оксана щурила темные глаза, задумчиво изучая его. – Как может простая мавка осмелиться помыслить о свадьбе с самим Хозяином леса? Бинху казалось, что она над ним издевается. – Я же тебя сам зову. – Ты, верно, шутишь над бедной мавкой. Бинх начинал злиться. Он не понимал Оксану. – Чего же ты хочешь, гордячка? Каменья драгоценные? Платья роскошные? Уборы богатые? – К чему они мне? – Оксана с деланным равнодушием пожала плечами. – Платья роскошные размокнут и потеряют красоту, каменьев драгоценных мне нынче цветы полевые милее, а вместо уборов богатых ношу я венки простые. Бинх проводил ладонью над берегом, и тот моментально покрывался всевозможными цветами: тут и кроткие ромашки, и веселые лютики, и яркие васильки… всеми цветами радуги пестрел берег. – Выбирай любые! Мавка лишь качала головой. – Все твоему слову подвластно, Хозяин лесной, все-то ты получаешь. – Ты только слово молви – и ты получишь! – А не все можно получить, – упрямо отвечала Оксана. – Не пойду я за Хозяина. – То есть, не будь я Хозяином, пошла бы? – Может быть. Бинх в запале ударял кулаком по земле, и цветы испуганно преклоняли головки, а мавки прятались в воду и за деревья, только Оксана открыто смотрела в его глаза. – Всем хороша ты, красавица, а только иной раз такую глупость скажешь, что диву даюсь! Как мне не быть Хозяином, когда это моя суть? Я Хозяин этого леса и всего, что в нем есть, я тебе Хозяин и сестрам твоим. Я тебя добром спрашиваю – пойдешь за меня? Оксана хмурилась, и веселые глаза ее глядели яростно и с обидой. – А можешь и заставить? Бинх с раздражением сплевывал и уходил в лес. Не сразу, но понял он, что Оксана никакого принуждения не терпела. Вели ей что сделать – десять раз пожалеешь, что приказать посмел. Хозяин леса мог заставить ее замуж пойти, а что толку? Ведь тогда Оксана ему больше никогда не улыбнется. Приказывать он не хотел, умолять не умел, оставалось лишь предлагать, раз за разом получая отказ. И чего девке нужно? – Свободы мне нужно, – отвечала Оксана, сидя на ветке березы и плетя венок. Бинх сидел под деревом и насвистывал на деревянной дудке. – Да где ж ее взять, свободу? – отзывался Александр, опуская дудку. – Я сам леса покинуть не могу, как же я тебя отпущу? Ты в запруде утопилась – ты к ней и привязана. А в пределах моего леса ходи куда пожелаешь. Да ты даже в село ходить можешь, меня не спрашивая! Оксана вздыхала и, спрыгнув на землю, надевала на пушистые кудри Бинха венок. Корни цветов переплетались с волосами, листья тянулись вверх, и венок больше походил на корону, венчавшую царственное чело. – Не могу я за тебя замуж, – тихо говорила Оксана. – Так ты мне указываешь как мавке, а будешь указывать как жене. – Не буду я тебе указывать! Оксана грустно качала головой и рвала цветы для нового венка. Бинх с досадой отбрасывал дудку, и она, воткнувшись в землю, пускала корни. – Так и скажи, что не люб, перестану к тебе ходить! – А я сама-то тебе люба? – спрашивала Оксана, и Александр растерянно смотрел на нее, не находясь с ответом. Он не помнил, как это – любить. Он пытался воскресить в памяти, что испытывал к своей невесте, но не мог даже вспомнить ее лица. Сердце стучало ровно и равнодушно, хотя Бинх прекрасно понимал, что та девушка давно умерла. Оксана, не дождавшись реакции, с досадой закусывала губу и повторяла: – Не пойду за Хозяина. И тем обиднее было смотреть, как Оксана бегает за Гоголем. Что ни потребует – выполнит, в любви ему признается, хотя тот только о графине и думает. Любовь зла, говорят в народе. Бинх печально посмотрел на бездыханное тело девушки на мягком мхе. Любовь… он никогда не говорил Оксане, что любит ее, но и Гоголь ей этого не говорил. Он никогда не пытался ей приказать, а Гоголь приказывал. И вот она погибла – из-за своей глупой влюбленности в Гоголя. А Бинх ее спасет. Он прижал ладонь к груди Оксаны, чуть левее, где совсем недавно билось сердце. Стучи. Бейся. Живи. Он – Хозяин леса, кому как не ему знать, что после жизни наступает смерть, а после смерти – снова жизнь. Жизнь новая, свежая, пробивающаяся из земли робкими побегами. Жизнь другая, не сравнимая с той, которая была прежде. Как нельзя войти дважды в одну реку, так из земли не прорастет то же самое дерево. Бейся, сердце, живи, Оксана – не быть тебе вновь человеком, но и мавкой речной Хозяин тебя видеть не желает. Может, он и забыл, что такое любовь, что такое чувства. Но с Оксаной он начал испытывать радость, а не спокойное торжество. Он вспомнил, как смеяться, не насмехаясь. А без Оксаны он испытал горькую тоску, едва поборов желание убить вероломную графиню на месте. Из земли, из самых недр, Пробивался к свету кедр. Здесь береза, там – осина, Ива, ясень и рябина. Слышишь шорох меж корней – В царстве зайцев и мышей? Волк, медведь, лисица, крот – Вот отныне твой народ. Ты судья им и защита, Прошлой жизни цель забыта. Травы стелются у ног, Вместо крови в венах сок, Сердце с лесом в унисон Бьется эхом среди крон. Время пусть замедлит бег – Больше ты не человек. Ты – Хозяйка, ты – другая, Так живи же, бед не зная! Позабудь навек про жалость, Скорби, радости и ярость. Я дарю тебе мой лес, И кто умер, тот – воскрес! Сердце ударило раз, ударило другой, толкнуло застоявшуюся кровь, которая побежала по венам и выступила на краях раны зелеными каплями. Они слепили ее края и стянули, не оставив шрамов, – лишь нежную, как молодая травяная поросль, кожу. Оксана распахнула глаза, и в них отразилась зеленая листва, хотя ветви деревьев над ее головой давно облетели. Бинх убрал руку, но тут же протянул ее вновь ладонью вверх. Оксана несмело коснулась ее пальцами, и Александр помог ей подняться. Девушка осмотрела свои руки, провела пальцами по горлу, прижала ладонь к груди, ощущая биение сердца. – Я… живая? Снова? – Живая, – подтвердил Бинх. – Но не как человек, а как цветок лесной. В лесу каждое деревце живое, и ты теперь такая же живая. – Не понимаю. – Оксана чуть нахмурилась, повторяя про себя его слова. – Это как же так? – А вот так. Человеком я тебя воскресить не могу, я не Всадник и не святой. А вот сделать тебя подобной дереву… – Он вытащил обломок шпаги и, схватив Оксану за запястье, царапнул по ладони, на которой тут же выступила густая зеленая кровь. Девушка ойкнула, но от неожиданности, не от боли. Бинх стер с ее кожи кровь, и Оксана не увидела и следа раны. – Сделать тебя подобной мне. – Александр повторил то же самое со своей ладонью и поднял голову, вглядываясь в лицо Оксаны позеленевшими глазами. – Сделать тебя Хозяйкой леса. Отвечай же – пойдешь теперь за меня замуж? Отныне ты мне ровня. Девушка часто заморгала и недоверчиво покачала головой. Бинх кивнул, указывая вниз, и Оксана машинально опустила взгляд. Там, где она стояла, из земли пробивалась молодая свежая травка, между пальцами даже робко проклевывался василек. Девушка присела на корточки и нерешительно тронула цветок. Тот осмелел и потянулся выше, к ее пальцам, щекоча их лепестками. – Он тоже хочет жить. Если я уберу руку, он же замерзнет?.. – Да. – И ничего нельзя сделать? – Оксане почему-то стало грустно. Бинх наклонился и, зачерпнув горсть земли, вытащил василек. Стряхнул с корней тяжелые черные комья и вставил цветок в прическу девушки, где тот моментально переплелся корнями с волосами. – Можно. Так пойдешь? Оксана задрала голову и задумчиво посмотрела на Бинха снизу вверх. Прищурилась. Но не ответила. Александр немного помолчал, а затем добавил: – Сроку тебе думать до рассвета. – А потом? – быстро спросила Оксана. – А потом больше не буду тебе докучать, – спокойно отозвался Бинх. – Будешь со мной Хозяйка. Как в старой сказке, будешь мне сестрою. Вместе будем лес хранить. – Сестрою… – повторила Оксана эхом. Александр отстраненно кивнул. – А сейчас мне пора. Надо обойти границы леса. А ты со мной не ходи, – остановил он вскочившую Оксану. – Ты привыкай к новому облику. Тебе нужно остаться в глубине леса, чтобы он тебя почувствовал. Он тебя не знает. Дай ему время. Оксана смотрела на него с сомнением, но потом кивнула. Бинх выпрямился и пошел прочь, оставляя девушку наедине с лесом. И вдруг она услышала лес. Тот шептал, шуршал листвой, гудел, свистел, чирикал, выл, пищал, и она понимала, о чем он… Оксана широко распахнула глаза и погрузилась в этот прекрасный, зачаровывающий шум. *** Гоголь брел по тропинке к селу, стараясь не думать о минувшей ночи. Гуро активно занимался подготовкой к отъезду, довольный, что получил сразу двух ведьм, и Николай под шумок улизнул, осознав, что просто не в силах понять и принять случившееся. Бинх пообещал встретиться с ним в лесу, но… где? И хочет ли этой встречи сам Гоголь? – Если вы не будете смотреть по сторонам, то заблудитесь. А кто вас теперь искать будет? Яков Петрович? Я его не пущу. Николай вздрогнул и остановился, озираясь по сторонам. Бинх выступил из-за дерева и поманил его к себе. Гоголь немного помедлил, но, плюнув на все, побрел следом. Они вышли на небольшую поляну, посреди которой лежало поваленное дерево. Александр уселся у корней и кивнул Гоголю на ствол. Тот послушно сел. – И о чем вы хотели поговорить, Александр Христофорович? Или как вас там… лесной Хозяин? Леший? – Хозяин леса, не леший, – поправил Бинх. – Но прежде меня и вправду звали Александр Христофорович. И то, что я рассказал вам после Черного камня, – правда. Только случилось это лет сто тому назад. Или и того больше. – Вы только об этом мне хотели сказать? – неприязненно уточнил Николай. Бинх пожал плечами. – Не знаю. А что вы хотите услышать? – Вам совсем не жаль девушек? – вырвалось у Гоголя. Александр равнодушно пожал плечами. – Все рождается, все умирает. – Но они погибли совсем молодыми! – Цветы тоже живут лишь несколько дней, а затем вянут, давая жизнь плодам. – А кому успели дать жизнь невинные девушки?! Бинх кивнул. – Вы правы. Это неправильно. Они как сорванные цветы. – И все? – Гоголь вспылил еще больше. Отношение Бинха его здорово раздражало – Яков Петрович хотя бы пытался проявить участие и выразить сожаление! – Послушайте, – произнес Александр, заметив его недовольство, – я ничего не могу изменить. Я не помню, что значит испытывать жалость или любовь. Я не помню страха. Даже ярость уже давно испытывать не доводилось… – Его глаза вдруг вспыхнули зеленым, а губы искривились. – Но ваша Лиза! Проклятый Всадник… – Подождите, вы же знали, что она Всадник, разве нет? Вы сами сказали! – Николай совсем запутался, а Бинх лишь сплюнул досадливо. От его плевка из земли потянулся тоненький росток клена. – В лесу все связано. То, что умирает, дает жизнь другому. Это правильно, так устроена природа. Кто-то кого-то съел, кто-то стал пищей корням… я не желал, чтобы в мир леса вторгался кто-то извне. Люди, конечно, приходили. Но если брали немного, я отпускал. Однако убивать в моем лесу… не ради пищи, а просто так! Затравить собаками! Гофман поплатился за это, – Бинх недобро ухмыльнулся, и по коже Гоголя пробежали мурашки. – Всадник убивал, чтобы выжить. Но я не позволял убивать в моем лесу. Это неправильные убийства. И они привлекали людей. Всадник в здешних краях, возможно, давно орудует – что-то такое Яков Петрович говорил. Но пока он убивал за пределами леса, меня это не интересовало, я не выходил за его границы. Иногда я даже не знал, что творится в селе, да и не очень-то интересовался. Но потом я понял: чтобы сберечь лес, нужно прогнать Всадника. Мавок прибавилось. А потом Всадник пропал, но я подозревал, что он вернется – он говорил про проклятье. Не знаю, почему он снова пришел именно сюда – наверное, из-за графа, у которого здесь поместье. Но я велел соблюдать старый уговор. И он соблюдал. По лесу ходил, за вами отчего-то следил, но вроде вел себя тихо. Хотя Всадник начал здорово действовать мне на нервы. Мавки волновались, Гуро шлялся по лесу, вы шлялись по лесу, не лес, а проходной двор! Мне хотелось, чтобы это закончилось. Да и чтоб девки помирать почем зря перестали – тоже неплохо бы… а потом вы убежали в Черный камень. Я знал, что вы поехали туда, но решил, что ладно, ничего страшного не случится. Лес рядом, если что – успею. И тут ко мне ворвалась Лиза, разрыдалась, попросила вам помочь. И сказала, что тогда она больше никого не тронет, ни одной девушки не убьет. Тут-то я все и понял. Но вас выручать пошел. А Лиза обманула. Девок на хуторе убила. И Оксану. Гоголь некоторое время сидел, переваривая услышанное. Хмурился, размышлял, качал головой. Потом спросил: – Почему вы не сказали, что Лиза – Всадник? – Вы бы не поверили. И я думал, она сдержит слово. – Бинх шумно вздохнул. – Наверное, я виноват в гибели девушек на хуторе. Я поверил Лизе. – Он поморщился и устало прикрыл глаза. – Я не вернусь в село. Нет времени. Скажите, что я погиб. – А как вы стали… таким? Вы говорили, что были человеком. – Когда меня сослали в эти места, Диканька еще не была селом. Так, мелкая деревушка. Я самоуверенно поехал на поиски разбойников – они нападали на людей неподалеку от Полтавы, но поговаривали, что их стоянка где-то в этих лесах. Я нашел ее, но разбойников оказалось слишком много. Они убили меня. А потом пришел старик и оживил меня. С людьми мне последнее время трудно. Я стал хуже понимать их. Я понимаю этот лес, и хватит с меня. – Но вы пытались. – Гоголь вдруг проникся симпатией к этому утомленному существу. – А почему вы меня спасли? Причем неоднократно? С Лизой – я еще понимаю, а с Чернозубом? – Если бы вы погибли, у Всадника не было бы резона держать слово. – А с Ганной? От Ганны вы меня спасли раньше! – Иначе расстроилась бы Оксана. – Оксана? – Николай растерялся, но постепенно до него стало что-то доходить. – Вы сердились на Лизу из-за нее, а не из-за всех остальных девушек? И вы, не желая ее расстраивать, спасали меня? – Она вас очень любила. – А вы любили ее? Александр покачал головой. – Я не помню, как любить. – То, что вы делаете, – разве это не любовь? – воскликнул Гоголь в запале. Ему показалось, словно он бродил по пещерам и вдруг набрел на сокровищницу и теперь смотрит на неожиданное богатство, не зная, что с ним делать. – Забота, самопожертвование… почему Оксана не замечала этого? Почему вы не сказали ей? Бинх хмыкнул, наблюдая за ним. – Какой же вы все-таки романтик. Всего пара фраз, и вы, приписав мне возвышенные чувства, простили меня за все. Оксана – моя мавка. Она принадлежит лесу – а значит, принадлежит мне. И я не позволю кому-то отбирать ее у меня. Я в своем лесу Хозяин, а она человеком стать вознамерилась и за вами пойти! – Неправда, – заупрямился Гоголь. – Я знаю, что вы ее любите. Любили… мне жаль. Я не хотел вставать между вами… – Вы не встали. – Бинх посмотрел на него почти сочувственно. – Тридцать лет она не принимала мое предложение, так с чего мне ждать, что она согласится теперь? Она хотела, чтобы с вами все было в порядке – и я взял вас под свою защиту. Хотя с вашим характером… уберечь вас было сложно. Но я, похоже, справился. – А вот Оксану не уберегли… – уныло протянул Николай. Александр снова усмехнулся. – Не уберег. Но все можно обернуть на пользу. – Как вы можете говорить такое?! – ужаснулся Гоголь, негодуя, что бывший пристав едва ли не смеется ему в лицо над чужой смертью. – Легко. Я оживил Оксану. Так что я даже готов пощадить Лизу. – Вы… вы оживили? – Гоголь чуть не упал с дерева, но вовремя уцепился за ветку. – Оксана жива? – Жива. Можете не корить себя. Лизу оставляю вам – сами решайте, как вы к ней относитесь. Мне недосуг, не успею уже. – С Оксаной нужно объясниться? – с застенчивой надеждой спросил Николай. Все-таки, он был падок на счастливые концы. Бинх странно хмыкнул и посмотрел на небо. Близился восход. Гоголь немного помолчал и зябко закутался в крылатку. – А может, все-таки вернетесь в село? Никто не знает, что вас ткнули саблей… – Вы плохо меня слушаете. – На губах Александра опять появилась та же странная улыбка. – Я не успею. У меня нет времени. Я умру на рассвете. Николай вытаращился на него, скользнул взглядом по изорванной одежде. – Мария все-таки вас убила?! Но… – Нет, ведьма ни при чем, – Бинх фыркнул почти весело. – Я оживил Оксану как Хозяйку леса. – Как тот старик? Он был прошлым Хозяином? Он тоже умер? Бинх кивал на каждый вопрос, а потом пояснил: – У человека не бывает два сердца. У леса не будет два Хозяина. Хозяин жив, пока живет лес, и лес живет, пока бьется сердце Хозяина. Мы связаны. Я не могу покинуть это место. Старик устал от своих обязанностей и решил возродить меня новым Хозяином, себе на смену. Он умер с первыми лучами солнца, и тело его рассыпалось прахом и землей. – Он просто назначил вас новым Хозяином? Не зная вас совершенно? – недоверчиво переспросил Гоголь. Александр чуть улыбнулся. – Он знал, что привело меня в лес и как я погиб, он наблюдал. Да и не важно это – я забываю себя. Я – Хозяин леса. Чудом свое старое имя вспомнил. Наверное, я цеплялся за него и не хотел забывать. Оно кажется мне чужим, но совершенно мне необходимым. – И тот старик просто обрек вас на такую жизнь? На забвение?! – внезапно осознал Николай. – Он даже не спросил вас? – Отчего же, спросил, – Бинх пожал плечами. – Спросил, хочу ли я жить. Разумеется, я хотел. Я с трудом выдохнул это и умер. А теперь вот живу. – А Оксана? Ее вы спросили? – Не было возможности. Но какой у нее выбор? Она же самоубийца, а потом договор с Всадником заключила… Я ее из ада выдернул, потому что забрали ее от меня без разрешения. Мог опять мавкой сделать, конечно – в человека-то мне ее назад обернуть не под силу. Да только… – он замолчал и отвернулся. Гоголь смотрел на него непонимающе. – Что только? – не выдержал он. – Почему Хозяйкой? Почему вы не вернули Оксану мавкой? Вам надоело жить? Но почему?! – Как много вопросов. – Александр поморщился и сделал жест рукой, словно отгонял назойливую муху. – Оксана… Оксана достойна быть Хозяйкой. И будет хорошей Хозяйкой. Она свободу любит, она гордая, как царица, как истинная Хозяйка. Она чуткая, она услышит лес. Пусть охраняет его. – Но вы… – А я уйду, – отрезал Бинх. – Два Хозяина у леса быть не может, а вот Хозяин с Хозяйкой – могут. Она, наверное, вам остаться предложит. – Мне? – тупо переспросил Николай. – Вам. Она же вас любит. А я устал. Главное – Оксана будет жить. – Александр Христофорович… – У Гоголя ком встал в горле. Счастливого конца не получилось. Бинх умрет, так и не признавшись Оксане, а та… неужели она ничего не замечала? – Дурак! Николай быстро обернулся и увидел Оксану. Та всхлипывала и быстро утирала тыльной стороной ладони слезы. Александр тоже повернулся к ней, брови его удивленно взметнулись. – Как ты подошла так тихо? Я не слышал тебя. Не чувствовал. – Я же Хозяйка леса теперь, забыл? Никому отчитываться не должна и не буду! А ты… ты… – Оксана подбежала и стукнула кулачками по его груди. – Как ты мог? Бинх осторожно поймал ее за запястья и погладил большими пальцами, ласково глядя на девушку. Гоголь смущенно отвел глаза, почувствовав себя лишним. Оксана выдернула руки и топнула ножкой, отчего земля дрогнула, и из трещины высунулась тонкая березка. Оксана судорожно вздохнула, и по верхушкам деревьев пронесся порыв ветра. Оксана нахмурилась, и небо потемнело. – Не злись, – попросил Александр. – Лес волнуется. Лес чувствует. Не беспокой его. – Буду злиться! Пусть чувствует! Пусть знает, что ты дурак! Пусть все знают! Бинх пожал плечами. Гоголь ошарашено разглядывал маленькое деревце с неожиданно сочными и зелеными на фоне окружающей тусклой серости листьями, которое тянулось к Оксане и веточками цеплялось за ее подол, как ребенок. Девушка досадливо отмахнулась, и деревце сжалось, свернуло листики. Александр присел на корточки рядом и осторожно погладил их, ободряя. – Зиму не переживет. Слишком мала. – И что делать? – испугалась Оксана, разом перестав сердиться. – Забрать. В самой глубине леса моя избушка. Посади там. – Сам посади! – потребовала девушка. – Посади и ухаживай до весны. – Глупая, – ответил Бинх, вытащил березу из земли и пошел прочь. Оксана растерянно посмотрела на Гоголя и двинулась следом. Николай, не зная, как поступить, тоже. Так они и дошли до небольшой поляны с избушкой, которая, казалось, не построена была, а выросла из земли: кособокая, приземистая, монументальная, покрытая мхом, а на крыше густая трава и даже несколько деревьев. Забравшись на камень у стены, Александр поместил к ним и березку, тут же пустившую корни. Бинх кивнул сам себе и уселся на камень. – Можешь тут жить, – сказал он Оксане. – Тут старик до меня жил, и Хозяин до него, и Хозяйка до него, и до нее… – А как звали-то старика? – спросил Николай, лишь бы что-то спросить, лишь бы нарушить предрассветную тишину и не думать о неизбежно приближающемся восходе. Бинх пожал плечами. – Не знаю. Он не сказал. Он не помнил. Он ничего не помнил, он лет двести Хозяином был. – Но вы себя помните, – заметил Гоголь. – Я… я не хотел забывать. – Бинх поморщился. – Полвека назад я забыл. Я даже забыл человеческий облик. Зверем ходил, косматым и страшным, оттого про Всадника и не слышал. Кажется, однажды его встретил и, наверное, так перепугал, что он больше в лес и не совался в тот раз. А потом медальон нашел с портретом невесты. Вспомнил… – Он соскочил с камня, обогнул избушку и, остановившись у другой стены, стер лишайник и мох, после чего указал на что-то. Гоголь и Оксана подошли поближе. – Царапины какие-то, – сказала девушка с недоумением. Николай прищурился, ничего не различая в темноте. Коснулся пальцами – и впрямь царапины, много. Александр помахал рукой, и к ним слетелись светлячки – бог знает, откуда они осенью взялись. На дереве резко обозначились тени, очерчивая трещины и царапины. – Это же буквы! – осенило Гоголя. Ведя пальцем по шершавой стене, он вслух читал имена, местами совсем стершиеся. – Александр Христофорович Бинх… Степан Шишка… Настасья… не разберу, здесь дерево откололось… это все прошлые Хозяева? – Только те, кто грамоте обучен, – пояснил Бинх. – Старик грамоты не знал. Вот этот тоже не знал, наверное, это его прозвище было. – Он указал на неровный круг, разделенный на шесть частей тремя линиями. – Какой-нибудь Гришка или Михайло Колесо. Пока я был приставом, то поднял архивы, искал, кто в этих местах жил и умирал… – он усмехнулся. – Себя нашел. Степан Шишка, что до старика, был писарем, а Настасья так давно жила, что и никаких документов не сохранилось. Правда, в другом селе, по ту сторону леса, легенды ходили, что жила там некогда ведунья Настасья… а старик, я так понял, и не хотел помнить. Возможно, что-то плохое случилось в его жизни, он и рад забыть был. А я не хотел забывать… – Он провел пальцами по своему имени и повернулся к Оксане. – И ты не забывай. Не теряй себя. Ты Хозяйка леса – но ты и Оксана, дочь мельника. И… пожалуйста, следи, чтобы эти имена остались здесь. Счищай иногда мох. Девушка сморгнула слезы, и прозрачная капля потекла по ее щеке. – Прости меня. – За что? – не понял тот, снова отвернувшись, чтобы посмотреть на царапины. – Я твое имя знала, а все равно Хозяином всегда звала. Прости… Саша. Бинх застыл, его пальцы остановились напротив его имени, глубоко врезанного в дерево. – Ничего. Меня все называли Хозяином. Это правильно. Девушка бросилась к нему, обняла за пояс и уткнулась носом в спину. – Сашенька, не умирай! – Александр Христофорович, неужели ничего нельзя сделать? – дрогнувшим голосом спросил Николай. Только увидев кривые неразборчивые буквы, он стал как-то собирать обрывки услышанного в единую картину. Лес чутко реагировал на любую эмоцию Хозяина, оттого Хозяин был спокоен и равнодушен, сохраняя величественную тишину леса. И оттого Хозяин неизбежно забывал свою прошлую жизнь – для него отныне ничего не существовало кроме леса. Зима и лето, жизнь и смерть, снег и зелень – все сменяло друг друга под пристальным вниманием Хозяина. Что ему до сельских девок, и правда… а все же попытался договориться с Всадником, спасти их. – А что тут сделаешь? – пожал плечами Бинх. Оксана всхлипнула, прижимаясь к нему крепче. – Саша, Сашенька, пожалуйста… не надо мне быть Хозяйкой, забери обратно, верни как было! Буду снова мавкой, ты будешь к нам на запруду ходить, я тебе песни петь буду, а ты на деревянной дудочке мне играть… я тебе венки буду плести, танцевать тебе буду, в салки играть! Как хорошо нам было! – Отчего же замуж не шла? – Дура была! – Оксана зарыдала, да так горько, что у Гоголя сердце сжалось. – Думала, ты приказать хочешь, заставить. Выбрал себе мавку и указываешь… ты же так ни разу и не сказал, что любишь меня! Сколько у тебя таких мавок! – Глупая, – устало повторил Бинх. – Вон у тебя Гоголь теперь есть. Спроси его – может, согласится с тобой в лесу жить. – Я с ним не хочу, я с тобой хочу! Александр осторожно выпутался из ее объятий, чтобы развернуться и заглянуть в заплаканное лицо. – А замуж пойдешь? Оксана часто заморгала и шмыгнула носом. – Пойду! Я бы и раньше… ты до рассвета срок дал, отвечаю – пойду, пойду! Бинх кивнул и вдруг улыбнулся. Взял ее за руки и крепко сжал пальцы так, что девушка вскрикнула. Из земли поползли побеги какого-то вьющегося растения, которые оплели их запястья, надежно соединяя – Оксана дернулась, но не смогла вырваться. – Ты что делаешь?! – Ну не в церкви же нам венчаться, – хмыкнул Бинх. – Нам туда путь заказан. Хотя в развалины, оставленные Николай Васильевичем, мы, конечно, войти можем, но что толку? Нам венчаться в лесу надобно! – Он вскинул голову и, прищурившись, посмотрел на светлеющее небо. – Время еще есть… – и он быстро заговорил: Я дарю тебе мой лес, От земли и до небес! Не укроешься от взора, Лес – свидетель уговора: Согласилась стать женой – Быть тебе навек со мной! Голос Бинха дрожал от напряжения, как натянутая струна, и эхом разносился по поляне. Гоголь попятился, наблюдая, как Бинх высвобождает правую руку, за которой тянутся побеги, которые лишь крепче стягивают его запястье с запястьями Оксаны. Все так же улыбаясь, Александр вытащил обломок сабли и полоснул сначала свою ладонь, а потом ладонь девушки – зеленая кровь брызнула на траву и, мешаясь, стекла по стеблю, жадно впитавшему ее. Оксана вскрикнула и снова попыталась выдернуть руки. Одну ей удалось освободить, и она принялась дергать стебли, пытаясь их распутать, на что Бинх не обратил внимания, продолжая говорить ровным голосом: Бьются в такт сердца отныне, Двое нас, но мы – едины. Кровь одна, одна душа Будет жить в веках, дыша Вместе с лесом, неразрывно Связанные воедино. Слышишь – лес шумит, родная? Наш союз он подтверждает. Слышишь – волки вдруг завыли? Наш союз они скрепили. Слышишь, совы прокричали? Наш союз они признали. Раздели ж теперь со мной Вечность, кровь, жизнь и покой. Повисла звенящая тишина. Лес замолчал, затихли волки и совы – ни шороха, ни звука. Даже побеги опали совершенно бесшумно, замерев у ног Бинха и Оксаны. Та попятилась, изумленно моргая. Александр ухмылялся, и его глаза в темноте горели мягким зеленым светом. – Что это было? – севшим голосом спросил Гоголь. – Старинный заговор, – спокойно отозвался Бинх. – Не знаю, кто его складывал, точно не я, так что давайте обойдемся без литературной критики. Я его просто знаю, как и еще несколько, хотя я ими не пользуюсь, они нужны только для колдовства с людьми – ну или с теми, кто понимает людскую речь. Как сейчас. – Ты меня напугал! – взвилась Оксана, внимательно осмотрев ладонь и удостоверившись, что рана затянулась. – Что ты сделал? – Обвенчал нас, если говорить человеческим языком, – охотно пояснил Бинх. – Если же по сути – связал две жизни в одну. У леса не может быть двух Хозяев, так что мы теперь одно целое. – Он подошел к Оксане, и та отшатнулась. Александр покачал головой и осторожно взял ее правую руку, положил ее себе на грудь. Затем взял левую и прижал ее к груди самой Оксаны. – Чувствуешь? Они бьются в такт. Хозяин леса – это его сердце и душа. Мы с тобой – одно сердце и одна душа моего леса… нашего леса. И умрем мы теперь только вместе – когда погибнет лес. Или когда мы найдем нового Хозяина. Это и значит стать женой Хозяина леса. – Так ты… так ты все эти тридцать лет предлагал мне стать Хозяйкой леса? – опешила Оксана, чувствуя пальцами, как бьются ее сердце и сердце Бинха. Удар за ударом. В такт, в унисон. Александр кивнул. – Отчего же ты не сказал раньше? И почему же ты сразу не сказал, что не умрешь, если я соглашусь стать твоей женой? Бинх усмехнулся. – Всем известно, что красавица Оксана – своенравная и гордая, не потерпит, чтобы ей кто-то указывал и вынуждал. Если б сама захотела – пошла бы и за Хозяина, и за черта лысого, коли люб тебе был. Ты говорила, что тебе ничего не надо. Ты везде могла гулять, не спросившись. Сегодня ночью я отдал тебе все, что у меня было – свой лес. Но я не хотел, чтобы ты знала, что из-за этого я погибну. Зачем ты пошла за мной? – Потому что ты запретил ходить! – Но я же не запрещал. Я попросил. Оксана закусила губу и, отдернув руки, повторила: – Почему ты сразу не сказал, что не умрешь, если я стану твоей женой? – Потому что ты бы снова решила, что я тебя вынуждаю. Ты вольна делать выбор, как пожелаешь. И ты его сделала. Ты – Хозяйка леса. Отныне все здесь подчиняется твоему слову. И я тоже. – Он склонил голову. – Если ты тоже, – насмешливо спросила девушка, – то и я должна подчиняться тебе? Ведь ты тоже Хозяин. – Только если сама пожелаешь. Мне нравится исполнять твои желания. Ведь тогда ты смеешься. А когда ты смеешься, я помню, что был человеком. Оксана снова всхлипнула и бросилась ему на шею, спрятав лицо на груди. Бинх почувствовал, как ее слезы пропитывают его одежду. Обняв девушку, он ласково погладил ее по голове и спросил: – Отчего же ты теперь плачешь? Я тебя обидел? – Нет, – буркнула Оксана, прижимаясь крепче. – Хочу и плачу, отстань. Бинх хмыкнул и замолчал. Гоголь, решив, что он и так видел слишком много, потихоньку попятился, собираясь незаметно уйти, но Бинх окликнул его: – Заблудитесь, Николай Васильевич. Идите за блуждающим огнем – он вас выведет на опушку. Прощайте. – Мы еще увидимся? – спросил Гоголь смущенно. Александр, не отпуская Оксану, пожал плечами. – Если снова будете в этих краях. Я не могу уходить далеко от леса. А вы аж в самую столицу забрались. Гоголь, помявшись, поклонился и, найдя глазами огонек, поспешил за ним. На опушке он оглянулся и посмотрел на лес – тот будто бы посветлел и казался теперь легким и ажурным. Николай полюбовался, как поднявшееся солнце сонно пронзает лучами утренний туман, и побрел к Диканьке. У него еще своих проблем навалом… но хоть у кого-то в ближайшую вечность все будет хорошо.