tell the wolf I love him

      Лед под ногами дрожит в унисон с ударами и криками боли; озеро глухо стонет вместе с ранеными, сочась черной водой из трещин.       Ступни утопают в сугробах, пока не тронутых битвой — Она падает, обжигая ладони о кусачий снег, поднимается, несмотря на воющие от боли мышцы, чувствуя, как последние крохи сил впитываются в лед вместе с каплями крови, и слезы на скулах замерзают быстрее, чем успевают сорваться следом.       Заглушая для Нее даже шум битвы, над озером разносится едва различимый детский плач.       О, час тому назад Она подарила жизнь, но не первый солнечный луч встретил Ее дитя, а холод смерти и кружащие Тени. Мир умирает от руки Безумца, но не мир Она хочет спасти, а одну единственную жизнь ценой своей.       — Да будут Четверо милосердны, — шепчет немеющими губами, — пусть не заберут его к себе, не дав прожить и луны.       Темнота, густая как сосновая смола, обнимает Ее насмешливо, кружит, путает; Ветер бросает в лицо льдинки, приносит звуки то с одной стороны, то с другой, сбивая с толку, относит вдаль гул сражения, но издевательски-услужливо доносит со стороны леса совсем уже тихий плач. Тьма давно хочет поглотить мир, что против неё уставшая волчица? Тени смеются, тянут за мокрую шкуру вниз, вгрызаются ледяными зубами в лодыжки, не голода — развлечения ради.       Она падает, обессиленная, продолжая шептать:       — Волк Северной звезды… путь, — но Ветер, играясь, уносит Её слова прочь, переплетая их со свистом стрел и воинственными возгласами. Никто не слышит.       Тьма подбирается ближе, душная, жаркая, наступает мягкими лапами, не давая сделать вдох, на тяжёлую от молока грудь, и всё вокруг вдруг становится белым-белым — это волчья матерь Луна, сочувствуя, выглядывает из-за укутавшего небо туманного марева. Тьма вскидывается испуганно, отступает, снова даёт дышать.       Еще немного. Близко.       Сил подняться уже нет: Она цепляется пальцами за снег, ползёт туда, где в чёрном разломе раненого озера Тьма пожирает звезды — детей Луны, принесённых в жертву добровольно.       — Кто-то захочет взять, кто-то — дать, — бормочет, припав губами к кромке воды, — о, спасибо, Луна, за милосердие твоё и сострадание.       Сведенные судорогой пальцы намертво вцепляются в кромку льда, Амулеты, едва соприкоснувшись с водой, тяжелеют будто бы, тянут вниз. Холод сжимает спазмом каждую уставшую мышцу, бьются в агонии мысли, но матерь Луна над головой улыбается ласково, даря спокойствие, пока озеро пожирает её дитя.       Мир умирает, но будет спасён, как и дитя Пророчества: там, вдалеке, на берегу, кромка леса озаряется мерцающим светом, и на лёд ступает первая из Четырёх.       Волчица.       А за ней, прогоняя тени и рассекая Тьму, появляются один за другим Покровители, и снег остается нетронутым под их шагами. Всего мгновение сквозь крики и возгласы, теперь звенящие радостью, а не болью, сквозь свист стрел и клацание коротких клинков, Ей слышится плач.       — О, прошу, позаботься о сыне моём, проведи по жизни волком, — просит то ли Волчицу, то ли Луну.       А потом выдыхает.       И позволяет Амулетам утянуть её вниз.