Королева сердец и умов

— Его крепкие мускулистые руки схватили ее за бедра и прижали к стене. Она сопротивлялась для виду, но жгучее желание исходило прямиком из ее лона! Слева от Айренн рив-командир Урсельмо выплюнул изо рта вино и закашлялся. Сидящий до этого Разум-дар подскочил и похлопал его по спине. Айренн отложила лист, который читала, в стопку к другим и участливо посмотрела на него. — Все хорошо? — Нет, — просипел он и с мольбой уставился на нее. — Ваше Величество, умоляю, позвольте мне найти этих писак и наказать их по всей строгости! Айренн не сдержалась и разразилась смехом: — Ни в коем случае! Если ты лишишь меня хоть какого-то развлечения на посту королевы, я тебе этого никогда не прощу! — Но Ваше Величество! — воскликнул Урсельмо. Она остановила его, выставив перед ним руку, и снова взяла отложенный лист. — Она закинула ноги ему на плечи… — Как?! — Не знаю, не я же это писала! — Он… я… вот этот Урсельмо из писулек держал ее у стены, как она умудрилась?! На этот раз не сдержался Разум-дар. — Замолчи! — продолжил разоряться Урсельмо под взрыв хохота. — Как можно называть себя патриотом, если пишешь такое… да это даже литературой назвать нельзя! — Она закинула ноги ему на плечи, — продолжила Айренн, — и ее жаркое место оказалось прямо напротив его лица. Урсельмо усмехнулся, одарил любимую улыбкой и со страстью вампира, увидевшего свою добычу, присосался к нему. — Что? Что?! Что такое жаркое место?! У нее что, колеса, как у телеги, чтобы ездить по всей стене и не обдирать спину или они успели смазать ее жиром? Какой вампир? Он что, ее… — Урсельмо понизил голос и обреченно закончил: — съел? — Съел, но не в том смысле, — захихикал Разум-дар. Урсельмо взвыл и прикрыл пылающее лицо руками. Они изучали свежую ароматную кучу творчества о ней и рив-командире Урсельмо. Для народа, годами проверяющего совместимость жениха и невесты, подобное было… мягко говоря, нетипично. Более того, чем больше в произведениях было эротики, тем ниже было их качество, что заставляло Урсельмо испытывать стыд за своих сограждан. Они же альтмеры! Родоначальники стольких видов искусства! Писать так плохо было едва ли не настолько же тяжелым преступлением, как вообще писать такое о королеве! Можно было решить, что во всем виноваты враги Альянса, но нет. Несколько пойманных злоумышленников действительно оказались альтмерами. К его глубочайшему сожалению, вместо казни, королева Айренн только пожурила провинившихся и отпустила, взяв обещание больше не писать подобной глупости. Вряд ли это помогло, потому что произведений меньше не становилось. Сама же она обожала собирать маленький совет из самого Урсельмо, лично занимающегося сбором и поимкой виновных, и своего настоящего возлюбленного для того, чтобы под вино зачитывать этот позор всей нации. — А это надо читать по ролям! — позвала Айренн их обоих. — Может, не надо? — У тебя там мало реплик, — совсем не успокоила Айренн, и они втроем склонились над одним листом бумаги. — Урсельмо смотрел, как заходит за горизонт солнце, но вместо него видел лик любимой, — прочитал Разум-дар авторский текст. — Он видел его везде — в отражениях, в небе, воде, среди толпы. Айренн стала его наваждением, прекрасная и сильная. Но она была женщиной, а он был ее рив-командиром, поэтому защищать ее было его прямой обязанностью. Ах, если бы только она посмотрела на него хоть раз как на мужчину. — Мой Урсельмо! — прочитала Айренн прямую речь. — Мне так холодно, приди же ко мне! — Молила она в его снах. Айренн тянула к нему холодные руки, и он протягивал в ответ свои, — Разум-дар замолчал и они оба посмотрели на Урсельмо. — Это омерзительно. — Там не так написано. — Это все еще омерзительно, — заупрямился Урсельмо. — Не хочешь согреть свою королеву? Урсельмо тяжело вздохнул. Если того требовала нужда, он бы отдал ей последнюю рубашку. И ничего не потребовал взамен, потому как это был его долг. Не более! — Не поймите меня неправильно, моя королева, — попробовал он объяснить ей. Взгляд Айренн плыл от вина, и с лица не сходила легкая улыбка. В тех омерзительных произведениях наверняка написали бы какую-нибудь глупость вроде “он захотел ее поцеловать” или еще что-нибудь. Все, что хотел Урсельмо, — это казнить всех, кто мог подобное написать. — Когда я смотрю на вас, мое сердце бьется сильнее только потому, что вы ведете наш народ в будущее, которого он достоин. Ваша стойкость, сила, удачные нововведения — я восхищен вами как королевой, а не как женщиной. То, что глупцы этого не видят, оскорбляет меня. Да и, — добавил он, немного подумав, — если бы Разум-дар не был каджитом, они бы писали эту гадость про вас с ним. На несколько секунд воцарилась пауза. Айренн не шевелилась и смотрела на него, поджав губы. Разум-дар тоже молчал, только кончик его хвоста дергался вверх и вниз. Наконец Айренн отмерла и выдала последнее, что Урсельмо ожидал: — Интеграция. — …Что? — переспросил он на всякий случай. — Интеграция! Они пишут про нас с тобой только потому, что мы альтмеры, а должны одинаково воспринимать и тебя, и Разум-дара. Как можно строить союз, если мы не можем уследить за такими мелочами? Разум-дар, бумагу мне! — скомандовала Айренн, и Разум-дар нашел среди бардака чистый лист и чернильницу. — Я могу уйти? — на всякий случай спросил Урсельмо, предполагая, что ему откажут в такой милости. — Ни в коем случае, — покачала головой Айренн. — Ты сейчас самый важный в этом плане. Практика показала, что самые плохие произведения — самые читаемые. Буду смотреть на тебя и понимать, правильно ли я делаю. Урсельмо не стал говорить о том, что все, что она сейчас делает — неправильно. Казнить королеву он не мог. Оставалось только забрать бутылку вина в свое личное пользование и располагаться поудобнее. Вечер обещал быть трудным.