Doomsday

Блюбелл запрокинула голову, подставляя лицо под лучи холодного, но яркого зимнего солнца. С ветвей раскидистых деревьев осыпались крупные хлопья снега, падая на щёки и нос, тут же тая и стекая тёплыми капельками к шее. Девочка со смехом встряхнула волосами. - Хватит ржать, дура безмозглая. – Грубый мужской голос вырвал её из счастливой задумчивости. – Веди, давай. Блюбелл обернулась и показала хмурому Закуро язык. Ураган не любил холод и быстро мёрз, а его напарница прекрасно об этом знала и нагло пользовалась его маленькой слабостью. Пусть постоит, поморозит нос. Не умрёт, в конце концов. - Хочешь, чтобы я вырвал тебе язык? – сказано это было, впрочем, беззлобно. Закуро давно привык к баловству единственной девочки в их команде, и грозился только на словах. Или Блюбелл просто ещё ни разу не выводила его из себя по-настоящему. Проигнорировав угрозу, девочка развернулась на каблуках и бегом бросилась вперёд. Она была счастлива. Впервые за долгое время она чувствовала такой подъём, такую радость, и так легко было на душе, так хорошо! Её родители умерли. Разве это не чудесно? Наконец-то они умерли, наконец-то кто-то там, наверху, услышал просьбы маленькой девочки, брошенной на произвол судьбы, калеки, обречённой на детский приют и вечные насмешки и грубые издёвки сверстников. Но её спасли, и эта заслуга вовсе не тех людей, что звали когда-то себя её мамой и папой. Их больше нет. Блюбелл остановилась, растерянно переводя взгляд с одного заснеженного дерева на другое, пока не приметила вдалеке знакомые очертания большого загородного дома, окружённого покосившейся оградой. - Сюда! – крикнула она, не оборачиваясь, и вновь сорвалась на бег. Этот дом был сказочным замком из её детства. Когда-то, бесконечное множество лет назад, родители однажды привозили её сюда на Рождество. Для маленькой Блюбелл лес казался огромным, снежные покровы – гигантскими одеялами, а в самом здании она чувствовала себя принцессой. Теперь этот дом больше не увидит вечно кислых лиц её родителей, а будет принадлежать только ей. Служа Бьякурану, она могла бы взять себе любой дом, какой захочется, но в других домах не было одной очень важной вещи: воспоминаний. - Это и есть твой дворец? – даже не запыхавшись, поинтересовался Закуро. Он почёсывал свою щетину, неприязненно осматривая здание. Облупившаяся краска фасада, ветхое крыльцо, пыльные стёкла. Здесь явно никого не было уже много лет. Может, с того самого визита. - Не нравится – уходи, - Блюбелл обиженно надулась. Закуро испортил такой момент! – Или стой здесь, пока сосульки в носу не появятся. - Нужно было брать с собой Дейзи, а не переть меня в другую страну. – Закуро взялся за дверную ручку и подёргал её. – Заперто, что ли? - Не хочу Дейзи. – Девочка надулась ещё больше. – Не трогай дверь, я сама должна открыть её. И вовсе там не заперто. Но Закуро её не слушал. Он увлечённо выламывал ручку, тихо ругаясь сквозь зубы. - Отойди, я сказала! – Блюбелл попыталась отпихнуть в сторону мужчину. Не вышло: дверь внезапно поддалась яростному напору Урагана, и тот полетел внутрь, успевая лишь ухватиться за первый попавшийся под руку предмет – полосатый шарф девочки. Дом встретил их чернотой бездонного провала. Белел потолок, стены и пол терялись в густом чернильном мраке. Блюбелл вцепилась руками в дверной косяк, пытаясь удержаться на ногах под тяжестью Закуро, но пальцы быстро разжались, и девочка ухнула вниз. Казалось, полёт продолжался целую вечность. Блюбелл стремительно падала, отчаянно барахтаясь в воздухе и темноте, ища, за что ухватиться рукам. Её захлестнул страх и непонимание. Почему всё так? Где тот родной дом из далёкого детства? Почему в его стенах такая тьма? Она продолжала дрыгать руками и ногами, пока не поняла, что колотит по чему-то твёрдому. В следующий миг она осознала: это не темнота вокруг, это глаза плотно зажмурены. Сон? Всего лишь дурной сон, кошмар. Может быть, она запнулась о порог, потеряла сознание, и ей привиделся этот бешеный полёт в бездну? Или же она всё ещё спит в своей тёплой постели в Италии, на столе лежат билеты, и Закуро только-только принялся за сборы? Блюбелл резко открыла глаза. Серый потолок над головой такой же, как и все потолки мира. Она осмотрела комнату – нет, всё-таки это дом её родителей. Этой спальни в памяти маленькой Блюбелл не отпечаталось, но без сомнений, это тот самый дом. Воздух в нём пах как-то… по-особому. Чёткие очертания предметов терялись в синеватых сумерках, пришлось прищурить глаза и напрячь зрение, чтобы рассмотреть обстановку. Первым в глаза бросилось отсутствие занавесок, и уже потом Блюбелл обратила внимание на письменный стол, узкую кровать, шкаф из светлого дерева и пару книжных полок. Книжные полки девочку не привлекли, а вот стол заинтересовал – что-то там белело на нём, такое интересное… Дождь откинула одеяло, намереваясь встать и посмотреть. И обнаружила две неожиданные вещи. Во-первых, она оказалась голой. Совсем. Это не особо смутило, но заставило надуть щёки и отметить про себя: «Закуро, ты извращенец». А вот второе открытие оказалось менее безобидным, и потребовалось долгих десять секунд, чтобы это осознать. - Закуро-о-о!!! – завопила Блюбелл, соскакивая с кровати. – У меня между ног какая-то штуковина, что это?! «И волосы… Куда делись мои волосы?!» Шлёпая босыми ногами по полу, она кинулась к двери. Та поддалась и выпустила девочку, - вернее, уже не совсем девочку, - в темноту коридора. - Уж не мою ли тебе пришили? – раздался голос, вроде бы знакомый, и в то же время вроде бы и нет. Блюбелл протёрла глаза и всмотрелась в темноту. В сумраке медленно, по мере привыкания глаз к отсутствию света, вырисовывались очертания лестницы и человека, поднимавшегося по ней. Шаги были тяжёлыми – это, несомненно, Закуро, он всегда топает, как слон. Блюбелл, не церемонясь, втолкнули обратно в комнату и включили свет. Лучше бы не включали. Девочка осела на кровать, растерянно рассматривая представшую перед ней женщину. Да, именно женщину: с густыми ярко-алыми волосами, что волнами опускались на покатые плечи, с пышной ничем не прикрытой грудью, мускулистыми, но всё же без сомнения женскими, руками. Ах, да, самое главное – лицо, с абсолютно гладким подбородком. Блюбелл даже протянула руку, чтобы потрогать, но тут же по ней получила. - Ну-ка. – Пышногрудая женщина с рубиновыми волосами вздёрнула девочку на ноги и придирчиво осмотрела её. – Как плоской была, так и осталась, как между ног ничего не было, так и нет. Ты вот этот крошечный отросток «штуковиной» назвала? Блюбелл задумалась, но отнюдь не над словами Закуро. Это что же получается, она теперь мальчик? Растерянность уступила место довольству и радости. Мальчик. Это же прекрасно! К мальчикам не относятся так строго, как к девочкам, и Кикё перестанет ругать её за отсутствие стыдливости – зачем она мужчине? Мужчинам можно многое, а женщинам многое нельзя. Здорово! Закуро в это время озадаченно щупал свою грудь. Блюбелл взъерошила пятернёй свои волосы, теперь едва достававшие до плеч. Вот волос было жалко. Тот, кто посмел обрезать их, жестоко поплатится, если попадётся. - Хватит себя лапать, - бросил теперь уже мальчик. – Фу, противно. - Они мне нравятся, - заявил Закуро. – Как вам, бабам, хорошо живётся! Сиськи всегда под рукой, трогай, не хочу! Хотя, у тебя их никогда и не было. – Он хрипло рассмеялся. Блюбелл обиженно надулся. - Впрочем, хватит прохлаждаться. – Женщина вновь почесала подбородок, и Блюбелл понял, что окончательно запутался, кем считать себя и кем – Закуро. – Я думаю, это какая-то искусная иллюзия. Пора выбираться отсюда. - Не хочу! – капризно ответил Блюбелл и повалился обратно на кровать. – Мне нравится быть мальчиком, хочу им остаться. - Оставайся, сколько влезет, но я бабой расхаживать не намерен! – громыхнул где-то над головой сердитый голос. Закуро ушёл, - или всё же ушла? – а Блюбелл устроилась поудобнее и заложила руки за голову. Если это действительно правда иллюзия, шутка, то очень искусная. Но кому могло бы понадобиться так издеваться над двумя Погребальными Венками? Вернее, кто вообще на такое способен, кроме Торикабуто? Но Торикабуто так не поступил бы. Ему не нужно пламя Тумана для развлечений. Значит… А может, сон? Вспомнив про стол, Блюбелл поднялся, вновь легко касаясь рукой обрезанных волос. Мальчик подошёл к столу – перед его глазами лежали фотографии. Старые, здесь и мама ещё молода, и папа не облысел, и сам он маленький. Маленькая девочка, радостная, в платьице, а на голове – огромный бант. «Хорошо, что мне больше не надо обряжаться в подобное», - промелькнула мысль. Блюбелл смахнул фото на пол и вышел из комнаты. Закуро, вопреки собственным словам, выбраться не пыталась. Женщина набросила на себя рубашку, когда-то принадлежавшую отцу Блюбелл, растянулась на диване в гостиной и пила коньяк прямо из горла. - Женщины так себя не ведут, - заметил Блюбелл, с интересом рассматривая Закуро. Рубашка не могла скрыть размеров её форм и длины её ног. Интересно, а сам Блюбелл мог бы когда-нибудь стать таким? Наверное, Закуро в его нынешнем теле Кикё не говорил бы стыдливое: «прикройся». Есть на что посмотреть, а у Блюбелл не было. Да и сейчас, по словам Закуро, не на что. - Женщины и пьют, и курят, и матом ругаются, - хрипло хохотнул Закуро. – А ты оденься, малявка, меня от одного только взгляда на твоё крошечное достоинство смех пробирает. «А над тем, что у меня нет груди, он раньше никогда не издевался», - обиженно подумал мальчик. Он стянул с кресла плед и закутался в него. - Я передумала, - хмуро сказал он, натягивая плед до самого носа. – Я хочу обратно своё тело. И свои волосы. И к Бьякурану хочу. - Если бы Бьякуран нас сейчас увидел, он лопнул бы от смеха, - протянула женщина, затягиваясь. – Это дом твоего отца, да? Он курил хреновые сигареты. - Он курил дорогие сигареты. - Это не отменяет их хреновости. - Ты собираешься что-нибудь делать, или нет? - Нет. Я хочу насладиться тишиной, хорошим виски, дурным табаком и собственным шикарным бюстом. Ты же так сюда рвалась… рвался, малец, куда торопиться? Если это иллюзия, то, как только мы вернёмся в Италию, Торикабуто вернёт всё на место. - Идиот, - огрызнулся Блюбелл, и торопливым шагом направился к выходу. Дверь не поддалась, ни когда её подёргали за ручку, ни когда толкнули, ни даже когда пнули. Мальчик бросился к стеллажам, что стояли вдоль стен гостиной, схватил увесистую статуэтку обнажённой женщины и швырнул её в окно. Статуэтка отлетела, будто ударилась о пластик. - Мужиком стал, а силёнок-то не прибавилось, – донеслась издёвка с дивана. Блюбелл промолчал. Развернувшись, он направился в коридор, к лестнице. Если нельзя выбраться через дверь или окно, он выберется через крышу. Чердак оказался на своём прежнем месте, но вот лестницу зачем-то сдвинули на несколько шагов. «Может, для того, чтобы я не лазила наверх?» - предположил мальчик, хватаясь за лестницу. В детстве он любил совать свой нос в любую дыру. Он напрягался, пыхтел, сопел, стонал, но лестница не желала покидать своего места. Прочная и добротно сделанная, но оттого и слишком тяжёлая. - Помочь? - Обойдусь, - обиженно буркнул Блюбелл, не оставляя своих бесплотных попыток. – Я же мужик. - Дохляк, а не мужик. – Закуро фыркнула, отпихнула в сторону мальчика и без малейших усилий приставила лестницу к люку чердака. – Ты хочешь лезть через крышу? - Ага. - Хоть бы оделась тогда. Если ты вылезешь на заснеженную крышу, сверкая своим отростком, то отморозишь его себе. - Вот если окно на чердаке поддастся, тогда я спущусь вниз и оденусь. Полезай первый. Женщина спорить не стала. Похоже, и ей было любопытно, почему стекло в гостиной не разбилось. Или ей было неуютно чувствовать себя запертой в этом треклятом доме. Они все не любили чувство ограничения свободы. И Закуро, и Блюбелл, и Кикё, и остальные Венки. И Бьякуран. - Эй. Ты почему трусы не надел? – хмуро поинтересовалась Блюбелл, глядя, как Закуро, вскарабкавшись наверх, откидывает крышку чердачного люка. - А нечего смотреть на мою задницу. – Женщина скрылась в темноте, и тут же раздалось её чихание. – Фу, блин, у вас тут сто лет не прибирались. Мужские трусы не сидят, а женские страшно неудобные. Все эти тоненькие кружавчики… Сама-то, между прочим, тоже без трусов. - Сам, - себе под нос поправил её Блюбелл. – Теперь «сам». На чердаке оказалось тесно. Каждый метр заставлен невообразимым хламом: тут и старые стулья, и картины в потемневших рамах, и вешалки с одеждой, и парочка поцарапанных комодов, и шкаф с покосившимися дверцами. - Это твоей матери? – поинтересовалась Закуро, уже успевшая сунуть нос в комод и доставшая белые чулки. - Не знаю. Этот дом купили, когда мне было четыре года. Отец говорил, что здесь жила семья с дочкой, но потом их дочка повесилась. - Какая богатая история. – Женщина кинула чулки обратно. Взявшись за ветхий стул, она без премудростей размахнулась и запустила им в большое круглое окно. Стул разлетелся на составные части, стекло даже не треснуло. Следом полетел молоток, пущенный рукой Блюбелл, отскочил и ударил Закуро по ноге. - Аккуратнее, мелочь! – рыкнула она. – По-моему, твоё родовое гнёздышко не желает нас выпускать. - Такого не бывает! – крикнул Блюбелл, обращаясь не столько к Закуро, сколько к стенам вокруг. Дом, разумеется, ничего не ответил. Ведь такого не бывает. - У меня хорошая идея, Блю. – Женщина почесала в затылке. – Раз уж ты теперь что-то вроде мужика, то пойдём и нажрёмся. У твоего отца неплохой запас. - Только надень трусы, а. - Что, возбуждает? Блюбелл пнул женщину по голени. - Стерва рыжая. Закуро задумалась. - Знаешь, а мне даже нравится, как это звучит. Они спустились вниз; Закуро умело затопила камин. Бутылки стояли перед ними на полу, мерцая в свете огня. Плюнув на этикет, Закуро пила прямо из горла, и Блюбелл последовал её примеру. Крепкий алкоголь обжёг горло, и мальчик поморщился. Дым от сигарет ел глаза, но Блюбелл чувствовал себя довольным. Это здорово, делать то, что нельзя было раньше. Кикё всегда так строг. Он мягкий и в то же время противоречиво жёсткий. Он думает, что девочка должна быть леди. Прямо как отец. Закуро стало жарко, и она расстегнула рубашку, распахивая её и укладываясь прямо на пол. Серый пепел сыпался с кончика её тлеющей сигареты, но она, будто не замечая этого, смотрела в огонь. Взгляд синих глаз скользнул по копне густых алых волос, по изгибу шеи, пышной груди, накачанному прессу, крутым бёдрам. - Я тоже хочу быть такой. – Мысли в голове путались, язык завязывался узлом, и произнести эти слова удалось лишь с третьей попытки. - Будешь как Бьякуран, - неожиданно без издёвки ответила женщина. – Или как Кикё. Меня, я думаю, вряд ли ты примешь как пример для подражания. – Она засмеялась. - Ты женщина, - тут же надулся Блюбелл. - Дурья башка, я стал женщиной пару часов назад! – Закуро приложился к бутылке, делая крупные глотки; тоненькая янтарная струйка потекла по её непривычно гладкому подбородку. - Ты слишком спокойно к этому отнёсся. Отнеслась. Отнеслось… - Я тебе дам, «отнеслось»! – ладонь скользнула по затылку, совсем не больно. – Ну да. Психовать я начну где-то через недельку, когда соскучусь по щетине на лице. - Не думала, что заторможенная реакция свойственна Ураганам, - хихикнул мальчик. - Думало, - поправила её Закуро, за что была вынуждена вновь лицезреть высунутый язык непослушного мальчишки. - Гла-а-аденькая! – неожиданно протянул Блюбелл, обвил руками шею женщины и потёрся носом о её подбородок. - Дура пьяная, - хмыкнули в ответ. - А ещё от тебя чем-то вкусно пахнет. – Он принюхался. – Запах табака и алкоголя как будто отдельно, а этот, другой, - отдельно. - От баб всегда вкусно пахнет. – Женщина откинулась назад и полностью растянулась на полу, позволив Блюбелл устроиться под боком. – Не дай Бог, у меня ещё и материнский инстинкт взыграет. Блюбелл снова хихикнул. - Женщиной ты нравишься мне куда больше, - заявил он, зарываясь носом в ароматные волосы. - Это потому что мы оба пьяные в дрова. Наутро ты снова меня возненавидишь, а я снова буду над тобой издеваться, мелочь. Дождаться утра, чтобы проверить слова Закуро, они не успели. В парадную дверь кто-то принялся настойчиво стучать. Закуро спихнула с себя мальчика, с трудом поднялась на ноги и заковыляла к выходу. Дверь поддалась неожиданно легко. Блюбелл даже удивиться не успел, как в гостиную прошли трое человек. В следующую секунду он с воплем кинулся на шею Бьякурану… вернее, попытался это сделать, потому что наступил на край пледа и растянулся на полу. Потолок неспешно вращался над головой, руки и ноги слушаться отказывались, и Блюбелл просто лежал и считал птичек колибри. Почему именно колибри – он не знал и сам. Когда мальчику удалось, наконец, привести себя в вертикальное положение, он обнаружил, что Закуро с пьяной улыбочкой повис на Кикё. Облако невозмутимо переводил взгляд с женщины на голубоволосый Дождь, и во взгляде этом читалась лишь немая обречённость: «Во что эти двое опять вляпались?». Дейзи растерянно мял в руках своего любимого розового зайца и смотрел на выкарабкавшегося из-под пледа Блюбелл. Бьякуран откровенно выпучил глаза и раскрыл рот. - Ну и что это значит? – первым нарушил повисшее свинцовое молчание Кикё, искоса посматривая на красноволосую женщину. - Зря вы пришли сюда ребятки, - ответила Закуро. – Зря… Последним, что видел Блюбелл, была закрывшаяся сама собой дверь. А затем вновь обрушилась темнота.