***
Когда на часах пробило одиннадцать, дом Керклендов начал постепенно засыпать. Сидя на кровати и читая какой-то найденный на столике журнал, Франциск даже стал ощущать небольшое волнение из-за этой напряженной тишины. Словно он был здесь совершенно один. Он и тусклый свет ночника. Франциск не хотел спать: сильное возбуждение, вызванное насыщенным днем, не давало ему нормально расслабиться и уйти в мир сладких грез. Перелистывая страницу за страницей, он понимал, что не может сосредоточиться на тексте, что буквы плывут перед его глазами, сливаясь в одну черную полоску. А потом он стал ощущать кожей, что в комнате стало жарко. Распахнув вечерний халат, он поднялся с постели и открыл балконную дверь. Прохладный вечерний воздух, насыщенный различными запахами, быстро ворвался в помещение, и вместе с ним Франциск стал ощущать некоторое спокойствие. За забором отчетливо слышались звуки проезжающих мимо автомобилей и взволнованный лай собак. В сероватом небе, осыпанном блестящими звездами, светила луна. Свежий воздух хорошо освежал мысли. Как же хорошо…как же хорошо ощущать небольшую свободу. На секунду можно было представить, что нет никаких проблем, нет ничего вообще. И сразу как-то становилось легко и радостно на душе. Вплоть до тех пор, пока он не услышал подозрительный шорох позади себя. Резко развернувшись, Франциск вышел с балкона, на ходу плотно закутываясь в собственный халат. Он готов был поклясться, что за запертой дверью происходило какое-то движение. Франциск бегло глянул на часы — и кто это еще не лег в постель и снует по коридорам в поисках приключений? Осторожно отворив дверь, боясь сбить ею кого-то за ней, Франциск удивленно уставился на ночного гостя. — И что же вас привело к моей комнате, юная леди? — спросил он, открывая дверь шире. Алиса неуверенно переступала с ноги на ногу — она была одета в ярко-салатовую свободную пижаму и стояла босиком на жестком ковре. Возможно, она даже и не надеялась, что ей откроют дверь, об этом говорил ее растерянный вид. — Я не могу заснуть, — пробормотала она шепотом. — Ну… Надеюсь, я не мешаю тебе и твоей очередной пассии? — Хех, тебя будет ждать страшное разочарование, так как в моей комнате никого нет, — произнес Франциск, а позже добавил. — И не было. Можно сказать, ты сегодня мой первый посетитель. Алиса не стала ничего говорить и лишь издала облегченный вздох. Франциск учтиво пригласил девушку войти в свои покои. Сколько раз он уже так впускал ее в свою комнату? Скоро это войдет в привычку. Алиса молча зашаркала в его комнату и присела на край неразобранной постели. Франциск запер дверь и переглянулся. Когда он снова посмотрел на Алису, в его душу закралось странное ощущение. — Ты сегодня была великолепна, — сообщил он, подходя к рабочему столу, на котором стоял весьма любопытный натюрморт — стопка учебников, разбросанные пустые листы бумаги и бутылка недопитого вина с пустыми бокалами. — Ты поразила своим выступлением всех, включая и меня. — Вот именно, поэтому я и не могу заснуть, — возбужденно выпалила девушка, пристально наблюдая за плавными и неторопливыми движениями репетитора. В ее изумрудных глазах танцевал отблеск от ночника. — Я уже целый час ворочаюсь в постели, но мысли мешают мне расслабиться; я не могу выкинуть их из головы. — Понимаю. Но это вполне естественно, если учесть еще то, что ты сегодня пережила сильное волнение. Может, ты чего-то хочешь? Вина? — Франциск потряс бутылкой. Алиса активно помотала головой. Пожав равнодушно плечами, Франциск налил в один бокал темно-алой жидкости и принялся неспешно ее поглощать, да еще с таким видом, словно он его дегустировал на вкус. — Мне кажется, что… что все они теперь смотрят на меня по-иному, — продолжала делиться своими мыслями Алиса. Теперь стало ясно, почему она пришла к нему — ей нужно было срочно кому-то высказаться. А так как Франциск был ее единственным, как сказала Елена, лучшим другом, то выбор слушателя был очевиден. Впрочем, Франциск не был против такой компании. Ему нравилось наблюдать за ее неуверенностью, за тем, как она медленно и смущенно проговаривает слова, боясь запнуться в самый ответственный момент; как от волнения ломает пальцы, стискивает края хлопчатой пижамки. Ему хотелось обнять ее также, как это произошло на аттракционах, чтобы снова почувствовать хрупкость ее тела и вновь оказаться в ее глазах защитником. — И как же они на тебя смотрят? — Они… ну, мне кажется, они смотрят на меня с уважением и радостью, — ответила Алиса, опуская глаза и задумываясь над чем-то. — Но Скотт был в бешенстве. Думаю, ему очень не понравился мой успех. Ее глаза снова устремились на Франциска, и этот взгляд был пропитан новой порцией сильного возбуждения. — Когда я играла, я была так взволнована, что не ощущала собственных пальцев, — сообщила она. — Мне кажется, я все же где-то ошиблась… там, в конце… перепутала комбинацию. «Она перестала носить очки, — подумал Франциск. — Без очков она выглядит совсем по-иному…» — Думаешь? — спросил он. — Значит, ты допустила эту ошибку настолько незаметно, что даже я не обратил на нее внимания. Алиса улыбнулась ему в ответ. — Я никогда не испытывала ничего подобного… — проговорила она, с прищуром глядя куда-то в сторону. — Я всегда пыталась избегать такого внимания. Не то, чтобы боялась, просто… было неприятно. Но сегодня мне было очень хорошо. Мой отец даже подумывает свозить меня в Лондон, чтобы я выступила перед бабушкой, а это такая честь… — Ты не должна упускать такой шанс, — поддакнул ей Франциск. Все еще сжимая в руках бокал с вином, он медленно придвинулся к постели и преспокойно сел на самый краешек. — А ты? — А что я? — Франциск хотел было промочить горло глоточком крепкого винца, но бокал так и застыл в воздухе, не доходя до губ. — Ты поедешь со мной? — Алиса с надеждой посмотрела на репетитора. — Думаю, в этом деле я сделал все, что от меня требовалось. Там ты сможешь справиться и без меня. Кстати, ты не забыла про выпускной? — Нет! Даже не смей намекать! — Но почему? Смотри, как ты замечательно выступила перед своей семьей, — парировал Франциск. — Я уверен, что также замечательно у тебя выйдет и перед одноклассниками. — Но ты сравнил, конечно: одноклассники и моя семья! Это ведь небо и земля! Там же помимо моих сверстников будут и учителя, и директор… я буду очень сильно волноваться. — Но ведь тут у тебя все получилось, и уж поверь мне — второй раз выступить будет куда легче, — возражал ей уверенно француз, вращая перед ее глазами полупустым бокалом, словно желая ввести девушку в транс. — Зато только представь себе, какой фурор ты произведешь! Алиса в ответ лишь грустно покачала головой. Конечно, она доверяла словам Франциска, но это вовсе не значило, что она не боялась. Представляя себе набитый зал учеников, с любопытством смотрящих только на нее, она начинала ощущать головокружение. Она боялась, что скоро хлопнется в обморок. Но вот Франциск почему-то продолжал настаивать, и эта его упертость… Алиса невольно ею восхищалась. Это невероятное ослиное упрямство в какой-то степени напоминало ей ее же саму. И словно все эти мысли и рассуждения легли глубоким отпечатком на ее маленьком личике, ибо Франциск к ее удивлению резко посерьезнел и даже убрал бокал с вином. Кажется, он что-то хотел ей сообщить. Что-то важное. Алиса почувствовала, как в ее животе активно запорхала стайка бабочек. — Послушай, — француз нервно сжал пальцами прядку волос. Он понимал, что еще не был готов к этому разговору. Он хотел бы подождать до утра или до их уроков французского. Но желание задать вопрос было настолько сильным и жгучим, что у него не было выбора. Либо он задаст его сейчас, либо умрет от горящего непонимания. — Алиса… — Да? — осторожно подтолкнула его девушка. — Возможно, ты решишь, что я лезу не в свое дело. Да так оно и есть… Но этот вопрос мучает меня уже давно… В общем, есть ли какая-то важная о тебе вещь… о которой я не имею права знать? Алиса нервно передернула плечами. — Смотря, какую вещь ты сейчас имеешь в виду. — Хорошо, — Франциск быстро намотал прядь золотых волос себе на палец и больно ее стянул. — Тогда… почему… по какой причине у тебя так часто идет из носа кровь? И порою ты ведешь себя так странно… словно страдаешь каким-то…расстройством. Я ведь прав? В принципе, он не был поражен ее реакцией. Вероятно, он ожидал чего-то более ужасного. Девушка очень долго молчала. Она не проронила ни слова, ни единого звука. В какой-то момент французу начало казаться, что перед ним сидит кукла, а не живой человек. Молчание длилось мучительно долго, и, похоже, ему не было конца. Но стоило Франциску об этом только подумать, как девушка вдруг заговорила. — О чем ты? — нервно спросила она. — Это давление. Просто давление! Я ничем не больна. Он видел ее ложь также ясно, как и собственное отражение в зеркале. Ее тихий грудной голос, ее испуганный взор, расширенные зрачки, учащенное дыхание. Вся она была пред ним как на ладони. Ему стоило лишь сказать «не верю», но он не стал так поступать. Ему показалось, что такое решение было неразумным. — Хорошо, хорошо, я понял, — Франциск успокаивающе развел руками. Но Алиса не останавливалась. Словно зациклившись, она принялась раскачиваться и твердить все тем же шепотом: — Это давление. Давление… — Я верю тебе! — он взял ее за хрупкие плечи и прижал к себе, чтобы утешить. Он надеялся, что это поможет. — Давай посчитаем до десяти. Ее дыхание стало успокаиваться — и это был славный знак. — Не люблю считать до десяти… — проворчала она, плотно уткнувшись лицом в его плечо и согревая своим дыханием ткань халата. — Давай, давай, — настаивал Франциск, нежно водя пальцами по ее коротким волосам. Почему ему так нравилось это делать? Почему он ощущает этот приятный трепет в животе, когда касается ее? — Un. — Un, — немного помолчав, повторила Алиса. — Deux. Алиса повторила. Каждый раз, когда он требовал от нее повторять числа, она покорно повторяла. Даже если не хотела, она все равно повторяла. То, с какой чувственностью он проговаривал число за числом, можно было считать волшебством. С каждым словом, сказанным, будто нежно спетым, мир вокруг начинал преображаться. И какой бы Алиса ни была циничной, вредной, нелюдимой, она чувствовала это волшебство, эту чарующую красоту, что росла вокруг нее подобно розовым кустам. — Trois, — шепнул Франциск, гладя ее волосы своей широкой и теплой ладонью. — Trois, — чуть тише отчеканила Алиса. Судя по голосу, она готова была уже смириться с чем угодно. — Quatre… Cinq… six… sept, — Франциск все считал и считал, делая после каждого числа небольшие запинки, во время которых у Алисы возникало время повторить. — Huit. — Huit… — Neuf. — Neuf… — Dix. Ну как ты, одуванчик? — он мягко взял пальцем за девичий подбородок, чтобы заглянуть девушке в глаза, увидеть, как в ее ярко-малахитовых радужках поблескивает свет ночника. — Э-э! С чего это я одуванчик?! — опешила Алиса и смущенно раскраснелась. — Ну, ты глянь в зеркало, — мужчина взъерошил ее песочного цвета волосы и короткие локоны послушно встали дыбом, словно только этого и ждали. — Самый что ни на есть одуванчик! Такой же маленький, пушистый, хрупкий… — Я не хрупкая! — обиженно воскликнула девушка, но все же невольно улыбнулась. — Я могу постоять за себя. — Ну хорошо, хорошо, — Франциск не стал с ней спорить. — Ты будешь сильным, мощным и самым бесстрашным одуваном во всем мире, идет? Алиса поджала губы, обдумывая новую идею. — Знаешь, таким одуваном мне тоже как-то не хочется быть, — произнесла она, чуть отстраняясь от Франциска. К счастью (а может и нет), она не услышала его разочарованного вздоха. — Ты очень капризна, — невзирая на свои мысли, Франциск продолжал одаривать юную Керкленд добродушной улыбкой. — И что же мне тогда делать, юная леди? — Придумай другую кличку. — Ну, уж pardon, я тебе не автомат по выдаче кличек! — мужчина поправил рассыпавшиеся на лице непослушные золотые прядки и как бы невзначай посмотрел на часы. — Ого, мне кажется, мы с тобой засиделись, не думаешь? — Скорее всего, — Алиса с неохотой поднялась с края кровати и лениво потянулась. Под ее хлопчатой пижамой раздался тихий хруст суставов. — Странно, но я не хочу спать. Франциск поднялся за ней следом, став выше нее почти на две головы, и положил сверху на ее головку свою тяжелую руку. Алиса засмеялась. — Что ты делаешь? — Ты просто представить себе не можешь, как я смертельно устал, — сказал Франциск. — Я пытаюсь поделиться с тобой своей неимоверной усталостью. Издав смущенное хихиканье, девушка отмахнулась от его руки. Франциск убрал руку с присущим для себя милосердием, однако волосы ее ученицы все еще хранили на себе отпечаток его ладони. Алиса дошла до двери и, бесшумно опустив ручку, открыла ее. За порогом ничего не было видно, из сплошной густой тьмы светом вырывался лишь маленький кусочек красного ковра. Представив себе путь, который ей придется пройти по этому мрачному коридору, девушка судорожно сглотнула. — Ладно… спокойной ночи, — она повернулась к французу, нехотя переступая порог и прощупывая босой ногой шершавый коврик. — До встречи, одуванчик. Ее глаза яростно вспыхнули в темноте, но так как Алиса была уже полностью в коридоре, она решила не рисковать с криками и возмущениями — не хватало еще весь дом на уши поднять. Насчет этой клички она еще разберется с Франциском…и он пожалеет, что посмел ее назвать «одуванчиком». Алиса была очень злопамятной особой. Когда дверь за ней с щелчком заперлась, Франциск с облегчением добрался до постели и упал. Все его силы были безжалостно высосаны из тела. Франциск не рассчитывал на то, что сможет пошевелить конечностями до рассвета. С уходом Алисы здесь стало как-то уж совсем тихо и одиноко. Было непривычно слышать в темноте свист собственного дыхания. Франциск перевернулся на спину, все еще не имея возможности полноценно провалиться в мир Морфея. Он не переставал думать об Алисе и обо всей ее семье в целом. Внезапно его из мыслей вырвал неожиданный стук в дверь. Франциск не сразу среагировал на него, он даже решил, что, скорее всего, ему это показалось, ибо он слишком глубоко ушел в свои размышления, а звук удара мог попросту ему померещиться. Но не тут-то было: кто-то намеренно стучался в дверь. Это был не ветер и не богатая фантазия. Франциск лениво сполз с постели. — Кто там…? — спросил хрипло он, почесывая бородку, которая за несколько дней стала совсем уж густой. Надо бы подравнять. — Алиса? Ты? Не долго раздумывая, он открыл дверь и застыл на месте, с любопытством и непониманием разглядывая своего очередного ночного гостя. — Доброй вам ночи, Бонфуа, — ухмыльнувшись, сказал Скотт. На него едва ли попадал свет от ночника. — Что-то случилось? — пытаясь не выдавать в себе удивление, поинтересовался репетитор. Его пальцы машинально стиснули дверную ручку, а тело готовилось в любой момент налечь на дверь и запереть ее. — О, как ни странно, за этот вечер случилось многое, — ответил шотландец с очень злобным выражением на лице. — Но знаете, я не люблю беседовать в проеме двери. Может, вы меня впустите? — Сейчас уже ночь. Отложите свои беседы до утра. Улыбка Скотта стала еще более слащавой. Юноша не собирался так просто оставлять француза в покое. Франциск уловил в темноте странное движение рук, а когда он опустил настороженный взгляд, то к своему неприятному сожалению увидел пистолет. — И что это такое? — сумрачно спросил Франциск. Его взгляд изменился тотчас — в голубых глазах больше не было ни капли доброжелательности, они выглядели холоднее льда, и от их взгляда даже Скотту пришлось невольно поежиться. — Это мой пропуск в вашу комнату, — заявил шотландец. — Кстати, с глушителем. Так что, советую вам мне не перечить, иначе я вас тихо застрелю. — Как мило, — пробурчал Франциск, с нежеланием раскрывая нараспашку дверь и медленно отступая вглубь комнаты. Заходя в комнату, Скотт вроде бы ощущал и радость за победу, но стоило ему посмотреть в глаза своей жертве, как вся его уверенность начинала утопать в непонятном страхе. Скотт быстро запер за собой дверь свободной рукой, так как другой он все еще судорожно стискивал пистолет. Франциск крадучись отступал к кровати, пока его ноги не ощутили за собой преграду. — Итак… — Скотт собрался с силами. — Я вас уже предупреждал раннее насчет Алисы. Я советовал вам убраться отсюда, пока не поздно. Советовал же? — Для начала уберите пушку, — попросил его Франциск на удивление спокойно, хотя ему по всем правилам нужно было уже давно паниковать — ведь Скотт был настроен серьезно, ему ничего не стоило сейчас нажать на курок и хладнокровно убить своего врага. А дальше что будет? В принципе, тут и дурак догадается: его тело обнаружат, заведут расследование, начнут разыскивать убийцу. Никто и не подумает своими кривыми извилинами, искать виновника в семье Керклендов лишь по той самой причине, что семья эта богатая. Скотту ничего не будет стоить отвезти от себя подозрения парочкой взяток. Мда, тяжкая ситуация. — Пистолет я не уберу. Я знаю, кто вы, Франциск Бонфуа. Вы думаете, что после новогодних праздников я валял дурака? О, не-ет, ради того, чтобы узнать о вас все, мне даже пришлось пожертвовать футболом. Франциск вскинул брови, не особо понимая, о чем пошла речь. — Я наводил некоторые справки, нанял сыщиков и отправил их во Францию. Знаете ли, результаты были сногсшибательны. — Да ну? Воспользовавшись тем, что юноша увлеченно хвастается своими открытиями, мужчина незаметно отошел от кровати и продолжил пятиться, но уже в сторону открытого балкона. Скотт как будто этого и не замечал, хотя пистолет продолжал невозмутимо следовать за репетитором. — Если бы Алиса только знала, кто скрывается под личиной ее любимого репетитора… думаю, занятно было бы глянуть на ее реакцию, да? Или же на реакцию… Елены? — Что за глупые намеки? — Бонфуа невинно склонил голову, позволяя волосам упасть на его помрачневшее лицо. Он все еще осторожно отступал, делал шаг за шагом, стараясь избегать громких скрипов половиц. Пускай Скотт говорит, пускай. Лишь бы он не осекся. — Не прикидывайтесь дурачком. Я видел вас! Вы встречались рядом с конюшней. Ай-яй-яй, как вам не стыдно, Бонфуа, вы решили с ума свести всех женщин в этом доме? — А почему бы и нет? — подыграл ему блондин. — Я же только этим и живу. Вот он уже ощутил пяткой щекочущую ткань шторы. Спину обдавало легкой, вечерней прохладой. — Куда это вы намылились? — наконец Скотт заметил, что Франциск стоит слишком близко к балкону. — Надеетесь на охрану? О, не надейтесь! Они вряд ли придут к вам на помощь. — Я и не надеялся, — с наигранным равнодушием сказал Бонфуа. — Мне даже любопытно стало — вы так всех Алисиных друзей шлифуете или такая честь выпала лишь для меня? Скотт прищурился. — Что? Вы считаете ее своим другом? — он посмеялся. — Как это мило. У Алисы никогда не было друзей. А знаете почему, Бонфуа? Потому что дети очень жестокие создания. Они устраивают очень серьезный и строгий отбор. Не терпят отклонений. — О… отклонений? — Ну да, Алиса была не такой, как все, — Скотт явно был доволен своими словами. Мало того, он говорил это просто с не скрываемым удовольствием. Словно эти слова-оскорбления приводили его в нереальный экстаз. — Даже я это замечал, когда приезжал к ней в гости. Знаете, как ее называли в начальных классах? Уродом, — Скотт наклонился и четко повторил последнее слово. — У-ро-дом. Франциск ощутил нечто странное. словно его шлепнули хлыстом по спине. Сначала из-за этого возник испуг, затем постепенно начала скапливаться злость. Она же его сестра! Да как он смеет… И тут Франциск сделал то, чего бы не позволил себе прежде — он набросился на Скотта. Одной рукой он схватил юношу за горло, другой вцепился в дуло пистолета. Между ними происходила долгая борьба. Пользуясь обескураженностью шотландца, Бонфуа попытался повалить его на пол. Он пинал парня по коленям, делал ему многочисленные подножки и наваливался на него всем своим туловищем, однако Скотт казался непробиваемым. Он просто стоял столбом и почти не сдвигался с места. Их бой проходил в упрямом молчании — слышались лишь тихое шипение, еле уловимая ругань и шорох скользящих по ковру ботинок. Поджав зубы до яростного скрипа, Франциск покраснел, но сдаваться не собирался. У него не было времени даже удивиться тому, откуда у него появилось столько сил, ведь совсем недавно он лежал на кровати полумертвым и не в силах был сдвинуться с места. Комната Бонфуа превратилась в тесную арену, кровать, шкаф и столы испарились, словно пыльца. Оставались только два яростных и могучих тела. Вдруг Скотт Керкленд шагнул назад, затем резко рванул вперед, словно сорвавшийся с цепи бык. В ответ Франциск ощутил сильную и звенящую боль в голове. Его пальцы невольно разжались, выпуская шею Скотта. Ничего не сказав и лишь ехидно ухмыляясь, Скотт набросился на него сверху, не давая Франциску выпрямиться и встать в боевую позу. Ощутив на себе тяжкую ношу, колени француза подогнулись и задрожали. Франциск едва ли удерживался, чтобы не свалиться на ковер и не быть притоптанным сверху. Обхватив своей мускулистой, железной рукой шею репетитора, Скотт приложил к его виску пистолет. Комната заполнилась хриплым и учащенным дыханием. «Вот дьявол!» — ругнулся мысленно Франциск, постепенно замирая и позволяя Скотту укрепить свою хватку. Нужно признать, что шотландец был сильнее и ловчее его. — А ну, успокойся, — прорычал в его ухо юноша, надавливая дулом в набухший от возбуждения висок. — Иначе я убью тебя без удовольствия. Франциск не позволил парню выговориться и со всей дури дал локтем по солнечному сплетению. Издав хриплый вздох, Скотт вынужденно отпустил мужчину и покачнулся, намереваясь вот-вот упасть. Воспользовавшись заминкой, Франциск набросился на Скотта и вырвал у него из рук пистолет. Наконец-то, победа! Спокойно направив оружие в шотландца, он позволил себе ухмыльнуться: — Ну и кто теперь на коне? Негромко что-то выпалив, Скотт кинулся на него тараном. Франциск и не понял, как так произошло, но Скотту удалось сорвать его с места и оттащить аж до балкона, где, путаясь в длинном и белом тюле, продолжалась их долгая, тихая и мучительная борьба. Франциск злился все сильнее и сильнее. Его бесила эта шотландская упертость, и ему искренне хотелось убить Скотта. Вскипая от злости, он хотел нажать на курок и наконец выстрелить, чтобы покончить с этой идиотской борьбой, но к своему ужасу обнаружил, что пистолета в его руках больше не было. Кажется, он потерял его во время борьбы. Что же делать? Скотт уже не сдерживал себя. Его окаменевшие пальцы судорожно стискивали шею врага. Их никто не мог увидеть — дом спал, охрана где-то пропадала, а прохожие за забором вряд ли бы сумели что-то разглядеть. Почему-то ночной воздух стал невыносимо раскаленным. Франциск едва ли нашел в себе силы передвинуть Скотта с места и придавить его к перилам балкона. Это далось ему очень тяжело. Франциск был поражен собственной воле, которая пульсировала в нем все сильнее и сильнее с каждой долей секунды. Вскоре ситуация резко поменялась — Скотт начал осознавать, что еще чуть-чуть и он упадет. Выражение его лица изменилось, превратившись из свирепого в глупое и недоуменное. Его ледяные пальцы сдавили французу горло настолько сильно, что у того начало темнеть перед глазами. Упершись руками в широкую спину шотландского футболиста, Франциск сделал шаг вперед… Все произошло за какое-то жалкое мгновение. Перевалившись через перила, Скотт оказался за балконом. Он готов был провалиться в мрачную пропасть, однако что-то мешало ему это сделать. Очнувшись, парень увидел, как Франциск держит его за края пиджака. — Какого дьявола?! — прошипел Скотт. — Негодяй! Мерзкий француз! — У вас с Алисой много общего, — пробормотал репетитор, мысленно поражаясь тому, что, будучи в полуобморочном состоянии, он умудрялся удерживать на весу такого крупного типа. — Ох, черт, я не удержу… — Держи меня, придурок! — рявкнул Скотт. — Я убью тебя! Убью! — Не кричи ты так! Представь, что увидят люди, глянь они сюда! Пожалуй, это и правда выглядело забавно — на уровне второго этажа с балкона свисает тело мужчины, которое держит за пиджак второй мужчина, и при этом они продолжают находить время на оскорбления. — Я позову семью! — принялся угрожать Скотт, потряхивая обмякшими ногами. — Я сейчас отпущу тебя, если не заткнешься… — Франциск говорил на удивление расслаблено. В принципе, что со Скоттом могло произойти — земля была под ним не так далеко, всего второй этаж. Однако парень был так напуган, что, пожалуй, не стал задумываться о такой мелочи. Легкий ветерок ворошил его взмокшие от пота волосы, а в выпученных глазах отчетливо читался страх. Устало выдохнув, Франциск немного разжал онемевшие пальцы. — Что ты делаешь?! — зашипел на него Скотт, неожиданно поднимая руки и впиваясь в плечи своего противника. Франциск глухо застонал от боли. — То же самое хочу спросить и у тебя! Зачем тебе моя смерть? — Я все это делаю лишь ради Алисы… хочу защитить ее, — неожиданно начал оправдываться шотландец. — Защитить от тебя, ублюдка! Нет, так дальше это не могло продолжаться. — Ладно… я подниму тебя обратно на балкон, но с одним условием, — Франциск сделал небольшую паузу и собрал в легкие побольше воздуха. Края перил неприятно резали грудь. — Ты сдашься мне. — Что?! Ни за что! — Выбирать тебе, — и в знак своих слов француз чуть тряхнул онемевшими руками. Тело шотландца заколебалось в воздухе. — Ладно, ладно! — Скотт недовольно зарычал, пытаясь припасть телом к балкону, уцепиться подошвами за его выступы. — Давай, подними меня!***
Франциск устало посмотрел на часы, которые показывали уже третий час, и тихо, мучительно простонал. Он вообще ляжет спать этой ночью или нет? Присев на пуф, он перевел взгляд с часов на Скотта, который сидел на его кровати, плотно завернутый одеялом, словно кокон. Со своим свирепым взглядом он больше не представлял для француза особой опасности. На правой щеке уже успел закрепиться сиреневый синяк размером с британскую монетку, а уголке губ не спеша засыхала выступившая капелька крови. Волосы стояли дыбом, уши были красными и опухшими. Франциск боялся даже подумать, как же выглядел в свою очередь он. Возможно, хуже, чем Скотт. — Ну, так, начнем сначала, — Франциск спокойно направил на парня его же пистолет, найденный на полу под тюлем. — Откуда у тебя оружие? — Забрал у охранника, — ответил тот почти без запинки. — Чтобы убить меня? — Конечно, — Скотт хищно улыбнулся. — Не напугать же я намеревался. Убил бы тебя, а Керклендам сообщил бы о твоем мерзком прошлом. Дальше уже их фантазия сделала бы все за меня. Они бы решили, что тебя убил кто-то из твоих старых дружков. Ну… мало ли, такие люди, как ты, имеют за своей пазухой не мало врагов, не так ли? — Это не важно, — сухо ответил Франциск. Желтый свет ночника падал на его нахмуренное лицо. Если Алиса увидела бы его сейчас в таком состоянии, то она бы и не узнала в этом мужчине своего репетитора. Он больше не казался таким нежным, добрым и беззащитным, каким обычно представлялся перед всеми Керклендами. Гнев состарил его лицо сразу на десяток лет. Морщины вокруг глаз, рядом с губами и на лбу теперь вычерчивались необычайно четко. А глаза казались уже не голубыми, они были черными, как ночь, и пустыми. — Важно-важно, — ответил шотландец. — Она моя сестра. Я забочусь о ней. — Ты постоянно обзываешь и угнетаешь ее, — раздраженно возразил француз. — И это твоя забота? — Не твое дело! — Очень даже мое. Я ведь ее друг. — А она моя сестра! Франциск резко направил пистолет на Скотта, и тот поджал губы. — Ладно, пойдем другим путем, — прошептал Франциск. — Почему ее называли уродом? Скотт промолчал. Его черные брови резко сместились на переносице. — Чем она отличалась от других детей? — перефразировал Франциск. — Ты же знаешь, да? Почему ей так часто становится плохо? Почему она это так яростно скрывает? — А почему бы тебе самому у нее не спросить? — неожиданно поинтересовался юноша. — Ты же «ее друг». — Может, я хочу спросить об этом у тебя? — Франциск умело повторил тон своего пленника. Скотта это заметно оскорбило, и его глаза стали желтеть от злости. — Послушай, мальчик, мне ничто не стоит тебя убить. Не надейся на мою милость. Мало того, когда я тебя отпущу (ну, если я тебя, конечно, отпущу), это не значит, что ты будешь свободен от моего поля зрения. Стоит тебе только пикнуть о том, что сегодня произошло, и что ты сумел разнюхать обо мне, то — обещаю тебе — костей своих не соберешь. Помимо врагов, у меня еще есть уйма друзей. Ты понял меня? Скотт ничего не ответил на это заявление. Он слизал высохшую кровь со своих тонких губ. Его глаза продолжали без устали наблюдать за Франциском. В их зрачках таилась просто неописуемая ненависть. Не будь бы в руках француза пистолета, парню ничего не стоило бы вырваться из кокона и превратить его лицо в кровавое месиво. — Ну, а если я… — Скотт не смог договорить. К его неожиданности, рука Франциска дрогнула, и раздался глухой выстрел, отдаленно смахивающий на звук отлетающей пробки из бутылки с вином или шампанским. Пуля попала парню в плечо или лишь задела его. Так или иначе ей пришлось столкнуться с преградой в виде одеяла. Глаза Скотта расширились в немом безумстве, и парень начал кричать. — Заткнись, кому сказал! — рявкнул на него Франциск, направляя дуло пистолета в голову шотландца. Тот послушно выпрямил спину и захлопнул рот, но продолжал измучено и злобно скулить. — Сволочь… — выдохнул Скотт сквозь пелену ослепляющей боли. Он прищурил глаза, стараясь не пустить в ход слезы. — С-сво… — Сейчас я еще ногу твою прострелю и к чертям вычеркну твою футбольную карьеру, — сообщил ему Франциск. Тело шотландца задрожало. — Рассказывай. — Да что тут рассказывать? — наконец парню пришлось сдаться, хотя по тону было слышно, что Скотту очень не хотелось слушаться француза. Для него это было, как унижение. — Я знаю, что ее с начальных классов считали какой-то недоразвитой. В школе ее не особо любили, даже предлагали как-то перевести в специальную лечебницу. Друзей у нее тоже не было — да и кто будет водиться с той, которая постоянно падает в обморок? Я редко к ней приезжал, но однажды она меня просто не узнала. И выглядела она какой-то… — Скотт поморщил нос. — Бледной… уставшей… безволосой… слабой… худощавой, как скелет. Вес она не набирала. Но мы никогда не обсуждали ее болезнь даже между собой. Да и я никогда серьезно не интересовался ее здоровьем. Для всех ее состояние было порядком вещей. Да и что я… у меня была своя жизнь, нужно было учиться и решать свои личные проблемы. У меня был свой круг друзей. Об Алисе я вспоминал редко. Потом я как-то услышал от родителей, что ее состояние начало ухудшаться, и родители положили ее на операцию. В общем, после операции она стала ощущать себя куда лучше. О болезни не было и речи. Однако ее предки продолжали относиться к дочери с трепетом, выполнять каждый ее каприз. Да и что им — они же богатые, им ничто не стоило купить ей тонны новых игрушек. После этого ее характер стал ухудшаться. Думаю, ее бесила потеря детства, потеря друзей…ее бесили родители… их эта озабоченность! Думаю, все до сих пор видят в ней больную и слабую девочку. — Ну, а ты? — А что я? Ненавидеть англичан для меня в законе прописано. Но… — Скотт неприятно оскалил зубы. — Алиса…она… — Что она? — Франциск оживился. — Меня тянет к ней. Очень сильно. Франциск глянул на своего юного врага с прищуром — что-то подсказывало ему в душе, что Скотт сейчас был максимально откровенен. Мало того, Франциск понимал, что, несмотря на сильную неприязнь, они были похожи в некоторых вещах. Франциска ведь тоже тянуло к Алисе. И тоже очень сильно. — Почему же ты тогда так к ней относишься? — спросил он. — Да потому что она вредная и отвратительная англичанка! — раздраженно закричал Скотт. — Мне хочется унижать ее и ненавидеть, а с другой же стороны, меня просто коробит от одной мысли, что она связалась с таким ублюдком, как ты! Зная твое прошлое, я догадываюсь, что ты можешь с ней сделать! Как могут слова разжечь столько удушающей злости? Столько ненависти и желания…нет, не ударить…убить, растоптать, стереть с лица земли. Франциск сам этого не понимал. Если бы не внезапный стук в дверь, то он бы с удовольствием пустил еще одну пулю шотландцу прямиком в лоб. Хотя нет, Франциск бы накинулся на него с голыми руками и растерзал бы мальца на кусочки. Однако стоило постороннему звуку вмешаться в их «скромную беседу», как пылающий в груди Франциска огонь гнева стал быстро затухать. Мужчина подскочил с пуфа и посмотрел на дверь. Скотт тоже повернул голову, и, похоже, у них обоих от страха зашевелились волосы на затылках. — Ни слова, — прошептал Франциск, плавно подбираясь к двери и открывая ее. Пистолет был спрятан за спиной. — О, мсье Нильсен. Что вас привело к моей комнате в столь… поздний час? — увидев за порогом обыкновенного слугу, который жил по соседству с французом, Франциск заулыбался. Пожилой мужчина с прилизанными жидкими волосами смущенно поправил большие очки. — Прошу простить меня, мистер Бонфуа, но… — старик почесал свое обвисшее морщинистое ухо. Но тут он вдруг округлил глаза. — Мистер Бонфуа… ваше лицо… — Я упал. — Я…слышал крики в вашей комнате, — настороженно продолжал давить старик. — Крики? — Франциск сделал очень усталый и вымученный вид. — Хм… а, понимаете, у меня во сне сильно затекла нога, и я начал стонать от боли. У вас когда-нибудь затекала нога? Невыносимое ощущение! — Франциск спешно загородил собой всю видимость, чтобы у его очередного ночного гостя не возникло желания заглянуть внутрь. — О…о, да… — старик повел плечами. — Тогда…простите, что потревожил вас. — Ничего страшного. Спите сладко! Резко и громко захлопнув дверь, Франциск пулей метнулся к Скотту. Тот продолжал сидеть на кровати, завернутый в одеяло, в той же позе, в которой его и оставил Бонфуа. Он даже не додумался удрать. Его глаза казались огромными, широко раскрытыми и красными. — Итак, — Франциск ткнул в его больное плечо пистолетом, и юноша, оживившись, громко и злобно зашипел. — Сейчас я тебя отпущу. Но при условии, что, выйдя за пределы моей комнаты, ты забудешь обо всем, что здесь произошло, ясно тебе?! — мужчина с садистским выражением на лице надавил сильнее на рану. — Да иди ты в задницу, — выдохнул Скотт наконец, отводя взгляд. — Я богат, и стоит мне щелкнуть пальцами… — Мне сломать тебе пальцы? — дуло пистолета быстро переместилось к виску шотландца. — Давай сюда руку. — Отстань! Отстань от меня! Ублюдок! Крыса французская! — Скотт сплюнул вытекшую из угла губы кровь. — Ведь получается я… я единственный знаю, кто ты. Хех! — И что же это значит? Ах, вот что, — Франциск внезапно нажал на курок и раздался звонкий щелчок металла. Скотт зажмурил глаза и стиснул до боли зубы, ощущая, как бешено забарабанило в груди сердце. Спустя несколько секунд он понял, что все еще жив. — Хм, — Франциск вынул из пистолета магазин и потряс им перед парнем. — О, как тебе повезло. Патронов нет. Скотт готов был уже помереть на месте от одного лишь пережитого стресса. Однако стресс и глухой стук сердца вернулись, стоило Франциску прощупать свой карман и достать на свет несколько целых пуль. — Я просто вынул их, оставил лишь один патрон, чтобы тебя попугать, — начал мягко оправдываться блондин. — Ну, как, обделался? Нет? Тогда давай исправим это, — он зарядил пистолет с мраморным выражением на лице. — Ты сумасшедший! — прошептал на одном дыхании шотландец. — Ты просто дурной тип! Маньяк! — Но пистолет-то сюда принес ты. И ты хотел меня убить. Ты не лучше меня, Скотт. В отличие от тебя, я вижу в Алисе личность. Скажи мне, почему этого в ней не видели нормальные, адекватные люди, а какой-то сумасшедший маньяк (то есть, я) увидел и понял? А? И раз уж пошла речь о кровной ненависти, то я, между прочим, француз, — Франциск объявил это с гордостью. — Тебе рассказать историю бесконечной вражды Англии с Францией? По сути дела, я тоже должен ненавидеть Алису, не так ли? Скотт упрямо молчал. Скорее всего, он не знал, что ответить. — Знаешь, мне плевать, что ты там думаешь обо мне, ибо меня бесит в тебе другое, — Франциск присел рядом с парнем и приобнял его за плечо. Правда в этом жесте не ощущалось ни капли дружелюбия. — Меня бесит то, как ты относишься к Алисе. Знаешь, что я думаю? Завтра ты сделаешь вот, что…***
После долгого монолога, Скотт наконец-то был выпущен на свободу. Поглаживая неглубокую царапину на плече, юноша стоял на пороге двери и с гневом смотрел на мрачный коридор. Его багровые волосы блестели от пота. Франциск стоял за его спиной, придерживая дверь, и игрался с пистолетом. Они решили, что оружие пока останется у француза. Ну да, решили… — Я этого не сделаю… — прошептал юноша, морщась от щиплющей боли в плече. — Тогда я тебя убью. Не волнуйся, у меня много связей. Ты не сможешь ничего сделать, это уж точно. Стоит тебе только рот открыть, как я буду тут — как — тут и накажу тебя. Руки шотландца сжались в кулаки. — Вопросы? И Скотт в очередной раз убедился в том, как сильно Франциск Бонфуа был похож на Дьявола. Его горящий взгляд, его улыбка, его голос — такой ледяной, похожий на шелест листьев. — Ублюдок… — Скотт с неохотой зашагал во тьму. — Иди-иди, — шепнул ему в ответ Франциск, медленно затворяя за собой дверь. — Не думай совершать глупостей. Знай, у стен и дверей есть уши.