Всё перемелется в прах

      А шума наделали ребята немало. За день произошло столько событий, что голова шла кругом, и одно не из приятных – увидеть Ренджи, на котором почти живого места не осталось. Мы с Кирой ломали голову, как побыстрее вызвать медиков, а потом мои мысли занимал короткий разговор с Тоширо. Парень предостерег меня о том, чтобы я держала ухо востро с капитаном третьего отряда.       Началось…       Честно признать, я не понимала, к чему все эти хитросплетенные махинации. Представление ради представления? Какой смысл, если проще всего было избавиться от Куросаки Ичиго и его друзей, дождаться казни Рукии и забрать хогиоку, чтобы под подлую еврейскую музыку убежать в Уэко Мундо? Айзен нарекал мне действовать согласно плану и не встревать, но у меня терпение подходило к концу. Признаю, наверное, слишком тупа. Поэтому, когда рабочие обязанности, наконец, отпустили меня к позднему часу вечера, я не постеснялась заглянуть к мужчине на огонек.       В сравнении со вчерашним вечером этот пугал своей тишиной, я даже слышала насекомых.       Постучав дверь, дождалась, когда его светлость покажется на пороге, и мне стало немного обидно увидеть Айзена в обычном кимоно. То есть я тут жопу рву до позднего часа ночи, да? Хотя, сама взялась за внеплановую работу, но…       – Хинамори? Что-то случилось?       – Хочу поговорить. Могу войти?       Не могла не заметить, что, сколько бы раз я к нему не заваливалась – будь то день или ночь, – он никогда не спроваживал меня. Что и льстило, и пугало в то же время. Всю свою сознательную жизнь я только и существую бок о бок с мыслью, что в любом жесте Айзена нужно искать подвох, скрытый смысл. Что любая доброта или попытка сблизиться – всего лишь способ приглушить мою бдительность.       Но не это важно.       – Я так полагаю, дело в нашем плане. Разве мы не проговаривали все несколько раз? Или у тебя остались вопросы?       Пройдя уже в столь знакомую комнату, я опустилась на пол, подперев спиной стену. Уверенность, с которой я пришла за разъяснениями, почему-то начала таять на глазах. Меня никак не отпускал страх, что если дерзну переступить через черту дозволенного или узнать больше, это повлечет за собой последствия. Но ходить слепым кротом тоже надоело.       – Я спрашивала об этом десятки раз и спрошу вновь, но, пожалуйста, позволь мне услышать внятный ответ. Зачем устраивать весь этот цирк?       Я постаралась придать голосу оттенок мольбы, чтобы вопрос прозвучал без дерзости или раздражения. Постояв подле меня и в задумчивости повременив с тем, чтобы продолжить разговор, Айзен определенно выглядел уставшим. Уставшим от моих вопросов, похоже.       – Представь гипотетическую ситуацию. На тебя набрасывается десять злых собак в одном случае. А в другом, возможно, восемь, и некоторые из них побиты и истощены схваткой с другими псами. Какую свору ты предпочтешь встретить лицом к лицу?       – Я понимаю ту часть плана, что мобилизацией сил на поиски нарушителей, ты ослабишь Готей, – стараясь оставить эмоции в стороне, я, похоже, теперь стала выглядеть уставшей и совсем разбитой. – Но… подставная смерть? Я же говорила, что не смогу нормально разыграть потерянную ужасом девочку, которая побежит, очертя голову, мстить за тебя на любого, на кого ты намекнешь в прощальной записке.       – Почему ты думаешь, что тебе не удастся? – одарив меня снисходительным взглядом, испытывающе улыбнулся мужчина и присел напротив. – Моя фиктивная смерть посеет зерно раздора между капитанами, ведь чужакам, сколь бы сильны они ни были, не под силу провернуть такое.       Забыв на мгновение о нерешительности, я подняла взгляд с пола и, сложив руки на груди, с подозрением принялась молча смотреть на собеседника с искренним недоверием.       – Что такое?       Слова на языке кололись, словно иглы, озвучивать неприятную мысль, конечно, было довольно рискованно, и тем не менее, набравшись смелости, я, пусть и не без смятения, произнесла:       – В той вариации, которую я знаю, одной из целей твоей фиктивной смерти было стравить Хинамори и Киру, а также направить все подозрения на Тоширо. Хоть сейчас ты и приказал мне действовать… иначе, почему у меня есть дурное предчувствие?       Выждав мгновение, Айзен усмехнулся моим слова, причем улыбка его была достаточно искренней. Видимо, обнаружил свой подчерк в озвученной мною идее.       – Хотел бы я, чтобы ты, потеряв голову, бросилась по моей наводке на того же капитана Хицугаю с мечом. Но за минувшие годы ты стала более сдержана в своей злости.       – И все равно… ты хочешь, чтобы я обвинила Тоширо.       – А какая разница? – оглянувшись к столу, на котором лежало несколько писем, уточнил мужчина. – Просто капитан Хицугая проявляет слишком много любопытства к Гину, поэтому стоит переключить его внимание. Встреться с ним и объяснись, вырази непонимание, а если он откажется признавать «правду», то продемонстрируй неопровержимое доказательство на собрании лейтенантов. Или передай письмо сразу главнокомандующему. Мне нужно, чтобы ты создала еще больший переполох, в этом твоя ключевая обязанность. Я ведь твой любимый капитан… и, честно говоря, я бы хотел вновь увидеть ту ярость в твоих глазах, но направленную на моих врагов.       Что не слова, то мед в уши. Спрятав лицо в руках и растерев его, да не постеснявшись замычать от переполняющего меня напряжения, я вновь откинулась к стене и капризно скривилась. Как же я не хочу ничего из озвученного делать. А если я проебусь на ровном месте? А если не проебусь, но в крайний момент Айзен меня подставит и спустит тех самых собак в моем направлении? До тех пор, пока он не снимет маску порядочной добродетели, я не могу быть ни в чем уверена, особенно в том, что острое лезвие меча не пробьет мое сердце.       – Тебя ведь еще что-то беспокоит. Расскажи мне, Хинамори.       Рассказать… рассказать ли?       – Когда Хинамори выяснила, что ты не мертв, она очень обрадовалась и бросилась к тебе в слезах… – сухо констатировала я, подняв на мужчину мрачный взгляд и тихо добавив: – А ты пронзил ее грудь катаной. Мне ждать чего-то подобного?       Даже если и планировал, явно не признается, но мне было важно посмотреть ему в глаза. Увидеть знакомое, привычное спокойствие и безмятежность, которые не говорили ровным счетом ничего. Только теперь, даже если Айзен и планировал от меня избавиться, я открыто заявила, что так просто ему не удастся это сделать. Пока карты не будут сброшены, мы словно стояли друг напротив друга, пряча за спинами острые клинки. Если все пройдет гладко, оружие незаметно выскользнет из рук и, улыбнувшись, мы порадуемся маленькой победе. Но стоит хоть одному оступиться…       И хуже всего, что несмотря на припасенный клинок, я рисковала не успеть им воспользоваться.       – Почему ты постоянно ждешь, что я наврежу тебе?       – Ты ведь сам сказал – не доверять тебе. А учитывая твои грандиозные планы, трудно свыкнуться с мыслью, что ты будешь учитывать благополучие своих подопечных. Разменные монеты, удобные люди, вот кто мы для тебя.       – О-о, – одобрительно протянул Айзен, заинтересованно уточнив: – и почему же тогда, зная обо всех рисках, ты продолжаешь быть рядом?       – Пока ты не покажешь свою истинную натуру, кто мне поверит, если вздумаю обвинить тебя в чем-то? К тому же… я не могу не восхищаться тобой. Если отринуть все личное, конечно.       – Твои слова подкупают. Честно говоря, за все эти годы, я успел к тебе привыкнуть не меньше, чем к Гину, и это меня беспокоит.       – Хочешь сказать, ты доверяешь Гину?       – Хм… нет.       – А что насчет Канамэ Тоусена? В отличие от Гина, на него ты… словно не обращаешь столько внимания.       – Канамэ понимает меня лучше всех, с кем мне доводилось не только иметь дело, но и встречаться в принципе. Поэтому мне не требуется направлять его постоянно.       – Хочешь сказать, в отличие от остальных, ему ты доверяешь?       – Я знаю, что ожидать от этого человека, – уклончиво отозвался Айзен, – я знаю, что творится у него на душе, чего он хочет. Я бы сказал по-другому. Я уверен в нем.       Только в нем? – едва не сорвался с языка колючий вопрос, который бы не подчеркнул ничего, кроме моей глупости и упрямства.       – Видимо, ты достаточно силен, чтобы обойтись без доверия даже к своим союзникам, – я накрыла грудь рукой и нахмурилась, – недоверие довольно тяжкая ноша, и я вот уже устаю ее нести. Мне искренне хочется довериться тебе, и это определенно облегчит мою душу, да только такой глупостью я лишь подведу себя к могиле.       – Мне грустно такое слышать. Ты боишься доверять мне, или же ты боишься, что я причиню тебе боль?       – Работа с тобой может причинить мне боль даже в том случае, если ты не вздумаешь в один прекрасный день убить меня. Это может захотеть сделать кто-то другой. Я не чувствую себя безопасно рядом с тобой, вот и все.       – Что ж… тогда, как насчет того, что я пообещаю, что не причиню тебе вреда? И от моей руки ты никогда не пострадаешь.       – Но это не будет означать, что ты не сможешь подослать ко мне убийцу или подговорить того же Гина избавиться от меня, так?       – Верно, – одобрительно улыбнулся Айзен.       – Хм. Вот опять же… ты говорил не доверять тебе, и я должна поверить даже в такой сомнительный уговор?       – Не думай обо мне так плохо. Я отвечаю за свои слова, Хинамори, и мне не хочется, чтобы ты подвела меня в решающий момент из-за своих страхов. В конце концов, – поманив меня к себе зазывающим жестом, подметил мужчина, – собаку, что верно служит, следует похвалить. Иначе она не поймет, что все делает правильно… и пытается что-то замышлять. Верно?       Странно, конечно. Очень странно, что мужчина продолжал подобным образом держать меня в узде, хотя мог бы перейти к открытым угрозам, например, внушая страх. Но почему он продолжал играть на чувствах? Начинаю приходить к не утешающей мысли, что ему доставлял удовольствие такой подход – втираться в доверие, усыплять бдительность людей, чтобы в неожиданный момент вонзить им нож в спину. И увидеть растерянность, ужас в их глазах.       Значит… пока я сопротивляюсь его магии очарования, Айзен не убьет меня. Во всяком случае, собственноручно. Пока мой взгляд горел недоверием, ему будет неинтересно сломать меня. Звучит так просто, но…       Понимая, что пауза затягивается, я уступила и последовала немой просьбе, подползя ближе и оставшись стоять на коленях.       – Можно? – потянувшись к лицу мужчины, я ожидала хоть какого-то ответа, однако Айзен просто смотрел на меня. Тушеваться было бы неуместно, поэтому я аккуратно сняла очки с его лица и отложила на пол.       Смотря на него сверху вниз, запутывая пальцы в его волосах, я ощущала то дикое приятное волнение, каждый раз заглядывая в его глаза. Карие, в которых блестел дьявольский огонек и искрилась уверенность. Эти глаза, что смотрели на меня с повелением, постоянно напоминали об опасности, что я раз за разом подпускала все ближе.       – Я никак не могу понять, что ты хочешь на самом деле, – обмолвился Айзен, накрыв мои бедра руками, и чем больше проходило времени в молчании, тем сильнее он сжимал их. – Скажи мне правду.       Боль не вызвала неприязни, наоборот, заставила сердце по обыкновению затрепетать сильнее, а по телу разлиться слабости. Закрыв глаза и медленно выпустив воздух из легких, я чуть склонилась и не удержалась от того, чтобы стянуть в кулаке волосы на затылке мужчины. Его недовольное сопение только подлило масло в огонь. Порыв усилить хватку я смогла подавить с превеликим трудом.       – Я много чего хочу… – расслабив пальцы и вернув их к лицу Айзена, я вновь посмотрела на него и, замешкавшись, ответила: – Ты опасный, жестокий человек, при этом невероятно талантливый и сильный. Я всегда хотела то, чего у меня не было, что мне не хватает… Силы, власти, смекалки. Я хочу, чтобы все это принадлежало мне.       – Говоришь так, словно хочешь, чтобы я принадлежал тебе.       – Все верно.       – Но ты ведь понимаешь, что это невозможно? – снисходительно улыбнувшись, Айзен не постеснялся блеснуть насмешливым взглядом. Его определенно позабавили мои слова.       – И что? – риторично полюбопытствовала я, прижавшись к собеседнику. – Ты же хотел услышать правду.       – Какая же ты жадная, – надавив на мои бедра и заставив опуститься к себе на колени, мужчина скользнул пальцами вдоль моего позвоночника вверх и, нащупав кожаный чокер, стянул его. От пусть и несильного чувства удушья я раздраженно шикнула. – Твои наклонности порой меня беспокоят. Только я подумаю, что приручил тебя, как ты снова начинаешь кусаться.       – Приручил?.. – прохрипела я, – ты меня не сможешь приручить… Потому что, когда это произойдет, я стану твоей маленькой победой. А дальше возиться со мной уже будет не интересно.       – Вот так незадача. Ты все пытаешься делать вид, что не поддаешься моим манипуляциям. И это твое упрямство… но ты уже у меня на коротком поводке, – прошептал Айзен и, продев большой палец под чокер, чтобы держать натяжение на моей шее, ладонью уперся в затылок, не позволив отстраниться от поцелуя. От жадного прикосновения к губам, настойчивости, с которой он проник своим языком в мой рот, по телу разлилось бодрящее тепло.       В первый миг голова закружилась от давления на шее, но это подстрекнуло сопротивляться, хоть и приносило болезненное удовольствие. Скинув с моих плеч косодэ, мужчина надавил на мою поясницу, заставив прогнуться и прижаться к себе плотнее. Сколько уже лет прошло, но его поцелуи не переставали обжигать мою кожу, я настолько привыкла к его грубым прикосновениям, что они не вызывали скованности, а, наоборот, разжигали желание.       Уперевшись ладонями в грудь Айзена и стерпев порыв оттолкнуть его от себя, я лишь надавила на него, заставив лечь на спину. Или, как ему виделось, он позволил уложить себя. Резких движений в свой адрес мужчина не любил, и я старалась по большей части сдерживать себя, но порой срывалась. Хотелось большего, а не только удовлетворять его эго. Хотелось дразнить, позлить, добиться того, чтобы хоть в сексе мы были равны. В последнее время этого получалось достичь даже чаще, чем я ожидала. В чем-то Тобимару был прав, Айзен позволял себе порой слабину рядом со мной. Если раньше он всегда держал ситуацию под контролем, то в последнее время страсть ему время от времени сносила голову.       Но чтобы эту страсть разжечь до такого состояния, приходилось постараться, и эта часть мне очень нравилось. Прелюдия дурманила сильнее всего, когда тело только-только привыкало к прикосновениям, остро реагировало на малейшие тактильные вмешательства. Мне нравилось не только получать удовольствие от этих ощущений, но дарить их. В каком-то смысле Айзен прав, это напоминало жадность, желание утолить голод своего эго. Поэтому, обнажив его грудь от кимоно, я наслаждалась возможностью оставить поцелуй на его коже. Подняться выше и, припав к шее, обжечь ее дыханием, прикусить тонкую кожу, оставив влажный след от языка.       Вернув мое внимание к своим губам, Айзен надавил на мою поясницу, заставив фактически лечь на себя, после чего, ухватив за бедра, направил чуть ниже. Следуя движениям его рук, я прижалась к зоне его паха, затем вновь приподнялась и опустилась в дразнящем жесте.       Аккуратно разорвав поцелуй, я медленно выдохнула, наслаждаясь приятным покалыванием внизу живота, как возбуждение росло от прикосновений сквозь одежду. Прижав мои бедра еще ближе, грубо впившись пальцами в ягодицы, Айзен продолжал смотреть мне в глаза, которые, казалось, стали темнее.       Приподнявшись на руках и отстранившись, я не разрывала зрительный контакт, отметив мимолетно пролетевшее недовольство во взгляде мужчины. Но он позволил мне отстраниться, хотя его руки лишь спустились мне под колени. Я бегло усмехнулась. Похоже, эта игра со сдерживанием своих порывов ему тоже доставляла удовольствие, как минимум вызывала интерес.       Но я хочу большего. Хочу увидеть, как изменится твой взгляд, хочу сделать тебя хоть на мгновение уязвимым, пусть и к собственным желаниям.       Сползла еще ниже и избавила мужчину от одежды, которая скрывала его прекрасное тело. Припав губами к его животу, оставляя дразнящие поцелуи, что влажной дорожкой опускались все ниже и ниже, я обхватила рукой его член. Сжав его и дразняще обдав горячим дыханием, надавила большим пальцем на головку, принявшись водить ладонью то вверх, то вниз.       Подняв взгляд, я убедилась, что Айзен пристально наблюдает за мной, приподнявшись на локтях. Хмурился, но реакция тела говорила о его состоянии лучше всяких слов.       – Не дразни меня, – предостерегающе подметил мужчина.       Дразнить его было самым интересным и будоражащим событием. Я могла лишь позволить себе это удовольствие на короткий миг, словно балансируя на линии тонкого лезвия.       Еще сильнее сдавив член у основания, я прильнула к нему горячими губами, заставляя Айзена нервно выдохнуть. Кто бы что ни говорил, но сексуальное возбуждение – мощное оружие, против пьянящего чувства, от которого голова шла кругом, довольно тяжело выстоять. Обильно увлажняя член слюной, я проходилась по нему быстрыми движениями руки, проводила языком, массировала, порой отвлекаясь на то, чтобы оставить поцелуй на внутренней стороне бедра мужчины. И наблюдала за его состоянием, реакцией на стимулирующие действия.       Все это определенно сносит голову. Несмотря на то, что я доставляла Айзену удовольствие, мое тело с каждой секундой все сильнее разгоралось изнутри. Сжимая бедра и с трудом борясь с желанием присесть и хотя бы поерзать, я порой замирала, чтобы перевести дух и расслабить ноги. Чем больше напрягалась, тем острее накатывало возбуждение. А учитывая, что я до сих пор была в хакама и боди, это только подливало масло в огонь.       С трудом сдерживая сбивчивое дыхание, Айзен накрыл мою голову рукой, и я непроизвольно напряглась, потому что однажды без шуток предупредила, что если он начнет насильно продавливать мне в глотку свой член, я его просто отгрызу. Но мужчина только сгреб мои волосы в кулак, его дыхание стало напоминать раздраженное сопение.       – Иди сюда, – раздраженно шепнул Айзен.       Заняв сидячее положение и притянув меня к себе, он впился в мои губы жадным настойчивым поцелуем, обжигающим страстью. Стягивая, если не сдирая, с меня штаны, расстегивая застежки на боди, он оттолкнул меня на пол, поспешно избавляясь от мешающей одежды. Но я успела податься вперед и, цепко впившись в плечи, оказалась сверху, добавив в качестве добивающего удара влажный поцелуй. Инициатива моя как-то не обрадовала Айзена; не отрываясь от моих губ, путая шумное дыхание с рычанием, он попытался скинуть меня, но я уверено оперлась рукой и ногой, удерживая позицию.       – Дай мне быть сверху, – разорвав поцелуй, прошептала я и с тенью мольбы добавила: – пожалуйста…       Потратив секунду на раздумье, Айзен недовольно сощурил глаза, а его общее настроение передавало не то злость, не то степень опьяняющего возбуждения. Шумно выдохнув, мужчина лег на пол и, подхватив меня за бедра, к моему удивлению, не усадил на себя, а, наоборот, заставил встать на четвереньки, нависнув над собой. В чем подвох я поняла, когда по моей заднице прилетел звонкий болезненный шлепок.       Воскликнув не столько от боли, сколько от неожиданности, я чуть не завалилась вперед, но свободной рукой Айзен не позволил мне упасть. Колючее жжение растеклось по ягодице мелкими иглами, я скривилась и только подняла на мужчину недовольный взгляд, как второй шлепок выбил из меня все раздражение.       – Что такое? – не без мрачного наслаждения одарив меня насмехающимся взглядом, уточнил Айзен. – Ты же хотела быть сверху.       Снова звонкий удар по ягодице. Вздрогнув всем телом и сжав кулаки, я с трудом удержалась на коленях, да и руки затряслись, но не от того, что чувство боли заставило ужаснуться. Острое жжение только будоражило, отчего возбуждение расцветало подобно бутону под солнцем. И Айзен знал это. Прекрасно знал, что, испытывая определенного рода боль, я теряла самоконтроль. В битве боль разжигала ярость и желание сносить всем головы, в постели же распыляла во мне страсть – и голову уже сносило мне.       Его руки требовательно сжали мои ягодицы, опустив вниз, аккуратно усаживая на свой член. От давления между ног, разлившегося к животу и ногам горячей волной наслаждения, у меня невольно вырвался сдавленный стон. Придерживая меня за бедра и задавая темп, Айзен дождался, пока мои движения станут ритмичными, после чего потянулся вверх рукой и накрыл ею мою шею. Почувствовав, как его ладонь надавливает на глотку, а пальцы умело держатся в стороне от сонной артерии, я задрала голову и позволила придушить себя.       Схватившись за руку, которая служила мне ошейником, я импульсивно сдавила ее тонкими пальцами. Двигая бедрами, ощущая, как член мужчины проникает все глубже, я ускорила темп в преддверии нарастающего возбуждения. Влажные звуки и шлепки оголенных тел друг о друга приводили в какой-то неописуемый восторг, заставляя не только тело переполняться экстазом. В голове было пусто, ни одной связной мысли, только сосредоточение на щекочущем давлении между ног, которое нарастало с каждой секундой.       Сорвав руку Айзена со своей шеи, я подалась чуть вперед, оперевшись о пол, после чего начала чуть ли не скакать на нем. Голова переполнялась острым чувством экстаза, я даже не пыталась себя контролировать, срывая сбивчивое дыхание сдавленными стонами. Уши закладывало от звука собственного голоса, я оставалась глуха ко всему, пока тело не пробивало от мощной волны оргазма. С трудом сдержав за зубами стон, который больше напоминал рев, я упала на Айзена, вцепившись в его плечи и попытавшись сжать бедра, чтобы максимально усилить эффект от удовольствия.       Над ухом пронеслось сдавленное рычание, но мужчина позволил мне утонуть в моменте, ощущая мощные удары собственного сердца, отдающиеся в его груди; как продолжали сокращаться мышцы влагалища, дополнительно стимулируя его член. Шумно дыша, уткнувшись лбом в плечо Айзена, я медленно восстанавливала дыхание, пока тело расслаблялось после полученного удовольствия.       – Приподними бедра и не двигайся, – напряженным от возбуждения голосом прошептал мужчина.       Как бы мне ни хотелось проигнорировать просьбу, продолжая растворяться в расслабляющем тумане экстаза, я приподняла бедра, ухватившись за которые, Айзен продолжил двигаться во мне. От того, что чувствительность повысилась после оргазма, я сдавленно застонала, испытывая уже не столько удовольствие, сколько жжение. Расслабившись, я смогла притупить неприятное чувство; и позабыла о нем, полностью сосредоточившись на мужчине. Его грубых толчках, при каждом из которых из его горла вырывался сдавленный от удовольствия не то хрип, не то вздох.       Подойдя к пику наслаждения, Айзен обхватил меня рукой, прижав к себе с такой силой, что, казалось, ребра вот-вот затрещат. Второй же ладонью он давил на мою поясницу, пытаясь максимально глубоко войти в меня, отчего я не сдержалась и застонала. Схватив меня за волосы и оторвав от плеча, он развернул меня к себе лицом и жадно впился в губы долгим поцелуем, пока легкие не зажгло от нехватки воздуха.       Ослабнув и позволив мне лежать сверху, я переводила тяжелое дыхание. Опустив голову на его плечо, прижимаясь грудью и животом к раскаленному страстью телу, я чувствовала каждый удар сердца, как его легкие наполнялись воздухом и вновь сжимались. Волна дикого умиротворения накрыла нас мягким одеялом, и уж не знаю, какого было Айзену, но я никуда не хотела уходить, даже шевелиться.       Гребанная сила секса… Это определенно обоюдно опасный клинок.       Аккуратно приподнявшись и попытавшись переместиться на пол, первым делом чуть не закряхтела, как бабка старая, от ноющей боли в тазобедренном суставе. Рухнув на спину и сведя ноги, скривилась от неприятного напряжения.       – Вот дерьмо…       – Сколько раз просил – не ругайся при мне.       – Сам попрыгай на ком-нибудь, чтобы потом ноги не сводило. Ох, блин, – согнув ногу в колене, скривилась я вновь. На этот раз и из-за занудства мужчины.       – Сама захотела быть сверху, я тебя не заставлял.       – Заткнись.       В столь дерзкой манере я могла позволить себе разговор лишь в этим минуты, окутанные туманом легкости и расслабления после страсти, которая, погаснув, оставляла в голове выжженное поле. Ни мыслей, ни эмоций. Только горькое осознание, сколь падкой я была на соблазн стать еще ближе к человеку, от которого следовало держаться за километр. Но я нашла для себя идеальное оправдание: секс помогал сбросить напряжение и какое-то время держать голову трезвой. Не пади я жертвой сладкого очарования, извелась бы вся, наверное.       Да, оправдание так себе, но мою совесть успокаивало.       – Что ж, – выдохнул Айзен, заняв сидячее положение, – какое-то время тебе придется действовать одной, и я очень надеюсь, что ты сыграешь свою роль. От этого…       – …зависит наше дальнейшее сотрудничество, – устало повторила я фразу, которую слышала с десяток раз. – Я поняла тебя. Можешь на меня положиться.       В конце концов, невозможно метаться меж двух огней или отсиживаться в сторонке, увязнув в этом дерьме по самую шею. У меня еще есть время и возможности, чтобы разыграть свою карту, и даже если погорю и ничего не выйдет – разве стоит об этом сожалеть той, кто уже однажды умерла? Хотя, именно потому, что я однажды погибла, второй раз окунаться в омут неизвестности, который грозил обернуться сплошь холодной тьмой, не хотелось. Но чтобы выжить, мне было бы достаточно занять сторону Готей 13.       Я хочу жить, а не просто выживать, хочу достигать побед и наслаждаться самим фактом своего существования. Но… рядом с Айзеном мои планы обращаются в прах. И здравомыслие уходит на задний план. Наверное, в глубине души я даже хочу, чтобы он предал меня, оборвал ту привязанность, которую я в себе взрастила. Тогда было бы куда проще взяться за голову и отпустить рисковые мечты.       Но он протягивает руку, идет навстречу. За минувшие семь лет мужчина обучил меня многим техникам и действительно помог стать сильнее. К чему все это? К чему вкладывать в меня столько сил и времени, чтобы насладиться лишь кратким мигом предательства, вонзая мне нож в спину?       Мне хотелось бы верить, что все это к чему-то, да приведет. Мне хотелось бы, чтобы однажды, ты все же посмотрел на меня с той искренностью эмоций, на которую способен обычный человек. Но ты необычный человек, Айзен. И если хоть раз забуду об этом, то проиграю тебе окончательно.       Эта мысль не покидала меня ни когда я легла спать в твоей комнате, ни когда, собравшись по утру, срезала дорогу по обговоренному маршруту. И, застыв с хмурым видом, уставившись на идеально обыгранную иллюзию твоего трупа, прибитого к стене мечом, скривилась, да цокнула языком.       Слишком правдоподобно.       Значит, и мне нужно сыграть достойно. Занавес поднят, господа. Да начнется театр одного актера.