Отставленные последствия

— Я скажу только одно, Андерсон, — Гэвин уже запыхался, едва уклонившись от последнего хука. — Убей меня немного попозже. Обещаю, я лягу на асфальт под колеса твоей машины, и ты меня переедешь. — Следующего выпада он уже не смог избежать, и кулак Хэнка больно ударил его в грудь. — Или выберешь любой другой способ. Даже самый жестокий. Только послушай одну минуту. — По-моему, ты уже достаточно сказал, — заявил Хэнк и принялся усердно разминать руку. — А вот и нет, — быстро сказал Гэвин, пользуясь этой короткой передышкой. Оставалась только одна проблема: он и в самом деле не знал, как продолжить. — Послушай, позволь мне все исправить. Я правда сожалею. Я… — Пошел вон! — Коннор! — заорал Гэвин, кажется, окончательно теряя рассудок. — Коннор, попроси его впустить меня! Тебя он послушает! — Даже не вздумай больше впутывать его в это. Он спас твою жалкую жизнь. И вот как ты ему отплатил? — Ты путаешь последовательность! — не мог не возразить Гэвин. Но что он мог добавить? «Я бы ни за что не подсунул ему опасный вирус после того, как он спас мою задницу, но тогда еще я не был ему морально обязан, так что прошу понять и простить»? Едва ли это было разумным способом продолжить диалог. Как едва ли было разумным продолжать стучать в закрытые двери — метафорически выражаясь, — но он не мог отступить. Хоть и закрытые, но все же это были двери, какие-никакие — сзади была только глухая стена. Или пропасть бесконечного самобичевания. — Коннор, я знаю, ты все слышал и уже все знаешь! Позволь мне зайти хотя бы ненадолго. Клянусь, я уйду, как только ты прикажешь. Мог ли он представить, что однажды произнесет подобное? Силуэт Коннора замаячил где-то за плечом Хэнка. Гэвин поймал себя на том, что почти с ужасом ждал его слов. Может быть, следовало послушать Тину. Может быть, следовало замести следы и постараться обо всем забыть. — Хэнк, пропусти его, — попросил он, и эти слова музыкой отозвались у Гэвина в ушах. — Опять? — мрачно переспросил тот. — Мы все это уже проходили, Коннор. Ты уже просил впустить его, и я впускал. Но теперь все зашло слишком далеко. — Пожалуйста, — просто сказал Коннор, и Андерсон сдался немедленно, он просто не мог не сдаться. — Я буду рядом, — предупредил он и добавил: — Мы не закончили. Конечно, они не закончили. Разве все это можно закончить так просто? У Гэвина колотилось сердце, когда он проходил в дом. Он понятия не имел о том, во что ввязывался, когда направлялся сюда, и теперь ему казалось, что он угодил в ловушку. — Спасибо, что… — пробормотал он, когда они с Коннором остались одни. — Что… — Коннор медленно опустился в кресло. Его диод все еще не переставал быть красным, и мелко дрожали руки, а еще Гэвину чудилось, что где-то сразу над воротником по искусственной коже пробегала едва заметная рябь. — Тебе, наверное, интересно, что я хочу сказать. Мне тоже чертовски интересно, что я могу такого сказать. — Вовсе не обязательно, — услышал он в ответ. — То есть… мне любопытно, что ты можешь сказать, Гэвин, но не чувствуй себя обязанным. Можешь не говорить ничего.  — Не понимаю, — пробормотал он. — Коннор… ты точно все правильно понял? Это я загнал в тебя этот вирус, от которого тебя так штормит. Просто потому что тогда мне показалось это смешным. — Да. Это было давно. И это не было предательством. Я вырубил тебя в архиве однажды. — Ты был занят важным делом, а я — ерундой, — Гэвин, кажется, готовился познать границы самоуничижения. А ведь исключено даже, что именно этот случай подстегнул Гэвина сделать то, что он сделал, — выставив его слабым, неспособным противостоять андроиду; а самое главное, — еще и глупым, влезшим в материи, которые он не понимал, только из одного лишь желания насолить. Довольно мелочно с его стороны. Но, если вдуматься, слишком многое из того, что он совершал, было недостойно мелочно. Именно поэтому он никак не мог понять, как такой совершенный механизм по имени Коннор мог обратить внимание на такого порочного жалкого человека. В этом должен был содержаться какой-то подвох. Должен был. — Я… в общем, ты, наверное, впустил меня, потому что не являешься таким же гнусным мерзавцем, как я, полагаю, — только и сказал он. — Мы, люди, знаешь ли… способны на гадкие поступки. И я терпеть тебя не мог за то, что ты демонстрировал мне раз за разом, какой я… несовершенный? Даже по меркам человека. И одновременно поэтому я… никак не мог отделаться от мыслей о тебе. Это странно, да? Есть те, кто любит тебя… почти все. Есть те, кто ненавидят, вроде капитана Аллена, но он хотя бы в этом последователен. А я… ни то, ни другое. Или и то, и другое, — он хмыкнул. — Ну, знаешь. Люди иррациональны… обычно. Но в разной степени, и я — в большей. — Понимаю, — сказал Коннор. — Потому что сейчас я иррационально хочу, чтобы ты остался. Гэвин сглотнул. — Ты что же, меня прощаешь? — Наверное, это значит да, — Коннор опустил голову, и Гэвин не видел больше его лица. Ему чертовски хотелось увидеть его лицо, чтобы убедиться окончательно, что все это не было… ошибкой. Шуткой. Почему он никак не мог поверить? Коннор не был виноват в его неверии, нельзя было мучить его им… но все же Гэвин пересек комнату и опустился перед ним, чтобы заглянуть снизу вверх. Он не увидел ничего необычного, кроме странно блестящих глаз, все еще подернутых голубым, и едва заметно сокращавшихся губ и щек, как будто того бил нервный тик. — Но только если ты останешься. — Идет, — сказал Гэвин. — Я, вообще-то… на что-то подобное и рассчитывал, когда шел сюда. Он поймал себя на том, что улыбался. И, кажется, Коннор улыбался тоже. Гэвин протянул руку как бы в знак примирения, и Коннор медлил так долго, что он успел испугаться: что, если он все неверно понял? Что, если воображение додумало за него то, чего Коннор вовсе не имел в виду? Что, если он всего лишь нуждался в его помощи и таким образом требовал от него исправить свою ошибку? Но потом он все же протянул руку навстречу и неуверенно вложил пальцы в его ладонь. Гэвину показалось, что к его коже прислонили раскаленный утюг. — Что за… — пробормотал он. — Как ты… Ему пришлось отдернуться, чтобы не обжечься. Ему показалось, что Коннор посмотрел на него с сожалением, но теперь было уже не до этого. — Такого не было с тобой! — выпалил он. Ему чудилось, будто воздух вокруг и в самом деле нагрелся — а еще казалось, будто он ощущал едва уловимый запах жженого пластика. О, как бы он смеялся раньше, пошутив про паленый пластик. Не исключено даже, что свалился бы при этом со стула. Впрочем, за это судьба его уже достаточно наказала. — Я позову Хэнка, — он поднялся обратно на неожиданно ослабевшие ноги. — Нужно снова ехать к этому… как его. К тому парню, что делает антивирус. Может быть, все уже готово, — но, конечно же, Гэвин знал, что это было не так — тот непременно связался бы с ними в ту же минуту. Техник был прав. Нельзя было уходить. Почему Коннор так настаивал на том, чтобы вернуться домой? Ведь это было неразумно, нерационально… и это было так похоже на самого Гэвина, что тому хотелось вопить. Ничего хорошего техник им не сказал. Антивирус не был готов, и никто не мог знать, сколько еще времени на это потребуется. «Будет надеяться, ресурсов Коннора будет достаточно, чтобы он справился с этим сам», вот что услышал Гэвин из телефонной трубки. Это значило, что им не следовало рассчитывать на помощь извне. «Пока все, что мы можем сделать, это охладить его искусственно. Наберите ванну со льдом». Именно этим и занимался Хэнк, пока Гэвин продолжал чувствовать себя бесполезным. — Тебе больно? — он снова задал этот глупый вопрос. Что-то, похожее на синюю слезу, капнуло на его запястье — и обожгло. — Да… — кажется, Коннор окончательно разобрался в том, что означало это слово. В конце концов, все и правда не заканчивается на простой физической боли; потому что Гэвину тоже было больно сейчас, и вовсе не потому, что он продолжал упрямо держать Коннора за руку. Хотя и поэтому тоже. Он был уверен, что на его ладонях точно останутся ожоги. Так что, помогая Коннору забраться в ледяную воду, он украдкой подержал в ней пальцы. Коннор же опустился в нее прямо в одежде, но никто, даже Хэнк, не стал с ним спорить. Гэвину показалось даже, что от поверхности воды пошел пар, а затем Коннор дернулся и закрыл лицо руками — это было странно, но кое-что еще более странное привлекло внимание Рида. Ладони Коннора казались странно прозрачными и поблескивали серебристо-белым. Гэвин уже видел это — искусственный скелет, скрытый под слоем искусственной кожи. Он видел его после аварии, но тогда это было совсем иначе. — Уходи, — вдруг расслышал он и обернулся на Хэнка, как бы не понимая, к кому обращался Коннор — словно это было не очевидно. — Прошу, уйди. Сейчас! — повторял тот лихорадочно, и Гэвин чувствовал себя экспериментальным животным, вместо сахарной воды вдруг получившего удар током. Коннор не желал его видеть — это было ожидаемо и понятно; Гэвин нисколько бы не удивился этому, если бы еще совсем недавно тот не утверждал иного. Едва ли это было намеренно, просто Коннор… страдая, больше не мог видеть того, из-за кого он страдал. Даже если пытался убедить себя в обратном. — Прости, — только и смог выдавить Гэвин. Теперь нужно было уйти. Коннор продолжал закрывать лицо руками — уже совсем белыми, полностью лишенными кожи. — Только скажи мне… Ты хочешь, чтобы я ушел совсем? Или… я могу подождать… снаружи?.. — свали уже, Гэвин, закончил он сам себе. Просто исчезни и ничего больше не спрашивай. Почему он медлил? Это что, была надежда на то, что он все неверно понял? — Уйди, уходи сейчас, — повторил Коннор — что тут можно было понять неверно? Но стоявший у порога Хэнк почему-то не торопился выставить его взашей. Весьма странно — для этого ему обычно не требовалось просьбы Коннора, а уж теперь… — А что, если я не уйду? — пробормотал Гэвин — и неожиданно на него снизошло озарение. Он схватил Коннора за запястья и отвел его ладони от лица с подозрительной легкостью. Его лицо тоже было белым теперь. Белым и больше походившем на череп, чем на настоящее лицо. Гэвин вдруг понял, почему Коннор отказывался расставаться с одеждой: должно быть, он до последнего пытался поддержать искусственный кожный покров на руках и лице, давно потеряв его на остальном теле, но теперь исчезли и последние остатки. — Умоляю, только не говори, что ты пытался прогнать меня из-за этого, — простонал Гэвин. — Я, вообще-то… ну, знаешь ли, догадывался, что ты не из мяса. — Я знаю, что догадывался, — Коннор упорно пытался отвернуться, словно это могло спасти его от чужих взглядов. — Я помню очень много… разнообразных шуток на предмет неорганического состава моего тела. Слушая их, я каждый раз думал, что никогда не пойму человеческий юмор. — Поверь, это не потому, что ты не в состоянии постичь шутки, — нервно заверил его Гэвин. — Просто мои были несмешные. Коннор по-прежнему не смотрел на него в ответ. Но Гэвин и так уже все понял — а у него очень редко появлялось такое чувство. И все-таки он понимал — потому что видел самого себя, повторяющего: как он может любить меня, такого нелепого, недостойного, может быть, и вовсе этого не заслуживавшего? В тот день, когда все началось, Коннор дал ему вполне определенный ответ. Он раскрыл все карты в один миг на трассе возле банкоматов. Гэвин же в основном занимался тем, что эти самые карты перемешивал и путал, хотя, казалось бы, должен был знать о неожиданных привязанностях гораздо больше. — Да брось, — пробормотал он преувеличенно бодро. — Ты выглядишь нормально. То есть, я имею в виду, хорошо. То есть, я хотел сказать, все в порядке. И вообще, я куда худшую картину наблюдаю в зеркале с похмелья, можешь мне поверить. Ему показалось, что где-то за его спиной едва заметно хмыкнул Хэнк, и, казалось, этот короткий смешок обрушил какой-то самый важный камень, и Гэвину отчего-то стало легко. Никто не выгонит его — и, самое главное, он сам никуда не уйдет, все это стало ясно ему теперь. — Коннор, хватит, посмотри на меня. Ну, все, — в попытке приблизиться к нему Гэвин и сам едва не ухнул в ледяную воду. — Помоги мне. Я… мне тоже тяжело, и я слабее тебя, так что помоги, прошу. Ты даже не представляешь, как мне трудно признаваться в том, что я был слепым, что я был идиотом, что я был… слепым идиотом. Так что мне нужна… нужна благодатная почва для того, чтобы я смог во всем этом признаться. Я сделал глупость тогда. Самую большую ошибку в своей жизни. И поверь, я все понял. Я понял, что все возвращается. Что каждое действие имеет свое последствие, просто иногда оно приходит не сразу. Как и любого ребенка, его учили этому в детстве, но почему-то он не запомнил. Некоторые уроки приходится получать самому. — Я надеюсь, ты уверен, что в тебе говорит не только голос совести, — вдруг сказал Хэнк. — Ведь я никак не смогу это проверить. Только ты сам можешь это знать. — Я уверен, — сказал Гэвин. — Насколько это возможно, — казалось ли со стороны, что он снова пытался искать пути отступления? — Насколько это возможно для такого, как я, — добавил он, чтобы было честнее. Хэнк шумно вздохнул. — Побудь с ним. Я пойду позвоню еще раз, потороплю всех. Я их заставлю целые сутки не вставать с кресел, если понадобится. Гэвин нисколько не сомневался, что и в самом деле заставит. — Все будет в порядке. Хэнк сейчас всем раздаст ценные указания, — сказал он Коннору. — Эй, мне кажется, ты уже не такой горячий, — или же от жара у его рук совсем пропала чувствительность. — Это хорошо, верно? Как ты себя чувствуешь? — Коннор задумался. — Так, будто… мне, может быть, не понадобится антивирус, — ответил он, медленно подбирая слова, но Гэвин на всякий случай настороженно уточнил: — Надеюсь, ты не имеешь в виду, что откинешься раньше? — Тот покачал головой: — Нет, наоборот, — помедлив, он снова протянул Гэвину руку, все еще белую, блестящую, нечеловеческую. — Я правда очень надеюсь... — это было странное слово для андроида, но Гэвин нисколько не удивился, он ничему уже не удивлялся. — Надеюсь, что ты не передумаешь… что ты не произнес все то… что произнес, под влиянием аффекта. — Это взаимно, — Гэвин тяжело вздохнул. — В смысле, я тоже надеюсь, что ты не передумаешь. И что ты говоришь все это не потому, что бредишь от жара, — но жара уже не было. Белые пальцы в его руке были холодными. Это значило, что, наверное, у него — или даже у них обоих — был шанс. Коннор медленно наклонился и прижался лбом к его груди, и Рид даже испугался на мгновение, пока не понял, что тому не стало хуже, что это было намеренно… что ж, он был еще слишком неловок в таких вещах. Видела бы их сейчас Тина! Но, может быть, и у нее тоже еще оставался шанс лицезреть все собственными глазами. А еще кое-что изменилось вокруг, но Гэвин никак не мог понять, что именно; он попытался сосредоточиться и привести в порядок измученные усталостью мысли, он прислушался к себе и осмотрелся вокруг, и лишь запоздало заметил, что диод Коннора впервые за долгое время горел желтым.