Venus [My Replica]

— Спасибо, что порекомендовал меня, — Котецу благодарно улыбнулся, поднимая глаза на бывшего напарника. — Пустяки! Не стоит меня благодарить, — отмахнулся Барнаби, краем глаза наблюдая, как официант открывает очередную — какую по счёту уже? — бутылку вина. Они второй час подряд сидели в кафе и разговаривали. Кафешка была самая обычная, без особых изысков — выбирал, всё же, Котецу, но Барнаби настоял, чтобы вариант «рестораны фастфуда» был исключён сразу. Несмотря на тёплые дружеские отношения после всего ими пережитого, друзьям было непросто начать разговор после месяца разлуки, он казался каким-то натянутым первые минут пятнадцать, однако чем больше вина оказывалось в организме каждого из двух бывших звёзд Hero-TV, тем проще, глупее и веселее становились темы разговора, так что скоро беседа пошла как по маслу. — Ну как, нравится новая работа? — спросил Брукс, подвигая к себе бокал и внимательно рассматривая содержимое. — Если бы не нравилась, я бы не благодарил! — Тигр сперва громко рассмеялся, затем спохватился и притих, оглядываясь, не побеспокоил ли кого. Судить об этом было весьма трудно: многие, узнав бывших героев, и без того постоянно обращали внимание на Барнаби и его спутника. Котецу немного помолчал, неумело отхлебнув вина из своего бокала. — А если серьёзно, — наконец начал он не слишком весело, — я долго думал, куда пойду, когда сила совсем закончится. Всё же годы работы героем не выкинешь из жизни просто так. А Академия Героев… Ну, преподавать что-то заумное у меня вряд ли выйдет, зато смогу передать свой непосредственный опыт. Я рад, если он кому-то пригодится. А! Только сейчас вспомнил: Каэдэ тебе привет просила передать. — Ей тоже привет, — кивнул Барнаби. — Расстроилась, наверное, что ты опять уехал? — Разозлилась и сильно! Она-то думала, что раз у меня сила закончилась, то я теперь — всё, с ней останусь. И тут я вдруг сорвался и назад — в Штернбилд. — Я думаю, она всё равно в глубине души рада, что ты теперь не таким опасным делом занимаешься. — Может быть… Может, ещё сама будет у меня учиться, если захочет. — Отдашь её в Академию? — Мы пока не решили, пусть подрастёт сперва. Кстати, а что ты решил, Кролик?.. — М? — Барнаби резко выпрямился и едва не выронил бокал. Дурацкое прозвище. Уж сколько раз Тигр его так называл, а реакция почти не изменилась. — Я говорю, чем заниматься будешь теперь? Из героев ты ушёл, хотя, знаешь… Не стоило. Ты и без меня прекрасно справлялся бы, зачем… — Тут дело не только в тебе. — Прервал собеседника Брукс. — Понимаешь, Котецу… Я ведь рассказать хотел… У меня тоже сила начала убывать. Уже где-то три минуты осталось. Может, и вовремя я ушёл. Котецу покачал головой. — Проклятье какое-то. Знать бы, почему убывает сила… Барнаби вздохнул и, вопреки всем правилам и манерам, залпом выпил целый бокал. — Не знаю пока, что буду делать. Есть одна идейка, но насчёт этого я пока не решил. Решу — скажу. А так, я думал, может, тоже в Академии героев пригожусь. Ты как думаешь? — блондин вдруг с надеждой заглянул Котецу в глаза, будто ища ответа. — Это только тебе решать, Банни, — улыбнулся друг. — Нет, не мне. Я просто сколько ни думаю, не могу никак решить. Не получается. Вчера думал — да, сегодня думаю — нет. Взвесил все «за» и «против» — поровну. Как будто знака какого-то жду, намёка, случая. Эх… — Так всю жизнь можно прождать, — пожал плечами Тигр, — так что лучше решай побыстрее. Я просто знаю: что бы ты ни решил, у тебя всё получится. Барнаби едва не покраснел: снова этот родной ободряющий тон… Может, его и не хватало для решения? — Ладно, я подумаю, — усмехнулся Брукс, допивая вино и жестом подзывая официанта, чтобы попросить счёт. * * * Барнаби едва помнит, как доехал до дома. Сам за руль не сел — так просил Котецу. Бывший напарник прекрасно видел состояние, в котором находился Банни, и мог бы охарактеризовать его как нельзя точно фразой «больше не наливать». В машине Барнаби думал. Он думал о том, почему в последнее время так отчаянно и так безуспешно пытается напиться. Алкоголем обычно пытаются заполнить образовавшуюся внутри пустоту. Но пустота в душе Барнаби в последние месяцы никак не была связана с его детской травмой — это он знал точно. За долгие годы молодой человек уже привык к ощущению зияющей дыры где-то внутри, в груди, дыры, которую никак не заполнить, потому что маму с папой уже не вернуть. Это жуткое чувство было и оставалось всегда, однако время притупляло его, и без него Барнаби едва ли мог себя представить. Однако в последнее время не хватало чего-то ещё. А может, кого-то? Котецу? Вряд ли. Барнаби знает, что может позвонить другу в любой момент и если что-то случится, Тигр, как настоящий герой, всегда придёт на помощь. Любви? Может, девушку завести? Ха! Смешно звучит. Как будто он какой-то школьник. Но ведь правда… Чувство такое, будто из Барнаби когда-то давным-давно забрали кусок его самого — вырвали, вырезали — не важно! А поскольку руки-ноги вроде на месте, вероятно, это был кусок его души. И остальная душа сейчас мечется в этом несчастном теле, ищет недостающий фрагмент себя… Да где его искать-то?.. Барнаби вышел из машины, на автомате доставая ключи от квартиры. Когда добрался до знакомой двери, ещё с минуту постоял, подумал. Как-то тошно было от мысли, что в этой квартире сейчас так же пусто, как и на душе. Радовало, пожалуй, лишь одно достижение: наконец-то за долгое время всё-таки удалось опьянеть. И поэтому теперь на каких-то несколько часов жизнь стала казаться гораздо лучше, чем она есть. Закрыв за собой дверь, Барнаби снял куртку, оставил в сторону обувь, при этом чуть не упал, едва успев облокотиться о стену и, пошатываясь, прошёл в комнату. Наверное, это из-за опьянения он не сразу заметил то, что бросилось бы в глаза кому угодно. Посреди комнаты стоял чёрный кожаный диван, которого раньше не было. Диван был повёрнут к огромному окну, из которого открывался великолепный вид сверкающего в огнях города, уже охваченного вступающей в свои права ночью. — Что-то ты рано, — услышал Барнаби до боли знакомый голос, с дивана поднялся человек и обернулся к хозяину квартиры. В этом человеке Барнаби Брукс Младший узнал… самого себя. Ещё можно было бы предположить, что Банни спьяну увидел собственное отражение в зеркале, если бы не несколько отличий. Оглядев себя, насколько мог, Барнаби убедился, что на нём не чёрные брюки и точно не чёрный пиджак, однако человек перед ним был одет именно в это, а ещё из-под пиджака незнакомца выглядывала ярко-красная рубашка. Стильно, конечно, но рубашки такой у себя Барнаби тоже не помнил. Значит, и правда выпил много, решил он. Много, слишком много, крайне много. Допился до чёртиков. Или, вернее сказать, до себя самого. Зеркальное отражение тем временем подошло ближе, проведя рукой по спинке новенького дивана. — Нравится мой подарок? Барнаби следовало бы насторожиться, но он лишь усмехнулся в ответ. — Да зачем он мне? — Ладно, тогда заберу с собой, когда буду уходить, — двойник подошёл ближе и провёл по румяной от воздействия алкоголя щеке Брукса кончиками пальцев, тем самым снова доказывая, что он не имеет никакого отношения к зеркалу. Барнаби успел заметить, что ногти на руках молодого человека на удивление ухожены и покрыты красным — в тон рубашки — лаком. В голове бывшего героя возник естественный вопрос: что было в той бутылке, если у него теперь такие галлюцинации?! Кажется, Барнаби и правда впервые в жизни был пьян настолько. Двойник взял его за запястье и мягко, ненавязчиво потянул к дивану. — Куда он, туда и ты… И не стыдно тебе бегать как собачка за Диким Тигром, м? — А, понял. Ты — моя совесть! — пьяно рассмеялся Брукс. — Отчасти. Я просто думаю, что ты мог бы найти себе работёнку получше, чем Академия Героев. — У тебя есть предложения? Двойник приподнял бровь. — У тебя у самого есть. Но ты ведь постеснялся ему сказать. Думал, что никто до сих пор не заметил твой фетиш? Вроде ничего особенного, но самому тебе почему-то от него так стыдно… — Глупости. Что ты знаешь? — Барнаби сел на диван и потёр руками верх переносицы. Хотелось, чтобы эти галлюцинации поскорее уже улетучились. Какими-то они пугающе реальными становились. — Ну, мы же решили, что я — твоя совесть. Отчего же мне не знать, как ты обожаешь камеры?.. Брукс резко поднял голову. — Это видно, — продолжал собеседник. — Там где камеры, ты первый, там, где они, ты лучший. Всегда выкладываться на все сто, позировать, играть, лишь бы снимали, снимали, снимали…! Наманикюренные пальцы движением фокусника извлекли откуда-то маленький цифровой фотоаппарат. — Улыбнись. Подари мне улыбку на память, братец Кролик... хорошо? — что-то пискнуло, выдвинулся объектив… Вспышка! По телу Барнаби пробегает дрожь. Он бы краснел сильнее, если бы не был и без того красным. — Ты — бесстыжий эгоцентрист, — интонация второго «Барнаби» не меняется, однако между слов неуловимо скользит растущее напряжение. — Уйди уже! — Брукс замучено ложится на диван лицом вниз и тяжело вздыхает. Но после пары секунд спасительной тишины за спиной его слышится его же собственный — и в то же время не его — голос: — Ты даже отворачиваешься картинно, когда тебя снимают. Это видео, кстати, — усмешка. — Слушай, Кролик, ты же не сможешь долго прятаться от своей любимой камеры? Тебе... Двойник наклоняется и шепчет Барнаби прямо в ухо: — Тебе доставляет удовольствие потом смотреть на собственные фото и видео. Проверяешь, хорошо ли получился? Или просто упиваешься своей красотой? Ты ведь знаешь, что прекрасно выглядишь. Ты же теперь фотомоделью хочешь стать. Ну, ещё бы — агентства на тебя молиться будут — с таким-то телом! До этой секунды ещё была надежда на то, что всё это — галлюцинация, а то прикосновение — просто почудилось, но сейчас холодные длинные пальцы скользят под одежду, гладят расслабленное тело, потом резко вцепляются в ткань и срывают обтягивающую футболку, оставляя её висеть лишь на руках. Барнаби наконец-то понимает, что всё серьёзно. Но он ещё пьян и ему хочется подыграть этой загадочной копии себя. Брукс поднимается и, оттолкнув двойника, сам снимает футболку, затем с дерзкой усмешкой швыряет её ему прямо в лицо. Тот ловит тонкими изящными пальцами левой руки и прижимает скомканную вещь к носу, вдыхая запах тела Барнаби, словно аромат лучшего на свете вина. — Знаешь, братец Кролик... — второй «Барнаби» убирает фотоаппарат в пиджак, расстёгивает пуговицы. Пиджак спадает с плеч. — Мне кажется, у тебя была идея заняться с кем-нибудь сексом перед камерой. А потом пересматривать запись и любоваться собой. Слушай... Гость наклонился к сидящему на диване Бруксу и, легонько укусив его за губу, шепнул: — Раз так себя любишь, никогда не хотел трахнуть самого же себя? — Т-такая чушь, — хозяин дома как-то сочувственно улыбнулся и покачал головой. — Никогда раньше не слышал большего бреда. — Бред? Не узнаешь, пока не попробуешь, — двойник поставил колено между ног Барнаби, прижавшись к тому, и мягко повалился вместе с ним на диван. — Я всё жду, когда ты исчезнешь, — проговорил Барнаби еле поддающимися губами, осознавая, насколько плохо тело сейчас его слушается. — Я исчезну, когда заберу то, что мне хочется, — пропел мягкий голос, в котором всё яснее слышалась затаившаяся опасность. Барнаби лежал в полутьме комнаты и смотрел наверх, на наклонившегося над ним человека. Этим человеком был он, по крайней мере, внешне. Или этот человек был им? Пьяный мозг едва соображал. Единственное, в чём Брукс отдавал себе отчёт, так это то, что с ним сейчас собираются делать. Но когда он попытался подняться и столкнуть свою копию прочь, его запястья вдруг сжали и пригвоздили к дивану с такой силой, что боль он ощутил даже через плотную завесу алкоголя. Стало опасно. Активировал силу. Двинуться было всё равно невозможно. Барнаби несколько раз дёрнулся, попытался высвободить ногу — всё безрезультатно. Это существо не просто сильное, оно сильнее, чем он сам. Сдаться? Герои не сдаются. Но они могут воспользоваться ситуацией, если надо. Барнаби-номер-два медленно расстёгивает красную рубашку, затем отправляет её на пол к пиджаку. Лежащий снизу Брукс распахивает глаза и, забываясь, проводит рукой по торсу своей копии. Тело точно такое же. Даже не верится почему-то. И Барнаби стыдно за то, что ему нравится это тело, ведь ему лучше всех известно, что оно ни капельки не отличается от его собственного. Короткий отблеск далёкого электрического света в глазах двойника — маниакально красных — перед тем, как с Барнаби аккуратно снимают чудом не слетевшие до этого очки. Брукс закрывает глаза. Уже неважно, закрыты они или открыты, перед глазами всё равно собственное лицо с красными глазами — расплывчатый отпечаток реального мира. Двойник медленно наклоняется к шее жертвы. Барнаби чувствует его тёплое, подозрительно спокойное дыхание. «Сейчас что-то будет» — говорит интуиция. А потом она говорит, что именно будет. Будет опасно, будет больно, вне всяких сомнений. У людей с добрыми намерениями не бывает красных глаз, а если и бывают, они так не горят в темноте. Но — тишина. Только дыхание. Ничего не происходит. И Барнаби понимает, что за всё это время двойник не сделал почти ни одного резкого движения. Все его жесты были плавными, действия — уверенными, будто он знал, что сопротивления не будет. Сейчас и здесь оно бесполезно. Мягкие тонкие губы достигают шеи Барнаби. Он и виду не подаёт, как ему хочется стонать и выгибаться под одним только этим слабым прикосновением. Неужели дурная слава алкоголя не напрасна? Укус. Мягкий, сильный, приносящий боль, но не доводящий её до предела терпения. Он знает, что делает. Говорят, истина в вине. Оно развязывает язык, освобождает мысли, не давая человеку более себя обманывать. Но и тело под его воздействием не может лгать: влажный язык прикасается к соску, и Брукс дёргается, позволяя вырваться стону. Красноглазому ясно: чары подействовали, жертва в его власти. Хватка на запястьях резко ослабевает, а пока Барнаби соображает, что ему предпринять, губы двойника касаются его губ. Гость углубляет поцелуй уверенно, он знает, что ему не откажут, и он прав. Банни впускает его язык, приоткрыв рот, боясь отвечать на поцелуй, но позволяя своей копии творить всё, что на ум придёт. Пока языки хищника и жертвы переплетаются, красноглазый с нескрываемым наслаждением проводит когтями по рельефному животу Брукса, затем скользит горячими ладонями по бокам сверху вниз. Длинные красивые пальцы расстёгивают брюки Кролика, стягивают их моментально вместе с бельём… Ладони, уже вспотевшие, с непримиримой жадностью ласкают красивые накачанные бёдра, затем твёрдым движением сжимают упругие ягодицы, пока несчастный зеленоглазый блондин не начинает ёрзать от нетерпения и задыхаться, в который раз закусывая собственный палец: чёрт, как давно его ТАК никто не трогал! А как хотелось-то! Стыдно признаваться себе в этом, но иначе уже не выйдет. Всхлипы, стоны в ответ на каждый поцелуй предательски выдают его. «Ну, делай, делай уже то, что ты там хотел! Давай уже, чёрт с тобой!» — несётся в сознании. — «Быстрее!» Брукс приоткрывает глаза, ловит пьяным взглядом в полутьме улыбку на лице двойника, снова опускает веки, пряча своё сознание за ними. Ждёт. Быстрее уже! Руки, сжимающие его ягодицы, мягко раздвигают их. Барнаби опасно близко ощущает жар чужой плоти. «Когда он успел снять штаны?! А… Чёрт с ним, и правда…» — Вы только подумайте! — насмешка в голосе. — У тебя ведь встал уже тогда, при виде камеры, извращенец? — З-заткнись. — Знаешь, Кролик... — Не называй меня так. — Я устал сдерживаться. Глаза Барнаби в эту секунду распахиваются от пронзающей копьём боли, и лишь через несколько секунд молодой человек осознаёт, что внутри него — что-то чужое, чего не было раньше. Брукс морщится, чуть усмехаясь. — И это всё? А… — Тшш, — двойник наклоняется, шёпот его скользит по губам Кролика. — Потерпи немного. Пока красноглазый произносит это, Барнаби понимает, что боль постепенно уходит. А ещё он понимает самое ужасное. Кто он, этот человек в нём? Демон, наверное. Демон. Потому что той разъедающей душу уже какую неделю пустоты больше нет. Душа больше не мечется в поисках давно утраченного. Так спокойно. Так тепло. «Раз уж ты здесь, то, прошу, не уходи». Этот демон пьянит сильнее вина. И Барнаби вдруг, сам не соображая, что творит, притягивает его ближе за предплечья и прижимается к нему. Двойник начинает двигаться внутри своего любовника — резко, но не хаотично, а всё так же уверенно. Сперва ничего. Никаких чувств, даже боли нет. Просто ощущение чужой плоти, растягивающей ткани внутри, ощущение её движения — всё. Толчок за толчком Барнаби теряет веру в то, что почувствует хоть что-то особенно приятное, а потом вдруг… Кто же ты, демон? По телу бежит ток. Не сразу, разрядами. Сильнее, с каждым движением сильнее. Как будто кто-то внутри поворачивает рубильники, повышает напряжение, шепчет, потом кричит: «Этого недостаточно, этого мало! Разряд! Ещё! Сильнее! Сильнее!». Нервы превращаются в провода, и демон с красными глазами сводит с ума его тело. Барнаби прижимается крепче, ощущая тепло трущейся о него плоти, обнимает любовника за плечи, боясь отпустить. Сознание затуманено, но уже не вином. Уши заложило, кажется. Не в силах совладать с растущим удовольствием, Брукс кусает губы, потом чуть отстраняется от двойника и ласково проводит рукой по щеке этого демона, любуясь его — своим — нагло красивым лицом. Красные глаза смыкаются страстным взглядом с зелёными. Две улыбки: одна из них, принадлежащая Барнаби-оригиналу, разрывается громким, бесстыдным стоном, а другая — едкая ухмылка Барнаби-копии — растворяется, когда его губы шепчут любовнику на ушко: — Эй, потише. Твои стоны — только мои, хочу, чтобы никто другой их не услышал. Барнаби зачем-то слушается и сдерживает очередной порыв, уткнувшись носом в шею своей копии, потом резко отстраняется, выгибаясь и царапая новенький кожаный диван. Сознание поражено ядом удовольствия, этот вирус пожирает всё тело, пока что-то тёплое мягко течёт по низу живота, а потом внутри вдруг точно извергается вулкан — такой жар! — На экране телевизора ты совсем не такой. А здесь, сейчас, со мной — настолько слабее, — тихо говорит двойник, отдышавшись. Странный вывод, обидный даже, но в голосе красноглазого нет укора. Пальцы с красными ногтями проскальзывают по низу живота Барнаби, затем гость чуть наклоняется, облизывая их. — Всё-таки я тебя попробовал, — спокойно улыбается он. Сознание реальности постепенно начинает возвращаться к Барнаби, тем более, что алкоголь постепенно ослабляет свою хватку. Сил встать нет. Вернее, просто не хочется вставать. — Кто ты? — Брукс смотрит в сторону, не решаясь поднять глаза на любовника. — Я — не ты. Так что я тебя немного обманул, — двойник наклоняется к Барнаби и увлечённо играет пальцами с завитками золотых волос. Ему явно нравится, как они пружинят, когда их оттягиваешь. К чёрту всё. Уже плевать, кто этот безумец, что сломал его, и что он здесь делает. Уже всё равно, откуда на самом деле взялся диван. Барнаби не испытывает чувства опасности рядом с этим человеком. Интуиция молчит. Красноглазый встаёт, надевает рубашку и поднимает с пола пиджак. — Ты не посмеешь уйти, раз такое со мной сделал, — тихо, но требовательно говорит Барнаби. — Я же говорил. Уйду, когда захочу. Ты не можешь меня прогнать, но и удержать меня не можешь. — С этими словами двойник идёт к окну, ускоряя шаг с каждой секундой. Прыжок — и стекло разлетается вдребезги. Осколки прорезают пространство, время и сознание Барнаби. Кажется, они падают долго, как снег. А незнакомца уже и след простыл. Осколки беззвучно ударяются об пол, отскакивают, потом снова ударяются и... * * * В то утро Барнаби проснулся легко. Просто открыл глаза. Никакой сонливости, никакой головной боли. Барнаби лежал на полу, где, как ему, кажется, сегодня снилось, стоял какой-то диван. Сон был по меньшей мере странный. Барнаби решил, что лучше не стоит вспоминать о нём, раз это всё равно не произошло на самом деле. Единственное, что удручало его, с пробуждением чувство пустоты внутри, изгнанное приснившимся двойником, вернулось. Брукс встал и огляделся. Определённо, всё было сном. Всему виною алкоголь: вот, даже заснул Барнаби в одежде! И как до такого дошло? Неужели просто вырубился, зайдя домой? Видимо. За окном Штернбилд замер, застигнутый рассветом. Рассвет мерцал ещё где-то далеко, обливая красными тонами облака, но солнце, очевидно, не скоро планировало показаться над горизонтом. Звёзды, словно осознавая это, пользовались последними минутами своей славы, изо всех сил сияя в предрассветном небе. Особенно хорошо это удавалось одной звезде. «Венера» — догадался Брукс. Утренняя звезда не сводила с города свой глаз, пока небо не сдалось окончательно утру. «Не стоит, наверное, больше пить так много,» — подумал Брукс. Он ещё немного постоял у окна, и ему показалось, что из предрассветных облаков на него смотрят те самые красные глаза. Яд опустошённости снова разъедал изнутри. Барнаби сел у окна и прислонился лбом к холодному стеклу. * * * В тишине утра к одиноко стоящему особняку подошёл человек в длинном чёрном плаще. На вид мужчине было лет 40, однако он относился к тому типу людей, что с возрастом только хорошеют. Странный замок особняка горел красным. Мужчина привычным движением подставил сканеру внешнюю сторону правой ладони. Мигнул зелёный, тяжёлые резные двери отворились. Узкий тёмный коридор с красной дорожкой вывел в огромный зал с блестящей чёрно-красной плиткой и белоснежными колоннами. У одного из редких окон мужчина остановился, снимая плащ. — Я тебя совсем избаловал. Ну, и чего ты полез к нему? Не наигрался?.. — Пригладив пышные чёрные волосы, доходившие почти до плеч, мужчина спокойно, но с укором посмотрел на сидящего у окна блондина в чёрном костюме. — Мне так захотелось. Разве мы не можем делать, что хотим? — Молодой человек поднял на собеседника наглые красные глаза. — Татуировку он не видел, надеюсь? — Разумеется, нет. Не трать нервы. Я всегда знаю, что делаю, и тебе это известно лучше всех. — Блондин холодно усмехнулся, вытащил из кармана фотоаппарат и стал с улыбкой рассматривать что-то на дисплее.