***
— Консерв, а Консерв? — Миха никак не мог привыкнуть, что этот ебучий писк — его голос. Ебаная Тутунька, так подосрать! Лучше бы ходил в сраной туше Льва, там хоть всё тело не чесалось, как у помойной собаки. — Принеси нормальной хавки, будь человеком. А? — Ты всё ещё не вспомнил, как меня зовут? — поинтересовался сука-марин. — Да не ебу я, как тебя зовут. Честно, — нехотя признался Миха. Что этому пидору надо сказать, чтобы попасть обратно? — Ты же не примарх. Ну выпусти меня отсюда, тебя самого не заебло? Ну пожалуйста?.. Марин тяжело вздохнул. Выебонщик, будто у него в долг просят. — Попросишь по человечески — посмотрим. Это ж сколько он, сука, держать тут собирается?! — Да нахуй я тебе сдался? — заныл Миха. — Ты забрал тушку Льва, отпусти меня уже! Ну бля, ну не заобщались мы как кореши — так что мне тут, сдохнуть?.. Обижаться — не по-пацански, ты ж не телка. Ну Консерв, бля буду, выпусти меня! — Корсвейн. «Какой нахуй Корсвейн?» — хотел было ляпнуть Миха, но вовремя прикусил язык. — Ну Корсвейн, ну выпусти меня! Я от этого супа заебался уже! У меня все кишки болят! Ну пожалуйста! Бля буду, ну хошь, на колени встану? Белобрысый вздохнул и смерил его взглядом — прям как бригадир смены перед работой. Миху передернуло, но он промолчал. — Я приведу Тухулху, — наконец сказал он. Ебучая Тухулха припиздовала не скоро. Миха аж вздрогнул, когда трехметровая туша, обмазанная доспехами, показалась в дверях. Ебать всё-таки махины эти примархи. Даже сраный Лев. Тухулха зыркнула на него шизоидными зелеными гляделками, и Миха на всякий случай заткнулся даже мысленно. — На него бессмысленно тратить время. Действуй, — вякнул белобрысый, и мир размазался, как мазик по пакету. На секунду Михе показалось, что он видит ебучих пиздюков, показывающих ему средние пальцы, но ему было уже похуй. Ну их в жопу, лишь бы выбраться от этой параши к нормальному хавчику. Его тряхнуло за шиворот, и пленка скомкалась, оставив перед глазами черноту.***
— Мишенька, обед готов! — голос матери вырвал его из дремоты. Миха выпрямился и потер глаза. Мишенька? Ни хрена себе! Премию ей дали, что ли? Он лежал на столе, почти уткнувшись носом в клаву. Миха потянулся и в удивлении мигнул. Вместо засранной пивом клавы перед ним стоял пафосный ноут и не менее выебистый моник. — А старый где, бля? — почесал в голове Миха. Дверь тем временем открылась, и в комнату завалилась мать — в новом свитере и штанах. — Мясо только из духовки, иди ешь, — улыбнулась она. — Окичи, — прифигев от такой перемены, отозвался Миха. — А ты чего не на работе? — Так я же уволилась, — кажись, она удивилась не меньше его. — Мишенька, ты сам сказал, что денег с твоих заказов нам на жизнь хватит. Я всегда говорила, что ты — парень толковый. Взялся за ум — и дела в гору пошли. — Аээ… гмм, — многозначительно потянул Миха. Выходила какая-то хуйня. Что за пидорасню Лев нахуевертил, пока в его туше сидел?.. — Ты никак заболел? Может, чайку с имбирем тебе? У тебя ведь завтра встреча с заказчиком… — Каким заказчиком?.. — обалдел Миха. Это что ему, сука, работать теперь надо?! — Ну, с тем, у которого договор на большие деньги, — мать обеспокоенно потерла щеку. — Ты ему чинить что-то собрался. Неужели забыл, Мишенька? Миха открыл рот. И закрыл. Потому что ответить было нечего. И делать, бля, было тоже нечего. Это ж надо было так подосрать! Ебанный, сука, пидорский Лев!