Пушистое чудовище

Утро началось с истошного воя шерстяного комка. Альберт выпутался из одеяла, бросил тоскливый взгляд на часы, которые показывали неутешительное 4:25 и, поморщившись от очередного протяжного вопля, ткнул локтем Фридриха, зарывшегося в кокон из пледа и подушек. — Сейчас твоя очередь с ним общаться, — ворчливо сообщил, — до обеда — это твой кот. «Кошачье расписание» они составили почти в первый день, как в их доме поселился Кактус — наглый пушистый комок шерсти, почти котенок, спонтанно подобранный Фридрихом на улице был настолько невыносимым, что ухаживать за ним можно было исключительно по строго намеченному плану. Правда, в силу это расписание вошло только после того, как Кактус сгрыз провод от холодильника, и, пережив все сопутствующие травмы и поездку к ветеринару, стал ещё более невозможным. Расписание, заботливо составленное и начерченное на альбомном листе, висело на кухне, и Фридрих знал его наизусть — его трудно было не заучить, — но всё равно каждый раз пытался сделать вид, что слышит о нём в первый раз (будто не он был идейным вдохновителем для создания домашней реликвии). — Нет, — глухо ответил он в подушку, — это наш кот. И раз ты проснулся первым, то общаться с ним — твоя очередь. Альберт тяжело вздохнул. В чём-то Фридрих был прав — он проснулся первым и, в отличие от младшего, не был зарыт в гору тряпья, что делало стремительно приближающиеся хриплые кошачьи вопли в несколько раз невыносимее. К тому же, Фридрих, кажется, пришёл спать под утро — когда Альберт ложился, он ещё сидел за дипломной работой, и ничем не выдавал в себе человека, собирающегося заканчивать. Возможно, — обречённо подумал Альберт, — в этот раз можно сделать исключение. Он вздохнул снова — с нотками едва различимой пассивной агрессии, и, выбравшись из одеяла окончательно и проигнорировав существование скрипучих домашних тапочек, лениво поплёлся на кухню — кошачий вой, всего несколько минут назад раздававшийся у двери в спальню, теперь доносился оттуда. Путь от спальни до кухни был полон сожалений: Альберт искренне не понимал, как их угораздило оставить дома это создание. Никто из них — ни он, ни Фридрих — не планировали заводить животных. Хоть второй, несмотря на свою аллергию и был кошатником, все же предпочитал тискать пушистых либо на улице, либо у кого-то в гостях. Правда ходил потом с красными слезящимися глазам, но зато счастливый. Им было вполне комфортно вдвоём. Альберт даже не любил кошек! Но по каким-то совершенно необъяснимым и неподвластным рациональному осмыслению причинам в их квартире теперь жил и занимался мелкой домашней тиранией самый чудовищный в мире кот. Все знакомые и друзья, побывав в их квартире, уверенно заявляют что это исчадье ада — "самое милое создание, которое они видели". Альберт, чего уж греха таить, уж начал думать что кот хочет втереться к ним в доверие и захватить мир. Или Германию. Или их души. Сам он не решил, в каком именно злодеянии обвинять кота, но точно уверен, что какой-то из трех вариантов верный. Фридрих лишь крутит пальцем у виска с ласковой улыбкой и просит Альберта не параноить. Но Альберт все равно принимает стратегическое решение не терять бдительности в отношении мелкого вредителя. Он то знает...

***

Когда Альберт дошёл до кухни, Кактус восседал на столе с самым невинным взглядом. — Доброе утро, — вяло фыркнул Альберт, — какие планы на день? Уничтожение человечества или говяжьи консервы? Кот не ответил — за что стоило поблагодарить господа, — но, лениво поднявшись на лапы, спрыгнув со стола подошёл к миске, явно давая понять, что сейчас в его планы входят консервы. Что будет дальше — вопрос сложный, и ответ на него ещё только в процессе осмысления. Альберт потянулся, зевнув. Скептично рассмотрел расписание, прикрепленное к холодильнику какими-то тупыми магнитиками, и вздохнув опять — в этот раз — с полным осознанием неизбежности своих ежедневных подъёмов в четыре утра — взял с боковой полочки банку кошачьего корма. Кактус издал свой последний утренний вопль. Откуда-то из комнаты послышался усталый стон Фридриха и звуки агрессивной возни. Альберт смиренно присел на корточки и, мягко отодвинув кошачью морду от миски, вывалил в неё пахучее месиво. Пахнет оно очень уж аппетитно, но на вкус отвратительно — Альберт однажды не сдержался и пробовал. — Не подавись, — кинул он, поднявшись. Кактус ответил активным чавканьем — консервы он любил чуть больше, чем грызть провода. Обратно до спальни шлось бодрее и радостнее — существовать, не кривясь каждые две минуты от ворчливого мяуканья, было гораздо приятнее. Возможно, нужно будет поставить новую дверь — со звукоизоляцией, — рассеянно отметил Альберт, переступив порог комнаты. — В следующий раз его кормишь ты, — сказал он, присев на край кровати, — и вообще, с чего он взял, что завтрак в четыре утра — хорошая идея? — М? — Фридрих заворочался, вытаскивая лохматую макушку из-под подушки, — Кактус молодой растущий организм, он всегда хочет есть. И вообще, ложись давай, мне холодно. Он усмехнулся, встретив ироничный взгляд Альберта и, обхватив его рукой за шею, потянул на себя. — Но вообще, ты прав. Четыре утра — это ему не шутки. Стоит поговорить с ним об этом. — Да, — серьёзно кивнул Альберт, — но сначала поспим. — Но сначала поспим, — отозвался Фридрих, чмокнув старшего в щеку и устраиваясь у того под боком. Кактус на кухне доедал свой нулевой завтрак и думал о вазоне того растения, которое явно стоит не на своем месте и его бы лучше скинуть.