Тяжёлая кровь

      Он не давал поводов относиться к себе так, но всё было просто: у Диего фамилия Кастильо, а Алекс был зол. Брата Клары пленник знал только таким. С трудом верилось, что у этого неуравешенного молодого человека сестра хладнокровная и всегда знающая чего она хочет предводительница мятежников. «Они точно родственники?», задумывался их теперь постоянный гость, но одёргивал себя — в конце концов, им с Мигелем тоже очень «повезло» с отцом. Или ему с ними.       Да и ходил слух, что Алехандро Гарсия не всегда был таким… правда, когда он врывался к нему в комнату (или скорее камеру), чтобы в новый раз доходчиво объяснить кто здесь виноват во всех грехах, Кастильо становилась безразличной его судьба. — Пусти меня! — машинально закричал он, сидя со связанными руками. Алекс вернулся к излюбленному методу — сгрёб его за волосы. Из-за этого ему как никогда хотелось подстричься, но от гнева Гарсии его ничто не спасёт.       Как правило, боевой дух Алекса быстро усмирялся посторонними. Один раз Хуан Кортес, с которым Диего жил теперь по соседству (сказать, что старого техника «осчастливило» это решение Клары — ничего не сказать) помазал ему руку мазью, в остальные говорил, что и так заживёт. Так происходило обычно. Но в тот день что-то пошло не так. Хотя что-то не так, на деле, пошло ещё давным-давно.       Потом он, конечно догадался, что всё произошедшее — идиотская случайность. Сходивший с ума повстанец получил новую подпитку для своей ненависти ко всему миру где-то в другом месте. За стеной он слышал только одно знакомое, которое они с Мигелем предпочли бы не знать, Хосе.       Они-то всегда знали неоправданную страсть кузена к издевательствам. Если бы ещё только над собой…       Однажды Клара сказала: «Революцию выигрывают не те, кто не боится, а те кого бояться». Дани не знала, сформулировала ли та этот тезис сама, но похоже он был верен, раз наводил на мысль о том, что она сражается на стороне будущего победителя. Уж что-что, а пугать Клара точно умела — например, своим блестящим умением промывать мозги. Дани чувствовала, что в какой-то момент этот выйдёт из-под контроля, и вот он настал.       Иначе Дани не знала как двум подростками (да, восемнадцать и двадцать для неё были нежным возрастом) внушить столь острое желание принести себя в жертву этой войне. Да и чему бы то ни было. Может, потому что подростками и были?.. С одной стороны, тут Кларой можно только восхититься.       С другой, война с Антоном у самой Дани отбирала всё без остатка. Иногда казалось, что она в принципе теперь больше ничего чувствовала кроме физической боли и смертельной усталости, так что не о каком восхищении речи идти к не могло. Особенно кем-то вроде Клары Гарсии, к которой у Дани всегда оставались вопросы.       Она посмотрела в спину удалявшейся другой восемнадцатилетней девочке, подружке Дайонн. Дани знала, что после увиденного Миллисента скорее всего сейчас идёт за успокоительными, хотя по-хорошему должна пить колу и ходить на вечеринки. «Твою мать, Клара, это ведь всего лишь…» — Они уже давно не дети, — Хуан обдал её ледяным взглядом.       Это произошло, когда Кортес во дворе своей мастерской продемонстрировал ей и Камилле свою новую рубашку, «которую они выбрали с Кларой» — какой-то алый ужас с белыми пятнами, в которых Дани, проморгавшись, узнала мелкие кленовые листочки. Непонятно, с чего вдруг старина проникся канадскими мотивами, но именно в тот момент её не иначе как бес попутал ляпнуть, что хороший у Клары вкус не только в рубашках (хотя на деле же она облажалась даже тут). Вслед за Хуаном, в лице красноречиво изменилась Камилла стоило Дани повернуть разговор в небезопасное русло. В конце концов, это у неё в Новентармасе сейчас гуляет Хосе Кастильо, которому Алекс, по всей видимости, объявил теперь кровную месть. — Нет. Дети. Ничего не изменится, если им впихнуть в руки ружья, Хуан. Из-за всё стало только хуже. И вы оба видите к чему это привело. — А чего ты хочешь? Люди иногда умирают и сходят с ума. Это война. — Он прав, — несмотря на пережитую только что гамму эмоций, Эспада говорила осторожно: — Дани. Давай… давай не об этом. Пока что. Матиас сейчас скоро приедет. И всё будет хорошо.       В отличие от Дани им ещё предстоит увидеть масштаб трагедии. Ей было велено никого не пускать.       Казалось бы, за все эти месяцы Дани привыкла к крови, но то, что она сейчас увидела, было чем-то особенным. Скорее всего, из-за этого она сейчас не могла придти в себя, и такая их реакция только замедливала процесс.       Такое поведение напоминало приют. Некоторые друзья Дани не стеснялись в выражениях касательно Антона, икогда они начали пропадать, один за другим, оставшиеся смельчаки разом умолкли. Их Дани с Литой тогда обеих убивало молчание. Одну — принесённое им ощущение бури, которая обрушилась на них, другую выводило из себя «молчаливое согласие» на истязания которое они все дают. В тот момент Лита присоединилась к только набирающей силе Либертад, встретила этого своего Хулио. Она даже успела увидеть не таких травмированных Алекса, Дайонн и Миллисенту.       Но ладно тогда это была толпа беспомощных школьников, но чего теперь-то бояться взрослым лбам, которые с пистолетами и гранатами разве что только не спят? Когда намерения всех сторон уже достаточно ясны, и им не нужно ни от кого скрываться? Когда, как говорила Клара, «правда на их стороне»? Насчёт последнего Дани, правда, хотела её переспросить.       «Как же ты меня достал», устало подумал Диего, будучи прижатым к столу. В своём неудобном положении сквозь упавшие на лицо волосы он видел только собственную кровь и свои карандаши, блокнот и недопитую чашку с водой. Чуть поодаль лежал револьвер Алекса, который придурок притащил с собой для бо́льшего эффекта, и в этом, чтоб его, он преуспел. На глаза накатились слёзы. Он подумал о золочённом пистолете со своей фамилией, которую он начинал ненавидеть. Отец выдал пару абсолютно одинаковых таких Диего и Мигелю на шестнадцатилетние. Ведь у близнецов всегда всё одинаково, наверное. Не то, чтобы братья тогда были в восторге от подарка, но теперь Диего очень надеялся, что тот защитит Мигеля лучше, чем его самого.       Конечно повстанцы хотят продержать его живым как можно дольше, но сколько пройдёт пока кто-нибудь не вернётся, тот же Кортес? С другой стороны, Алексу придётся ой как не сладко. Мысли о том, что будет с Гарсией, когда Либертад обнаружит, что этот психопат собственноручно уничтожил их главный козырь, вызвали злорадную ухмылку на разбитых губах. Внезапный приступ веселья Алексу не понравился. — Я сказал что-то смешное?! Сначала ты, потом Хосе и вся остальная твоя семья! Эй, улыбка на весь мир! Думаешь я шучу?       Диего не знал, что заставило его это сделать, но всё же он сказал ему: — Хосе редкостная сука. Порадуй меня.       Но тогда Дани сдалась. Она посмотрела в их зоркие, но безжизненные глаза и поняла, что сейчас ничего не добьётся. И Клару пока тоже трогать не надо, если она не хочет сделать хуже. Ей уже досталось, пусть она пока не знает об этом. — Хорошо. Извините. — Угощайся, — вся напряжённость и озлобленность Хуана словно стёрли тряпкой. Он взял со стола, у которого они втроём стояли, запотевшую банку пива и протянул её подруге. — Не, не надо. Я если начинаю выпивать, то потом обязательно ужираюсь в сопли. — Да сколько там спирту-то… — Дани немного позлило неумение Кортеса принимать отказ.       Алексу это не понравилось. Очень. Он толкнул его так, что слетел не только Диего со своей табуретки, но и все вещи со стола кроме оружия Гарсии. Чашка разбилась. Естественно, недопитая вода пролилась на блокнот и испортила его рисунок.       Секундная горечь по поводу своих утраченных трудов прекратила его заботить в ту же секунду, когда чужой ботинок врезался ему в бок. Диего сжался в комок, пряча живот и залитое слезами лицо. За что с ним так? Он не хотел никому зла: ни Яре, ни Кларе, ни даже её этому помешанному брату. Алекс взял время на передышку, обступил пленника и снова схватил его за волосы, заставляя того посмотреть ему в глаза. — Ты думаешь мы вернём тебя к папочке? Ты умрёшь здесь!       «Тебя, бешенного, быстрее убьют», мстительно подумал Диего. Меж тем спина и плечи горели от боли. Новый удар пришёлся куда-то над затылком, тот, что после него, тоже, и перед глазами помутилось. Алекс выбрал это место намеренно.       Чем больше он его избивал, тем больше копившейся злости выходило наружу. Тормоза по поводу того, что кому стоит говорить, а что нет, перестали работать. — Ладно, а где Дайонн, кстати? Милли, вижу, тут пробегала, не остановилась даже.       Миллисента никогда не любила такое прозвище, но Хуану всегда прощала. — Она осталась... У неё там дела. — Какие? — О которых она ни мне, ни Миллисенте не захотела говорить. И ты же не хотел поднимать эту тему.             Он молчаливо — что ему не свойственно, — проглотил обиду. Они втроём постояли, лениво наблюдая как перекатываются волны у берега, задевая камни и торчащие из-под земли жухлые сорняки. С того момента как на них стояла лодка для Дани, её билет в новую жизнь, минула вечность или две. Подачка с барского стола (если кто-то из «наших» услышит такую формулировку, то обидится насмерть) от Хуана и Клары была достойна самих добродетей. Она хорошо показывала тогдашние их что отношение к Дани, что перспективы навести в стране порядок. А ещё — масштабы собственного отчаяния, при котором она ни на минуту не засомневалась перед тем, как отправиться на этой развалюхе в Америку. И она добралась. — Ну и зачем ты мне это сказал? — спросил Диего после того, как ещё один раз унизительно громко всхлипнул от боли. Ответить Гарсии было нечего, так что он просто его ударил.       Диего посмотрел на разбитую чашку. Если подкатить остатки к себе, то можно было бы попробовать разрезать ими верёвки, благо Алекс не заморочился над тем, чтобы связать их Кастильо за спиной. И вот тогда…       И такой шанс представился быстрее, чем ожидалось: в какой-то момент Алекс остановился. Тело все ещё горело от ударов, так что Диего не сразу это понял. — Отдыхай, пока что, — устало, но все ещё с ехидством проскипел Алехандро. Диего каким-то образом хватило чувств удивиться, что у Гарсии вдруг охрип голос. «Ну конечно, столько орать»       Уж не знал Диего, для чего Алексу тогда пришлось отойти, но эта его хотелка стала решающей для будущего их обоих. Пленник, даже прибывая в бессознательном состоянии, не терял оптимизма, что сможет освободиться — тем более пистолет прихлебатель Клары забыл на самом видном месте.       Извернувшись в своём неудобном положении, Диего подкатил к себе разбитую кружку и принялся старательно тереть намотанный на запястья скотч об острые края. После тех ударов по затылку в ушах звенело, его тошнило, а голова болела так что Диего казалось это последнее, что ему суждено почувствовать в этой жизни. — Боже, что он сделал со мной…       Почти через три месяца её депортировали. Не сказать, чтобы Дани была примером законопослушного гражданина Штатов, но ощущать на себе чересчур сильную нелюбовь вселенной были причины. Еогда паром её обратно на Яру, бездомную и никому не нужную, в руки к ней попал потрёпанный жизнью буклет, очередная агитка с счастливым яранским солдатом. К непрошенным мыслям о Лите начали проситься воспоминания из детства. Шестилетняя Дани, ничего не понимающая, однако в миниатюрной военной форме и бело-красными лентами в косичках. И расстроенная, что не ей доверили нести флаг с учителем.       У Клары были фотографии с Дайонн и Алексом в таком же антураже. Одним из её обещаний была отмена таких порядков и детских маршей.       Лоб и глаза сдавило, в глазах стояли слёзы и сияли искры. Диего почти забыл для чего он вообще пытается срезать путы, освобождение стало самоцелью. Алекс, который всё это увидел, решил справиться с проблемой по-своему. К своему сожалению, то, что его засекли Диего понял только когда Гарсия наступил ему на руку, и Кастильо прочувствовал разбитое стекло своей уже искалеченной ладонью.       В какой-то момент он точно потерял сознание потому что в следующую секунду Алекс вдавливал свой кроссовок в пол так, словно хотел размазать руку пленника по полу. — Да когда же тебе надоест?! — не своим голосом на грани отчаяния взвыл Диего. — Мне надоело уже давно. Но с тобой я закончу только когда ты превратишься к кровавую кашу, а потом будет твои братья, мама-папа и все остальные… — Ублюдок! — О нет, я вполне себе законный. А что ты расскажешь о вашей с братом маме, сука?!       Алекс наконец убрал ногу, но после этого всё же для острастки пнул ещё раз в рёбра. Теперь Диего мог оценить масштаб трагедии, но ему и так было понятно, что на горевшей огнём ладони живого места не найти. Из неё торчало несколько кусков стекла, кровь струилась ручьём. Гарсия отошёл на пару шагов, и Кастильо одолела уверенность, что тот собирается с ним кончать.       Если это действительно было так, то жизнь Диего спасла гордость. Сквозь туманное сознание его настигла мысль, что он не хочет и не должен умирать от рук поехавшего урода. Она же придала ему сил. Пока Алекс соображал, Диего, несмотря на невыносимую боль, раненной рукой схватил остатки многострадальной кружки и швырнул, метя Гарсии в голову. Как он хотел не получилось, но зато вышло попасть ему в плечо, что уже неплохо. — Ты что задумал?!       Диего был не намерен отвечать. Он понимал, что если сейчас с голыми и окровавленными руками пойдёт бой, то он труп, и тогда его взгляд упал на принесённый Алексом револьвер. Планируй Диего чуть более трезво, он сообразил бы рискнуть воспользоваться им по назначению, но тогда его волновало только желание выжить любой ценой. Когда Кастильо бросил в Гарсию и его. Сработало — на секунду Алекс замешкался, и Диего хватило этого хватило, чтобы свалить его на пол. Навалившись на него всем своим весом, он мёртвой хваткой вцепился ему в лицо. — Что ты делаешь?! Сто-ой, прекрати, не надо!       Этот момент, скорее всего, стал судьбоносным. В отличие от многих своих товарищей по несчастью вокруг, она знала куда ей идти. Тогда у неё в голове задержалась мысль, что за родину ещё можно побороться.       Осознание того, что он натворил, начало к нему приходить когда крики Алекса из разъярённых перешли в жалобные и умоляющие, а окончательно протрезвел Диего только когда тот совсем прекратил барахтаться под ним. В голове было совершенно пусто.       Неизвестно сколько Диего просидел так, верхом на бессознательном теле, но всё это время он продержал в руках револьвер.       Из-под левого глаза у Гарсии текла кровь. — Алекс… — Говорила Хуану их нельзя вместе оставлять! — И что нам делать? Эй, Диего!       Пришедших было трое, и они сразу подняли шум, откликнувшийся болью в голове. В первую очередь он узнал самую старшую их них, Дани, девушку с их неподплывшего до Америки корабля, которая теперь билась за Клару. Второй была его одногодка, имени которой он не помнил — с длинной тёмно-русой косой, стройная, голубоглазая. Она́ только что назвала его по имени. Третьей же заставило Диего сжаться от ужаса, потому что он узнал в ней младшую из семейки Гарсия, Дайонн. Сестра Алекса была в ужасе. Настолько, что первым, что вообще после этого начал ощущать Диего, была… жалость.       Все эти три девушки были в отеле «Параисо», когда повстанцы его взяли в плен.       Дайонн со вздохом подняла стул и присела на колено перед ним. Диего посмотрел на пистолет в своих руках, думая не следует ли застрелить себя прямо сейчас, и… конечно просто протянул его младшей сестре своего мучителя. Дайонн сунула его себе за ремень, и Кастильо этому запоздало удивился — кобура-то у повстанцев уже как неотъемлимая часть гардероба. — Спасибо… а теперь вставай. Давай, вставай-вставай. Или тебе нужно помочь?       Диего не хотел, чтобы ему помогали, но пришлось: всё тело было ватным и болело так, словно им не пользовались несколько лет. До то того, как Дайонн посадила его, он один раз чуть не споткнулся об Алекса, что сразу отдалось болью в груди. К счастью, когда он наконец уселся, Диего больше не мог его видеть. — Вот так, — дальше она чуть повысила голос. — Что там Матиас, Дани? — Сказала ему тут двое раненных. Он ответил, что он в часе езды от нас и скоро будет. Алекса и его глаз велел не трогать. — Не будем… сходите поставьте чайник, пожалуйста, и идите. Мы дальше сами. Скажите Хуану и Камилле, что всё под контролем. — Дайонн, — начала незнакомая девушка, — ты уверена? — Да, — ответила Гарсия, тем не менее, совсем не уверенно, но с потом ободряюще добавила: — Не волнуйся, если что я закричу. — Надеюсь, что не придётся. Ладно, Дани, идём.       Диего понятия не имел, что от него может хотеть этот человек, но шли секунды, а Дайонн так и не начала потребовать от неё объяснений или кричать, будучи взбешённой за покалеченного брата. Вместо этого она взяла его за покалеченную руку, по всей видимости стремясь рассмотреть полностью бурые от крови указательный и средний пальцы. Диего вяло сопротивлялся, будто мог что-то изменить, но девушка всё равно смогла сопоставить с теперь отсутствующим у Гарсии глазом и сделать выводы.       А он меж тем обратил внимание на прикрытый длинной чёлкой синяк и подумал нет ли у их с Дайонн травм чего-нибудь общего. Однако это необязательно. Все повстанцы, которых Диего видел, включая Клару, ходили побитыми и причём заживало у них как на собаке. Тот же Хуан как-то на пьяную голову решил поделиться с пленником (и часто единственным собеседником) историей о том, как сам зачем-то выдёргивал себе коренные зубы во времена своей «лихой молодости». Будто старость у него была из спокойных — его образ жизни приходился ему же подстать.       Дайонн, продолжавшая стоять рядом, похлопала ему по плечу и почему-то не спешила отнимать руку. То, что она сказала дальше прозвучало очень странно и запомнилось на всю жизнь: — Ты больше никогда его не увидишь, — самое лучшее, что она могла тогда сказать. — Ребят, мне кажется это Матиас сигналит, — сказала Камилла. Дани вздрогнула, — Пошли откроем.