В объятиях холода

Последний воин человечества звучит довольно гордо. Маяк надежды, нерушимая защита, взращиваемая годами сила. На самом деле это дерьмо пронизано одиночеством. Последний на то и последний. Достаточно везучий, чтобы выжить, ха. Скорее дополнительно наказанный, чтобы влачить своё жалкое существование, когда все друзья и знакомые уже мертвы. Не отчаивайся. Ты несёшь их мечты, их надежду и волю. Должно быть печально, ведь этому промороженному миру, покрытому толстой снежной коркой, глубоко плевать на эти незначительные мелочи. Они даже не материальны, так стоит ли знать об их существовании? Они просто заключены в такую маленькую оболочку. Совершенно крошечную, в масштабах отделённого мира, в котором существует лишь снег и некоторое количество животных, которым повезло мутировать. Маленьким ручкам воина не добраться до земли под толщей белой крошки, сколько бы они не копали. Да и с человечеством… Говорить так довольно глупо, когда в разумные виды этого мира помимо людей входили и другие виды, для простоты объединённые под ярлыком монстров. Не то чтобы в дни конца раса действительно имела большое значение. Существ осталось слишком мало, чтобы гнать кого-то просто потому, что они были покрыты шерстью или состояли из огня. Наоборот, так называемым монстрам было несколько легче, чем людям. Хотя и их преимущество надолго не задержалось. Словно сам мир желал навеки погрузить любую жизнь на своей поверхности в объятия вечного сна, дабы раз и навсегда избавиться от любой глупой вражды. Интересно, если посмотреть глубже километров снега и промёрзшей земли, горело ли ещё ядро планеты? Ад. Настоящий ледяной ад с каждый годом смыкал свои костлявые пальцы на горстках выживших всё сильнее, сковывая не внешние оболочки, а сами сердца. Самые распространенные смерти — от холода, голода или в лапах животных-мутантов, пытаясь добыть пропитание. Но самое забавное было пожалуй тем, что последний воин вовсе не был человеком. Огромные резервы магии, свойственные всем скелетоподобным монстрам, позволили Кроссу протянуть в этой зимней пустыне долгое время. На самом деле слишком долгое, если судить по тому, что от некогда сотнеэтажной высотки из сугробов выглядывал лишь верхний ярус. Следя за шуршанием ветра, наполненного множеством кристаллов замёрзшей воды и отдалённым воем какой-то мерзости, монохромный проскользнул внутрь этой самой некогда многоэтажки через одно из немногих разбитых окон. Проскользнув через небольшой кабинет, монстр скорее отпер дверь и оказался в относительно жилой части. Там не было особо тепло. Сказывалось скудное количество сырья для отопления. К тому же нужно было миновать ещё несколько помещений, чтобы добраться до центра убежища. Там ставший почти привычным холод уже не кусал так жестоко за те немногие открытые участки кости. По сравнению с улицей — очень даже тепло. Помнили ли вообще выжившие о истинном значении этого слова? Стряхнув с себя снег, Крест снял свой первый внешний слой, прежде чем проскользнул за последнюю дверь со свёртком своей добычи. Ему пришлось изрядно постараться, чтобы завалить то, что напоминало гигантского гибрида собаки и оленя ради этого куска мяса. Раньше это бы не заняло столько времени и сил, когда его резервы были хотя бы на половину полны, а разум и тело менее измучены. Наверное, можно было приписать его благополучное возвращение удаче или же проклятью, когда большая его часть просто желала покончить с этим жалким существованием. Воспользоваться собственным клинком не позволяло упрямство. Кросс не мог умереть и оставить Его в этом Аду. Хотя, знали бы о происходящем покойные товарищи, единогласно бы решили, что Он заслуживает пожинать плоды собственных действий ещё долгие-долгие годы. Кроссу на самом деле не стоило тратить время, собирая осколки другого монстра. Ах, откуда взялось другое живое существо, если монохромного можно смело назвать последним воином человечества? Тут нет никаких ошибок. Просто тот второй, о благополучии которого Крест с течением времени научился заботиться, был его полной противоположностью — Худшее Зло, Настоящий враг человечества, Мировое Бедствие, Повелитель Негатива, Король Кошмаров или более коротко Найтмер. Этот скелетоподобный монстр, покрытый конденсатом самого зла, просто появился в какой-то момент мировой истории, окружённый небольшой группой раболепно верных подчинённых и принялся сеять хаос, топя города в горе, ужасе и крови. Было почти истерично смешно с того, как действия горстки психопатов привели к падению чертовски огромного мира. Просто план по уничтожению, просто вмешательство солдат, просто что-то привычно пошло не так. Казалось бы, скучный сценарий, если бы не его ужасающие последствия. Найтмер не потрудился объяснить выжившим, что именно, какое изобретение привело к таким результатам. А тем… Просто уже некому было изучать эту катастрофу, с учётом её масштабности. Началась зима. И уже никогда не уходила. Свет солнца — ничто иное, как искусственная лампа, чей свет не способен бороться со снегом. Гибла природа, редели выжившие, а каждое столкновение Найтмера и его шайки с ними заканчивалось новыми потерями. Король Кошмаров оказался не способен забыть о своей обиде, а остатки людей и монстров — не в силах прекратить жаждать мести. Конечно, ничто не вечно, и с течением зимы приспешники Негатива начали падать один за другим. Это приносило горькую радость, но казалось, не тронуло самого Найтмера. Пока после одной из стычек Кросс не понял, что остался совсем один с обрывками Величайшего Зла на руках. Битва, последняя, на которую он и остатки его товарищей пошли, не желая умирать как крысы по углам. Лучше уж они умрут пытаясь, чем медленно сдохнут от холода и отчаяния. Победа… Неожиданная… А она ли это была? Больше похоже на поражение, в котором именно Крест остался проигравшим, одураченным. Все его друзья — ушли, последний миньон Повелителя Негатива — ушёл. Остались лишь белая пустошь, скрывающая пыль, когда бывшую живыми монстрами, да слабое биение жизни в чёрной скверной оболочке. Если спросить Кросса, о чём он думал в тот момент, когда упрямо оттаскивал своего врага в отыскавшиеся рядом остатки высотки, несмотря на жалкое сопротивление, ответ не найдётся даже спустя пару часов. Почему он должен оставаться один? Медленно сходить с ума в этой холодной белизне, тогда бывшей полноценным миром? Даже хрипящий, сквернословящий Найтмер был предпочтительнее тишины одиночества. Ну и что, если тот убьёт, набравшись сил? Смерть была почти желанной. Она бы оборвала это горе, постепенно просачивающееся в душу через стену шокированного хладнокровия. Но подлатанный Кошмар не стал нападать. Он сам был готов к тому, что убьют его. И впервые Кросс посмотрел на Зло, находящееся на ложе из множества тряпок, больше напоминающее гнездо, как на монстра. Такого же, как и он сам. Негатив выглядел таким же измученным. Бледным подобием того Стихийного Бедствия, некогда стирающего с лица планеты города в своей ярости. Но ведь и Крест уже давно не тот восторженный мальчишка, следующий за братом, желавшим сделать этот поганый мир чуточку лучше. Нет, они оба были пережёваны ледяным концом света, и выплюнуты на обочину жизни, когда все их товарищи нашли свой покой после смерти. Окончательно отпала необходимость вражды. Найтмер никогда не говорил об эксперименте, который привёл мир в его нынешнее состояние, но и Кросс уже не видел смысла в этом знании. Зачем? Этого уже не исправить. Несмотря на все старания монохромного, Кошмар уже никогда не приходил в порядок. Комок чёрной слизи, через которую местами проглядывают белые кости, с двумя гетерохромными, как и у самого воина, зрачками и жалкими обрывками некогда ужасающих и грозных лоз. Виноваты ли в этом скудные медицинские навыки Кросса, отсутствие какого-либо оборудования или просто тяжёлые травмы Негатива — узнать невозможно. Этот факт делал монохромного единственным добытчиком, который мог достаточно далеко покидать убежище в поисках еды и разграбления остатков базы выживших. Правда, Найтмер предпочитал, чтобы другой единственный живой монстр в этом дерьме не покидал его надолго, и Крестик был склонен потакать этим капризам. «Мировое Зло», вне редких периодов маленького вредного гремлина, проявляло себя исключительно миролюбиво и безобидно. Кросс был рад тешить себя иллюзиями того, что Негатив был просто ещё одним из его товарищей, а не виновником катастрофы. Найтмер тоже пошёл на ответные уступки, позволяя напарнику погружаться в это заблуждение. Ворошить дела прошлого, таить давние обиды казалось поистине глупым занятием. Услышав хлопок двери, извещающий о приходе монохромного, чёрный череп с белыми проплешинами вынырнул из-под вороха одеял. Фиолетовый и голубой зрачки впились в закутанную одеждой фигуру одного из последних выживших, сканируя на наличие возможных повреждений. Намерения, скрытые в этих огоньках, никогда не удавалось прочитать. Не найдя ничего, кроме усталости, Найтмер удовлетворённо фыркнул и обмяк в своем гнезде. Покидать уютное местечко, тревожить терзаемое болями тело не хотелось. (Струна, вгрызающаяся в душу Негатива каждый раз, стоило Кроссу исчезнуть из поля зрения, ослабила свою хватку). — С возвращением. — спустя несколько тяжёлых минут, за время которых Крест уже успел приступить к нарезке мяса на более мелкие ломти, произнёс Кошмар. Монохромный только автоматически промычал, не тратя силы на слова, но давая знать бывшему врагу о том, что услышал его. Это выражение, каждый раз сказанное с запозданием, всегда помогало ему отрешиться от холодного вакуума, который сопровождал каждый час снаружи. Найтмер, сочтя свой вклад выполненным, прикрыл глазницы и снова задремал, успокоенный знакомым присутствием на расстоянии вытянутой руки. Сон в компании всегда был более приятным, чем то зыбкое забытье, которое скрашивает время отсутствия белого монстра. Он даже почти позволил себе мечтать. Что-то смутное, непонятное, разбавленное искажёнными звуками и прерванное ощущением широкой ладони на макушке. Убедившись в том, что Найтмер осознает происходящее, Кросс начал аккуратно вытягивать его из вороха одеял. Ему было жаль прерывать покой бывшего врага, но лучше бы съесть смесь из воды и кусочков мяса, пока жар позволял игнорировать жёсткую текстуру и неприятный дикий привкус. «Мировое Бедствие» свернулось на руках «Надежды человечества», пряча чёрно-белое лицо в широкой груди. Кросс не возражал, садясь в позу лотоса перед костром и усаживая меньшего монстра на свои ноги, позволяя и дальше прижиматься к себе. В иное время смущающая, подобная близость стала для них привычной. Чтобы разделить скудное тепло, чтобы удостовериться в реальности друг друга. Они не одиноки в этом Аду. Да и Кошмар не сможет полноценно сесть, без посторонней поддержки. — Мне стоит знать, чьё оно? — бормочет Кошмар, принимая миску с отваром, предпочитая не замечать того, что собственные руки выполняют лишь декоративную роль ради собственной гордости, а держит посуду всё ещё другой монстр. — Ни капли. — сипло от долгого молчания усмехается монохромный, поглаживая чёрную скулу, уговаривая разомкнуть зубы. Найтмер подчиняется невысказанной просьбе, позволяя влить себе в рот мясную субстанцию, кривясь и стараясь сразу же проглотить. Как бы не было противно, других вариантов всё равно нет. Да и дразнить так называемого надзирателя подобным образом уже не интересно — скрутит и вольёт силой, не обращая внимания на свою порцию еды. Убедившись, что бывший враг не стал по-детски вредничать и действительно проглотил отвар, Кросс позволил и себе поесть, всё ещё удерживая меньшее тело в объятиях. Окончательно разбуженный горячей субстанцией, не так давно проскользнувшей по горлу, Кошмар заелозил на своём месте, развернувшись и закинув руки на широкие плечи воина. После короткой трапезы, всё также удерживая свою ношу одной рукой, Крест почистил тарелки, влил в Негатива немного воды и только тогда вернулся в так называемое гнездо. Устроив в одеялах сначала меньшего монстра, он скинул пару верхних слоев и присоединился к собрату по несчастью. Найтмер прижался к большому боку, словно эти секунды порознь были для него мукой похуже хронической боли во всём теле, которая становилась сильнее от каждого движения. Боль — это знакомо. Её Кошмар привык игнорировать, отодвигать на второй план. Близость с другим монстром, который не пытается убить или навредить (уже, во всяком случае), была в новинку. Неизвестное знание, что стало доступно лишь в этом маленьком убежище в мёртвом мире. Тьма внутри нашептывала, что, может быть, разрушение всего мира того стоило, чтобы медленно умирать на руках именно этого скелета. Другая часть Негатива оплакивала те возможности, встреться они до всего этого ледяного Ада. Была бы эта близость? Или Крест просто прошёл мимо, как через сотни других? В последнее время разум Кошмара играл с ним злую шутку, размышляя обо всех этих невозможных «если». От этой пытки на языке расцветал горько-сладкий вкус чего-то. Возможно, вины. К меланхоличному огорчению монохромного, его действия разбудили Найтмера достаточно, чтобы теперь тот вжимался в него и нескончаемо ёрзал. Воин сломался, получив ощутимый тычок коленом даже через несколько слоев одежды. — Чего тебе? — с тяжёлым вздохом спросил Кросс, переворачиваясь на бок и обнимая своего соседа, чтобы тот перестал истязать самого себя своим шилом в тазовых костях. Нет, он конечно догадывался, о чём безмолвно просит израненный монстр. Не первый месяц они коротают жизнь в обществе друг друга. Но обычно Негативу хватало терпения, чтобы монохромный мог отдохнуть после вылазки на охоту. — Хочу согреться. — прямо в лоб потребовал Кошмар. В темноте под одеялами его скулы покрылись бледными фиолетово-голубыми кляксами румянца. Негатив редко бывал напористым, особенно зная об усталости напарника, но сейчас что-то внутри настойчиво ныло, скрежетало о просачивающемся сквозь пальцы времени. Как и с теми капризами «Мирового Зла», которые были возможны для исполнения, Крест подчинился. Не то чтобы именно эти желания были неудобным бременем. Находясь так долго в изоляции лишь с одним монстром на многие километры и километры вокруг, закономерно начинаешь привыкать к нему и симпатизировать. Секс случился как-то сам собой, казался даже правильным. Один из немногих способов почувствовать тепло в этом Аду. Зачем говорить «нет» этой маленькой слабости, если мир вокруг семимильными шагами летит к своему уничтожению? Под одобрительный выдох Найтмера, Кросс утыкается лицом в тонкие шейные позвонки. Забавно, но Кошмар почему-то сохраняет на себе смутный запах яблока. Крест уже и не вспомнит вкуса свежих фруктов и овощей, но это… Почему-то меньшему монстру подходило сравнение с этим плодом, сладким, почти переспелым, но упрямо держащимся на ветке. Случись подобная близость раньше, возможно яблочные десерты стали бы его любимыми благодаря этому скелету. Аккуратно нащупывая, зная обо всех травмах, расположенных на тонком, маленьком теле, монохромный избавил Кошмара от штанов. Раздеваться полностью не было смысла, больше шансов замёрзнуть. Негатив едва слышно постанывал. Тихие звуки, на которые у него хватало сил, больше напоминали тяжёлое дыхание. Крупные ладони оглаживали испещрённые трещинами бёдра. Крест не торопился, наслаждаясь шершавыми костями, их теплотой и жизнью. Растягивать моменты раздевания не стоило, особенно с таким хрупким телом, но и торопиться было некуда. Кошмар сам льнёт ближе, желая продлить контакт как можно больше. Больно, того удовольствия, которое сулили в романах, нет и в помине. Но не суть важно. Главное, сам факт, что воин прикасается к нему, моральное удовлетворение от аккуратной ласки. Он не один, есть кто-то достаточно близкий в этом белом, холодном Аду. Это были те самые размышления из разряда «если». Как бы ощущалась близость, будь тело яблочного менее израненным, разбитым. Какие бы ощущения она дарила? Найтмер привык довольствоваться малым, отодвигая подобные мысли, стыдно сказать «мечты», в разряд издевательств над самим собой. Их сблизили ужасные обстоятельства — последние живые на этой богом оставленной планете. Затерянные среди миллионов других людей и монстров, они бы, наверное, так и не узнали о существовании друг друга. Раздвинув чёрно-белые ноги, Крестик плавно устроился между ними, стараясь лишний раз не тревожить разбитое тело бывшего врага. Как давно подобное стало привычным, может быть, даже необходимым? Когда сам мир играет со своими обитателями злую шутку, любое подтверждение реальности становится само собой разумеющимся действием, почти рутиной. Кошмар не сводит с нависающего над ним монстра взгляда, разглядывая его с помощью слабого свечения зрачков. Подобное внимание уже не казалось жутким. Ну смотрит и смотрит, Кросс не имел ничего против. Не то чтобы он облегчает монохромному работу, сразу же формируя магию. Яблочный эгоистично оттягивает этот момент, желая почувствовать на себе, пускай и болезненные, но нежные прикосновения. Незачем спешить, когда от слабого, аккуратного трения по замёрзшему телу пробегают первые искры тепла. Кросс не подталкивал яблочного сверх меры, аналогичным образом смакуя ощущения от твёрдых костей под руками, слабой дрожи, вызванной вовсе не холодом, и чужого тяжёлого, сбитого дыхания. Найтмера почти навязчиво хотелось трогать. Возможно, они полностью помешались друг на друге. Изоляция может сотворить и не такое, сделав из двух врагов самых близких друг другу существ, просто необходимых здравомыслию. Монохромный более чем рад и дальше почти невинно касаться битых костей, в какой-то момент пробираясь под свитера и рубашки, как только руки стали достаточно безопасной температуры. Пальцы мягко перебирают позвонки, заведомо огибая те, у которых словно бы вырваны куски или отсутствуют остистые отростки. Нет нужды прибавлять доверчиво подрагивающему под ним монстру ещё больше боли. Собственное гораздо более здоровое, по сравнению с его партнёром, тело понемногу реагирует, скапливая часть оставшейся магии в тазу. Только самое необходимое. Формирование полной экто-плоти — немыслимая расточительность. Кросс аккуратно перехватывает руку яблочного и ведёт её по своей грудной клетке вниз, зная, как меньшему тоже нравится прикасаться в ответ. Но, так как сил в чёрно-белых костях было мало, приходилось помогать тому и в этом. Крест просунул ладонь Негатива в свои штаны, прикладывая тонкие пальцы к тёплой магии и непроизвольно вздрагивая от холода, шипя через сжатые зубы. Кошмар довольно мурлыкнул, поглаживая член едва сомкнувшейся от собственной слабости рукой. Было бы приятно погладить и другие места, упакованные в одежду белые кости, но он не собирался настаивать. Из них двоих монохромный был большим мерзляком. Позволив яблочному развлекаться, сопровождая это тяжёлым, иногда сбивающимся дыханием, Крест вернул обе руки на побитое тело. Трудно сказать, какие чувствительные места раньше имел Найтмер, сейчас чуть ли не всё было старой, упорно до конца не заживающей травмой. Но даже так «Мировое Зло» требовало, чтобы его касались как можно больше и дольше. Монохромный опасался задерживать руки на чужих рёбрах. Грудная клетка Кошмара была в таком же плачевном состоянии, как и позвоночник, если даже не больше. Где-то были трещины, а где-то осколки, куски рёбер и вовсе отсутствовали. Будто в грудь вцепились клыки хищника, который воспринял монстра как личную игрушку для жевания. (Но, что более вероятно, — с точностью в девяносто девять процентов, — это были знакомые последнему воину стрелы). Поглаживая бывшего врага между лопаток, самый менее пострадавший участок костей, Кросс осыпал чёрно-белое лицо и шею короткими, лёгкими поцелуями. Их можно было бы даже назвать игривыми. Иногда быстрое прикосновение зубов сменялось на влажный язык, скользящий по неглубоким трещинам и зазорам между позвонков. Впиваясь кончиками фаланг в дырочки на крестце, Крест приподнял хрупкий таз, вжимая его в собственный пах и аккуратным покачиванием потираясь. Вес нескольких толстых одеял давил на спину, а небольшое количество воздуха внутри постепенно становилось достаточно тяжёлым, чтобы приносить дискомфорт даже их виду, который не так сильно нуждался в дыхании. Не стоило ещё сильнее затягивать, — ха, — занятие любовью. Найтмер настаивал именно на этом определении. Что-то о сладком самообмане и его положительном влиянии в сложившихся обстоятельствах. Монохромный не стал протестовать. Было что-то утешительно сладкое в этой лжи самим себе. Увы, но вряд ли их разбитые души могли действительно испытать это чувство. Кошмар податливо выгибается и, наконец, даёт клубящейся в тазовых костях магии обрести форму. Белые, крупные пальцы тут же растирают чуть влажные складки на тёплом, мягком холмике плоти под одобрительные стоны-выдохи. Какое-то время они просто растирают магическую плоть друг друга, наслаждаясь всплохами тёплого удовольствия. Монохромный погружает в лоно Негатива сразу два пальца. Мягкая, почти плюшевая плоть податливо принимает его. Проникновению помогает небольшое количество смазки. Яблочный тихо стонет, сцепив зубы, стараясь дёрнуть бёдра навстречу, но Кросс держит достаточно крепко, чтобы не дать тому навредить самому себе. Никто не собирается тратить силы, дыхание на разговоры. В маленьком пространстве под одеялами слышны лишь стоны, вздохи и шуршание ткани. Сменив точку опоры, Крест приспускает свои штаны, одновременно с этим проталкивая в киску бывшего врага уже третий и четвёртый пальцы. Воздух в замкнутой берлоге постепенно разогревался общими стараниями, так что не стоило опасаться потерять эрекцию от сильного холода. Это дало Найтмеру больше возможностей. С тонкой усмешкой он сжал свою маленькую ладошку под головкой, растирая большим пальцем жирные капли смазки по уздечке. Будь маленький монстр менее хрупким, Кросс бы не смог удержаться от немедленного наказания, но… Он просто нахмурился и вбил свои фаланги глубже в горячее лоно, растирая верхнюю стенку в поисках самого чувствительного участка. Даже такое деликатное существо можно заставить дрогнуть. Какое-то время слышны только глухие стоны и слабое хлюпанье смазки. Можно было бы надеяться, что сегодня дело обойдётся лишь взаимной мастурбацией, но Кошмар уже отдёрнул руку, словно уловив ход мыслей товарища по несчастью. Значит, всё же выбран полноценный путь. Направив хрупкие руки вверх, помогая обхватить себя за плечи, Кросс прижал яблочного к себе. Подхватив партнёра под крестец, уткнувшись лицом в тонкую шею и вдыхая сладкий запах свежих, спелых фруктов, монохромный неловко дёрнул бёдрами, через несколько попыток проникая в упругую, жадную глубину. Ночь протяжно и тихо стонет, из всех своих нынешних сил сжимая ногами бёдра белокостного. Каждый миллиметр горячего члена постепенно заполняет собой яростно грызущую пустоту внутри Кошмара. Пусть это ненадолго, но это великолепное ощущение тепла, сытости, завершённости — самое лучшее, что он чувствовал за последние годы. Они складываются вместе словно идеальный паззл, детали, созданные друг для друга. Не то чтобы у них были другие возможные партнёры в этом снежном Аду, хах. Они научились быть счастливы с тем, что имеют. Монохромный не входит до конца, привычно оставляя между их костями некоторое расстояние. Не хотелось бы своим напором неосторожно треснуть или вовсе сломать тазовые кости столь хрупкого монстра. Они занимались любовью не ради удовольствия как такового. То, что их неловкое трение приносило хоть какой-то отклик и наслаждение — было лишь приятным бонусом. Нет, ласкал израненные души сам факт такой близости. Чужое тепло, дыхание, биение пульса, дрожь. На жалкие минуты они становилось одним целым, отгоняя извечное отчаяние и алчное одиночество куда-то на задворки сознания. Несколько коротких клевков куда придётся, в скулы, челюсть, лоб, в конце концов перерастают в полноценный, обоюдный поцелуй, в котором тонут редкие стоны. Негатив чувствует, как крепкие кости воина напротив него дрогнули, и Крест принялся неторопливо совершать короткие толчки, растирая нежную магию, стараясь не потревожить остальное тело. Такой глупо осторожный, отчего у яблочного щемит душу почти до капелек слёз из глазниц. Где, чёрт возьми, ты был такой идеальный двадцать лет назад, Кросс? Где ты был? Найтмер глушит в себе вспышку эмоций и рвущийся из груди вой. Он давно научился контролировать их. Пускай и в нынешнем мире это было уже не важно, но Ночь малодушно цеплялся за этот контроль. Хоть что-то в этой своей жизни он ведь должен контролировать, не так ли? Но даже несмотря на свою внутреннюю нестабильность, Негатив не отводит взгляд, удерживая зрительный контакт. Возможно, думать о том, что даже с малейшим отвлечением, этот монстр просто растает, исчезнет было немного глупо, но они оба здесь не в здравом уме. Позвольте монстру его небольшие слабости. Сам секс похож на мягкое раскачивание, сопровождаемое искрами удовольствия от места их единения. Приятно и тепло. Похоже ли это на качание на волнах? Оба не могут быть точными в такой оценке. Для кого-то слишком давно, а у другого никогда не было то возможности, то времени. Поцелуй разрывается и монохромный вжимается лицом в плечо яблочного, скрывая своё судорожное дыхание в слоях ткани. Постепенно размеренный темп всё больше сбивается. Кросс предпочитает толчкам просто потираться о мягкие стенки лона. Да и для первого теснота их небольшого гнезда особо не располагает. Оргазм приходит судорогой, дрожью распространяясь по бёдрам и позвоночнику. Слабо, едва ощутимо, но после него с теплом следует усталость. Даря Негативу ещё один глубокий поцелуй, монохромный переворачивает их на бок, убирая из-под себя ногу и руку, чтобы не прижать и не сломать. Магия уже распадается без прямых приказов, оставляя влажное ощущение на костях. Смазка и сперма неприятно стягивают трещины, но так как они тоже состоят из маны, то вскоре тоже исчезнут сами собой. Найтмер прижимает голову Креста к своей груди со всей возможной силой, не желая так скоро расставаться. Кросс недовольно щёлкает языком. Стоило бы поправить одежду, пока не вернулся холод, но расстраивать яблочного не хотелось. Притягивая голые ноги меньшего монстра ближе к себе, накрывая их рукой, он позволяет сохранить объятие. За усталостью закономерно следует сон, затуманивая осознание. — Почему… — тихо шепчет Найтмер, вырисовывая на черепе партнёра кончиком фаланги какой-то последовательный, но одному ему понятный узор. — Почему мы не могли встретиться на двадцать лет раньше… Даже не смотря на то, что Кошмара впервые потянуло на разговоры после секса, монохромный не может сопротивляться дремоте, вдыхая знакомый, родной яблочный аромат. Уже бесполезная дата, не имеющий смысла адрес и горькое: — Ещё не было бы поздно… Какая-то аура, всегда оседающая на маленькую фигурку его партнёра, убаюкивает, обещая забытьё от боли. — Эррора… Даста… Киллера… Хоррора… Жалко, но… Всегда можно встретить… — продолжает тихо почти скулить Найтмер. Он баюкает на своей груди последнего воина человечества, упрямо сдерживая слёзы. Кросс окончательно сдается усталости и засыпает. Засыпает… … спустя мгновения рассыпаясь в пыль прямо в руках Найтмера, несмотря на, наконец, проступившие и срывающиеся с глазниц ручейки слёз.

***

Пробуждение похоже на то, словно кто-то уронил на голову огромный мешок с песком, одновременно с этим отыгрывая гимн жестяными крышками. Дезориентирующая тяжесть и головокружение. Но, несмотря на все ощущения, комната пуста, да и поблизости никакого мешка не наблюдается. Зато, словно насмешка, плывущий взгляд падает на календарь. Цифры вгрызаются в сознание алым, жирным клеймом, издевательски отматывая десятилетия. Внезапно, для Кросса дата и адрес, произнесённые срывающимся голосом бывшего врага и самого близкого монстра начинают обретать смысл, якорем заземляя изодранную Последними Днями душу в теле.