Внутри тебя - 2

МАЮ

      — Твои вообще как, в курсе, что ты ночевал у меня? — спросил Эваллё, выходя из душа в одних спортивках. С взъерошенных волос стекала вода, соскальзывая по мышцам груди и живота.       Маю завозился на диване: он лежал совершенно голый, укрываясь тонким покрывалом.       Эваллё набросил на голову полотенце и, выглядывая из-под него, обвел Маю веселым взглядом.       — Ну Рабия вроде как знает, что я у тебя, а Сатина не было дома. А ты всегда сообщаешь, где ты и с кем? — удивился Маю.       На улице зарядил дождь, поливая в окно. При этом было довольно тепло: вчера они гуляли в футболках. Через приоткрытую створку в комнату проникали запахи влаги и мокрого асфальта.       Эваллё присел на край дивана и развернулся вполоборота:       — Обычно да. Проще выстроить отношения на доверии. Моя мать привыкла, что я делюсь с ней и если задерживаюсь, то сразу звоню, и всегда легко отпускала меня тусоваться с друзьями. Да и мне так проще: я точно знаю, что она не будет выносить мне мозг. Вот и вся хитрость.       Маю стащил с головы Эваллё влажное полотенце, собирался запустить им в парня, но передумал и прижал к носу, вдыхая аромат подаренного Фреей шампуня с запахом колы.       — А ты собираешься говорить своим, что встречаешься с парнем?       — Хватит портить романтику! — простонал Маю, откидываясь на спину и пряча лицо под полотенцем. — Я скажу, потом. Я даже не знаю, как сказать! Вообще не думал об этом.       Полотенце полетело в конец дивана. Маю потянулся к Эваллё и обхватил его за пояс, а потом лизнул вздымающийся живот.       — Это благодарность за пиццу с морепродуктами, — глухо пробормотал Маю, утыкаясь носом в пояс штанов Эваллё.       Пиццерия, куда его сводил накануне Эваллё, находилась в этом же доме, на первом этаже, и со слов Эваллё там была самая вкусная пицца с морепродуктами в городе. Маю огорчало лишь то, что Эваллё вынужден был брать несколько часов подработки в свой законный выходной, из-за чего пришлось полдня дожидаться обещанного свидания. Должно быть, Эваллё нагонял отгулы — Маю не знал, как устроена эта система, и не собирался вникать. Достаточно того, что Эваллё принадлежал ему каждую минуту свободного времени.       Вчера он рассказал Эваллё о том дне, когда у него появился синяк на запястье. Скрывать дальше было бессмысленно, Эваллё все равно бы увидел. В деталях живописал то, как тварь выбралась из крана, и что он понятия не имеет, почему остался жив во время нападения и как сестре удалось прогнать ее, не говоря уже о том, что Фрея сумела отрезать одну из конечностей. Если бы не синяк, Маю предпочел бы вообще не говорить об этом. Пережитый в тот день кошмар до сих пор преследовал по ночам, и каждый чертов сон тварь подбиралась все ближе.       Кое-что хорошее все же было: Эваллё стал его поддержкой; когда они гуляли, парень не выпускал его руки, все время стремился обнять, подбадривал или просто целовал, забывая обо всем на свете, словно Маю был для него величайшей драгоценностью — и Маю действительно в это верил. Эваллё сожалел (и это мягко сказано), что не узнал раньше и не смог уберечь его.       Потом они говорили о Роне и драке в школе. Маю пообещал, что ни при каких обстоятельствах не будет использовать свои способности на глазах у других, тем более в школе, где полно детей. Никто не должен знать об этом.       Вчерашний день казался нереальным сном. Маю мечтал вот так проводить время: встречать своего парня после работы, просто гулять вместе, целоваться, заниматься с ним сексом много часов подряд, а утром просыпаться в обнимку. У Маю не было опыта серьезных отношений, и вообще каких-либо отношений, и каждый такой момент, когда они с Эваллё проводили вместе, просто общались, узнавали друг друга, казался ему невероятно важным. Приятная сторона таких встреч состояла еще и в том, что после их секс-марафона с Эваллё он спал как убитый. Казалось, его мозг отключался в ту же секунду, когда голова касалась подушки.       — Хочешь кофе? Мне тут друзья презентовали кофемашину в честь переезда сюда…       — Раз такое дело, тогда хочу. — Маю отпустил Эваллё и сел на кровати, пытаясь выпутать ноги из-под покрывала. — Ты знал, что до семнадцати лет я вообще терпеть не мог кофе? В академии его пили в основном учителя.       — Ну, детям обычно не нравится кофе, — усмехнулся Эваллё, и Маю с возгласом хлопнул его по плечу.       Эваллё встал и еще раз протер волосы полотенцем, окончательно превратив их в воронье гнездо. Теряя на ходу покрывало, Маю ловко соскочил с дивана и повис на шее Эваллё. До чего ему нравилось обнимать Эваллё, их тела словно были созданы, чтобы сливаться в одно целое. Ладонь Маю заскользила по рельефной груди, заросшей мелкими темными волосками.       Теплое дыхание Эваллё, пахнущее зубной пастой, щекотало скулы, кожу у виска… Широкая ладонь легла Маю на затылок, и в следующее мгновение его губы утонули в поцелуе. В какой-то момент Эваллё прихватил зубами пирсинг в языке, и Маю блаженно застонал. Тяжело дыша, он отстранился и заскользил губами по шее Эваллё, чувствуя, как колется щетина — ниже и ниже, пока не добрался до ямки между ключицами.       Пальцы Эваллё нежно зарылись ему в волосы. Парень был без своих голубых контактных линз, и на Маю ласково смотрели карие глаза, которые ему так нравились. Похоже, это просто фетиш карих глаз, раньше он даже всерьез подумывал обзавестись парой цветных линз, пока домашние не отговорили, убедив, что ему хорошо и так.       Маю разобрал нервный смех, стоило вспомнить, как они проснулись, оба заспанные, растрепанные, а затем что-то сонно бубнили друг другу. К счастью, на диване было полно места, чем Маю и воспользовался, развалившись в позе морской звезды и постепенно спихивая Эваллё на край.       Не это ли невероятное счастье — просыпаться рядом с любимым мужчиной в одной постели и знать, что ты для него целый мир? Не существует такой силы, которая могла бы их разлучить. Маю был убежден в этом.       — Я за кофе, герой-любовник, — хмыкнул Эваллё и хлопнул его по заднице.       Маю издал возмущенный вопль и бросился на диван. Невольно обежал глазами спальню. Было видно, что Эваллё начал потихоньку обживаться. Никто из них не знал, как долго он будет снимать эту квартиру, но Маю нравились перемены, происходящие в жизни Эваллё, нравилось, как тут все постепенно обрастает вещами. Его парень прав: пора ему повзрослеть и принять эти неизбежные перемены.       Эваллё по-прежнему стремился к минимализму, при этом сохраняя вокруг себя порядок. Даже любовь Эваллё к минимализму, которую он, страшный барахольщик, никогда не понимал, нравилась Маю. Он валялся на серой простыне, чуть светлее темно-графитового дивана, и думал, что ему нравится здесь все, ведь все это выбирал Эваллё.       Прислушиваясь к звукам на крохотной кухоньке, Маю залез в свой телефон. Фрея еще час назад прислала какие-то фотки. Открыв вложения, Маю раскрыл рот от удивления. В уголке на одной из картинок он заметил женщину в огромных стильных очках, с длинными изумрудными локонами, переходящими в салатовый. Затем кликнул по ссылке и оказался в профиле стилиста «Храма Дракона», где была масса фоток музыкантов и их сценических образов с разных выступлений и фотосессий.       Маю просмотрел несколько снимков и только после этого обрел дар речи.       Сатин кардинально изменил прическу, разве что оставил свой естественный черный цвет. Маю уже и не помнил, когда видел его с такой длиной. Примерно… никогда.       Фрея прислала голосовое, сообщив, что этих фоток пока нигде нет, и никто из фандома группы еще не знает о смене образа Сатина.       Отправил отцу несколько изумленных смайлов и сердечко и написал, что тот выглядит как чертова суперзвезда. В конце добавил стандартное «ты как», игнорируя знаки препинания.       Сатин был онлайн и ответил почти сразу:       «Спасибо, пока еще не развалился. Ты где?»       Маю поднес телефон ко рту:       — Эваллё обещал накормить меня завтраком и обедом, и ужином, — и отправил отцу.       «Оставайся. Только сегодня ты ночуешь дома».       Сатин умел портить малину похуже Эваллё.       Спустя пару минут вернулся Эваллё с симпатичной черной чашкой с кофейными потеками.       Маю заглянул в чашку и издал долгий визгливый смешок.       Эваллё украсил сливочную пенку рисунком крохотного члена.       Маю понял, что у него трясутся руки от смеха.       — Тебя бы уволили за такое, — выдавил он сквозь смех. — А почему он такой маленький? — пытаясь подавить рыдания, прохрипел Маю и поднес дрожащую чашку к губам.       У Эваллё дергались уголки губ, пока Маю хлебал кофе.       Упав на скомканную простыню, парень закинул руки за голову, и Маю сразу же залип на его татуировку на правом трицепсе, похожую на гигантский компас, в центре которого располагался штурвал. Господи, он обожал, когда Эваллё ходил дома без футболки, либо таскал майку-алкоголичку или спортивный топ-сетку — и непонятно, что из этого было возмутительней. Эваллё делал так постоянно, но почему-то раньше Маю не придавал этому значения.       Эваллё был внешне очень похож на своего покойного отца, цветом волос, глаз и чертами лица, только намного красивее и грациознее. Дядя был настоящим медведем, волосатым и огромным, с добродушным обветренным лицом и блестящими глазами.       Маю достал из джинсов электронную сигарету, рассчитывая, что зарядки еще хватит, и закурил. Кофе оказался сильно сливочным и очень мягким на вкус, без характерной горчинки, и, конечно, очень сладким, как любил Маю.       Чувствуя на себе взгляд, он не выдержал:       — Что?       Посмеиваясь, Эваллё перекатился на живот и прижался щекой к простыне, не сводя с него глаз.       Маю недоуменно оглядел себя: он сидел на голой заднице, попивая свой утренний кофе с членом и затягиваясь сигаретой. Ничего необычного. Кстати, его черные скомканные боксеры оказались под подушкой.       Не успел Маю опомниться, Эваллё навел на него камеру.       — Покажешь своей матери — я тебя убью, — предупредил он. — Или своим корешам, или бывшим.       Докурив и освободив руки, Маю приземлился на горячую спину Эваллё, вдавливая его в диван и прижимаясь голой грудью к лопаткам Эваллё. Несколько минут они боролись, пока Эваллё, задыхаясь, не произнес:       — Я бы заявил всему гребаному миру, что я люблю тебя и не стыжусь этого.       В груди все затрепетало, и Маю замер, опираясь на локоть.       — Поэтому из-за меня изуродовал дорогую тачку одному пафосному пиздюку?       Вместо ответа Эваллё жадно впился в его губы, впитывая вкус кофе.       Не дав Эваллё себя ухватить, Маю отгородился подушкой и помахал ладонью перед лицом Эваллё:       — Ты же не видишь меня четко без линз? — вопрос прозвучал как утверждение.       — Я видел тебя в душе… Помнишь, первый день, как ты вернулся домой? Ты был в душе, а я случайно вломился.       — Что? — опешил Маю. — Ты смотрел, как я моюсь?! Ну ты и придурок! — его плечи затряслись от еле сдерживаемого смеха.       — Я не успел снять линзы и сам собирался в душ… я не ожидал увидеть тебя там. Я потом весь вечер об этом думал.       — После такого признания тебе придется выйти за меня! — подвывая, расхохотался Маю. — Но для начала… — он запрокинул лицо, смеясь, — для начала мне нужно познакомить тебя с родителями!       Все замерло в животе, когда Эваллё придавил его своим весом к дивану. У Маю вырвался стон наслаждения. Бедра Эваллё вжались в его, и Маю буквально прочувствовал всю серьезность его намерений. Он обожал это: крепкие рельефные мышцы, стройное мужское тело, узкие бедра и талию, длинный и сексуальный член, плоскую волосатую грудь, легкую щетину на шее и подбородке. Старые спортивные шрамы, потрясающие густые ресницы и непослушные волосы. Семьдесят восемь килограммов удовольствия. Это все сон какой-то.       Маю раздвинул колени, и Эваллё улегся на него, опираясь на локти.       Эваллё покрывал поцелуями каждый сантиметр его тела, каждую дурацкую веснушку. Маю прикрыл глаза, ощущая, как губы Эваллё добрались до низа живота. Жаркое дыхание скользило по коже, вызывая дрожь во всем теле, пульс бился где-то под языком Эваллё.       Забываясь от удовольствия, Маю тянул Эваллё за волосы. Его густая шевелюра успела высохнуть, и волосы торчали теперь во все стороны. Всегда уложенная назад челка слегка вилась и лезла парню в глаза.       Вчера Маю провел минут сорок в ванной комнате, пока не сбрил все волосы в интимной зоне, копируя Эваллё. Ему нравилось касаться Эваллё там, ощущать нежную шелковистую кожу, каждую венку. В принципе в их семье он, наверное, был единственным, кто ходил волосатым и заросшим. Он основательно подготовился, даже состриг все ногти, чтобы случайно не оцарапать.       Маю забрался пальцами за пояс штанов и обхватил горячий член Эваллё. Парень мгновенно понял намек и через секунду избавился от спортивок, представ перед Маю в своей естественной красе.       Они целовались до ярких пятен перед глазами, пока губы не заныли. Во рту пересохло, и Маю, выбравшись из-под Эваллё, потянулся за остатками холодного кофе на тумбочке.       Дождавшись, пока Маю допьет, Эваллё ласково провел по его нижней припухшей губе:       — Не объедай губы, это ужасно.       — Ты как мой отец: не мямли, убери телефон за столом, не пожимай плечами, а отвечай на вопрос… — не в состоянии оторвать от Эваллё взгляд, добавил: — Спасибо, что навещал в больнице…       Эваллё усмехнулся и, улегшись на бок, подложил локоть под голову.       — Это даже не обсуждается. Я бы приезжал столько, сколько нужно.       — Спасибо, — Маю вытянул шею и запечатлел на губах Эваллё целомудренный поцелуй. В порыве откровенности он произнес: — Я согласился на МРТ головного мозга, и еще, кажется, на УЗИ сосудов головы.       — Из-за бессонницы?       Маю кивнул, одновременно сглатывая.       — Мы все переволновались из-за того, что произошло на барбекю… в общем, Рабия меня уговорила обследоваться. Через знакомых, доктор Хакола… помнишь Тайсто? Короче, доктор Хакола договорился, чтобы меня приняли в одном медицинском центре. — Маю перевел дыхание. — Я согласился. Так моим родителям будет спокойнее. Не то, чтобы я хочу… Но выбора у меня не особо много, — сказал он, словно оправдываясь. — Я могу понять маму, я ее ребенок, она переживают, что со мной что-то не так. Она и так смотрит на меня с подозрением после того, как я бросил театралку.       — Я могу отвезти тебя на МРТ, — слова так легко слетели с уст Эваллё, как будто он не раздумывал ни секунды. Сердце забилось чаще, и Маю машинально начал покусывать губу, то ли от волнения, то ли еще от чего. — Ты правда спал сегодня нормально?       — Обычно я либо не могу заснуть вообще, либо не контролирую то, что мне снится. И это пиздец. Пиздец еще и то, что единственный, кто не считает меня сумасшедшим, это какая-то новая версия доктора Ганнибала Лектора. Я боялся, что меня отправят к нашей школьной «психичке», вслед за Роном, поэтому согласился на МРТ. Анализы я уже сдавал, когда смотрели мое запястье, результаты вроде как в норме… Мне кажется, МРТ тоже ничего не покажет. Я понятия не имею, как работает мой организм, и никто не знает, будут ли потом последствия для моего здоровья. Но я бы продолжил практику… — Маю толкнул Эваллё в плечо и, когда тот перевернулся на спину, оседлал его. Эваллё, видимо, не ожидал, что он отойдет так быстро от своей тирады и переключится на поцелуи.       — Сделаешь сегодня томатный суп? — спросил он, протягивая руку через голову Эваллё за смазкой на тумбочке.       — Ты между темами хоть паузы делай, — у Эваллё снова задрожали уголки губ.       — Кстати, доктор Хакола устроит так, чтобы я не служил, независимо от того, здоров я или нет.       — Я рад за тебя, но Господи боже, Маю!.. — Эваллё перевел взгляд на руку Маю, сжимающую его член. — Ты такой непосредственный! — вероятно, это было самое приличное слово, пришедшее Эваллё на ум. Маю опустил лицо и прыснул, чувствуя, как горят щеки.       Увлажнив стояк Эваллё, Маю жестом велел не двигаться. Подавшись вперед, он плавно опустился сверху, помогая себе рукой.       На скулах Эваллё проступил румянец, взгляд заволокло от удовольствия. Дыхание у обоих стало прерывистым и шумным.       — Иисусе! — вырвалось у Маю. Он безотчетно закусывал губы, опускаясь все ниже. Каждый раз, когда Эваллё оказывался в нем, можно было сравнить с новым рождением. В этот момент Маю не хотел ничего так сильно, как довести Эваллё до оргазма. Он бы ни за что не променял это «здесь и сейчас».       Эваллё ухватил его за бедра, поглаживая большими пальцами.       Его ступни, скользя, путались в простыне; колени превратились в вату и дрожали. Над верхней губой выступила испарина. Очертания спальни расплывались перед глазами. Центр всех ощущений сошелся в одной точке внутри.       С каждым толчком Маю соскальзывал все глубже, ягодицы хлопали по бедрам Эваллё, Маю надрывно дышал, член с влажным звуком исчезал у него между ног. Казалось, нет ничего естественней этого момента; чертов полет на луну и фейерверки в затуманенной башке. Маю уперся ладонями в грудь Эваллё и ускорился. Его рот был широко открыт, в горле пересохло, по вискам тек пот. У него вырывались беспорядочные стоны, сознание будто померкло. Маю склонился к Эваллё, неловко касаясь его губ своими и ловя его сбитое дыхание. Они целовались, пока Маю усиленно двигал бедрами. Язык Эваллё вился вокруг шарика пирсинга, заставляя Маю ловить непередаваемый кайф. Задницу жгло, края ануса горели, а член Эваллё, казалось, еще сильнее увеличился в размерах. Собственный стояк налился кровью, вены вздулись, внизу все стало липким от смазки и пота.       Влажные пальцы Эваллё сомкнулись вокруг его плоти, и мир поплыл.       На головке выступила капля спермы. Маю сдавленно застонал, кончая, и буквально тут же почувствовал, как содрогается Эваллё.       — С меня томатный суп, — едва переведя дыхание, сообщил Эваллё, ухмыляясь своей наглой улыбочкой.