Сенсация: Призрачный Вор влюбился!

      Некий Деку был в каждой пробке затычка, лез, куда не просил никто, был настырным как пиздец и всегда, всегда добивался того, чего хотел — вот и всё, что Монома Нейто о нём знал. С журналистами Призрачный Вор общаться, если это не было обговорено заранее, не любил, и долгое время ему везло не сталкиваться со странным выскочкой (вообще-то, только сам Монома имеет право выскочкой быть и не потерпит соперничества).       А потом это яркое недоразумение подошло с микрофоном-петличкой после очередного пикета, который пришлось устранить анти-героям, и заорало:       — Как вы прокомментируете ситуацию? Не кажется ли вам, что нынешнее положение дел в обществе вызвано чередой увольнений бывших топовых героев?       Окинув оценивающим взглядом журналиста, усмехнувшись на уродливые красные ботинки, подметив оператора с тенью от кепки на лице, Нейто нежно вывел очередную свою гадость:       — Я бы прокомментировал так: кудряшки у тебя просто восхитительны, дорогуша, не подумал сменить причёску? Например, побриться полностью налысо, а то голова чересчур большая. На этом всё.       Пресмыкаться перед кем-то вроде него Монома не хотел. И запомнил лишь песочный плащ, большие кривые ладони и горящие едко-зелёным глаза.       Он не придал этой встрече значения. Его репутации едва ли могло что-то навредить — так он думал.       Уже к вечеру его агент разрывал телефон звонками.       А эта заноза в заднице всей геройской верхушки появилась на тв с самой ослепительной на свете улыбкой — и со сбритым затылком.       — Я подумал, раз уж сам герой номер восемь сказал мне побриться, почему я должен отказываться от такой возможности, — и посмотрел в камеру так, будто предугадал, что Нейто смотрит на его наглую рожу прямо сейчас. — Верно, Призрачный Вор?       С этого всё и началось.       Они стали встречаться намного чаще — оказалось, «наглая рожа» имела мелодичную фамилию Мидория, являлась самим личным ассистентом отбывшего в отставку Всемогущего — Нейто присвистнул, — вела популярнейший развлекательный науч-поп канал с разборами причуд всех мастей, ежедневно проводила небольшую рубрику интервью с различными звёздами и вообще, похоже, не давала продыху никому из живущих и мёртвых. Монома удивился, как же мог пропустить такое чудо, ведь теперь, казалось, Мидория преследует везде: по телику, на ютубе, даже на рекламных баннерах и на обложках журналов, как какой-нибудь настоящий про-герой. Даже больше — главный герой сей истории.       Да чёрта с два Нейто такое допустит.       — Монома-сан, какая честь, — тянет губы Мидория, и Мономе уже хочется ему врезать, чтобы не показывал все свои тридцать два, ровные, белые, наверняка кусачие. — В первую нашу встречу вы едва ли хотели меня видеть, а сейчас сами ищете меня. Прелестно.       — Тобой кое-кто интересуется из моего окружения, только и всего, — кривится в ответ Нейто, раздражённый тем, как Мидория произносит «прелестно». — Я на минут пять, не больше.       Они проводят вместе весь вечер, на окраине, в одной из дешёвых забегаловок, где подали просто изумительные американские хот-доги.       Мидория нелепо выглядит: веснушки по всему лицу, чересчур широкие плечи, неправильно сросшиеся после переломов пальцы (Нейто вспоминает, как его самого линейкой бил отец на уроках по фортепиано, и понимающе кивает), большие уши, бормотание-бормотание нескончаемое. Мидория очаровывает сразу, забирает у Мономы все ружья, присваивает их себе и стреляет по округе, и тот не может устоять; искра буря безумие, всё та же старая песня, Нейто просит скинуть его твиттер и обещает написать, когда будет свободен.       И он сдерживает обещание — ну ещё бы, Мидория действительно яркий, действительно ослепляет, ничего-никого не боится и вообще наверняка супер в постели. Поразвлекаться с подобным неумолимо громким воплощением гиперактивности Нейто никогда не прочь — лишь бы эго потешить, самолюбие почесать. Нейто не расценивает все риски, всю опасность.       А потом план разбивается, потому что Мидо-матьего-рия не из робкого десятка и готов кого угодно на лопатки уложить, во всех смыслах. Нейто хватается за голову, очередная проверенная годами цепляющая фраза не срабатывает, Изуку его динамит и смеётся в голосовых, а на следующее утро во всех новостях трубят о новой потрясающей сенсации, которая никого не оставит равнодушным.       Монома Нейто любит игры, но только со стопроцентной гарантией своего выигрыша.       Кто мог знать, что этот проклятый журналюга точно такой же? Даже больше: он никаким правилам не подчиняется, переворачивает игру вверх дном, и, когда Нейто уже достаёт все четыре туза, Мидория откусывает голову его белой королеве.       Это раздражает. Это мозолит глаза. Не даёт заснуть ночами, приносит даже боль.       Это чертовски заводит.       Монома утешает себя — ну явно он не один такой, ну точно же кто-то ещё поддавался очарованию этих скул, квадратной челюсти и удивительно низкого в часы уединения голоса. Ну не мог же Монома один на свете в яму такую угодить безвылазную, чтобы Мидория его потом самолично закопал, и крестик поставил, и на надгробном камне вывел «пал под чарами любовными некого Деку, беспощадно пронзённого стрелой Амура».       — Изуку, — признаётся, с такой теплотой в глазах, что у Нейто уши загораются. — Если тебе удобнее, можешь называть так, а не по фамилии или по псевдониму. Я не буду против.       И, о чёрт возьми, Нейто наконец осознает, что влип, окончательно и бесповоротно, проиграл все партии мира, скормил ему все свои фигуры, забрал все карты из колоды, даже Джокер не помог — каким только образом это недоразумение смогло его обойти? С его хитрыми улыбками, прищуром, нечеловеческими мозгами, солнцем в волосах и объятьями такими тяжёлыми, что дышать трудно?       Неужели кто-то вроде простого прохиндея может обвести вокруг пальца про-героя? Ну бред же.       — У тебя причуда делать меня хорни? Я угадал ведь, принцесса? — Нейто улыбается по-дурацки, прижимая Изуку к стенке, пока тот шарит своими удивительно тёплыми руками по всему его телу. — Просто обязан её у тебя стащить.       — Неужели такого героя, как ты, обошла стороной невероятная сенсация о журналисте Деку в год его дебюта? — Изуку усмехается и не выглядит ни капли расстроенным — это сразу настораживает, рождает тревогу. — Я беспричудный. Сюрприз.       Нейто осекается. Проглатывает ком и только сильнее жмётся, позволяя делать с собой всё, что только Изуку заблагорассудится.       — Ах, ни в коем случае, дорогуша, лишь хотел узнать, нет ли у тебя каких козырей в кармане, чтобы нам развлечься.       — Уж поверь мне, козыри такие, что голову потеряешь, — хихикает Изуку. Нейто уже её теряет.       Все кусочки паззла складываются и встают на свои места: когда Мономе было ещё шестнадцать, в Тот Самый День последней битвы Всемогущего и Все За Одного, мир потрясла новость о беспричудном мальчишке, который полез в самое пекло и чуть не лишился собственной жизни, спасая чужие под обломками. Мальчишка не только сумел помочь нуждавшимся, но ещё и задал несколько вопросов величайшему герою, как будто заранее готовился. Конечно, такая дерзость не осталась без внимания общественности: мальчик вырос в бойкого юношу, набрался опыта, окреп, добился всего, до чего только дотягивались ловкие руки. И всегда, что бы ни случалось, улыбался, ослепительно, безудержно, как и в ту самую первую встречу с Мономой.       Монома запомнил до мелочей.       Мечты стать настоящим героем не покидали разум, обёрнутый заголовками о юном даровании; сидя на кухне небольшой квартиры-студии, в которой Изуку обитал, Нейто прикидывал, сколько ещё постеров с героями и лицензионных фигурок таится в ящиках. Дикая увлечённость во всём, что только Изуку делал — должно быть, именно она помогала все эти годы становления звездой из никому не нужного, затравленного ребёнка, не знавшего ничего, кроме лишений и боли.       Это не порождало желание сочувствовать. Это по-прежнему заводило.       Нейто наконец признавался самому себе, что восхищён. До дрожи в коленях, до загнанного дыхания, до неправильно застёгнутых пуговиц на геройском костюме и развязавшегося галстука — да и зачем он Мономе нужен, если не для того, чтобы завязывать себе глаза и вслушиваться в любимый голос, не веря счастью?       Изуку не должен был захватить его сознание. Он должен был стать развлечением на одну ночь, побрякушкой, которую Нейто потом бы жестоко растоптал и выбросил. Ничего не значащей мелочью, ещё одним именем в списке побеждённых.       — Неужели у про-героев так мало работы, что ты постоянно со мной? — игриво произносит Изуку и со всей нежностью проводит по светлым волосам. Нейто мурлычет в ответ.       — Ты многого не знаешь о моей работе, драгоценный.       А теперь…       Изуку сам его растопчет безжалостно, чтобы сенсацию состряпать. Чтобы грязью облить и всю карьеру разрушить.       — А ты мне расскажи тогда.       Ох, Нейто не представляет точно, как прокомментировать данную ситуацию.