одинокие стоны за темными шторами

начинает светлеть, но темные плотные шторы едва пропускают следы утра в квартиру, задерживая ночь еще ненадолго. Мисаки благодарна. ее лихорадит неистово, и всепрощающая темнота кажется спасением, укрытием, которого она вскоре лишится, и осознание того невольно заставляет ее до основания мокрые пальцы двигаться быстрее. девушка откидывает голову назад, раскинувшись на мягком кожаном кресле, и стыдливая мысль о непристойности ее позы – широко расставленных ногах, периодически содрогающихся в сладких судорогах – в очередной раз проносится где-то на задворках сознания, окончательно, впрочем, исчезнув в вырвавшемся стоне удовольствия. закрывая глаза, Мисаки видит только его и никого больше. Ли, ее мальчик Ли, смущенный, потерянный, расстроенный, обеспокоенный, милый, ласковый Ли. ей хочется аккуратно целовать каждый сантиметр его невыносимо прекрасного лица; гладить по волосам, перебирая; сидеть на его коленках бесстыже, прижимаясь игриво; быть сверху, топить его в бесконечном ее восхищении и обожании, касаясь губами груди, рук, всего его, языком проводя по члену аккуратно и нежно в попытках выразить всю любовь, что родилась непредвиденно, однако поглотила ее безвозвратно, не оставив и шанса вырваться. БК-201, не ее контрактор, бессердечный, расчетливый, скрытный, загадочный, бесконечно убегающий от нее. при воспоминаниях о его маске, черном костюме, позволяющем БК-201 сливаться с ночью и исчезать каждый раз, когда они пересекаются, дыхание сбивается, норовя и вовсе исчезнуть. внутри нее, там, в маленьком уголке, куда не достают правила, приличия, ограничения и прочие рациональные вещи, переполняющие голову и составляющие основу ее личности, бьется в неистовстве другое воплощение Мисаки. оно хочет быть порабощенным этим таинственным контрактором, оно хочет быть схвачено им, истерзано, оно хочет быть в его безграничной власти. Мисаки представляет его сильные, убившие стольких живых существ, ладони на своей хрупкой шее, представляет пьянящий страх венок, бьющихся под его пальцами, слышит низкий, уверенный голос с хрипотцой, повторяющий ее имя; дышит часто, неровно, указательным и средним пальцами водя в беспамятстве по возбужденной плоти, то сжимая ее, то слегка теребя клитор, то поглаживая стенки, углубляясь или же неторопливо касаясь плоти по кругу. этому Ли, незнакомому ей и одновременно ставшему самым родным, она хочет принадлежать безраздельно, отбросив все, что у нее есть, и отдав ему; хочет уткнуться в раскрытые ладони, словно послушный, верный пес, сидя на коленях, чувствуя, как кончики распущенных волос слегка щекочут оголенную кожу, целуя его пальцы, засасывая, нежно обводя каждый кончиком языка, а затем чувствуя уже его властный язык внутри рта. хочет быть связана, лишена малейшей возможности двинуться, противостоять ему и его воле; хочет кричать от неожиданной боли, когда он ремнем размашисто ударяет по стремительно алеющим ягодицам, и затем – от сладостного наслаждения, когда он резко входит, сразу же задавая темп, сбивая его, переходя на медленные, глубокие движения, и вновь ускоряясь, поглаживая-сжимая ноющую кожу. это та часть Мисаки, о существовании которой до недавнего времени она и не догадывалась; та часть, за которую ей стыдно до безумия, которую она никому не покажет, кроме него. шторы не спасают больше, и утренний свет пробивается внутрь, ловя протяжный стон девушки, освещая подрагивающие ноги, мокрые пальцы, обессиленно свисающие между бедер, кончиками слегка дотрагивающиеся до влажной плоти. Мисаки представляет мир, где они могут быть вместе, где они свободны от всего и всех и связаны друг с другом неразрывно, где он целует ее в макушку любяще, носит на руках, зарывается в ее волосы, где он любит ее так же отчаянно и безгранично, как она; представляет и хочет разрыдаться. мир, где нет контракторов, кукол, врат, ничего нет, есть он и она, есть их домик, животные, дети, счастье. все, чего никогда не будет в этой вселенной. эта реальность придавила, оглушила, разбила ее. в этой реальности она больная, абсолютно зависимая от преступника девушка, безумно влюбленная в того, с кем никогда не будет вместе; не пересечется, не сможет догнать. он исчезает, а затем исчезает и его звезда. не исчезают только ее надежды, разъедающие сердце все сильнее с каждым днем, проведенном в неведении. Мисаки хочет его найти, Мисаки готова потратить всю свою жизнь на Ли, хоть это и не даст ей ничего, кроме боли, одиноких стонов за темными шторами и испорченной репутации. может быть, она ошибается. может быть, все будет иначе. может быть.