Какое дыхание у тени?

Какое дыхание у тени? Широгане всегда дышит как-то незаметно. Его грудная клетка, покрытая тканью черного плаща, вздымается еле-еле, и уловить его равномерное, слишком спокойное и незаметное дыхание удается только в моменты, когда он абсолютно расслаблен. Но, на самом деле, я даже не знаю, бывает ли он когда-либо расслаблен абсолютно. Если только в те моменты, когда его голова касается моего плеча, и я кожей чувствую его улыбку. В такие моменты я грызу сам себя - половина отчаянно просит не трогать его, а другая, та, что всегда побеждает, говорит моим голосом порой обидные для него вещи и прекрасно это понимает. Тогда я чувствую, как меняется его дыхание. Его разумом завладевает нескончаемая болезненная грусть, раскалываясь и растворяясь в голубых глазах сотнями бесцветных и лишенных эмоций осколков. Они впиваются в него как пиявки, заражают его сердце невыносимой для такого ранимого существа тоской, и она тоже находит место в его глазах, тоска. Тоска, которую мне бы так хотелось выгрызть из этого сердца. Какое дыхание у тени? Оно сбивчивое, рваное, если его задевают клыки когучи, которые по праву должны принадлежать мне. Я ведь правда больше заслуживаю ту испепеляющую боль, ток по венам, в которых густой смолой плещется кровь, это невыносимое чувство заражения, когда организм уже не может бороться, не хочет. Но я хватаю его за талию и, опрокинув на себя, отправляюсь к Мастеру – это не первый наш подобный визит. Широгане слабеет, что-то шепчет в бреду, его руки холодные и по телу проносится волна мурашек, когда я вижу, как Мастер хмурит брови, потому что ему снова нужна моя помощь. Подхожу ближе и замираю: сегодня он в своих бессмысленных поступках спасти меня зашел особенно далеко – яд проклятого когучи распространился слишком быстро. Намного быстрее, чем я ожидал. Два темных клыка на уровне ребер, тяжелое, прерывистое дыхание Широгане… Стыдно признаться, мне нравится, как смотрится паутина фиолетовых узоров на его белоснежной коже. Киваю на совет Мастера; осторожно касаюсь пальцами его позвоночника, ощущая, как он, находясь почти в полном бреду, вздрагивает от моего прикосновения, будто бы не узнает его. Хотя, я слишком мало его касался, особенно в последнее время. Аккуратно обхватываю рукой один из клыков, чувствую, как напрягается его тело, охваченное болевой агонией. Мне становится его невыносимо жалко, провожу пальцами по серебряным нитям волос, успокаивающе, уверенно. Он пытается расслабиться, но получается это плохо. Тяну клык на себя, и уши режет его пронзительный, полный боли и отчаянья крик. Понимаю, что остановиться нельзя, иначе рискую навсегда его потерять, я ведь слишком привык к его безрассудным выходкам, к его прикосновениям, которых так отчаянно жаждет какая-то часть меня, что не смогу позволить ему такую роскошь. Ещё несколько минут борюсь с первым клыком. Я, слава богам, не вижу, как из его глаз текут слезы, как сильно он закусил губу, что из нижней давно уже струйкой стекает на стол, на который он оперся корпусом, кровь, иначе я бы не смог и дальше причинять ему такую всепоглощающую боль. Через несколько напряженных минут уступаю свое место Мастеру. Широгане уже потерял сознание, и я могу заметить капельки слез, застывшие на его ресницах. И в сердце что-то щелкает. Какое дыхание у тени? Он такой слабый, беззащитный. Уже несколько часов сижу у своей кровати, в которой лежит Король Синов, и любуюсь его расслабленными во сне чертами. Все же, как бы я не отрицал это, он действительно прекрасен. Его дыхание такое спокойное, едва заметное, глаза закрыты. Он такой бледный, что иногда мне кажется, что Мастер все же не вылечил его, и он умер, оставил меня со своей красивой, мертвенной бледностью, с этим шелком серебряных волос, заплетенных в уже растрепавшуюся косу. Иногда я не понимаю его желаний сохранить меня, пожертвовать собой ради моей никчемной, скучной до последнего времени, жизни, отгородить от чего-то, чего боится он, не я. Он во сне находит как-то мою руку, лежащую на кровати, и сжимает ещё так сильно, что мне на мгновение кажется, что ближе этого жеста мне не может быть ни что. В памяти всплывают какие-то рваные обрывки чего-то смутно знакомого... Ощущения? Какое дыхание у тени? Оно умировотворяющее, равномерное, какое-то... родное. Опускаюсь на край кровати, потому что ноги уже давно затекли находиться в одном положении. Он все ещё спит, и я даже рад этому, потому что я уверен, что сил на его вечные высказывания о своей неземной любви ко мне у него ещё хватит. Замечаю, что наши пальцы все ещё сплетены; Аккуратно пытаюсь высвободиться, но он вдруг вздрагивает и резко открывает голубые измученные глаза: - Акира-кун? Вдруг понимаю, что я обречен. На его губах вдруг появляется нежная улыбка, а голос принимает "мурлыкающую" интонацию: - Акира-кун... Он прижимается к моей груди, как беззащитный ребенок, сжимает пальцами ткань футболки, а я просто застываю, не знаю, как себя вести. Он молчит и я ему благодарен за это. Закрываю глаза, надеясь, что быстро засну в такой ситуации, а завтра можно будет списать на то, что он бредил и ему это все приснилось. Главное встать раньше, чем он... Чувствую на своем лице его дыхание, мягкое, спокойное, нежное. Сглатываю, потому что не часто я оказываюсь в такой ситуации, и зачем-то открываю глаза, все так же не в силах заставить себя пошевелиться. Он совсем близко, так близко, что я чувствую, как по моему лицу снова предательски разливается краска смущения. - Акира-кун, я счастлив.