***
Увидев свой будущий дом на последующие четыре года, Хёнджин решил, что над ним просто пошутили. Комната с потёртыми обоями зеленоватого оттенка (рисунок узнать было просто невозможно), висящей на соплях полкой и шкафом на полтора человека, при имеющихся трёх койках, мало чем была пригодна для полноценного проживания. Это он ещё не брал в счёт прогнувшийся письменный стол (что на нём вообще делали? явно не домашку) и покосившийся обеденный. Зато тумбочек было целых пять: две с выдвижными дверцами и три с обычными. — Если тебе что-то не нравится — меняй место учёбы, — буркнула мама, заметив выражение лица Хёнджина от увиденного. Ни за что! Он слишком много сил вложил в подготовку к вступительным, чтобы просто… — Здесь нет тараканов, — как-то не к месту бросил Хёнджин. Ну, хоть какой-то плюс, а одежду он может хранить и в тумбочке, не зря же их пять, в конце концов. Хёнджин настроился на новый этап своей жизни — общежитие — как никогда основательно, настолько, что даже не узнал себя в зеркало. На него смотрел не тот неловкий мальчик, что боится поднять голову, когда на него кричат, а уверенный в себе юноша, что больше не позволит держать себя в рамках и затыкать рот. Завязав белокурые локоны в небольшой хвостик сзади, Хёнджин закинул сумку с вещами на плечо, поцеловал маму в щеку и направился к вагону, в котором располагалось его место. Он уверен, что скоро узнает об устройстве, назначении этого и стоящих на других путях составов вагонов, намного более подробно. Общежитие гудело, словно улей с пчёлами-убийцами. Настолько громко, что было слышно с улицы. Хёнджин распахнул удивительно тяжёлую, с виду пластиковую, дверь и вошёл в помещение. — Здравствуйте, меня зовут Хван Хёнджин, — представился он, покрепче сжав ручку сумки, — Комната четыреста пять. Тётенька, сидящая за стеклом в маленькой каморке с ключами на стене, смерила Хёнджина нечитаемым взглядом и спросила: — Первый курс? — Да, — начал заминаться он, но вовремя взял себя в руки. Женщина открыла потрёпанную жизнью тетрадь, пролистала несколько исписанных страниц и ткнула пальцем в два коротких, написанных в столбик, предложения. Хёнджин не мог разглядеть, но решил, что там написаны его фамилия с именем и его соседа. Женщина посмотрела на стену с ключами и сказала: — Ключа нет, твой сосед прибыл раньше, можешь идти. Хёнджин коротко поблагодарил её и направился на четвёртый этаж, от которого весь шум и исходил. Студенты ходили туда-сюда, кто-то с чемоданами, кто-то по-хозяйски в одних лишь шортах, кто-то выпроваживал нежелающего прощаться родителя, а кто-то по имени Хёнджин немного неловко начал топтаться у двери. Собрав всю волю и нервы в кулак, он взялся за ручку и как можно спокойнее вошёл внутрь своего нового жилища. Комнату, которую смотрел Хёнджин два месяца назад, было не узнать: перестановка и небольшая уборка сделали своё дело и теперь она выглядела вполне себе пригодной для жилья. Но была совершенно другая проблема — на кровати в левом углу, уже давно разложивший свои вещи и постельное белье, полусидел он. Блять, хотел сказать Хёнджин и выйти, но вместо этого абсолютно нейтральным тоном произнёс: — Привет. Парень, перед которым недавно провинился Хёнджин из-за своей невнимательности, спокойно листал что-то у себя в телефоне, а когда услышал голос, то выглянул из-за экрана и спокойно поздоровался в ответ. Неужели не узнал? Новый цвет волос настолько меняет людей? Хёнджин хотел было облегчённо выдохнуть, но… — Новый цвет тебе идёт, эээ… как тебя?.. — Хван Хёнджин. — Мгм, Хёнджин. Так вот, слушай, Хёнджин, я бы мог попросить у тебя денежную компенсацию за мой разъёбанный гаджет, но раз уж мы с тобой вынуждены вместе сосуществовать следующие четыре года, то вместо этого ты будешь месяц мыть всю посуду. Хёнджин хотел было возразить, но в такой ситуации это не имело никакого смысла и продиктованные в первую же минуту повторного знакомства предъявления не были безосновательны. — Не стой столбом, я не кусаюсь, — съязвил его новый сосед, и Хёнджину захотелось треснуть ему сумкой по голове, но это желание прервал зазвонивший телефон. — Да. Двадцать восьмая? Хорошо, я сейчас зайду, — парень засунул телефон в карман спортивных штанов, поднялся с кровати, отряхнув невидимую пыль. Он поравнялся с Хёнджином, бросил на него изучающий взгляд и направился к двери. Взявшись за ручку, неловко хихикнул и перед тем, как ретироваться, сказал: — Должны будут прийти парни и забрать одну койку себе в комнату, поэтому поспеши занять свободную. О, кстати, я — Ли Минхо. Располагайся, сосед. Хёнджин завалился на койку у противоположной стены, и та жалобно прогнулась под его весом. Кинув рядом сумку, он уронил лицо в ладони и принялся его растирать. Почему именно с этим человеком придётся делить еду и личное пространство?.. Нет, первое впечатление всегда обманчиво — именно этим и утешил себя Хёнджин, принявшись искать в сумке постельное белье. Когда все вещи были разложены по своим местам (он, как и хотел, занял две тумбочки: одну для не влезших в маленький и наполовину забитый чужой одеждой шкаф, вещей, а другую для банных и кухонных принадлежностей), в дверь постучали. Не успев даже спросить, кто там, в комнату ввалилось двое чересчур весёлых парней. Увидев удивление на лице Хёнджина, они чуть поубавили веселье и один из парней, что был немного ниже, почесывая затылок, поздоровался и начал: — Мы — твои соседи слева, Со Чанбин и Хан Джисон, — показал он сначала на себя, а потом на круглощекого друга, — И мы за койкой пришли. Хёнджин представился и освободил место для удобства. Наблюдая за ними, он решился задать вопрос, так как это шанс заиметь хоть какие-то первые приятельские связи: — А вы?.. — Первый курс, транспортные технологии, — прокряхтел Чанбин, выдвинув кровать на себя, — а ты? — Тоже, — едва скрывая радость видеть будущих одногруппников, ответил Хёнджин. — О, я думал, ты на компьютерной инженерии, как и Минхо, — проговорил Джисон, заходя с другой стороны кровати. Хёнджин мысленно праздновал победу, так как видеть этого человека слишком часто совсем не хотелось. — А зачем она вам? — поинтересовался он, наблюдая, как парни пытаются выбрать с какой стороны легче взять. — Коменда ошиблась и написала третьего человека не вам, а нам, — пояснил Чанбин, — Не знаю, под чем она была. Всё, Джисон, бери за вот эту железную хрень. Они вынесли кровать довольно быстро, и освободившееся место больно резало глаза, поэтому Хёнджин, не раздумывая, перетащил туда обеденный стол. По крайней мере, у него вроде неплохие соседи, они точно будут не против подружиться.***
Первая неделя учёбы на новом месте тянулась медленно. Хёнджин даже начинал жалеть, что поступил именно на это направление, но каждый раз, когда его окликали ребята из третьей комнаты, всегда составлявшие компанию между переменами и занимавшие ему место в аудитории, становилось легче. Общение и правда помогает адаптироваться быстрее. С Минхо он пересекался редко, в основном с утра и вечером перед сном. Чтобы не случилось казусов с разницей в расписаниях, они обменялись номерами и писали друг другу сообщения. В основном они были из разряда «ты в комнате?» и «не закрывай дверь». Ровно до четверга. Просиживая мучительную четвёртую пару, Хёнджин отвлёкся на яркое свечение экрана телефона, который уведомил его о сообщении от «дикого кота» (Минхо мало шёл на контакт и своими глазами походил на представителя кошачьих, но ему об этой подписи знать не надо): «Я сейчас собираюсь занять две конфорки и приготовить мясо с овощами, ты будешь?» Хёнджин удивился такой доброте и щедрости, поэтому ответил положительно. И сразу же пожалел об этом, когда получил ответ: «Могу приготовить и на третью комнату тоже, посуду ведь всё равно моешь ты» «Третья комната сама о себе позаботится» «Понял :)» Хёнджин закатил глаза и отложил телефон. Когда он уже привыкнет?***
— Когда домой поедешь? — абсолютно без какого-либо зазрения совести спросил Минхо после последней пары в пятницу, плюхнувшись на свою кровать. Хёнджин был поражён такому желанию избавиться от него, хотя он никак не мешает ему ходить туда-сюда из комнаты в комнату. Разве что иногда может двери закрыть, не увидев сообщения, а Минхо потом тарабанит по ней на весь этаж. — А ты? — перевёл стрелки Хёнджин, наблюдая, как на лице соседа рисуется задумчивое выражение лица. — После сессии. Не хочу туда возвращаться до неё, — ответил Минхо и отвернулся, сгладив складочку на одеяле, показав, что ему неприятна эта тема. — Понял, я… тоже, — завершил сырой диалог Хёнджин и начал копаться в шкафу в поисках полотенца. Госпожа Кан, что сидит на входе, сказала, что в душе есть горячая вода, поэтому он должен воспользоваться возможностью полноценно помыться. По возвращению из душа, Минхо в комнате обнаружен не был, но Хёнджин этому не удивился. Посмотрев в окно, он увидел своего соседа, что прощался с ребятами из двадцать восьмой комнаты. Насколько ему известно, то они были одногруппниками, а уж какие отношения их связывали — совершенно не его дело, а то, что Минхо практически безвылазно там находится фактически ничего не значит. Тишина пустого общежития душила, поэтому Хёнджин, заварив себе зелёного чая, надел наушники и достал скетчбук впервые за всю неделю. Он настолько увлекся рисованием орхидеи, что не заметил, как давно вернувшийся Минхо несколько раз окликнул его. — Что? — Хёнджин надеется, что это не прозвучало слишком недовольно. — Хочешь пиццу? — неожиданно выдал Минхо и в ожидании ответа немного поджал губы. Кажется, намёк был понят, если ответ будет положительным, то он скажет «Тогда и мне закажи, вот номер ближайшей пиццерии». — У меня нет денег на доставку. — Я говорил что-то о доставке? — Нет, но… Минхо закатил глаза. — У Донмина есть заготовка и часть продуктов для неё, он разрешил сделать из них всё, что угодно, — пояснил он и вновь спросил, — Ну, так что? — Давай, — Хёнджин посчитал совместную готовку хорошей возможностью узнать соседа поближе и найти общий язык, — А Донмин, он?.. — Ли Донмин, третий курс компьютерной инженерии, двадцать восьмая комната, — начал перечислять Минхо, после добавив: — Мой старший брат. Теперь причина частого нахождения соседа за пределами комнаты стала Хёнджину понятна и додумывать ничего не надо было. Просто младший брат ходит к старшему, всё-таки со знакомыми комфортнее в новой обстановке. Вооружившись приборами и продуктами, Минхо с Хёнджином обосновались на кухне и общими усилиями, спустя кучу «ты слишком толсто режешь», «не издевайся над сыром, давай я открою» и «как ты умудрился уронить ведёрко с майонезом открытой стороной вниз???», пицца была отправлена в разогретую духовку. Если в самом начале Хёнджин чувствовал себя неловко и даже несколько некомфортно, то после падения чертового майонеза и заливистого смеха Минхо от увиденного (он почему-то был уверен, что ему пиздец, ведь это был только сегодня открытый майонез), ему и вовсе захотелось расплакаться. — Всё хорошо, я сейчас подниму, — успокоил паникующего Хёнджина Минхо, только попросив принести швабру из комнаты и он тут же туда рванул. Как же стыдно, но спасибо, что хоть не на колени порога комнаты в день заселения. Когда Хёнджин вернулся, майонез был благополучно смешан с кетчупом на тесте, а колбаса была нарезана тонкими кусками и ждала на доске своего часа. Тем временем, Минхо, не отвлекаясь от нарезания сырокопченой свинины, уведомил его, что смог спасти немного майонеза, поэтому надеется, что Донмин вряд ли заметит пропажу целой половины. Хёнджин не заметил ни капли раздражения в свою сторону, и от этого стало немного легче, но чувство вины застряло в глубине тонкой рыбьей косточкой. Когда небольшой погром был полностью устранен, а ингредиенты размещены по поверхности будущей пиццы, Минхо отправил остатки в холодильник и вернулся в комнату, где Хёнджин благополучно его ждал. — Посмотрим что-нибудь, пока она готовится? — предложил он, садясь на свою кровать напротив. — Хорошо, только я не знаю, что тебе нравится… — грустно ответил Хёнджин, потянувшись за планшетом. — Я не придирчив и сразу скажу, если мне не понравится, — заверил его Минхо и подсел ближе. Выбрав короткую дораму «Поцелуй демона», они облокотились на стену и принялись смотреть. Уже на второй серии, их спокойный просмотр в тишине превратился в разговор о жизни до заселения в общагу, из-за места работы главной героини. Минхо поделился тем, что в восьмом и девятом классе помогал брату в кофейне, но его выгнали после того, как тот случайно разбил кофемашину, и мама до сих пор на него обижена, поэтому и отправила его учиться сюда, а не в колледж искусств у себя в родном городке. А благодаря главному герою-демону, Минхо рассказал, что его бывший парень никогда не был жаден на поцелуи и был готов целоваться на каждом углу, забив на приличия. О причине расставания он предпочёл умолчать. Хёнджин посчитал, что Минхо просто был не очень тактильным. Слишком увлекшись разговором, они чуть не сожгли пиццу. Ключевое слово — «чуть», а не «сожгли», она просто была с хрустящей корочкой, словно из рекламы. Хёнджин не мог не похвалить кулинарные навыки своего соседа, потому что его были не самые лучшие. — Раз уж точка нашего преткновения — еда, то мы можем сделать это нашей традицией, — предложил Минхо, прожевав очередной кусок пиццы, давно не вникая в сюжет дорамы. — Я совершенно не против, — беззастенчиво поддержал его Хёнджин с набитым ртом, — Кстати, посоветуешь мне пару вебтунов? — Конечно, без проблем, — Минхо довольно улыбнулся и открыл на телефоне список прочитанного.***
Середина октября было тёплой, в красно-жёлтой гамме с минимумом дождей. Хёнджин был бы рад насладиться такой красотой вдоволь и прогуляться по местной набережной, но напряг в учебном плане не позволял этого сделать. Он почти постоянно оставался допоздна в соседней комнате, иногда приходилось даже ночевать за чертежами, но во всем этом был плюс — Чанбин помогал ему с математикой. За чертежами так же пришлось праздновать день рождения Чана — третьего жильца комнаты четыреста три. Пускай он и отнекивался, что всё хорошо и не нужно из-за него отвлекаться, ребята всё равно поздравили его, подкупив едой и домашкой парней из четырехсот пятнадцатой, Сынмина и Феликса, которые здорово умели печь. Отпраздновав восемнадцатилетие, ребята вновь принялись разбираться с чертежами, которые господин Чхве всё никак не принимал, находя всё новые и новые ошибки. «Я поставлю вам четверым высший балл, если вы найдёте здесь ошибку» — заверил их преподаватель и вручил свёртки обратно. Как матерился по пути в общежитие Джисон нужно было только слышать. Сейчас же Хёнджин сидел уже у себя и сверлил взглядом, казалось, идеальный чертёж: аккуратный, начерченный карандашами разной твёрдости, придерживаясь всех правил масштабирования, написанных в учебниках (который есть только у него, остальные поленились спуститься за ним в библиотеку!), но всё равно что-то было не так. Ничего не оставалось, кроме как уронить голову на чертёж и завыть. — Если будешь так лежать на белой бумаге, жир с твоей кожи отпечатается на ней, и придется перечерчивать, — отозвался Минхо, предприняв специфичную попытку подбодрить его. Хёнджин резко вскинул голову и принялся даже фонариком подсвечивать, так как переделывать то, что он так аккуратно выводил практически семь часов, желания не было. — У меня нормальная кожа, придурок, — огрызнулся он и отбросил телефон в сторону. Минхо сложно понять такую зацикленность, да и само черчение в целом, ведь у него оно имеется разве что в рисовании микросхем в тетради. Но понимает, какой это стресс — когда преподаватель не принимает твою работу. Подобная ситуация настигла его в танцевальной школе и ею он уже делился с соседом. — Может, ты отвлечешься? — спросил Минхо, наблюдая за вопросительным выражением лица. — Что ты предлагаешь? — уставший Хёнджин повернулся к нему на стуле. Он посмотрел на оранжевые листья за окном, которые аккуратно пританцовывали на ветру, изящно приземляясь на асфальт, и аналогичного цвета клумбы, а затем выдвинул предложение: — Набережная? — Будем как парочка на свидании? — вскинул бровью взбодрившийся Хёнджин, на что Минхо лишь закатил глаза. Их отношения за этот месяц знатно улучшились и их договорённость обсуждать всё за едой ни разу не была нарушена, а Хёнджин спокойно отработал наказание и даже по привычке чуть не пошёл мыть посуду сам. Впрочем, делать что-то с Минхо, будь то просмотр дорамы или то же мытье посуды, было… довольно весело? Учитывая то, что это рутина, с ним она становилась чуточку ярче: Минхо ловко находил моменты, где можно вставить какой-либо подкол, а ситуация с майонезом стала их локальным мемом. К слову, Донмин не придал значения пропаже большей части продукта, пока ему об этом не сказали. Набережная встретила обоих приятной прохладой и шелестом веток кустов друг о друга. Хёнджин наслаждался прячущимся за горизонт солнцем, которое приятным теплом ласкало ему лицо. Минхо мельком поглядывал на него, идя в ногу, и внутри заскребло что-то болезненное и приятное одновременно. — Хочешь, сфотографирую тебя? — ляпнул он, не подумав. Хёнджин остановился и удивлённо посмотрел на соседа, достающего телефон из кармана куртки. — Здесь? — спросил растерянно, наблюдая, как Минхо настраивает режим максимального качества. — Да, только встань вот сюда, здесь свет лучше падает, — попросил он и Хёнджин послушался. — Вот так, какой же красивый… Последнее слово было сказано тихо, синхронно со звуком камеры, видимо, чтобы человек, которому это было адресовано, не услышал. Но Хёнджин услышал. Смущённо поправив прядь светлых волос и улыбнувшись, спросил: — Правда? — Правда. Замри, пожалуйста, — попросил Минхо, а затем вручил телефон с открытой галереей Хёнджину, который начал пролистывать получившееся и остался действительно доволен. Последующую часть фотосессии они просто дурачились, вышло даже пару селфи, которые они никому не покажут (те были слишком смешные и от того чувствовались слишком личными). Усевшись на лавочку под деревом, Минхо достал из пакета еду и вручил порцию Хёнджину, не забывая напомнить: — Если ты их уронишь, то будет очень обидно. — Ну я же не настолько неуклюжий! — недовольно воскликнул Хёнджин. — Это было всего один раз! — Я просто не упомянул то, как ты роняешь чистую посуду в грязн… — Хватит, давай есть.***
Минхо сбросил вызов и отвернулся к стене, громко выдохнув. Не лучший день его рождения. Он надеялся, что хотя бы на расстоянии его не будут доставать с этим «смотри, какой ты уже взрослый, а всё равно ветер в голове». Была бы его воля, он бы взорвался и высказал всё, что думает, но предпочел молча переждать, пока жар гнева внутри не потухнет и уступит место гнетущему чувству вины, после которого сможет функционировать дальше. Хёнджин вернулся из душа и удивлённо уставился на соседа, свернувшегося почти что клубочком на кровати. Сначала он решил, что у того что-то болит, но потом посмотрел на календарный день. В такое время, телефон не молчит до того момента, пока не закончатся желающие позвонить родственники. — Что случилось? — осторожно спросил Хёнджин, бросая вещи на тумбочку. — Да так, ничего, — отмахнулся Минхо, но всё же перевернулся в его сторону. В первую неделю, что они жили вместе, он бы просто проигнорировал вопрос. На душе стало чуточку теплее от такого апгрейда. — Сказали, что ты уже большой, но продолжаешь страдать фигнёй? — попал в точку Хёнджин. — Откуда такая проницательность? — усмехнулся Минхо, чуть привстав. — Обычно на день рождения и новый год родственники говорят вещи, которые, по их мнению, мотивируют, но это нихрена не так. А сегодня… — Я думал, твои родители гордятся тобой, — призадумался Минхо, — у тебя хорошая успеваемость и красивая внешность… — Как раз из-за последнего я и стараюсь иметь хорошую успеваемость, потому что мне постоянно говорят о внешности, мол, «только ею и выделяешься», — поделился Хёнджин. — О, даже так, — Минхо отвёл взгляд, словно переваривая информацию. Ему этого не понять, ведь в его жизни всегда было наоборот. А затем опешил, когда Хёнджин практически запрыгнул к нему на кровать и заключил в крепкие объятия. — С днём рождения! — сказал он не слишком громко, а затем добавил: — Я не позволю тебе держать всё в себе в этот день. Рассказывай, а потом мы пойдём в Макдональдс. — Макдональдс? — Да. За мой счёт, мне как раз стипендия пришла. Минхо устроился поудобнее, обвивая свои руки вокруг талии Хёнджина и устроив голову на его плече, начал говорить. Предложения получались рваные и практически ничем между собой не связанные, но в груди действительно становилось легче: то ли от того, что разговоры помогают, то ли от того, что его слушал Хёнджин. Человек, который понимал его даже лучше родного брата в последнее время. Минхо потёрся подбородком о его плечо, уткнулся носом в шею и тихонько сказал: — Спасибо за такую терапию, но я очень сильно хочу свеже пожаренные наггетсы. Хёнджин хихикнул. — И гамбургер? — И гамбургер. — И пойти пофоткаться в фотобудке. — Нет, я… — А это был не вопрос, — отстранился Хёнджин и, щёлкнув его по носу (он надолго запомнит то, как мило Минхо на это поморщился), направился к шкафу.***
«Я обещал показать тебе Дуни в новогодней шапочке» «[фото]» Хёнджин развернул фотографию не самого довольного рыжего кота с белой мордочкой, на носу у которого было огненное пятно под стать шерсти на спинке, и не смог сдержать улыбки. «Такой милашка, я не могу. Жаль, что Кками против того, чтобы на него надевали что-то — сразу рычит и кусается» «Ха-ха, так тебе и надо» «Спасибо, утешил» «С наступающим, кстати» «И тебя» Подняв глаза к имени контакта, Хёнджин осознал, что так и не переименовал Минхо с начала года. Хотя стоило бы, ведь «дикий кот» уже давно стал ручным, несмотря на то, как яро он это отрицал. Так же, как Хёнджин не разрешал себе признать, что скучает по нему, и был бы рад вернуться на несколько дней назад, когда они праздновали окончание семестра всем общежитием. Тогда они дружно напились и устроили погром прямо в коридоре: вылили на пол мыльную воду и ездили по ней кто на чём. Кто-то на куске картона, который распадался после первого же «забега»; кто-то на тазике, воображая саночки; кто-то предпочёл проехаться ногами и познакомиться затылком с твёрдым полом. Хёнджин предпочёл наблюдать, но его хватило только на начало: Джисон с Минхо, умудрившиеся подружиться лишь после пары рюмок, затащили и его. Большое им спасибо, ведь внутри этого всего стало ещё веселее. Он случайно сбил с ног Феликса, после чего извинялся перед ним всю ночь, но извиняться не должен, так как получил смачный поджопник от него и чуть не влетел носом в дверь праведных старшекурсников. Которые потом пошли и настучали коменданту, будто сами такими не были. И вообще, могли бы присоединиться, — подумали, наверное, все, кто знатно повеселился, Хёнджин с Минхо в том числе. — Я ещё хочу, — распустил нюни Минхо, держась за плечо Хёнджина. — Это было так весело, за что они так с нами? — Не знаю. Видимо, они хотели нам испортить веселье так же, как когда-то испортили им, — пожал плечами настолько, насколько это позволяла часть веса чужого тела. В комнате они некоторое время сидели на мягком ковре с небольшими баночками пива и остатками еды из доставки (еду, приготовленную Минхо, уплели ещё в первые пятнадцать минут), тихонько разговаривая. Тихий бубнеж был слышен эхом по всему коридору — никто не желал заканчивать этот день. Когда закончилось и пиво, Хёнджин заставил свое и тело пьяного соседа встать, чтобы сходить в уборную. После, Минхо уцепился в него так, что единственное, что оставалось — смириться. Они нередко засыпали над просмотром сериала, или дорамы на одной кровати, поэтому это казалось более, чем нормальным. Но почему-то не сейчас. Сейчас при пробуждении Хёнджин увидел не одеяло, которое Минхо набрасывал на него во сне, а его самого. Длинные ресницы изредка подрагивали, и без того пухлые губы стали ещё больше. Он был похож на маленького утёнка, из-за чего Хёнджин чуть не запищал от умиления. Минхо спокойно посапывал на его плече, положив руку поперек груди и закинув ногу на чужое бедро для полного комплекта. Аккуратно выпутаться из объятий Хёнджину не удалось, только получил ответное недовольное мычание Минхо, который всё же, чуть не врезавшись коленом в стенку, смог перевернуться на бок. Хёнджин был рад, что кровать у того не односпальная, а полуторка, ведь тогда его бы просто задавили. Он, пытаясь сильно не скрипеть, всё же поднялся и пошёл в уборную — голова и тело после вчерашнего болели кошмарно. А когда вернулся, то увидел заспанное и слегка опухшее лицо, которое всем своим видом говорило «куда ушло моё усыпляющее тепло?». В тот момент, Хёнджин понял, что счастлив видеть его таким каждый день и даже иметь возможность прикоснуться, но не так, как хотелось бы где-то глубоко внутри. — Если ты не собираешься идти ко мне сюда, то можешь вообще проваливать из комнаты, — обиделся Минхо и завернулся в два одеяла сразу. — Сначала сходи в уборную, а потом я вернусь. От тебя несёт, как от того мужика, что возле нашей общаги крутится, — поставил Хёнджин условие. — Вот спасибочки, а ты знал, что от чистки зубов и душа нихуя не поменяется, потому что перегар не вымывается, а испаряется и процесс этот неконтролируемый? Поэтому не умничай, Хван, — подколол Минхо, а затем добавил: — Сделай завтрак, раз ты не ложишься дальше. Хёнджин прыснул. Во все предыдущие дни было наоборот — Минхо пытался вытащить его из постели. Сегодняшний должен быть особенным, так как это день их отъезда домой впервые за семестр. Честно говоря, они даже немного отвыкли от мест, где провели большую часть своей жизни. Сбор вещей проходил в относительно спокойной обстановке, за окном мелкими крупицами шёл снег, аккуратно закрашивая белым асфальт и покрывая голые ветви деревьев пушистыми замёрзшими капельками. Хёнджин любил зиму и был счастлив встретить первый снег с Минхо, который стал частью его повседневной жизни. Ожидание поезда, этого набора коробок на колесах с заветным теплом внутри, тянулось долго, и от него (и от мороза) немели ноги. Минхо стоял напротив Хёнджина и переступал с ноги на ногу, так как был тем ещё мерзляком. — Так тебе до конечной? — переспросил он. — Мгм, — подтвердил Хёнджин. — А я встаю на половине, — отрешенно добавил Минхо, доставая руки из карманов и разминая покрасневшие от холода пальцы. Перчатки он позорно забыл дома, а на новые тратиться совершенно не было желания. — Можешь погостить у меня, — ухмыльнулся Хёнджин, а затем, сам того не заметив, взял его руки в свои. — Ого, они такие горячие! — удивился Минхо, а затем эта эмоция овладела им ещё больше, когда тот поместил их к себе в карманы. — Зачем ты это сделал? Общажные будут болтать лишнего… — А тебе есть до них дело? — спросил Хёнджин, гладя теплеющую ладонь соседа большим пальцем. Со стороны это было похоже на прощальные объятия. — Если хочешь, я… — Нет-нет, не отпускай. Разомкнулись их недообнимашки только, когда их поезд полностью остановился и открыл перед ними двери. В пути Минхо предложил подвести своеобразные итоги года, они посмеялись с их первых совместных выходных (чёртов майонез!) и с трепетом вспоминали о том дне на набережной, с гневом — о чертеже, который приняли спустя ещё четыре попытки, с небольшой грустью — первый снег, потому что Хёнджин так и не смог заставить его поваляться в сугробе вечером в парке. Но Минхо пообещал, что они сделают это после двадцатидневных каникул. Затем диалог постепенно сошёл на тему планов на каникулы и как именно они собираются ничего на них не делать, а потом Хёнджин достал наушники и запихнул один в ухо соседу. Прикрыв глаза, он не сразу заметил, что голова Минхо плавно опустилась ему на плечо, а левая рука обвила его правую, но до ладони так и не добралась. Позже, вспоминая, как трепетно и даже интимно чувствовался тот момент в вагоне поезда, Хёнджин ясно понял, что влип. Пару раз хлопнув себя по лбу, он отложил телефон и направился к праздничному столу, всеми силами отгоняя мысль, как хочет находиться там с Минхо, играть с его котами и говорить по душам или о всякой ерунде. Он, блять, безумно скучает, хотя прошла всего неделя, и это ощущалось, как резко сорванный с не до конца зажившей раны пластырь.***
«Праздничные» сны — вещие? Не смешите меня, — однажды сказал Хёнджин. Прикосновение мягких губ к своим, холодные пальцы по разгоряченному ласками телу и тихие сладкие стоны… Хёнджин распахнул сонные глаза и не мог поверить самому себе. Да, до этого ему снились эротические сны, но все они были довольно фантомными и быстро забывались — этот был исключением. Он прекрасно знал, чьи губы и пальцы были так холодны, но что было в разы хуже — реакция его тела. Реального тела, которое требовало выплеснуть накопившееся желание. Хёнджин мысленно умолял себя, уходил в отрицание, ворочался на кровати, как ужаленный, но вскоре всё же запустил руку в пижамные штаны, закусив губу, подавляя первый стон. Вряд ли он простит себе эту шалость и мысли о том, как эти покрытые венами руки вытворяют с ним абсолютно немыслимое, как эти пальцы нежно ласкают кожу, как эти губы выцеловывают самые чувствительные места, как этот рот выпускает синхронные с его собственными стоны. Хёнджин кончил со всхлипом, зажав в зубах наволочку. Единственное, что крутилось в его голове на тот момент — как он будет после этого смотреть Минхо в глаза и вообще общаться с ним? Вряд ли всё будет как раньше. Оставшиеся пятнадцать дней каникул, Хёнджин пытался как-то отвлечь себя от произошедшего, но не мог: каждое сообщение Минхо напоминало, что он позволил себе подрочить на этого человека. Так же были попытки внушить себе, что это абсолютно нормально и все так делают, ведь Джисон как-то перебрал и проговорился о подобной ситуации, но потом вспомнил, что у них всё закончилось тем, что Чанбин устроил после того палева вечер разговоров по душам. Не отнять у него эту часть характера, какой бы стендапер Хан Джисон с тобой не жил. Позже к посиделкам присоединился ещё и Чан. О том, как этот вечер закончился, Хёнджин попросил умолчать, ведь всё и так было ясно — после такого явно не пойдёшь дружно пить чай. И не прогадал. В последний свой визит в четыреста третью, все три кровати были сдвинуты вопреки запрету коменданта. Когда до конца каникул оставалась пара дней, Хёнджин вернул свой родной каштановый, так как и это может помочь отгородиться от оплошности, которую совершил. Мысль о том, что можно признаться в чувствах и перестать игнорировать, никакой перспективы не имела и была отброшена практически сразу же. Они. Просто. Соседи. К тому же, Минхо в будние дни, в течение нескольких недель перед каникулами, часто проводил время ещё и в четыреста пятнадцатой. Напрямую спрашивать о чём-то таком у него и у Феликса с Сынмином, он считал бестактностью как минимум. Да и зачем ему эта информация, если Минхо расскажет ему сам? Хёнджин шёл на поезд практически налегке, разве что рюкзак заставлял плечи болеть от находящихся в нём учебников, которые он открыл за каникулы раза три от силы, а в сумке были весенние вещи, что не были такими тяжёлыми, как зимние. Сев на свое место, он достал телефон и посмотрел на уведомления о непрочитанных сообщениях от так и не переименованного «дикого кота». Нажав на панели действий «изменить контакт» и, подумав где-то с минуту, сменил имя на «мяухо», добавив рядом эмодзи мордочку хмурого кота. «Приветулечки, я уже в общежитии, навожу марафет. [фото]» Хёнджин улыбнулся фотографии знакомой комнаты и стоящему посреди неё ведру с воткнутой шваброй. «После того, как закончу, приготовлю что-нибудь вкусное. Есть какие-то пожелания?» Не получив ответа, Минхо написал ещё одно сообщение. В груди Хёнджина кольнуло чувство вины, ведь раньше он всегда быстро отвечал на его сообщения, а теперь тихо просмотрел и смахнул. «Ты, наверное, сейчас занят — ехать собираешься. Тогда я выберу на свой вкус» Спустя мучительно долгие минуты (поезд уже успел отправиться), до Хёнджина дошло, что он не рассказал о новом цвете волос и вообще практически не писал ему после той ночи. Захотелось ударить себя по лицу. «Я просто телефон не доставал, поэтому не видел сообщений. Можешь приготовить что-то, что ты ещё ни разу не готовил» Ответ поступил незамедлительно. Словно, собеседник открыл диалог и ждал. «Океюшки, жду тебя» Хёнджин улыбнулся экрану. Так нельзя. Нельзя рушить эту потрясающую дружбу своей дурацкой любовью. С этой мыслью он приехал и с нею же показывал пропуск, закатывая глаза на: «А с чёрными волосами и не узнать. Точно ты, Хван?». На этаже было удивительно тихо, лишь из отдельных комнат шёл редкий шум. Но эта тишина была временной, ведь был ещё один вечерний поезд, до прибытия которого оставалась всего пара часов. Хёнджин остановился перед дверью родной четыреста пятой и, толкнув её ладонью, понял, что она не поддавалась. Несколько раз постучав, он сделал вывод, что в комнате никого нет, а днём Минхо редко когда спит — только после бодрой ночи и то не всегда. Выронив тихое «блять», Хёнджин направился на кухню, где и нашёл своего соседа, сосредоточенно помешивающего что-то вкусно пахнущее в кастрюле. — Ли Минхо, — всеми силами попытался сделать суровый вид и, видимо, вышло, ибо владелец имени едва заметно вздрогнул и повернул голову к источнику звука. Его лицо изменилось с заинтересованного на удивленное. — О, Хёнджин? — ошарашенно спросил он. — Так быстро приехал? — Я отсидел в поезде весь зад, поэтому ты ошибаешься, — Хёнджин удивился от самого себя. Цвет волос и вправду меняет характер? — Какой ты грубый, явно не рад меня видеть, — Минхо демонстративно надул губы, отложил ложку на стоящую на подоконнике тарелку и направился к нему. Обойдя такого странно изменившегося соседа, преодолел расстояние до комнаты и принялся возиться с замком. Прокручивая ключ, Минхо успел приветливо улыбнуться приехавшему Феликсу и внутри Хёнджина загорелся маленький огонёчек ревности. С хлопком двери пришла и смелость. — Минхо, — кинул он рюкзак рядом с тумбочкой и плюхнулся на кровать. — Что? — Ты раньше с ним таким не был, — подметил Хёнджин, не отводя взгляда от соседа. — С Феликсом? Так он со мной тоже, — совершенно спокойно ответил Минхо, присаживаясь рядом. — Он просто ещё в начале семестра попросил познакомить его с моей одногруппницей… — С Реттой? — спросил Хёнджин, вспомнив единственное женское имя, которое упоминалось в их разговорах. — Мгм, с ней самой. Они как раз вот встречаться начали, души в ней не чает и, видимо, во мне тоже. А я не сволочь, чтобы не улыбнуться ему в ответ, — Минхо замолчал, а затем навалился на Хёнджина всем телом. — Ты что, ревнуешь? — Нет, — закряхтел Хёнджин, пытаясь вылезти, но попытки были тщетны. — Если ревнуешь, значит, не доверяешь. А мы, вроде как, доверяем друг другу, — с ноткой какой-то неуверенности сказал Минхо.***
Хёнджин плавно вошёл в комнату лишь в одном полотенце, обмотанном вокруг бёдер. Да, именно такое преимущество в том, чтобы оставаться в общежитии на выходные — ходи по этажу хоть голым, и никто не скажет и слова. Первая неделя учёбы прошла довольно-таки сносно, Хёнджин открыл в себе талант импровизировать в ситуациях, когда он не знает ответа на один из вопросов. — Не всю горячую воду хоть на себя вылил? — спросил Минхо, не отрываясь от телефона. — Вроде нет, — скучающе ответил Хёнджин, щёлкнув тюбиком лосьона. На этот раз Минхо оторвался от гаджета (оставленную соседом горячую воду в душе может вылить на себя кто-то другой, он намеревался никому её не отдавать). Подхватив под руку полотенце и взяв стоящие на тумбочке подготовленные ванные принадлежности, он бросил на Хёнджина секундный взгляд. И замер, смотря на длинные изящные пальцы, что размазывали лосьон по длинной шее, опускаясь к впалым ключицам, проводя по груди. Где-то внизу живота странно заныло, Минхо проглотил образовавшийся в горле ком. Хёнджин через зеркало заметил уж слишком пристальный взгляд и не смог не спросить с неловкой улыбкой: — Чего так смотришь? Минхо прыснул и совсем беззлобно ответил: — Сколько в тебе самолюбования спрятано. Ли стал под душ слишком резко, от контраста температур по телу проходят мурашки, а образ Хёнджина снова всплыл яркой картинкой. Такой же яркой, как собственный стояк. Минхо матернулся себе под нос и постарался выгнать мысли о таком притягательном соседе к чертям, но эти попытки возымели лишь обратный эффект. В конце концов, он сдаётся, и отойдя к стене, чтобы вода тонкими струями обмывала его спину, обхватил член ладонью. Стоило лишь прикрыть глаза и сделать первое движение ладонью, как Хёнджин снова оказался перед ним и наносящий этот ебучий лосьон себе на тело. Минхо хотел коснуться его, и получить касание в ответ. Почувствовать жар его тела на себе. Почувствовать его язык, его пальцы. Услышать его стоны. С каждой мыслью Минхо наращивал темп, а сознание подкидывало всё новые картинки, которые на их этапе отношений вряд ли было бы возможно воспроизвести в реальности. Мысль о растрепанном Хёнджине под ним заставила страдальчески выстонать, а колени задрожать. Он завёл два пальца за основание яичек и с лёгким нажимом начал массировать, представляя их совместный оргазм, а когда Хёнджин в голове выгнулся в спине, высоко выстонав его имя, кончил прямо на стену душевой. Минхо, не открывая глаз, полностью погрузился под струи воды, желая провалиться куда-то в недра земли. Пытаясь отвлечься, он начал хаотично намыливаться, вылил себе кучу шампуня на голову в попытке смыть из памяти произошедшую ситуацию. Им нужно будет обязательно сесть и поговорить, но этот разговор будет иметь последствия — неизвестно, в какую сторону.***
Хёнджин захлопнул тетрадь с дописанным конспектом и отбросил в сторону. За окном была настоящая метель, из-за сумерек казалось, что идёт не снег, а в землю вонзаются белые сабли, тут же рассыпаясь по земле. — Минхо-Минхо! — позвал он соседа, который, сидя в наушниках, прописывал программу на ноутбуке, взятый в залог за еду у Донмина. Услышав свое имя, Минхо прекратил печатать, снял наушники и посмотрел на Хёнджина. — Там снег! — воскликнул Хёнджин. — Ты обещал в прошлом семестре, что мы пойдём в парк поваляться в сугробе! И обиженно надул губы. Минхо закатил глаза: этому человеку точно восемнадцать через полтора месяца? Посмотрел на недописанную программу, затем на Хёнджина, снова на программу и снова на Хёнджина, что косплеил эмодзи «pleading face». Он явно любит снег больше, чем людей, пронеслось в голове у Минхо. — Пойдём, когда он идти перестанет. Заодно в супермаркет заскочим, у нас закончился чай и капуста, — и снова надел наушники, которые ни капли не заглушали радостный писк. Хёнджин будто бы сидел и ждал, смотря в окно, когда метель закончится, и чуть ли не в ту же секунду начал одеваться, кинув в Минхо одеждой. Уже идя по заснеженным улицам, он заметил, что его сосед слишком серьёзен, словно они не вышли просто посмотреть на снег и сходить в магазин. Хёнджин шёл с ним в ногу, но так и не смог сформулировать вопрос, который не сделал бы их щекотливую ситуацию хуже. — Всё хорошо? Мы можем… — начал было он, как вдруг оказался в сугробе, — …вернуться обратно. Минхо плюхнулся рядом с довольной миной на лице. Это был эксперимент «заметит ли Хёнджин странное поведение своего соседа». — Зачем? — спросил он у находящегося в ступоре Хёнджина. — Ты вёл себя странно. — Правда? — Пиздец, как странно. Я уже подумал, что заставляю тебя и ты не хоче… Горстка снега была запущена в говорившего. Пока Хёнджин говорил, Минхо успел слепить из рассыпчатого снега снежок, но тот распался ещё в полёте. — Ах так, значит! — вспыхнул Хёнджин и, захватив снега в ладонь, бросил в нападающего, а сосед, в свою очередь, рассмеялся. — Если бы я действительно не хотел идти с тобой, то сказал бы об этом ещё когда ты в меня одеждой бросался, — пояснил Минхо и швырнул в него следующую горсть снега. Началась потасовка, со стороны было сложно понять, кто из них выступал в роли нападающего. В этой части парка людей было мало, иначе кто-то из прохожих точно попытался бы узнать, что конкретно здесь происходит и нужна ли их помощь. Едва не засыпав друг другу снега под самую одежду (они очень старались, но не вышло), завалились обратно в сугроб. Хёнджин достал телефон и открыл камеру, а затем нажал на значок видео. — Смотрите, вот этот человек, — показал на Минхо, — проиграл мне. — Неправда! — выкрикнул он, но на языке чувствовался вкус поражения. И не только в снежной битве. Хёнджин рассмеялся и запульнул в Минхо ещё снега, на что тот ещё больше разразился своим высоким смехом. Когда Хёнджин сделал несколько фото и вернул телефон в карман, а затем оказался вновь атакованным, точнее, оседланным. — Ли Минхо никогда не проигрывает! — решил он продолжить игру. Хёнджин скорчил смешную гримасу и столкнул соседа с себя, навалившись сверху. И замер. В нескольких сантиметрах от губ, которые целовали его практически каждую ночь во снах. Минхо также находился в оцепенении, смотря ему в глаза, а затем перевёл взгляд на губы. Всего на секунду, честно-честно. Пухлые, чуть розоватые, и сто процентов очень-очень мягкие. О последнем хотелось бы узнать, попробовав самому, но никто из них не рисковал сделать это первым. Хёнджин заметил, куда смотрит Минхо и также опустил свой взгляд. У того губы были покрыты засохшими корочками, не бледные, несмотря на мороз, к ним хотелось прикоснуться. Сглотнув слюну и залипнув ещё на несколько секунд, он не заметил, как преодолел разделяющее их состояние и осторожно прикоснулся, будучи готовым к пощечине или пинку. Не почувствовав напряжение в теле Минхо, или ещё чего-то, Хёнджин отстранился и чуть ли не отпрыгнул, начав лепетать извинения и отряхивать с себя снег, дабы успокоиться. Сам Минхо же встал, небрежно отряхнув себя на манер кота и остановил его, заставив посмотреть в глаза: — Мы поговорим об этом в комнате, — заверил он, стараясь не быть слишком серьёзным, но вышло плохо. Хёнджин напрягся и, казалось, сейчас расплачется, поэтому Минхо решил запоздало ответить на поцелуй, тем самым своеобразно обнадежив его. В супермаркете они бродили между полок до тех пор пока не обсохли практически полностью. Взяв все необходимые продукты (и ещё кучу ненужных), они в такой же тишине направились домой. Нарушить её было сложно, в головах крутилось только произошедшее и говорить хотелось именно об этом. Когда дверь комнаты с тихим скрипом была заперта изнутри, а пакеты с продуктами поставлены на стол, можно было наконец-то нарушить давящую тишину. — Твой поцелуй, он?.. — начал Хёнджин, но слова подбирались чертовски трудно. — Да, — ответил на вероятный вопрос Минхо, — Я хотел поговорить об этом, но ты меня опередил. — Мы… вместе? — вновь задал вопрос Хёнджин, заламывая пальцы от лёгкого тремора. — А ты хочешь этого? — Прекрати отвечать вопросом на вопрос! — А ты ответь для начала. — спокойно продолжал Минхо, желая услышать подтверждение из уст парня. — Да, я… уже давно хочу, — Хёнджин выглядел так, будто ему было стыдно говорить об этом. Минхо, заметив это, сел рядом и взял его руки в свои. Немного их помассировав и почувствовав, как тот расслабляется, он заключил его в объятия. — Мы можем попробовать, — прошептал Минхо, поглаживая спину. Хёнджин обвил руками его талию и уткнулся носом в шею, а затем осторожно коснулся тёплого участка кожи рядом с линией челюсти губами. Пахло привычными ландышами и чем-то терпковатым. — Можно тебя поцеловать? — спросил Хёнджин, чуть отстранившись. — Нужно, — нежно ответил Минхо, убрав с его лица мешающую чёлку. Хёнджин приблизился к его губам, сначала захватывая в свои чуть более пухлую верхнюю, а затем, когда он немного приоткрыл рот, то смог коснуться и нижней, вскоре наконец поцеловав увереннее. Осознавать, что целуешь человека, с которым, как можно было подумать, до недавнего времени, не выйдет даже дружбы, было странно. Они бы сравнили это чувство с дегустацией нового острого соуса (который, кстати, вместе же и пробовали), что отдаёт пряностями на языке, которые так нравятся обоим. Минхо отвечал на поцелуи и дразнящие ласки языком, водя руками по спине и опускаясь ниже поясницы. Хёнджин почувствовал, как ладонь сжала ягодицу и простонал в поцелуй. Чуть подавшись нижней частью тела назад, рука вернулась обратно на поясницу и стала извиняюще выводить круги. Останавливаться не было никакого желания.***
Хёнджин не почувствовал большой разницы между их отношениями «до» и «после» того заснеженного вечера, разве что, к их отношениям добавились поцелуи и чуть больше скиншипа. Серьёзно, он даже не мог себе представить, насколько этот неприступный со стороны человек может нуждаться в объятиях. Может, дело было в самом Хёнджине, которого хотелось тискать без особо видимых причин — так сказал ему Джисон ещё в начале второй недели во время утренних процедур у умывальников. И, возможно, он прав, это тянулось с детства — все норовили погладить его маленького по головке, по плечику, приобнять. Ну такой милашка ведь! Поэтому Хёнджин был не самым тактильным и позволял обнимать себя (и обнимать самому) только тем, кто ему нравится, а Ли Минхо как раз входил в этот список и занимал там почётное первое место. Для Минхо же принятие своих чувств давалось несколько сложно, и привычное для них времяпровождение стало наполнено чем-то новым, особенным. И осознание приходило с каждой просмотренной совместно дорамой, с каждым походом в супермаркет за продуктами, с каждой съеденной тарелкой горячих наггетсов, с каждой выпитой банкой пива из круглосуточного магазинчика, с каждой его шуткой, с каждым неожиданным столкновением руками на кухне, с каждым утренним пробуждением и с каждым нежным поцелуем мягких губ. Приглашение на день рождения Мун Бина из четыреста двадцать восьмой комнаты упало Хёнджину, как снег на голову. Хоть Минхо и познакомил его когда-то с Донмином, Мёнджуном, Санха и Бином, но он всё равно довольно редко с ними пересекался, в отличие от самого Минхо. И он правда думал о том, чтобы отказаться, но его смогли уговорить халявной едой. «— Бин будет рад тебя видеть» — Хёнджин не понимал, откуда такая уверенность, но общее впечатление от предыдущих их пересечений вполне её оправдывало. Бин создавал впечатление очень мягкого и открытого человека. Четыреста двадцать восьмая была обустроена в тёмных тонах, но, несмотря на это, в ней была довольно приятная и комфортная атмосфера. Возможно, это из-за идеального порядка, а возможно — из-за живущих в ней людей (Донмина, Бина и заочника Мёнджуна), что располагали к себе, поэтому Хёнджин дискомфорт испытывать перестал сразу же, как вошёл внутрь. И, да, Бин был действительно рад его видеть. После трапезы (изначально, Хёнджин не поверил тому, что это готовил именно Мёнджун, ведь по нему вообще не скажешь, что он умел даже лапшу заваривать), они сели на мягком ковре в небольшой круг и открыли ещё одну бутылку сидра, который приобрели на разлив. — Сыграем в «Я никогда не…»? — предложил Мёнджун и, пока Донмин закатывал глаза, пояснил правила: — Если вы никогда не делали названную вещь, то не пьёте, а если делали, то пьёте. Вполне по-взрослому и интересно. Санха, который практически всё это время сидел молча, с улыбкой кивнул. Хёнджину идея не понравилась, но отказывать и уходить было невежливо, поэтому просто отпивал сидр из своего стакана в тот момент. Поначалу всё было даже весело. На «я никогда ничего не сдавал господину Чхве с первого раза» выпили все, громко перед этим рассмеявшись. На «я никогда не списывал на контрольных» — тоже, ведь на большинстве дисциплин очень много заданий с подвохом, баллы которых аннулировались полностью при малейшей ошибке. Хёнджину казалось, что Мёнджун и Санха говорили жизненные вещи специально, чтобы, будучи уже подвыпившим перейти к пикантному. Так и было. Минхо с Хёнджином отделывались лишь «я никогда не ел зелёный перец чили», «я никогда не плакал в туалете колледжа» и такие вопросы старшие курсы считали действительно интересными, что несказанно радовало. Либо они искусно притворялись. Когда на «я никогда не занимался сексом в общажном душе» Бин залпом выпил, Хёнджин едва не подавился едой — сколько сюрпризов прятал этот человек? Впрочем, неважно, ведь вскоре, после смех-минутки последовало «Я никогда не дрочил на своего соседа по комнате». В комнате воцарилось неловкое молчание. Мёнджун явно забавлялся, а затем выпил. — Это о том, о ком я думаю? — переспросил Донмин. — Да, мой бывший из старой общаги, — подтвердил он, а затем невзначай добавил, смотря на Хёнджина с Минхо: — Мудак тот ещё оказался. Так, кто след… Мёнджун не договорил, а затем и вовсе чуть челюсть не уронил, когда Хёнджин с Минхо выпили свои напитки. Донмин раскрыл рот в молчаливом «о», Санха хихикнул. — Вот почему ты практически постоянно говоришь о нём, — обратился старший Ли к брату. Минхо лишь вскинул брови. Он уже был довольно-таки пьян, поэтому стыдиться ему было нечего, так же, как и Хёнджину, который отчаянно в трезвом состоянии скрывал данный факт. Сейчас ему хотелось только целоваться и спать в обнимку. — Я думаю, что на этом можно закончить? Уже поздно, — посмотрел на часы Бин. — Тем более, скоро проверяющая пойдёт стучать в комнаты, нам нужно сделать вид, что мы спим. — И то верно, — подтвердил Мёнджун, — Но сначала. Я никогда не притворялся трезвым, будучи пьяным, перед администрацией общаги! Все дружно рассмеялись во весь голос и залпом выпили оставшийся алкоголь. Затем, после лёгких объятий с именинником, который был очень рад совместному времяпровождению, Минхо и Хёнджин направились к себе. По очереди, с горем пополам, сходили в отрезвляющий прохладный душ и наконец остались в комнате одни. К слову говоря, проверяющая застала в комнате только Минхо и ничего не заподозрила. Когда той и след простыл, вернулся Хёнджин, который, обнаружив соседа ждущим его, облокотившись руками о кухонный стол, немного удивился. Почему он не был в кровати и не спал без задних ног? Хёнджин смог полноценно обмозговать о возможной причине лишь тогда, когда губы Минхо впились в его. Он не мог не ответить на настолько отчаянный поцелуй, учитывая о том, какую информацию они узнали друг о друге недавно. Отстранившись всего на пару миллиметров, Минхо спросил: — Когда ты умудрился? — спрашивал явно не о походе в душ. — После новогодней ночи, — сглотнул Хёнджин несколько пристыженно. — Поэтому и игнорил меня? — Да. Прости. — Забей, я уже давно не обижаюсь. — А ты?.. — О, это всё тот ебаный лосьон, который ты при мне наносил на голое тело, — Минхо хотел продолжить поцелуй, но остановился: — Я могу… коснуться тебя? Хёнджина бросило в жар от одного лишь вопроса. Он взял его свободную ладонь и запустил себе под футболку. — Да, прикоснись ко мне, Ли Минхо. Вечно холодные руки казались сейчас горячими от чувств, в которые вновь они окунались с головой. Минхо провел подушечками пальцев по очертаниям пресса и вовлек Хёнджина в поцелуй. На этот раз менее отчаянный, но всё такой же глубокий, в корни отличающийся от поцелуев, которые они дарили друг другу до этого. Хёнджин едва слышно простонал в поцелуй, когда пальцы очертили круг по ареоле соска, и подался чуть ближе. Минхо ощутил, насколько разгорячило его это действие и осторожно подтолкнул парня к кровати. Хёнджин снял футболку и уселся на его бёдрах, немного расставив ноги для удобства и прильнул к мягким губам, сразу же просовывая язык в рот. Минхо блуждал руками по его телу, а затем опустился ниже к ягодицам, сжав их. На этот раз реакция была лишь положительная, Хёнджин даже подался назад. Вскоре, влажные поцелуи начали заполнять его шею, а сдерживаемые стоны — комнату. Когда Минхо коснулся соска сначала губами, а затем языком, Хёнджин едва не поплыл. Было настолько хорошо, словно он снова стремительно пьянел. Голова начала тяжелеть от заполняющего её тумана, и он, как в бреду, начал подаваться бёдрами вперёд, иногда задевая своим членом чужой. Осознание взаимности их желаний и чрезмерное возбуждение заставили сдавленно простонать. — Пожалуйста… я хочу… — пролепетал Хёнджин, когда рука Минхо начала поглаживать через штаны его стоящий член. — Хорошо, — проворковал он и помог ему снять штаны, а затем уже и свои. Они ни разу не принимали вместе душ и тактично отворачивались, когда переодевались в комнате, поэтому виды собственных членов в такой близости друг с другом сначала вызывал неловкость, которая сменилась спокойствием. Ведь теперь они друг перед другом. И это ведь Минхо сейчас водил по нему рукой, а не кто-то малознакомый. А Минхо Хёнджин доверял полностью, поэтому позволил отдаться чувствам: толкаться навстречу ладони и его члену, который он тоже захватил в свою ладонь, отчаянно стонать ему в рот, обхватив рукой шею, и пройтись мелкой дрожью, когда они кончили с небольшой разницей во времени. Хёнджин не сразу заметил, как Минхо прошёлся салфеткой по их членам и своей ладони, выбросил её в мусорку, а затем просто прижался лбом к его лбу. Некоторое время они провели вот так, просто слушая, как восстанавливается общее на двоих дыхание. — Мне так хорошо с тобой, — нарушил Хёнджин шёпотом тишину. — Мне тоже, — ответил Минхо и для подтверждения легонько чмокнул его в нос.***
Весна была солнечной и тёплой практически с самого начала, что несказанно воодушевляло, но не учиться. И явно не Джисона, который своими стонами из соседней комнаты мешал Хёнджину сосредоточиться. Ни стыда, ни совести, думал он, зачеркивая очередной пример по математике. Спросить у Чанбина прямо сейчас — не лучший вариант, у Чана — тем более. Поэтому Хёнджин надел куртку, спустился по витиеватой лестнице и вышел на крыльцо общежития. Четвёртая пара должна была закончится через десять минут и спустя пять минут двери общежития едва смогут закрываться от количества входящих людей. Хёнджин присел на лавочку и вдохнул весенний воздух, что отдавал приятной влагой после ночного дождя. Спустя как раз минут пятнадцать, толпа студентов и студенток бурным потоком стала проплывать мимо него. Заметив Минхо, Хёнджин выловил его и отвёл в сторону. — Пойдём погуляем, — предложил он. — Третья комната снова суету наводит? — тут же догадался Минхо. — Да, видимо, весной у Джисона подскакивает либидо. К тому же, мы давно не ели крылышки с тем соусом, — улыбнувшись, соскочил с темы Хёнджин и переплёл их пальцы. Минхо не мог не заразиться его улыбкой. После той ночи они стали ещё ближе, словно вышли на действительно новый уровень: не стеснялись браться за руки на людях, украдкой посылать воздушные поцелуи, перебрасываться только им понятными безмолвными фразами. Хёнджин никогда не предполагал, что может быть с кем-то настолько близок. Несмотря на то, что в школе у него были отношения и с девушками, и с парнями, с которыми он доходил до интимной близости, но ни с кем ему не было так хорошо, как с Минхо. И с ним он был готов зайти гораздо дальше, нежели взаимная дрочка. — Ты почему такой задумчивый? — спросил Минхо, протягивая ему кусочек мяса на палочке. Хёнджин ещё давно заметил в нём эту милую привычку. Взяв кусочек в рот, он, жуя, ответил: — Я думал о том, что хотел бы пойти дальше того, что мы делали в день рождения Бина. Минхо на мгновение перестал жевать и уставился в одну точку. Затем спокойно взял палочками ещё один кусочек мяса, макнул его в соус и вновь протянул Хёнджину. — Насколько хорошо ты подумал? — Ммм, мне кажется, более, чем хорошо, — ответил он, облизывая губы от соуса. — Когда у тебя день рождения? — внезапно спросил Минхо. — Ты не помнишь? — Помню, скажи мне сам. — Двадцатого марта. — Мгм, а сейчас… — Минхо разблокировали телефон и посмотрел, — о, как раз семнадцатое. — Что ты имеешь в виду? — Не то, чтобы я предпочитал интим на день рождения в качестве «подарка»… Просто хочу, чтобы ты к этому дню понял, готов ли, — Минхо отпил из стаканчика, не отводя взгляда от Хёнджина, — И это не значит, что я тебя не хочу, вижу, у тебя на лице написано. Я едва сдерживался в тот вечер. — Я… — Все нюансы обговорим в комнате. Ешь.***
Двадцатое марта пришлось как раз на воскресенье, а это значило, что к вечеру к ним в комнату завалится, как минимум, вся третья и двадцать восьмая комната для поздравлений. Хёнджин едва разлепил глаза, ибо хотелось проспать просто весь день рождения к чертям. Но не мог. Поднявшись, он направился сначала в уборную, а затем в душ. В какой-то степени, повезло, что общежитие по утрам спит, а по выходным вообще пустует, поэтому можно не скрываться и не выискивать подходящий момент. Минхо в это время копошился на кухне, хотя хотел сначала сам пойти в уборную (в душ он сходил ещё утром), но после разговора о том, что Хёнджин хочет почувствовать его в себе, а уже потом наоборот, оставил это. Поначалу Хёнджин считал такое отношение слишком серьёзным, но вскоре осознал, насколько ему приятен этот трепет и беспокойство о комфорте с его стороны. — Я поставил всё на медленный огонь, поэтому у нас есть около получаса, — уведомил Минхо вошедшего в комнату Хёнджина, а затем уточнил: — Уверен, что хочешь? — Да, я уверен, — твёрдо ответил он. — Тогда иди ко мне, — прошептал Минхо прямо ему в губы. Каждое прикосновение, казалось, обжигало даже больше, чем при первой близости. Хёнджин выгибался в спине каждый раз, когда чувствовал дыхание на своём обнажённом теле всё ниже и ниже, и выстанывал, когда зубы слегка оттягивали кожу и оставляли на ней влажные поцелуи. — Раздвинь ноги, — попросил Минхо, — Вот так, да. Хёнджин и предположить не мог, что болезненная и неприятная растяжка станет такой приятной. Минхо успокаивал его нежными поцелуями и неторопливыми движениями, а затем заставил громко простонать, когда пальцы нашли простату и начали её дразняще поглаживать. Хёнджин неосознанно старался насаживаться на них, закусив ребро ладони от переполнявших его ощущений. Минхо никогда не признается, но тот выглядел как лесная фея, пребывавшая в величайшем экстазе. Хотелось смотреть на такого Хёнджина вечность и ещё немного. После трёх пальцев, когда Минхо посчитал, что этого было достаточно для подготовки, он начал доставать презерватив из упаковки, пока Хёнджин не остановил его руку. — Давай я одену, — предложил он и вскоре раскатал защиту по члену, который вот-вот окажется в нём. Руки Хёнджина слегка подрагивали от волнения и предвкушения, и Минхо, заметив это, одарил его парой нежных поцелуев, поглаживая по щекам. Внутри чувствовался лёгкий страх, который тут же улетучился, когда Минхо согнул одну его ногу в колене и, приставив член ко входу, приблизился к губам Хёнджина и соединил их со своими, осторожно входя. Они не прекращали целоваться до тех пор, пока Минхо не смог спокойно двигаться в нём. — Быстрее, пожалуйста, я хочу быстро, — попросил Хёнджин, начав высоко стонать, когда почувствовал увеличение темпа. От его стонов у Минхо начало сносить крышу, да и в целом он в таком состоянии вызывал непередаваемые эмоции. Хёнджина хотелось довести до финала, хотелось заласкать, заставить чувствовать весь спектр удовольствия, отдаться ему полностью и ни за что не отпускать. Хотелось слышать, слушать и наслаждаться друг другом. Что они и делали. Минхо чувствовал, как внутри медленно закипает варево из бесконечно растущих чувств к этому неловкому, но такому нежному и тактильному парню. Даже сейчас, в порыве общей страсти, он цеплялся за руки Минхо, словно боялся отпускать хоть на долю секунды. Это было действительно очаровательно. Подходя к апогею, Хёнджин был готов кричать каждый раз, когда Минхо словно специально выгибался в пояснице, задевая его простату, разносившую по всему телу яркие электрические импульсы. Он понимал, что уже близок к разрядке, и сам Минхо так же чувствовал, как парень сжимал в себе всё чаще, что подводило его к краю невероятно быстро. Они кончают практически одновременно, Хёнджина бьёт мелкая дрожь, а Минхо ещё несколько раз вбивается внутрь и запрокидывает голову, испытывая сильнейший оргазм в своей жизни. Отдышавшись, через какое-то время он аккуратно вышел из Хёнджина, снял презерватив, выбросил его в стоящую под столом мусорку, а затем улёгся рядом с парнем и тут же заключил в объятия, укладывая его голову себе на грудь. Минхо погладил мокрое плечо и спросил: — Как чувствуешь себя? Хёнджин, перебирая пальцами его пряди и прикрыв глаза, ответил: — Я и не думал, что счастье может быть настолько близко.