Объятия

Он хотел обниматься. Эта мысль просто поразила его. Он хотел обниматься. Желательно весь день. Он хотел вцепиться в Эндрю, как чёртова коала, и никогда не отпускать. Но это было не про них. Они не были такими, и Эндрю, вероятно, не выдержал бы этого больше нескольких минут. Просто… Сегодня Нил чувствовал себя уязвимым. Ему приснилось одно из его самых ранних детских воспоминаний, и оно, казалось, пробудило некоторые детские инстинкты. Например, желание, чтобы о нём заботились его родители. Желание быть любимым, ласкаемым и обнимаемым и… желание спастись от этого жестокого мира, спрятавшись в материнских объятиях. Это было глупо, правда. Они оба знали, что это невозможно, они оба знали, что это ничего не изменит. Его прошлое не исчезнет, ​​если он обнимет Эндрю. Это не сделало бы ничего легче или более терпимым, но… он так сильно этого хотел сегодня. — Что? — спросил Эндрю после того, как Нил в сотый раз беспокойно прошёлся по комнате в общежитии. — Ничего. Я в порядке, — ответил Нил, потому что это было правдой. Совершенно ничего не случилось. Он просто не мог сидеть на месте. — Нил, — повторил Эндрю, и сегодня его резкий голос прорезал Нила, словно острый нож врезался в плоть. Было больно, и он вздрогнул. Что с ним не так? Он взглянул на Миньярда и почувствовал облегчение, когда в его глазах не было никаких признаков боли. Обеспокоенный взгляд заставил его снова отвернуться. Внезапно Эндрю оказался прямо перед ним, и Нил почувствовал себя невыносимо маленьким. — Да или нет? Его первым побуждением было сказать «да», как всегда, но он колебался. Эндрю собирается поцеловать его? Сегодня эта мысль кажется неправильной. Он чувствует себя не в своей тарелке. — Насчёт чего? — вместо этого спрашивает он, не в силах смотреть Эндрю в глаза. — Я хочу коснуться твоей щеки и заставить тебя смотреть на меня, да или нет? — Хорошо… да. Взгляд Эндрю напряжен, но его касание кажется мягче, чем обычно. Его лицо по-прежнему непроницаемо, но ярость в глазах исчезла. Он кажется… осторожным. — Что не так? — голос нейтрален и лишён какого-либо давления. Ты не должен говорить мне. Тебе не нужно делать ничего, что для тебя неудобно. Я просто не смогу помочь, если ты не скажешь мне, что тебе нужно. Нил слышит все это за тремя словами или, может быть, он проецирует. Может быть, он просто хочет, чтобы Эндрю сказал это, может быть, Нил сейчас слишком жаждет мягкости. — Я чувствую себя… странно, — наконец признаётся он и тут же хочет спрятаться. Такое ощущение, что ему не позволено быть таким уязвимым. Такое чувство, что Эндрю причинит ему боль, если он не остановится, хотя он знал, что этого не произойдёт. Точно не с Эндрю. Но рационального мышления сегодня не было в наличии. — Маленьким, — продолжает он. — Уязвимым. Тревожным. Просто, когда мне было четыре года, и я пришел в слезах к маме, потому что моя любимая игрушка пропала, вместо того, чтобы утешить меня, она в первый раз дала мне пощёчину и сказала, что я слишком громко говорил о такой глупости. Но это было не глупо. Мне было так грустно, и я просто хотел, чтобы она обняла меня. Нил моргнул, вернувшись к реальности через несколько секунд после того, как закончил своё объяснение, и почувствовал, как по его щекам побежали мурашки. Он покраснел. — Извини. Конечно, это было глупо. Происходило так много ужасающих вещей, а это была просто глупая игрушка. Я не должен был ныть тогда, — он не был уверен, чьи слова он сказал, они определенно были не его, но он не мог сказать ничего другого. Были ли это слова его матери? Его отца? Слова, которые, как он думал, Эндрю хотел услышать? Может быть, они принадлежали Натаниэлю, который всё ещё думал, что любая слабость будет его верной смертью. — Я хочу отвести тебя на диван, сесть рядом с тобой, твои ноги у меня на коленях, а твоя голова у меня на плече. Да или нет? — Эндрю… ты не обязан… — Да или нет, Нил? — Да, — выдохнул он, впервые за сегодняшний день его наполнило тепло. Они сели, и Эндрю позволил ему обнять себя. В этот день Эндрю спрашивал обо всём, прежде чем они сделают что-то. Можно ли провести пальцами по его волосам, если они хотят посмотреть фильм, можно ли одеяло. И так до бесконечности. Это успокоило Нила, заставило его снова почувствовать себя уверенно. Здесь никто не сделает ничего, что причинит ему боль. Он больше не был ребёнком. Больше не был во власти взрослых. Он был в безопасности и мог сказать «нет». — Мне очень нравилась та игрушка, — пробормотал Нил, когда солнце начало садиться. Он уткнулся лицом в плечо Эндрю. — Это был маленький самолёт. Я представлял, как он становится большим и забирает меня. Когда он исчез, это было похоже на потерю всякой надежды…

***

После целого дня телесного контакта Нил не удивился, проснувшись на следующее утро в одиночестве. Но его сердце наполнилось любовью, когда он обнаружил рядом с собой на подушке крошечный самолётик.