ошибка.

- наверное, мы были ошибкой, - слова, что были так равнодушно брошены в лицо, ранили куда сильнее того, что дьяволо мог действительно сделать с бруно. брюнет молча поднимает на мужчину большие синие глаза, упрямо сжимая уже побелевшие губы. расстояние между ними всего в пару шагов, буччеллати может без труда коснуться руки дьяволо, даже тянуться не придётся, однако ощущается все это совсем иначе. и бруно понимает, что до этого момента он просто игнорировал ту пропасть, ту пустоту, что всегда была между ними. только сейчас она разверзлась до таких размеров, что даже буччеллати не способен ее преодолеть, стянуть своим стендом, застегнуть на молнию этот грешный разлом, чтобы в один шаг-прыжок оказаться рядом, уткнувшись лицом в ямочку между ключицами, с облегчением чувствуя, как чужой острый подбородок опускается на его макушку. если подумать, все это время, долгие полтора года, буччеллати жил в своём выдуманном идеальном мирке, не имевшим ничего общего с тем, что происходило в реальности. будучи далеко не глупым, проницательным и не падким на редкие комплименты и знаки внимания, он делал ровно обратное. он тонул, нет, он хотел тонуть в человеке, который был его таинственным Боссом, верил каждому сказанному слову и послушно выгибался от прикосновения чужих холодных рук, заглушая стоны в белоснежных рукавах пиджака. иногда бруно казалось, что у него не все дома, раз он продолжал тянуться к дьяволо. какой нормальный человек, будет желать быть рядом с тем, кого опасается, кому не верит, кого подозревает в неискренности и лицемерии? оставаясь наедине с самим собой, бруно каждый раз убеждал себя, что сегодня он положит всему конец. что сегодня он станет свободным… крепко обняв, едва не до хруста в костях, дьяволо безостановочно шепчет ему о том, что бруно такой единственный на целом свете, человек, в котором так тонко и гармонично сплетаются свет и тьма, сила и мягкость, необузданность и покорность. а ещё, что он единственный человек, которого он, скрытный, недоверчивый, боящийся и ненавидящий людей, дьяволо, хочет обнимать, пока время не остановится, отнимая их жизни. и буччеллати верит, хоть и чувствует, что в словах этих скользит ничем не прикрытая фальшь, а пыль, так умело пущенная ему в глаза, кажется бруно самыми яркими звёздами на черно-синем полотне его радужки. зелёные глаза дьяволо такие колючие, они выжигают в буччеллати кислотные дыры, которые никогда не заживут, вот одна, в районе груди, уже болезненно кровоточит, пачкая все тот же бессменный белоснежный пиджак. дьяволо молчит, ему больше нечего сказать. бруно молчит, ему страшно сказать то, что вертится на языке уже долгое время, потому что он знает: его слова положат конец всему. сказка, и так не имевшая ни одного шанса на добрый конец, неизбежно близится к концу, разбавляемая никому не нужными, тянущими время подробностями, о которых завтра уже все забудут. нужно иметь достаточно смелости, чтобы признать своё поражение, чтобы отпустить, оставаясь ни с чем и неспособным двигаться дальше. нужно иметь достаточно мужества, чтобы понять, что все это время тебя просто водили за нос, вешали на уши лапшу, какое сравнение можно ещё привести? разрываясь изнутри на тысячи осколков, бруно поднимает лицо, бесстрашно заглядывая в чужие, не любящие зелёные глаза, зрачок которых надломлен, как и голос бруно. - мне так больно терять тебя, но знаешь… абсолютно не хочется держать, - неуверенно начинает бруно, чувствуя, как с каждым словом, его голос обретает силу. он удивленно распахивает глаза, прижимая раскрытую ладонь к грудной клетке, внутри которой бешено колотится сердце. сердце, которое больше не болит. медленно подняв взгляд прямо перед собой, буччеллати видит напротив только своё замученное отражение, на губах которого играет пока что слабая, но уже победоносная улыбка. ты действительно был ошибкой, но я смог исправить ее.