Дом из красного кирпича

— Может, объясните мне, что происходит? — решительно сжав кулаки, спросил Антон, — В конце концов, зачем вы похитили меня? Они снова находились в столовой, на этот раз за совершенно пустым столом. Впрочем, Антон бы и при большом желании не смог проглотить ни кусочка. Аппетита не было совершенно, а от постоянного напряжения его откровенно мутило. Слёзы оказали целебное воздействие — паника и страх ушли вместе с ними, оставив место лишь отвращению к происходящему. Он уже не дрожал от каждого мимолётного шороха, не оборачивался, чтобы разглядеть надоедливые тени за спиной. Наоборот, сидел с ровно выпрямленной спиной и, приподняв подбородок, сверлил остальных тяжёлым взглядом. — Антон, — сухим и сдержанным тоном ответил Александр Андреевич, — Я понимаю твою смущение… — Смущение? — ядовито повторил он, недовольно хмыкнув, — Это ещё мягко сказано. Тут совсем другое слово подойдёт. — Но мне бы хотелось, чтобы ты был благоразумнее и понял, что того требовала ситуация, — проигнорировав его выпад, объяснил дед, привычным жестом уложив кисти на подлокотники. Антон едва удержался от того, чтобы запустить нечто тяжёлое ему в голову. К сожалению, ничего увесистого под рукой не оказалось, и он лишь раздражённо выдохнул, сильнее цепляясь пальцами за столешницу. Ему пришло на ум, что даже фразы они повторяют друг за другом одинаковые, меняется только порядок слов. То же самое ему сказал Арсений десять минут назад, когда успокаивал доведённого Антона. Те же слова он слышал в день своего побега. Не позволив ледяным мурашкам рассыпаться по напряжённой спине, он спросил со сталью в голосе: — Тогда, может, вы мне объясните, зачем держать меня здесь? — и добавил, придав интонации максимальную уверенность, — Мою пропажу всё равно заметят. И напишут заявление в полицию, а мои одногруппники видели, с кем я уехал. Александр Андреевич посмотрел на него так, будто бы Антон сказал какую-то несусветную глупость. Другие домочадцы в разговор не встревали, лишь наблюдая за ними одинаковыми внимательными взглядами. Чуть повернув голову, Антон посмотрел на Арсения, сидевшего напротив, рядом со своей матерью. Кузен переводил взгляд то на дедушку, то на него, чуть склонив голову. Иногда он опускал глаза к столешнице, погружаясь в собственные мысли и будто бы закрываясь плотной шторой от остального мира. В какой-то момент их взгляды столкнулись — требовательный и обиженный Антона со спокойным и понимающим Арсения. Но, заметив, с какой неприязнью на него смотрят, он понуро опустил голову. «Предатель» — подумал про себя Антон, впрочем, не совсем понимая, в чём именно заключается его предательство. Думал ли он, что Арсений войдёт в его положение и поможет сбежать? Покопавшись в себе, он пришёл к выводу, что да, он думал об этом. Арсений в этом сумасшедшем доме, казался единственным, не утратившим рассудок. У Антона не было абсолютно ни единой причины так считать, но подсознательно он с первого дня начал отделять его от других. Было в его манере держаться нечто, за что Антон безотчётно зацепился в их первую встречу, и хотел держаться до сих пор. — Антон, — сказал Александр Андреевич тоном, не терпящим возражений, — Мы прекрасно понимаем, что ты сбит с толку и тебе кажется, что здесь тебя держат силой. Но, поверь, никто не собирается причинить тебе вред ни сейчас, ни в будущем. — Ладно, допустим, — пойдя на временную уступку, кивнул Антон, — Но для чего мне нужно оставаться тут, хоть это вы мне объясните? — Возможно, со временем ты узнаешь больше, — наконец, перестав говорить уклончивыми фразами, напрямую ответил Александр Андреевич, — Но не сейчас. — Почему? — Сейчас ещё рано посвящать тебя во все подробности, — и он умолк, всем своим видом показывая, что разговор окончен. — Но как долго мне нужно здесь оставаться? — постарался выпытать ещё хоть что-то Антон, но быстро понял, что его вопрос останется проигнорированным. Остальные уже начали подниматься из-за стола и расходиться по своим делам. Злость на всех и вся росла в геометрической прогрессии, грозясь обрушиться неконтролируемым тайфуном на обитателей дома. Он вскочил со стула, бросая яростные взгляды в удаляющиеся спины. Видя бушующую в его глазах обиду, Арсений замер в дверном проёме, не решаясь уйти. Но из коридора его окликнула мать и, поспешно отвернувшись, он в числе последних покинул столовую. Громкий хлопок от удара кулака о столешницу разнёсся по комнате, отдаваясь от высоких стен дробящимся эхом. Не сдержавшись, Антон что есть сил пнул ножку кресла, тут же скривившись от боли в стопе. Легче от этого не стало, мрачные, как дно заброшенного колодца, чувства не притупились ни на мгновение. Опершись локтями о стол, Антон спрятал лицо в ладонях, зарываясь пальцами в волосы и напряжённо массируя виски. Очевидно, криками и угрозами он ничего не добьётся, возможность побега таяла с каждой минутой. Как бы болезненно и неприятно было это осознавать, но единственное, что ему оставалось в сложившейся ситуации — ждать. Чего именно ему нужно ждать, Антон не мог предположить, никакое объяснение не могло прояснить абсурдность реальности. Он до сих пор не мог понять, зачем держать его в доме силой — разве что для выкупа или сектантского ритуала. При мысли о последнем Антона передёрнуло от отвращения. За последние пару часов он прочно убедил себя, что родственники состояли в неком культе или были помешанными фанатиками. Рёбра сковало страхом, стоило ему представить, как его приносят в жертву какому-нибудь языческому божеству или вымышленному духу. Судорожно выдохнув, Антон выпрямился, нервным жестом одёргивая край толстовки. Нет, сдаваться без боя он не намерен, не в его это было характере. Ещё в начальной школе папа научил его, что в любом деле надо идти до конца и не сдаваться ни в коем случае. Да, тогда его наставительные речи касались футбольной секции, которую Антон хотел забросить из-за того, что постоянно пропускал мячи. Но совет он запомнил и старался применять его, если чувствовал, что руки начинают опускаться. Если будет нужно, он забаррикадируется в комнате и будет сидеть в ней до тех пор, пока его не освободят. Или снесёт входную дверь с петель, чтобы самостоятельно выбраться наружу. Уверенность в том, что ему удастся вырваться отсюда, росла и крепла, подпитываемая тлеющими углями гнева. Немного успокоившись, он решил пройтись по дому и осмотреться самостоятельно. Здание, казалось, тоже издевалось над ним, ведь Антон до сих пор не мог запомнить, куда какие ведут коридоры. Дом, будто живой организм, видоизменялся, оставаясь прежним, сбивал его с толку. А отсутствие естественного или хотя бы электрического освещения усугубляло ситуацию, лишая его возможности свободно ориентироваться в пространстве. Выйдя из столовой, он направился не в холл, а в противоположную сторону, куда вёл длинный узкий коридор. Отогнав от себя едва зародившийся приступ клаустрофобии, Антон пошёл вперед, закатав рукава толстовки. Странное дело, пару часов назад он не чувствовал пальцев от пронизывающего насквозь озноба. Теперь же по телу разливался жар, который не остужал даже ледяное дыхание сквозняка. Антон, нахмурившись коснулся ладонью лба, проверяя температуру. Может, он всё-таки простудился после того, как провёл ночь на холодном полу? Было бы замечательно, со смутным злорадством подумал он. Вдруг он вправду заболеет и сляжет с температурой под сорок, а лучше, с воспалением лёгких. Пусть тогда родственнички посмотрят на результат своего «гостеприимства» и, наконец, почувствуют за собой вину. Поджав губы, Антон быстро отбросил подобные мысли. Кто знает, насколько те сошли с ума и потеряли связь с реальностью. Если он всё же заболеет, не факт, что к нему пустят врачей или позволят поехать в больницу. А от перспективы проваляться чёрт знает сколько в бреду и лихорадке без лекарств и надлежащего ухода Антона не на шутку передёрнуло. Нет уж, такого замечательного времяпрепровождения ему точно не нужно. В конце коридора показалась простенькая деревянная дверь с медной изогнутой ручкой. Потянув за неё, Антон понял, что комната не заперта и ощутил робкий огонёк надежды, разгорающийся внутри. Что, если там выход во двор, который они по случайности забыли закрыть? Машинально прислушавшись и убедившись, что за ним никто не идёт, Антон поспешно распахнул дверь. Каково же было его разочарование, когда в проёме показалось не голубое небо, а густая темнота, выступившая перед ним плотной стеной. Изо всех сил сжав пальцами дверную ручку, Антон глухо застонал. И как после этого не поверить, что дом не изводит его ложными надеждами и не пытается запутать в нескончаемых переходах? Сипло втянув воздух сквозь сжатые зубы, Антон пригляделся, пытаясь хоть что-то выловить в тягучем, как смола, мраке. Прищурившись, он заметил каменные ступени, ведущие вниз. Видимо, они вели к подвальным помещениям… Не долго думая, он принялся спускаться вниз, держась за сырые стены обеими руками. Приходилось буквально соскальзывать со ступеней, чтобы не сломать себе шею при любом неосторожном движении. Робкого света из коридора не хватало даже на то, чтобы осветить первые несколько ступеней, и Антон опустился на четвереньки, буквально сидя преодолевая оставшееся расстояние. Наконец, подошвы кроссовок наткнулись на препятствие и, протянув руки вперёд, Антон нащупал железную дверь. Та без труда поддалась, неприятно и пронзительно заскрипев, резкий звук наждачкой прошёлся по обострившимся чувствам. На автомате прижав ладони к ушам и немного потерев их, Антон досадливо подумал, что зря не захватил с собой телефон или свечи. Без них ориентироваться по дому было явно проблематично, и он отругал себя за такую непродуманность. Но поворачивать назад было поздно — кто знает, когда ещё ему представится шанс обследовать помещение. К счастью, в глубине подвала показался слабый огонёк, слабо мерцавший где-то вдали. Он то и дело опасно съёживался под сквозняками, рискуя вовсе погаснуть. Осторожно приблизившись к крошечному подсвечнику, Антон аккуратно подцепил его пальцами, изо всех сил стараясь не погасить его одним резким движением. Его света не хватало даже на то, чтобы осветить его ладони, и комнату всё равно пришлось изучать наощупь. Протянув руку вперёд, Антон трогал влажные от затхлой сырости стены и колонны, покрытые пробившимися сквозь щели растениями. Он и сам не мог понять, что так отчаянно искал в подвале, в любой момент рискуя рассечь лоб об острый край колонны. Возможно, тайный лаз или проход? Антон горько хмыкнул: нет, он не в романе Дюма, чтобы ему могло так повезти в неожиданный момент. Да и самому графу пришлось выдумать хитрый план, чтобы устроить побег, а уж что говорить про него, про Антона? Глупо надеяться, что родственники забыли запереть дверь в место, которое может быть потенциальным выходом. Задумавшись над этим, Антон едва не рухнул на пол, зацепившись за что-то носком кроссовка. Чуть не полетев на пол, он в последнюю секунду удержался за стену, намертво вцепившись в подсвечник. Пламя нервно заколыхалось, почти погаснув от резкого движения, и Антон замер, задержав дыхание. Наконец, оно выровнялось и успокоилось, и он стёр дрожащей рукой выступивший на висках пот. Перспектива остаться в кромешной темноте без единственного источника света заставила мышцы живота поджаться в неприятной судороге. Наклонившись, Антон снова осторожно тронул выступ ногой, пытаясь определить, на что он наткнулся. Препятствие напоминало тяжёлую плиту, возвышавшуюся над полом где-то на пять сантиметров. Опустившись на колени, он поставил подсвечник на пол и опустил обе ладони вниз. Под пальцами ощущался холодный шершавый мрамор, кое-где на гладкой поверхности подушечки будто проваливались в небольшие углубления.Проведя по выемкам ногтями, Антон сглотнул от неожиданно поразившей мозг догадки. Дома он вместе с мамой и папой часто ездил за город, в маленькую деревушку с совершенно заурядным названием. Там, в уютном сельском домике, он проводил летние каникулы, собирая в лесу землянику и катаясь на велосипедах с местными пацанами. Но не только этим запомнилось время, проведённое на даче. Старенький деревянный дом остался им от дедушки с бабушкой, которых Антон помнил по обрывочным воспоминаниям из детства. Оба умерли, когда он учился ещё в начальных классах, дожив до преклонных возрастов и найдя последнее пристанище на местном кладбище. Именно с ним у Антона вызывали частичные ассоциации их регулярные поездки за город. Вне зависимости от времени года там всегда находилась работа: вырвать сорняки и траву вокруг могил, сгрести опавшие листья и вычистить памятники от мелкого мусора и паутины. Это ощущение и вспомнилось ему сейчас, пока он водил ладонями по плите. Так чувствовались буквы, выгравированные на тех памятниках, пока он очищал их влажной тряпкой. Имена и даты смерти. Вздрогнув, Антон по инерции отдёрнул руки, прижимая их к груди. Решив удостовериться в догадке он, пересиливая себя, снова принялся ощупывать плиту. Ногти легко царапали выбитые в мраморе символы, пока Антон сосредоточенно восстанавливал в воображении единую картину. Ровный ряд чёрточек и завитков, расположенных на небольшом расстоянии друг от друга. Сместив руку к середине, Антон сглотнул удушающий ком, не решаясь посветить себе свечой. Сомнений не было, прочерк был ничем иным, как тире между двумя датами. Нашарив сбоку от себя подсвечник, Антон поспешил как можно скорее убраться из подвала.