Потерянная душа

Жизнь не закончилась, но у Карин стойкое чувство, что началась заново. В Аду. Или скорее на войне. В глубоком тылу противника, в изматывающей партизанской войне, которая не кончится, пока не прекратится существование врага. И нет. Карин не считает всех шинигами без исключения виноватыми. Более того, она могла бы всё оставить, как есть - брат отдал жизнь не за этот мир, он отдал жизнь за тех, кого считал своими друзьями, за свою семью. Она ведь хорошо знает своего любимого, старшего брата - ему было плевать на весь мир, пока этот мир не нависал угрозой над теми, кого он считал близкими. И это правильно. Это хорошо и понятно - защищай своих. Это то, что, кажется, живёт в их венах, в их крови. Крови рода Куросаки. В конце концов, брат шагнул на войну, а на войне умирают. Неправильно то, как система, в которой жили близкие Ичиго, отплатила ему за это. И потому ломать Карин собирается именно систему шинигами. Совет Сорока Шести - первый на очереди. Вроде бы Айзен Соске уже однажды истребил их. Но раз это их ничему не научило, подойти к проблеме надо с какой-то другой стороны. С какой, Карин ещё не придумала. Однако это дело будущего. Пока же ей надлежит учиться. Учиться и ещё раз учиться. Познавать на практике ненавистную и проклятую систему, чтобы развалить её изнутри. Сжечь напалмом до праха и пепла, как сгорела душа Ичи-нии. Карин поступает в Академию, налегая на знания, и слепые шинигами не перестают восхищаться, думая, что она хочет почтить память брата, став достаточно сильной, чтобы как и он защищать Общество душ и невинные души. Ей остаётся только стиснуть зубы и постараться не блевать от их приторно-сладких речей, под которыми она как хищник чует расчёт и жажду наживы. От чужих, жадных взглядов хочется содрать с себя кожу. Прятаться приходится у Тоширо. Который оказывается не так уж и плох, если подумать. С ним уютно молчать. И пить чай. Маленькая тайна Карин Куросаки - она филигранно разбиралась в чае и чайной церемонии. Как оказалось, именно этим можно очаровать... супруга. В редкие выходные в академии они отдыхают в его доме, и Карин со странным снисхождением ловит его восхищённый взгляд на свои тонкие запястья и выверенные движения, которыми она разливает чай по чашкам. - Ещё я умею готовить сладости, - говорит она, чтобы разбавить тишину. - Но это тайна. Если Ишшин узнает, мы от него не отвяжемся. - Я учту, - кивает ей... супруг. Боже, какой же это бред! Он не спрашивает, почему она перестала называть Шибу отцом, и она благодарна ему за это. За это и за то, что он не полощет ей мозги идеологией, не пытается говорить о брате и, в целом... ну, просто молчит. У него, как и у брата, ледяная реацу, хотя почему-то все, кто вспоминают Ичиго, говорили, что он огненный. Каждый раз, слыша это, Карин хочется смеяться. Хотя, может быть, все дело в том, что брат умел согревать? Не реацу, но присутствием. Даже когда молчал или хмурился, Ичиго грел людей, находящихся рядом с ним. Грел и словно бы наполнял их своим светом. Своей силой. Позволяя становиться сильнее. Что-то внутри Карин порой шептало, что без брата, все те люди, пошедшие за ним, не добились бы и половины всего достигнутого, кто бы их ни учил. Возможно, это были мысли слишком верящей в своего старшего брата маленькой девочки. В Готей постепенно возвращались изгнанные капитаны. Хирако Шинджи занял место капитана восьмого отряда, без страха и почти демонстративно тыча в нос всем, желающим своей маской. Наверное, он, как и Карин, хотел побольнее ужалить тех, кто предал его, но не имея сил, и в глубине души не желая терять вновь обретённое, не выходил за рамки тихого протеста. Он тоже был на похоронах брата, но не подошёл. За что она почти была согласна сказать ему спасибо. Собственные действия, отношение к мужу, некоторая забота, но отстраненность. Казалось, что она жила в постоянной неопределенности, тем не менее, уверенная как никогда. Ее жизнь, разделенная на до и после, теперь превратилась в сплошное после и "до" больше никогда не было ее частью. Она не помнила матери, не помнила теплых рук, обнимающих ее, не помнила ласковых слов или доброго нежного взгляда. Помнила руки брата, обеспокоенный наклон головы, постоянно нахмуренные брови и тяжелый взгляд, который теплел каждый раз, когда он говорил с ними. Его взор, становящийся все тяжелее и тяжелее из-за загробного мира, так никогда и не будет забыт ею. Тревога в его взгляде и то, как он уходил в тот день. Казалось, что его что-то беспокоило, что-то тревожило в тот последний месяц, и он терял себя. Что это было, ей так и не суждено узнать. О нем было принято молчать, признавать заслуги, уважать его и его семью. Именно благодаря его вкладу Шиба снова встали на ноги, и именно их браки позволили снова им стать одними из Пяти Благородных Домов. Но эта плата для нее была так ничтожна! Закулисная политика, Совет Сорока Шести, вечные переговоры и закрытые за семью замками тайны и скелеты в шкафу. Кажется, что все это копилось и росло, и множилось. Тетя, расслабленная и спокойная, стала выглядеть значительно мрачнее, хотя и старалась не показывать этого. А Ишшин занял пост капитана Пятого отряда. В какой-то момент во время своего визита в клановый квартал, в главную усадьбу, Карин увидела, как он сидел, его пальцы сжимали волосы, а сам его взгляд был каким-то полубезумным, и он тихо что-то рассказывал тете. Та, кивая, через пару мгновений рассмеялась: - Ну а что ты ожидал найти? Книжки с детскими сказками? Меньшего от чудовища и ждать не стоило! *** Искусно скрытый тайник, который Ишшин нашел чудом, был вскрыт силой: пара бумаг сгорела, но то, что он нашел, кроме него больше никто и не видел. Бумаги об экспериментах чудовища он спалил, не медля. Ровные стопки бумаг, аккуратно рассортированные, исписанные ровным почерком, пара папок, несколько отчетов и фото, периодически мелькали также заметки Ичимару и Тоусена. Ишшин с нетерпением тогда ухмыльнулся - он отнесет все это Главнокомандующему, и они выдернут все корни предателя окончательно из Готей. Его ребенок будет отомщен, а Айзену подкинут еще пару тысяч лет. А потом, как зачарованный, не удержался, не утерпел, открыл первую страницу и уставился на изображение шинигами, которого медленно поглощает белая масса, сам воин кричит, запрокинув голову, а на следующей фотографии стоит уже пустой, на следующей умирает от взмаха занпакто и краткая приписка сверху - "провал". У Ишшина начинают дрожать руки, и он торопится захлопнуть папку, но взгляд внезапно цепляется за небольшой фрагмент следующего фото. Уголок торчит совсем чуть-чуть, но он видит этот рог. Он узнает этот рог. Он видел его и видит в своих кошмарах, и кричит от боли и ужаса, как наяву. Перед ним фото пустого - пустого, который напал на его жену и... который перешел к его сыну. Мертвому отныне. Ишшин дрожащей рукой проводит по слову "успех" наверху и переворачивает страницу. Перед ним мужчина, молодой, кажется, только выпустившийся из академии, он бьет кулаками в стены барьера, у него нет занпакто и кидо, видимо, не срабатывает, раз он так просто колотит в созданные реацу стены. На следующей фотографии мужчина неверяще прижимает ладони к солнечному сплетению, со страхом наблюдая, как там разрастается пустота, его взгляд направлен точно в камеру. На другом фото мужчины уже нет, а там, где была пустота, разгорается свет, следующее фото - вспышка - взрыв - барьер разлетается - новый барьер - все в дыму. А потом медленно из частиц реацу формируется пустой. Его человеческая фигура на деле совсем не человеческая, у него нет толком рук: они превращаются в мечи; нет толком ног: они такое же оружие, как и руки, его увенчанная рогами голова чуть наклонена вперед, и пустой явно то ли рычит, толи кричит. Абсолютно черный, и лишь красная человеческая плоть закрывает его дыру. А внизу под файлами и фото идут описание способностей, атак, скорости регенерации, и Ишшин в ужасе вчитывается. Следующая папка посвящена его сыну, и он захлопывает ее, тяжело дыша, едва читает первые слова. "Вступил в контакт с Ховайто. Начало пустофикации. Победитель пока неизвестен. Вероятность проигрыша Куросаки Ичиго 76%" И слишком много о Ховайто и сыне. Слишком опасно. Пусть лучше доподлинно никто не знает, откуда в душе Ичиго взялась пустая тварь. Вайзардов только признали, но если что-то случится - быстро отправят на лабораторный стол, несмотря на вклад в победу. А вслед за ними могут обратить внимание и на девочек. Всё же, одна кровь. Одна мать и один отец. А ещё и квинси... он не знает, какого бога благодарить о том, что за все эти годы кровь лучников так и не пробудилась в них. Он поднимает голову, встречаясь взглядом с потемневшими глазами Карин, стоящей в отдалении, и бледнеет ещё сильнее. Если цена за их жизни - ненависть, он согласен. Что угодно, только бы они были живы. Со дня свадьбы он ни разу не разговаривал с ними за пределами простой вежливости. Даже Куукаку удостоена большей благосклонности, чем он. Да что там, даже их супруги добились большего, чем та пропасть, что растёт и ширится между ними со дня смерти Ичиго. Но пусть. Пусть…