Потерянная душа

Карин поводит плечом в сторону, выпрямляясь еще сильнее, каждый позвонок в ее теле, каждый нерв натянуты, кровь пульсирует в виске, отдаваясь мерным быстрым звуком. Она не бессильна! - Моя жизненная позиция проста, - она хочет пожать плечами, - я хочу мирной жизни со своим братом. - Но не мужем? - Король наклоняет голову. Муж? Муж - это не глава клана, и какое решение он бы ни принял, ее это не касается. Она сама встала на ноги, чтобы двигаться вперед, чтобы не зависеть от чужих решений, она была готова идти напролом против любых приказов, кого бы то ни было, даже связалась с Айзеном, так что знала - пойди что не так, камера рядом с Айзеном, правда, поменьше, дожидалась бы ее. - Что же, - холод закрался в его взор, - тебя это не касается, верно? Карин упрямо склоняет голову. - При чем здесь он? Господин Хитсугая - взрослый, а не ребенок, о нем заботиться не нужно, - она на секунду прикрывает глаза, - так что я не понимаю, почему наш разговор должен его касаться. - Потому что ты с ним разводишься, - Король ловит один из лепестков, который прямо в его руке превращается в прах, а потом снова появляется, нежно-розовый и будто из ниоткуда, - и ты больше никогда его не увидишь. Она подается вперед, и невольно у нее вырывается: - Что значит, больше никогда его не увижу? - И брата твоего тебе тоже не видать довольно долгое время, а, может, и вовсе, - он поднимает взгляд на нее. - Какова твоя жизненная позиция, Карин Неопределившаяся? Карин смотрит на него широко раскрытыми глазами, пальцы снова сжимаются в кулаки, кровь замедляется, и равномерный стук звучит медленнее, дыхание перехватывает. - Как тебя зовут, девочка? От этого вопроса словно что-то щёлкает глубоко внутри. Ломается. Как толстый речной лёд, под которым бушует стремительная и непокорная река. Лёд трескается, проламывается, и на свободу прорывается сила. Имя. Которое никому не под силу отнять у неё, какие бы замшелые старикашки ни принимали за неё решения. - Я дочь рода Куросаки, - чеканит она слова. - Куросаки Карин. И я не собираюсь позволять чужакам тянуть руки к моему брату, будь то хоть бог, хоть дьявол, хоть всё мироздание разом. - А ты не чужачка? - спрашивает ее божество. Карин лишь приподнимает бровь - вопрос слишком нелепый, она все же складывает уверенно руки на груди, потому что отступать уже некуда, сражение, как ей кажется, начато, и отступать уже поздно. Только вот она не осознает, что это вовсе не схватка. - Я его сестра. - Вы провели порознь три столетия, - сакуры вокруг них снова вспыхивают розовым цветом, будто лепестки взрываются со всех сторон, будто муж ее сестры активировал банкай своего занпакто, и они буквально утопают в волне розовых цветов. - Он провел здесь уже четыре десятилетия, живя сам, а ведь знаешь, Карин Куросаки, - Король смотрит своими нечеловечески глубокими глазами в ее, человеческие, - проведи вы порознь хоть мгновение, и все равно человек будет уже иным, а вы провели порознь столько столетий, - сакуры увядают. - Он уже не тот твой брат, а ты не его сестра. Вас связывает кровь, твоя старая блеклая память и чувство семьи, которое ты рвешь на мелкие куски, не оглядываясь на других близких, зацикленная. И, знаешь, - он говорит будто с сожалением, но это лишь Карин хочется так думать, было бы лучше, если бы он говорил с насмешкой или сожалением, - больше ничего. - Вам ли это тогда говорить, ведь Вы не знали его вовсе! - Верно. Не знал, - соглашается он. - А потому я и не буду искать в нём призрака. Мне нет нужды загонять его в рамки, которые я помню. Король улыбается. Несмотря ни на что, он всё ещё улыбается, и это невероятно бесит и пугает одновременно. Как можно так спокойно улыбаться, когда кто-то раз за разом проходится по больному? Если только это не больное... - Ты и твой отец, возможно, не заметили, - говорит он. - Но этого ребёнка не нужно воспитывать. Он уже сложившаяся личность. Ребёнок, да, но всё же взрослый. Несколько непосредственный, непоседливый, но это такие... мелочи. Что не требуют вмешательства. В чём он, действительно, нуждается, так это в обучении, потому что моё наследие и наследие моего сына уже проснулись в нём. - Да не нужно никому это наследие! - прорычала Карин. - Заберите его и убирайтесь. Оставьте нашу семью в покое! Ичиго прекрасно жил без него все те годы! Проживёт и теперь. - Вот видишь, - мужчина склонил голову, как большой кот, наблюдающий за цыплёнком рядом с собой. - Ты стремишься отсечь всё то, что считаешь лишним для него, считая, что права. А ведь это наследие всегда было в нём. Оно жило и развивалось вместе с ним, дышало в такт его сердцу и защищало там, где любой другой непременно бы умер. Оно бы всё равно проявилось. Со мной, без меня, при встрече с Яхве или без. Ты не можешь запретить дереву расти и тянуться к солнцу. Он всё ещё пытался в чём-то её убедить, что только сильнее злит. Сила, сила, сила... все в этом грёбаном мире только и делают, что рвутся к силе. - Раз он мог пробудить её и без Вас, значит, нет необходимости тянуть к нему руки. - И сколько будет трупов в таком случае, ты знаешь? - Нисколько, - Карин отрицательно качает головой. - Вы хотите верить, что для этого нужны трупы и жертвы, - она хочет усмехнуться. - Я не так наивна, чтобы полагать, что цены не существует, но я думаю, - она наклоняется чуть вперед, - я верю, что Ичиго может все, и трупов можно избежать. Выход. Есть. Всегда. - В могилу, но не из нее, - слива медленно оживает вокруг них, и тянутся зеленые побеги в высоту, - и ты, судя по всему, хочешь его завести туда, проложить ровную дорожку из желтого кирпича, - вспыхивает розовым цветом, - иногда выхода просто нет, девочка. Она упрямо наклоняет голову, отмахиваясь от кружащихся вокруг лепестков, солнце, ранее ярко светившее закрывает облако, и лучи света мягкими волнами пробиваются сквозь него, освещая то один, то другой лепесток или лист. И никогда не падают на беседующих. - Возможно, Вы просто не хотите его найти, - женщина складывает руки на груди, - потому что хотите забрать моего брата, будто имеете право. Это пики и булавы, это острые копья и мечи, баллисты и моргенштерны, кипящее масло. Это сражение с никем, потому что биться ей не с кем. - Ты не слушаешь, - он морщится, впервые и так внезапно показывает неприязнь. - Дело не в том, что я хочу, - он делает взмах, и слива замирает в своем цвету. - Хотя я, правда, этого хочу, - а она уже почти набрала в грудь воздуха для ответа, - но есть то, что должно быть сделано, - он постукивает указательным пальцем по дереву, и цвет пропадает вовсе, будто его и не было. Рядом с ними чисто и пусто. Никакой внезапной весны. - И есть факты, которые должны быть произнесены, - Король смотрит прямо на нее. - Ты - та, кто тащит Ичиго назад и убивает, та, кто отравляет своего мужа безразличием, и ты - та, кто должен сделать шаг вперед и попытаться исправить все это, иначе больше их не увидишь, - он делает паузу. - А если ты так не поступишь, то какое мне дело из-за того, что еще одна душа отправится в цикл перерождения? - Ичиго! - Переживет. - Вот только никогда не простит, - с ядовитой насмешкой скалится женщина. - Мой брат никогда не прощал тех, кто поднимал руку на нашу семью. Он смотрит на неё, и воздух вокруг вдруг вымораживает. Как Ичиго в самые плохие дни. Изумрудная трава у его ног покрывается инеем, а сам он глубоко вздыхает и на мгновение закрывает глаза. Благородное лицо застывает фарфоровой маской, и чётче проступают скулы и сжатая до боли челюсть. - Девочка, - он медленно и шумно выдыхает. - Услышь меня, пожалуйста. Душа, - Король открывает глаза, и Карин едва не отшатывается от ужаса: из потемневших до абсолютной черноты глаз, без зрачков, на неё смотрит древняя бездна. - Мне будет совершенно всё равно, как этот ребёнок будет ко мне относиться, если это сохранит ему жизнь, - Карин обхватывают ледяные тиски реацу, больно прихватывая за плечи, словно живые, твёрдые, но ледяные пальцы. - Есть простой факт. Медицинский, как любил шутить один человек. Духовная мощь подобных нам существ при долгом воздействии непоправимо вредит окружающим душам, не достигшим достаточно высокого уровня духовного развития. Не менее капитана, - он говорит, а Карин чувствует себя змеёй перед дудочкой факира. - Даже я, владея своей силой, не могу находиться в этом измерении дольше трёх дней. Сейчас твой брат слабее меня. Но его срок не больше месяца. А сила его растёт. Мой сын... решил эту проблему за счёт своих "детей", - он на мгновение сжимает губы в тонкую линию, но продолжает. - Каждый квинси нёс в себе частицу его души, уменьшая площадь давления на мир. И это наследие он отдал своему сыну. Мальчик ещё не принял его до конца и не сможет воспользоваться этим подарком в полной мере, предел присутствия Ичиго в измерении квинси - полгода. Потом его духовная сила начнёт калечить окружающих. Так что выбор тут прост и ясен: или он живёт со мной во дворце, набегами появляясь там и тут. Или переезжает в Ад. Где Энма с удовольствием поможет "внучатому племяннику" овладеть способностями. Карин сглатывает, потому что тиски силы давят на спину, как многотонный пресс. - Ещё ты можешь предложить запечатать силу мальчика, - проникновенно замечает правитель. - Но в этом случае обычное убийство будет и того гуманнее. - Всегда, - Карин упрямо нахмурилась, - всегда существовали места, куда не ступала нога человека, - она нахмурилась. - Пусть его силу нельзя сдержать, так пусть он и не сдерживается, пока не овладеет ей, - она чуть подалась вперед, - и я поддержу его. - Ты, правда, веришь, что такие места существуют? - он чуть наклонил голову. - Мы в мире мертвых, и у всего есть конец и начало. Здесь везде ступали человеческие души, каждый квадратный сантиметр этого измерения был давно пройден, и будь то леса, поля, реки, озера или даже лавовые пустоши - нашлась душа, которая прошла по этой земле, - Король холодно спросил ее: - Думаешь, твой брат простит себе это? Думаешь, мой внук останется после этого прежним, когда ты убаюкаешь его ложным покоем, а потом его сила вывернет наизнанку чью-то душу так, что от нее не останется даже и пепла? Женщина отшатнулась. Перед ее взором предстал темный силуэт на фоне ночного неба, окрашенного в цвета огня, с землей, потрескавшейся под его ногами и лавовыми реками, бегущими под его ступнями. Заблудшая сильная душа, ждущая своего перерождения и только начавшая свое путешествие. Где только люди не умирают. А потом душа даже не кричит, нет, в мгновение ока тело сгибается пополам, а потом просто исчезает. Ни вспышки, ни хлопка, ничего. Просто закрытые на секунду веки, и душа пропадает. Но если Ичиго ничего не узнает... - Ты, правда, в это веришь? - губы Короля кривятся в усмешке. - Карин Куросаки, твой брат отправится в измерение Короля через два дня, после переговоров с Империей квинси, а пока, - он делает повелительный жест рукой, - ты будешь молчать, думать и останешься здесь. - Вы не... - Могу. И буду, - отрезает он. - А тебе надо осознать, что мир не крутится вокруг твоих желаний. В конце концов, ты уже погубила две сильные души. - Две? - недоуменно спрашивает она, - погубила? Не понимаю... На нее смотрят с жалостью. - Не понимаешь? - он наклоняет голову на бок. - А как же твой муж? Его ты погубила своим безразличием. Желая спасти тебя, он фактически вскрыл свою душу, вытащив на поверхность память, которую не могло удержать его нынешнее воплощение. Девочка, души не просто так теряют память при перерождении. Не появись там я, и он бы уничтожил себя. Мой Страж счёл это достойной ценой, чтобы спасти тебя. Ту, кто его не любит. - Что?.. - к её горлу подкатывается тошнотворное чувство. И это, наверное, ложь, думает она. Потому что Тоширо, ей сказали, он жив. И он же умный, он не мог так глупо... Они ведь ничего не обещали друг другу. Она не обещала. Он знал это. Он... Под взглядом Короля Душ она тяжело сглатывает ком в горле, за первым страхом приходит злость. - И при чём тут я? Это был его выбор! Это меня и мою сестру против воли загнали в ненужные нам браки. Словно племенных кобыл! - Выбор, который ни он, ни Кучики Бьякуя не обязаны были делать, чтобы спасти вас. Лицемерно считать, что тяжело пришлось только тебе. - Выбор, который никому не пришлось бы делать, если бы не приказ Совета Сорока шести! - Выбор, который спас вам жизни и свободу, девочка, - отрезал Король душ. - Или же ты, действительно, думаешь, что дети, чей духовный уровень был столь мал, могли бы выжить в этом мире без поддержки духовной силой? - Что?.. Карин слушает, но не понимает, о чём говорит Его Величество. Причём тут ещё и их духовный уровень ей не ясно совершенно. - Ты не знала? - спрашивает мужчина, нехорошо щуря тёмные глаза. Всё ещё нечеловеческие. - Или забыла? Вас не убили, отправляя в этот мир. Вы остались живы. Живым не место в мире мёртвых. Ваших запасов сил не хватало, а ваш отец не мог обеспечить вас защитой. Вам нужны были супруги чтобы поделиться своей силой. Брак в мире духов - традиционный способ поддержки. - То, что нужно, - отозвался отец. Объяснения были позже. Потом. Когда они отказались куда-либо идти, пока он не скажет. А потом их пихнули в портал в огромном подвале торговца сладостями. - Прежде, чем менять мир, измени себя, - непонятно выразился правитель, выдирая её из цепей воспоминаний. - Айзен Соске тоже этого не понимал. Быть может, если бы хоть один из вас смог вырваться из кокона своих проблем, вам обоим стало бы легче. Но и ты, и он бежали к цели не тем путём, который мог принести вам пусть не счастье, но мир. - И причём тут Айзен? - Правда, не догадываешься? - почти недоуменно спросил он ее. - Нет даже предположений, - отмахнулась она. Король задумчиво посмотрел на нее. - Излишняя инициатива всегда была наказуема, а уж его идея занять мое место и вовсе смехотворна, только вот, - ей почудилась насмешка в голосе Короля, - он бы давно сдался, если бы не ты.