fuck the grammy, fuck Kim Taehyung

      Лас-Вегас — город, который просыпается тогда, когда большая часть земного шара засыпает. И разница не только в часовых поясах, совсем нет. Просто Вегас — сердцевина Невады, город, который начинает жить в ночное время суток, когда яркие вывески круглосуточных казино и всевозможных развлекательных заведений своими неоновыми цветами наполняют каждый закоулок.       Именно в этом месте, столице беззаботной жизни, в тёплый апрельский день проходит ежегодная музыкальная премия Grammy Awards, постепенно наполняющаяся прибывающими гостями. Знаменитости и влиятельные люди из различных сфер, сопровождающие их, подтягиваются к началу награждения друг за другом, щеголяя перед яркими вспышками фотокамер на красной ковровой дорожке.       Однако любая личность, оказавшаяся здесь, меркнет, когда на горизонте появляются они. Те самые семеро парней, сумевших завоевать сердца миллионов людей по всему миру благодаря силе своей исцеляющей музыки. Они те, кто несмотря ни на что смогли проложить себе дорогу к пьедесталу, молча перенеся все трудности, через которые жизнь заставила их пройти. И именно поэтому сейчас они уже в четвертый раз стоят там, где вспышки камер не прекращаются ни на миг их нахождения на дорожке и где все семеро не видят смысла своего пребывания, того, ради чего стоило бы посещать данное мероприятие. Считавшаяся много лет назад престижной музыкальная премия в данный период превратилась в чистый фарс, где консервативные европейские расисты готовы отдать статуэтку любому второсортному исполнителю, возымевшему известность лишь с помощью накрутки, нежели тем, кто как никто другой заслуживает занять титул победителей в любой из представленных номинаций.       Церемония длится уже на протяжении нескольких часов, а Тэхён чувствует себя полностью выжатым. Собственное выступление группы уже закончилось, и теперь, как и все остальные, они вновь оказываются на своих местах в качестве зрителей, выслушивая и наблюдая за оглашаемыми победителями.       И в данной ситуации, когда все присутствующие артисты передают друг другу эстафету волнения, при озвучивании номинаций, в которых они выдвинуты, Тэхён, наверное из всего зала, является единственным присутствующим, чья нервная дрожь имеет иную причину. То самое, мимолётно прошепченное Чонгуком на ухо: «После подобной выходки даже не рассчитывай сегодня на сон» после окончания выступления, заставило одним своим томным шёпотом пройтись по телу Кима табун мурашек, не отпускающих до сих пор. Внешние спокойствие и уверенность внутри отражаются трясущимися поджилками от предвкушения того, что ему уготовано его личным искушением. А пока что Тэхён вынужден обманывать собственные мысли фальшивой подменой заинтересованностью всего происходящего.       Статуэтки нет. Не выиграли. Для них подобный исход был ожидаем, поэтому особо сильного расстройства не испытывают, тепло улыбаясь каждому подходящему, подбадривающему и желающему сфотографироваться. Пообщавшись, каждый со своими собственными объектами интереса, все вместе отправляются в отель, где продолжение банкета следует только для них семерых и для нескольких миллионов фиолетовых сердец их армии, наблюдающими за ними через экраны своих гаджетов на прямой трансляции.       Вилайв. Шампанское. Усталость.       После того, как эфир завершается слегка напускным бодрым прощанием и камера выключается, Тэхён становится первым, кто покидает общую комнату и отправляется в собственный номер. Глаза начинают медленно слипаться от измотавшего всё тело дня, преследуя единственно значимую в данный момент цель — поскорее лечь спать. Что изначально не входило в планы другого человека.       Когда Тэхён оказывается в собственном номере, то не успевает даже скинуть знатно надоевший пиджак, как за спиной раздается звук вновь открывшейся и сразу же обратно закрывшейся двери, характерно щелкнувшей от полного закрытия перевёрнутого замка. Даже не поворачиваясь, узнаёт вошедшего, чувствует всем нутром, каждой клеточкой своего тела и сознания. В мыслях моментально всплывает то самое предложение, слетевшее с чужих (родных) губ, которое в какой-то момент всё-таки удалось обмануть посторонними вещами и полностью забыть о нём.       Сейчас же, когда горячее тело Чонгука прижимается сзади, руки обхватывают поперёк талии и по-собственнически вжимают в себя, Тэхён вспоминает чоново обещание, которое становится антидотом для уставшего организма.       — Г-гук, — первым подаёт голос Тэхён, когда теплое дыхание ощущается в районе шеи.       — Никак не пойму, — не даёт вставить слова Чон, оставляя своим низким и слегка охрипшим от лёгкого опьянения голосом ожоги на медовой шее. — неужели тебе приглянулась эта второсортная певичка или просто настолько сильно понравилось играть натурала?       — Гук-и, ты же знаешь, что это всё было лишь частью постановочной программы, мы же вместе это всё репетировали.       — Репетировали, — подтверждают, но хватку на чужом теле усиливают, — но я не думал, что ты настолько сильно вживёшься в роль. В какой-то момент я даже подумал, что тебе очень даже всё понравилось, учитывая, как близко ты к ней прижимался, — голодным зверем рычит Чонгук, опаляя горячим дыханием чужое ухо.       — Я перенервничал, — чувствует, как дыхание сбивается с привычного ритма, подскакивает пульс, с губ слетает оправдание.       — Перенервничал? Из-за неё? — в моменте зависая от услышанного, задает вопрос.       — Д-да, ой, то есть, нет! — моментально реагирует Тэхён, теряясь от собственных неправильно сформулированных слов. — Я хотел сказать, что не из-за неё, я не так выра…       — Малыш, сегодня ты наступаешь на одну мину за другой, — звучит уже более серьёзным и властным тоном.       — Чонгук, что ты задумал? — вмиг настораживается Ким от подобной резкой смены тона родного голоса, не предвещающей ничего хорошего.       — Осуществить то, о чём я тебя предупреждал, — Чонгук вгрызается в чужую мочку уха и начинает медленно расстегивать одну пуговицу за другой на кимовом пиджаке, — за подобное неповиновение следует наказать, — ладонь отстегивает последнюю пуговку и взбирается по телу вверх, останавливаясь у самого основания шеи и ослабевая галстук.       — Что?! — Тэхён не успевает среагировать, когда собственная шёлковая лента при пособничестве Чона змеёй сползает с шеи и в следующий же миг оковами сцепляется в районе запястий на его заломленных назад руках, лишая возможности управлять ими.       Страха нет. Тэхён знает, как ничто другое на свете, что Чонгук не сделает ему ничего плохого. Его мужчина, который после окончания тяжёлого рабочего дня всегда долго ласкал каждый сантиметр его тела и заставлял выгибаться под собой от доставляемого удовольствия, никогда бы не посмел сделать того, что не понравилось бы самому Киму. Даже сейчас, связанные собственным галстуком руки, настораживают, но не внушают никаких опасений.       Вместо страха…       …предвкушение от дальнейших событий.       — Г-гук… — пытаясь собрать остатки разума, вновь заговаривает Тэ.       — Пошли, — звучит властно, когда Чон хватает заломленные руки в районе локтя и всё-таки жмёт не слишком сильно, стараясь не причинять боли.       Чонгук подходит к двуспальной кровати, первым на неё садится и тянет Тэхёна на себя, точнее на свои расставленные бёдра, укладывая на них Кима вниз животом.       — Только не говори мне, что, — догадываясь о дальнейшей последовательности событий, подаёт голос Тэхён, когда тело от подобного необычного положения напрягается…       …и снова в предвкушении.       — Непослушных малышей всегда следует наказывать, — с ухмылкой обрывает чужие слова Чонгук и одним рывком стягивает кимовы брюки вместе с бельём, приспуская одежду до колен и любуясь обнажившимися гладкими ягодицами, так и манящими вцепиться укусами и оставить алые отметины.       Мгновение — и по комнате проносится оглушительно громкий в тишине помещения первый шлепок. Нежные половинки от подобного грубого обращения содрогаются от неожиданности, дополняясь слетевшим с персиковых губ первым стоном:       — А-ах! Чонгук… — единственное, что может выдавить из себя Тэхён, когда тело реагирует на подобное проявление властности своего мужчины и вместо отталкивания, непроизвольно подаётся навстречу большой ладони.       Вместо ответа — новый шлепок по другой половинке. Резче. Сильнее. Грубее.       Принявшая на себя первый удар правая ягодица расцветает ярким следом, приобретающим всё больший пигмент. Количество шлепков сопровождается равным числом стонов, звучно слетающих с губ Тэхёна каждый раз, когда по телу проходится дрожь от очередного удара. В подобной ситуации ни одна мысль не успевает задержаться в голове, выбиваемая из сознания шлепками.       Единственное, что имеет значение…       — Ч-чонгук, а-ах! — срывается новый вскрик после очередного шлепка.       — Смотри-ка, а наказание превращается в поощрение, — ухмыляется себе под нос Чон, подмечая, как уже полностью раскрасневшиеся ягодицы после каждого шлепка вздрагивают и подаются к большой ладони, требуя ещё и ещё. — Не знал, что тебе такое нравится, — дразнится, чувствуя, как чужое возбуждение уже вовсю упирается ему в бедро, и сдерживает порыв припасть к половинкам губами и залечить каждый удар исцеляющим поцелуем.       Но вместо нежности — новый звонкий шлепок и сладкий звук любимого голоса.       — Гук-и, п-пожалуйста, я хочу…       — Ну-ну, малыш, не всё так быстро, — издевательски медленно тянет, понимая, о чём просят.       Собственное терпение у Чона медленно начинает подходить к концу, однако голодного зверя старается пока что ещё немного попридержать на цепи.       — Для начала постарайся загладить свою оплошность, а потом я подумаю над тем, чего хочешь ты, — констатирует младший.       — О чём…а-ах!       Оставляя напоследок по паре звучных отпечатка каждой половинке, Чонгук заканчивает с первой частью задуманного и переходит ко второй. Аккуратно придерживая за предплечья неспособного двигать собственными руками Кима, он приподнимает его с собственных бёдер, смотрит в возбуждённые до предела глаза и затягивает в недолгий поцелуй.       — Давай, малыш, так, как ты умеешь, — ниточка от быстро разорванного поцелуя продолжает растяиваться между губами обоих до последнего, когда Чонгук выдыхает слова в чужой рот и взглядом указывает своему мужчине на дальнейшее действие.       — Руки, — просит Тэхён, пытаясь избавиться от сковывающей движения ткани.       — Без рук, — коротко и чётко пресекают попытку ослабить воздействие шёлка на запястья и самостоятельно давят на плечи вниз.       Без возражений. Без возмущений.       Тэхён подчиняется беспрекословно, не говоря больше ни слова и подчиняясь рукам любимого. Опускается на колени между любезно раздвинутыми ногами.       Чонгук идёт навстречу, самолично расправляясь с пряжкой ремня на брюках, но, когда руки тянутся уже к молнии, ладонь нежно целуют, заставляя остановиться. Чон, поняв чужое намерение, убирает руку, и уже в следующий момент молния с характерным звуком следует вниз с помощью персиковых губ, зацепившихся за основание.       Осилив первую задачу, Тэхён дарит новый поцелуй через ткань белья внушительному бугорку. От подобного невинного жеста Ким получает донёсшийся до слуха громкий рваный выход. Довольный реакцией своего мужчины, смелеет и следует дальше. Зубы аккуратно прикусывают край чёрных боксеров и спускают ткань ниже, высвобождая возбуждённый член. Персиковые губы дарят новый поцелуй налившейся головке.       Поцелуй. Ещё один. И ещё. С каждым разом становящийся всё более мокрым.       Дальше Тэхён со знанием дела проходится по всей длине ствола языком, сходя с ума от выступивших венок и делясь своим сумасшествием с тем, кто зверем рычит от ласки, понимая, что делают всё именно так, как нравится. Так, как Чонгук любит.       Пухлые губы после нежной прелюдии вновь возвращаются к головке и уже полноценно захватывают в свой плен, медленно вбирая в себя всё сильнее.       Стеснения нет абсолютно никакого. Для них обоих это давно пройденный этап, когда несколько лет назад впервые открыли друг перед другом чувства и после начала отношений нервно сглатывали, оставаясь наедине в комнате.       Теперь же Тэхён без какого-либо смущения, словно самый вкусный на свете леденец, сосёт большой член, стараясь вобрать до самого основания, что из-за внушительных размеров до конца никогда не удавалось. Несмотря на тщетные попытки, старается вобрать как можно больше, когда на помощь приходит большая ладонь своего мужчины, вцепившаяся в смоляные волосы до корней.       — Блять, Тэ… — наконец подаёт свой голос (рычание) Чонгук и сильнее давит на любимую макушку, всё-таки заставляя вобрать своё возбуждение до основания. Когда член от подобной резкости оказывается практически весь у Тэхёна во рту, воздух из легких выбивается с катастрофической скоростью, а к горлу подкатывает рвотный рефлекс, заставляющий подавиться и закашлять. На глазах выступили первые слёзы, но Ким даже не думал отстраняться. Вдохнув немного свободнее, он вновь вбирает немаленький член и с помощью руки Чона в волосах сосет усиленно до тех пор, пока сверху не слышится громкий рык.       Чонгук обильно кончает в чужой рот, не позволяя отстраниться. Но Тэхён и не против. Семя любимого мужчины со слегка солоноватым привкусом на языке ощущается самым вкусным соком, который можно себе только представить, поэтому практически сразу же полностью проглатывается.       Выпуская орган изо рта, Тэхён намеренно оставляет дорожку смешанной вместе спермы и собственной слюны, тянущейся от головки до его губ. Смотрит и видит, как по-прежнему налитый кровью член продолжает стоять каменным колом, не удовлетворившись одним разом.       Недостаточно. Одного раза Чонгуку никогда не бывает достаточно.       Как и Тэхёну, чей собственный так же вставший член болезненно ноет, обильно истекая и моля о ласке, касании, разрядке.       — Ч-чонгук, — жалостливо просит, смотря снизу вверх с надеждой.       — Иди сюда, — с хрипотцой отвечают и подтягивая рукой за аккуратный подбородок, тянут наверх.       Стоит любимому лицу вновь оказаться на уровне глаз — и Чонгук впивается в медовые губы напористым поцелуем, сразу же по-собственнически вторгаясь языком в рот и разделяя остатки вкуса собственной спермы. Сталкивается с языком Тэхёна в диком танце, подстраивая под собственный сумасшедший ритм, от которого оба заводятся окончательно.       Голодного зверя наконец спускают с цепи.       Чонгук тянется к чужим заведённым за спину рукам и лёгким движением избавляется от надоевшего и ему самому галстука, оставляющего на тонких запястьях яркие следы.       Тэхён, ощутив полноценную свободу, быстрым движением скидывает надоевшие брюки вместе с бельём и, раздвинув ноги в стороны, усаживается на бёдра своего мужчины. Тонкие длинные пальцы зарываются в густоту чоновых волос, а сам он в нетерпении ёрзает собственным возбуждением о чужое.       — Ч-чонгук, пожалуйста… — растворяется в воздухе сотая просьба.       Лёгким нажимом на губы давят указательный и средний пальцы Чонгука, заставляя разомкнуться и пропустить внутрь.       Очередное подчинение.       Тэхён облизывает большие пальцы на всю фалангу, стараясь оставить на них как можно больше слюны.       — А вчерашние шарики оказались не такими уж плохими. Смотри, как легко входят, — напоминает о использованной недавно новой игрушке, когда смоченные пальцы практически сразу же безболезненно проскальзывают внутрь розового колечка мышц.       Указательный и средний двигаются в привычном ритме и быстро принимают пришедший на помощь безымянный. Растянутые стенки любовно поддаются на нежную ласку, судорожными сжиманиями прося, как и хозяин тела, уже полноценно наполнить чем-то большим. Тем, в чём нуждаются. Когда пальцы спустя несколько минут выскальзывают, оставляя взамен пустоту, Ким готов начать жалобно скулить.       Чонгук хватает Тэхёна за талию, ссаживает со своих колен и аккуратным движением отправляет любимое тело на кровать животом вниз. Скинув с самого себя знатно надоевшие элементы одежды, помогает и Киму избавиться от последнего — рубашки.       Чувство опустошения внутри Тэхён ощущает недолго, стоит ощутить меж своими разведенными ягодицами влажную прохладу слюны, а сразу же следом резкий толчок сзади ворвавшегося одним заходом члена. Грубое проникновение разом выбивает из легких весь воздух, лишая возможности соображать.       — Чонгук…а-ах! — вырывается громкий стон из тэхёновых губ, когда широкие ладони устраиваются на талии, и темп сразу же становится жёстче, не давая времени на то, чтобы выровнять дыхание.       — Даже не проси, сегодня нежно не будет, — пресекает возможно последовавшие бы слова Кима Чонгук. Удобнее приподняв чужие ягодицы вверх и заставив любимого прогнуться в спине, он возвращает ладони на законное место, и, выходя практически до основания, с новой силой резко вбивается в желанную узость обратно.       — Н-не буду…а-ах! — стискивая в пальцах край простыни, возвращает себе голос Тэхён, сгорая в пламени чувств от приносимых телу ощущений с каждый новым толчком. — Н-но, я хочу видеть…твоё лицо…пожалуйста, — молит собственного бога в надежде на разрешение.       Несмотря на неутихающий темперамент, зверь беспрекословно подчиняется своему хозяину. Сделав ещё несколько размашистых толчков, Чонгук выходит из сладкой узости любимого тела, переворачивает Тэхёна на спину и, когда наконец сталкивается с родными глазами, вбивается под новым углом с такой же резкостью. Он закидывает длинные ноги на спину, а жёсткие толчки дополняются ускоренным темпом, разнося по приглушённой комнате громкие стоны обоих, тонущих в своём сумасшествии.       — Блять, какой же ты всё-таки узкий, — рычит Чон, когда влажные стенки из раза в раз продолжают сжимать его член внутри.       — П-поцелуй меня, — жалобно просят снизу и тянут руку вверх навстречу.       Зверь вновь склоняет голову перед своим человеком и, не замедляясь в ритме, наклоняется, захватывая персиковые губы в плен и чувственно терзая. Новые стоны теряются в сладком поцелуе, в то время как кислорода с каждой секундой становится всё меньше и меньше.       — Чонгук, быстрее, пожалуйста. Я уже почти… — вбирает жизненно необходимый воздух в легкие после разрыва поцелуя. Звучит очередная мольба.       — Как скажешь, малыш, — озвучивая, подчиненяется Чон, наращивает темп. — Давай вместе, — слышится напоследок, после чего громкие шлепки влажных тел и смятые простыни являются следствием потери рассудка двоих людей, существующих только друг для друга.       Стоны смешиваются в одну общую мелодию, заставляющую обоих умирать от голоса любимого, наслаждающегося приносимым удовольствием. Чонгук двигается быстро и размашисто, чувствуя любимое тело, как свое собственное. Наклонившись к своему родному, оставляет на чистой шейке багровый засос, за которым раздаётся крик удовольствия. Тэхён изливается первым, пачкая обоих, а Чонгук присоединяется следом уже спустя пару секунд размеренных толчков, кончая внутрь с животным рыком. Послеоргазменная судорога волной передаётся от одного к другому, заставляя ещё на протяжении минуты биться в сладких конвульсиях.       Когда Чонгук выходит из любимого тела и, тяжело дыша, падает рядом на кровать, продолжает держать взгляд на собственном ангеле.       Или скорее демоне.       Уже в следующую минуту Тэхён тянется к собственному анусу, из которого медленными толчками начинает вытекать чужая сперма. Собрав немного семени на кончиках пальцев, Ким мажет белёсой жидкостью по собственным губам, продолжая на протяжении всего этого времени удерживать зрительный контакт.       — Может, мне почаще так себя вести, чтобы ты меня так же жёстко трахал после? — с провокацией спрашивает Тэхён, слизывая языком с губ семя, в то время как в глазах играют черти, требующие незамедлительного продолжения.        — Ким Тэхён, не нарывайся, — предупреждающе звучит ответ, когда возбуждение вновь возвращается. — Я из тебя не просто душу вытрахаю, а сожру всего целиком, не оставив даже косточки.       — Ну, так вперёд, — с той же провокацией в голосе Тэхён вмиг оказывается сверху, седлая крепкие бёдра, — можешь начать уже сейчас.       И в темноте высотного отеля, освещаемого лишь яркими огнями ночного Вегаса, двое вновь утопают в друг друге.